Ангел-Хранитель, или Никогда не работай в библиотеке (СИ)

Глава 2

— Надо переставать ходить по помойкам. Дадут по голове чем-нибудь тяжелым, а потом будет бегать какой-нибудь мужик с моим рюкзаком, — проворчала я себе под нос, и ускорила шаг, чтобы быстрее пройти злачное место.

Дойдя до дома я прошла через сквер, весь засаженный кустами сирени. Было приятно проходить через него, вдыхать аромат цветов. Я с детства любила этот небольшой островок природы среди городских джунглей. Было приятно садиться на скамейку в центре сквера, включать музыку в наушниках и смотреть за тем, что происходит вокруг. Прыгающие с ветки на ветку птицы, редкие прохожие, ветерок, гоняющий пустой пакет, все это через призму музыки приобретало другой смысл. Исчезали проблемы, повседневность, оставались только эмоции, будто попадаешь в параллельный мир или альтернативную вселенную и через завесу можешь наблюдать за всем со стороны. Я как обычно села под раскидистый клен, достала наушники и включила легкую расслабляющую музыку. Звуки гитары потоком влились в мой мир, отгородив от реальности.

Наглый воробей спикировал к ноге и стал прыгать, косясь одним глазом в мою сторону, нет ли чего-нибудь вкусненького? Я засмотрелась на него и не заметила, как на дорожку вышел высокий стройный юноша.

«…он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен»[1] — некстати вспомнила я слова Изольды.

Парень был одет не по-современному: напоминающее лохмотья летнее пальто висело на нем мешком. Молодой человек растерянно озирался по сторонам, замедлил шаг и присел рядом со мной.

— Ничего, если я здесь остановлюсь?

Я вынула наушники и нажала паузу на телефоне, не стесняясь разглядывая парня.

— Конечно, садитесь.

— Вы не могли бы мне кое-что подсказать, никак не могу уловить суть, — продолжал молодой человек разговор. — Понимаете, я здесь недавно.

— Это видно, — чуть улыбнулась я, поймав себя на том, что смотрю на его боты, по дизайну недалеко ушедшие от лаптей.

Незнакомец удивленно поднял брови.

— Эй, — раздался с противоположного конца аллеи зычный голос дворника Семена Сергеича, — чего тут расселись?

Дворник, размахивая метлой, двинулся к ним. Я взглянула на парня, его лицо изменилось, напряглись скулы, взгляд стал холодным и жестким. Ни говоря больше ни слова, он встал и выбежал из сквера. Я переводила взгляд с дворника на парня, пытаясь понять, что за очередная странность со мной происходит.

— Семен Сергеич, вы чего людей пугаете? — стараясь не улыбаться, спросила я подошедшего дворника.

— Ты что, с ним разговаривала? — он оперся на метлу и уставился на меня.

— Это допрос? Он пытался. Пока вы не появились. А что вы так всполошились? Одет, конечно, по-бомжатски, но ведь ничего не сделал, а вы его метлой гнать.

Дворник пронизывал меня взглядом, будто пытался понять, вру я или нет:

— Мало ли таких ходит, наркотики могут продавать. Подсадят тебя на иглу и все. Знаешь, что женская наркомания не лечится? Не хватало еще, чтобы ты от рук отбилась.

— Да что вы все ко мне пристали? Думаете все обо мне знаете? То в дворники, но в наркоманки записываете! Я и так иду на правильную работу, в банке буду работать, а не как остальные — в Макдональдсе.

— Хорошая ты девка, Англеина, только безалаберная. Люди на таких престижных профессиях, как ты говоришь, наркоманами и становятся. А знаешь почему? Потому что делают все ради денег, а не для души. Когда работа идет не от души — душа ломается. А у вас, у молодежи, есть мечта? Сидишь целыми днями дома, за своим компуктером и по клавишам цык-цык, — руками он поцокал по невидимой клавиатуре, — и света белого не видишь. Мы вот в детстве бегали весь день на улице, в Чапая играли, по деревьям лазали, я один раз навернулся так, что даже шрам остался. Хочешь покажу?

Семен Сергеич стал задирать рукав. Я подобрала наушники и быстро поднялась со скамейки.

— Спасибо, видела я уже ваш шрам, показывали.

— Неужто показывал? Ох, запамятовал. Ну это ладно, ты мне про себя лучше расскажи, что нового в институте, у матери? Работу получила?

Я убрала телефон в карман и скрутила наушники.

— Да ничего. Скоро защита диплома, потом получу должность и буду работать в банке. У мамы все хорошо, она картины пишет. Вроде, покупают.

— Картины? Вроде бы она недавно в журнале в каком-то работала? «Мир животных», кажется.

— «Животный мир». Сказала, что это скучно, и начальников слишком много, мешают работать. Теперь рисует картины и продает через сайты. Неплохо получается, картины покупают.

— Ну и хорошо. Мастерица она у тебя на все руки. И одним занимается, и другим. Остановилась бы только на чем-нибудь, а то прыгает как егоза, от одной работы к другой. И ты смотри, закончишь институт — думай о работе правильно. Надо оно тебе — в банку эту идти? Звезд, поди, с неба не хватаешь. Машка жалуется, что сдачу постоянно не так считаешь. Давай ко мне в помощники, работа не плохая, мети себе, пыль выгоняй, делай мир чище.

Я усмехнулась и обошла дворника, проходя дальше по аллее.

— Нет уж, спасибо. Это как-нибудь без меня. В дворники я не пойду.

— Ну как хошь, — проговорил Семен Сергеич мне вслед, — смотри, матери одной вас двоих тянуть не по силам будет. Как отец твой ушел …

— Спасибо, работа мне не требуется, — оборвала я его и побежала по аллее, в два шага оказавшись у подъезда. Нажала три стертые цифры на двери, с силой потянула за железную ручку. Холод подъезда заставил поежиться и поторопиться, взбегая на пятый этаж хрущевки. Уже подходя к двери квартиры, я точно знала, что дома меня ждут плюшки с корицей, фирменное мамино блюдо.

— Мам, я дома, — крикнула я, скидывая с себя кроссовки.

— Обед на столе, сейчас подойду, разогрