Анатомия развода

25

Юрий не выносил кино и театры. Неизвестно почему. Очевидно, не нуждался в зрелищах, которых просит народ. Дружки-приятели, тусовки, кафе, дискотеки, бары — это пожалуйста, сколько угодно, но культпоходы в кино… При всяком упоминании о нем Юрий морщился, кривился, гримасничал…

— Ну, пойдем в кино! — часто ныла Аня. — Или в театр!

Если ей вдруг с великим трудом удавалось все-таки завлечь мужа куда-нибудь, он демонстративно вытаскивал в антракте из кармана специально припасенную для этого случая газету и утыкался в нее. Аня бесилась и шепотом злобно ругалась, чтобы не слышали зрители вокруг. Юрий на ее ругань не реагировал и продолжал увлеченно читать о новых программах Наташи Королевой и успехах группы «Тату».

— Бессильный гнев, — усмехался он. — Ты зря тратишь на меня свои нервы. Пожалей себя! Я неисправим.

Теперь его нелюбовь к кинотеатрам очень пригодилась. Ее стоило использовать с немалой выгодой для себя.

— В кино не пойдешь? — невинно спрашивала Аня. — Какой-то новый американский фильм, двухсерийный… Вроде бы хороший…

Юрий привычно гримасничал.

— Тогда пойду одна, — печально говорила Аня. — Тебя переделать невозможно.

И убегала. К Анатолию.

Так прошло три недели. И пора было возвращаться домой, к своим на время позабытым делам…

Все эти сочинские дни Аня даже не вспоминала о доме и о Москве.

В странном горячечном состоянии, когда все вокруг раскалялось от солнца и люди разогревались точно так же, как деревья, камни и тротуары, она забыла, где и с кем находится, что было и прошло и как теперь сложится ее будущее… Она добилась своего. Может, иначе и не выжила бы.

Анатолий вновь помог ей, спас, вытащил из черного провала… И она должна быть ему благодарна… Должна быть… Но не была.

— Я позвоню тебе в Москве, — пообещал он вечером перед своим отлетом.

И услышал вдруг холодное:

— Нет. Халфин удивился:

— Почему нет? Что с тобой?

— Толя, прости меня, — торопливо, сбивчиво заговорила Аня. Сколько же раз она уже просила прощения и сколько раз еще придется просить?! Она кругом виновата, перед всеми: перед Юрием, перед мамой, перед любимой подругой Олей, о которой совсем забыла. — Я ведь искала… сама не знаю, что я искала.. и с твоей помощью… мне нужно было просто отвлечься, забыться…

— Я знаю, — спокойно отозвался Анатолий. — Какие тут Америки? И я ни на что особо и не рассчитывал. И все-таки иногда надеялся… Думал, все еще может измениться в мою пользу… Ждал… Но не дождался. В этом нет ничего страшного. Просто жизнь.

— Которая никогда не стоит на месте, — напомнила Аня его слова.

Анатолий сдержанно кивнул:

— Именно поэтому люди и надеются. Анюта, если тебе когда-нибудь что-то будет от меня нужно… Мало ли что… Медицинская помощь… Я неплохо владею гипнозом…

— Да-да, конечно, — поспешно пробормотала Аня. — Мне всегда было трудно понять, о чем человек думает…

Анатолий пожал плечами:

— Да нет, это как раз нетрудно… Значительно сложнее понять, что он чувствует.

Аня смотрела в сторону.

И он действительно опять помог ей. Аня была просто уверена, что, не повстречай она Анатолия в клинике, сын у нее никогда бы не родился. Ее третий ребенок…

— Я понимаю, все женщины мечтают родить, — часто повторял Юрий. — Но если сама природа против, Бог против — как же можно идти ему наперекор?!

Он призывал Аню смириться и навсегда забыть о детях. Она молча, судорожно стискивала кулачки и мириться с судьбой не желала. Пусть все на свете ополчились против нее! Пусть никто не хочет, чтобы он родился, ее малыш! Но Аня будет сражаться за него до конца, столько, сколько сможет, пока хватит сил…

И он родился…

Аня с интересом вслушивалась в это новое, непривычное для нее слово — сын…

«Я купила твоему сыну распашонки, легкие и байковые, — писала в записке в роддом мать. — Постирала все эти „мужские“ рубашки. Завтра едем с Юрой за одеялами и пеленками. Отец на радостях приволок сразу кроватку, ванночку, коляску и груду памперсов. Ими теперь завалена вся квартира».

Конечно, во все приметы они верили свято и не покупали ничего до рождения третьего малыша.

Сын охотно сосал грудь и был очень серьезен. Как настоящий мужичок, обремененный мирскими заботами и жизненными тяготами, уже давящими на него, будто каменная плита.

Один раз зашел Толя, проведать. Серьезно осмотрел малыша, поздравил, подарил несколько погремушек…

Еще когда Аня лежала на сохранении, Юрий стал устраивать ей жуткие, неприличные истерики.

— Это ты из-за него не хочешь выписываться! Снова закрутила роман со своим докторишкой?! — орал он в мобильник. — Что тебе там так долго делать, в этой паршивой клинике?!

— Какой роман, ты обалдел? С таким пузом? — пыталась урезонить его Аня. — Ты какой-то дикий…

Сын надолго заменил Ане все и всех. Да еще через полтора года родилась дочка… И Анюте почудилось, что она совершенно счастлива. Пока не очнулась от своего счастья.

Она привычно торопилась домой. Возле метро, под фонарями, болталось несколько юных пар, которые, по обыкновению, никак не могли разлепить свои клейкие объятия.

Аня, усмехнувшись, с презрением и умудренностью женщины, почти завершающей земную жизнь, прошла мимо. Но что-то заставило ее попридержать шаг… Она всмотрелась повнимательнее. Да это, оказывается, ее муж собственной персоной, Юрий Воробьев…

Он шел неторопливо к своей машине, сунув в рот сигарету, вальяжной походкой вполне довольного жизнью и удовлетворенного женщинами человека. По его виду было несложно догадаться, что от своей девицы, семенящей возле на высоких каблучках, он совсем недавно получил то. что хотел. И получал уже не раз и, вероятно, далеко не от нее одной. Ане стало больно видеть Юрия, шагающего мягко и степенно, как насытившийся кот, небрежно приобняв плечи своей подруги.

Они мелькнули мимо Ани слабо различимыми точками, еле заметными мазками, росчерками кисти на стене…

Он шел рядом с девицей с гордой, вызывающей, но какой-то странно циничной улыбкой, не слишком понравившейся Ане. Ей показалось, что Юрий, родившийся властелином, даже не сомневался в итогах. Все должно было быть именно так, а не иначе.

Он глядел на свою спутницу с интересом, вспыхнувшим когда-то, вероятно, не очень давно, как газ в конфорке. Пламя горело ровно и спокойно, одаряя своим теплом всех вокруг.

Ох, как пристально он ее рассматривал!.. Прямо как уличный художник на Арбате, готовый немедленно создать твой портрет за приличные деньги.

И внезапно Аня подумала, что власть всегда сексуальна. Недаром в известной песне девушки интимно и страстно объявляют, как безумно хотят президента.

Когда-то Анина уверенность в результативности игры с Юрием оставалась кирпично твердой. Анюта таила непоколебимое убеждение, что все будет так, как она загадала, пожелала и распланировала. Но они оказались с Юрием очень похожи, а это плохо. Широко известный постулат о якобы притягивающихся разных полюсах Ане давно казался сомнительным. Опыт ее пусть еще короткой семейной жизни доказывал — люди с одинаково настойчивыми, одинаково несгибаемыми и рвущимися вперед характерами ужиться не смогут никогда, ни при каких обстоятельствах. Такие приятели быстро станут неприятелями, поскольку столкнутся лбами, то бишь жесткими нравами и непробиваемыми волями и стремлениями. Такие любовники мгновенно страшно разругаются, поскольку не смогут найти общего языка, понять друг друга и хоть в чем-то уступить. Упрямые, как встречные поезда, ошибочно переведенные на один путь… Им никогда не разбежаться в разные стороны — оптимальный и наиболее спокойный вариант! — а только столкнуться и разбиться.

Слепить едва наметившиеся отношения, продолжить их и укрепить похожим друг на друга людям не удастся. Каждый будет стремиться захватить бразды правления, встать к рулю их общего на время прогулочного катера под названием жизнь и выплыть на широкий водный простор И все возможные варианты руководства рухнут, как один.

Первый, на который рассчитывала когда-то Анюта, — постель. Но темпераментной Ане не удалось завлечь прохладного Юрия. Второй — откровенная лесть и признания в любви. Ах, как я тебя люблю, дорогой Юрочка! Просто жизни без тебя не представляю! Но Аня так говорить стеснялась Третий — лицемерное преклонение перед его талантами. Кто же лучше тебя, Юрка, сможет сделать в доме ремонт и заработать деньги на нашу общую жизнь? Но Аня не умела так откровенно врать.

А чего же ты хотела и ждала? — подумала она Ведь мама предупреждала давно, еще когда родился Денис… Именно в то время нужно было сделать выбор: или отдать Дениса маме, переложив целиком на ее плечи заботы о внуке, она ведь не возражала, даже предлагала, или выбрать сына… Она сделала последнее. А Юрка продолжал жить так, как ему нравилось, как он привык, — таскался по приятелям, пил в барах, сидел допоздна в кафе… Он жил своей прежней холостой жизнью, ничего не желая и не собираясь менять…

Чего же она хотела? Или действительно опрометчиво надеялась, будто муж останется ей верен на всю оставшуюся жизнь? Он отплатил ей сполна, возможно даже не задумываясь о мести. За него просто расплатилась жизнь… И мама давным-давно предупреждала Аню и об этом…

Теперь в ней копились, собирались, сбивались в большой липкий комок раздражение, неудовлетворенность, горечь. Она чувствовала себя униженной, задавленной, прибитой. Казалось, что она принесла в жертву Юрия, а на самом деле принесла себя. И все равно получила своеобразный домострой… И ради чего?! Ради чего она мучает себя, издевается над собой и живет с человеком, который ею помыкает и распоряжается по своему желанию и усмотрению?! Гуляльно-бродильный муж… Разве об этом она мечтала когда-то?..

Да, она сама дала себя купить… Но разве подозревала о том, что такое жизнь?! Разве знала, как себя в ней вести, что делать, каким образом бороться и справляться с трудностями? И вообще какими они будут, эти трудности? Хорошо бы найти и прочитать учебник жизни. Но такого еще никто не написал. Есть только энциклопедия выживания. Но это про другое…

Счастье, в представлении Юрия, складывалось из спокойной души и здорового тела. Но организовать это спокойствие и здоровье каждый должен уметь и хотеть. У него все сложилось наилучшим образом. И теперь он полностью, всегда и во всех проявлениях, принимал жизнь. А вот Аня — нет.

Ей все уже надоело. Она больше не могла жить так, как живет. Устала от монотонности, серости и безнадежности своего бытия. Работа, в которой Анюта разбирается плохо — ведь она без конца рожала! Мама вновь права, ну какой из нее врач? Она снова — в который раз! — ошиблась на свой счет и приняла желаемое за действительное. Искала любви, но, очевидно, делала это неправильно, неразумно, так, как никто никогда не делает. Аня не годится на роль подчиненной, не может быть тихой и податливой, терпеливой и смирной и сидеть всю жизнь молча возле мужа.

Ане порой начинало казаться, что все без исключения предметы в квартире теперь относятся к ней по-новому, с нескрываемым презрением. Книги обливали холодом корешков, ложки и ножи выскакивали из рук и резво прыгали на пол, краны иронически гудели… Слишком быстро перегорали лампочки, чересчур промерзал холодильник, не желала отмываться плита… Квартира словно объявила Ане своеобразный бойкот, издеваясь над ее неумением жить и откровенно выживая. Но Аня не хотела сдаваться — это было не в ее правилах и привычках.

Правда, у нее был обязательный принцип — никогда никому не быть в тягость и не играть роль жертвы. А тут ей явно пытались навязать именно эти две отвратительные роли.

Нужно лишь рвануться и вырваться из сетки, наброшенной на нее когда-то.

«Юрка, родной мой, единственный… Что ты наделал, Юрка?! Что мы с тобой вместе наделали…»

Никто не хотел отвечать…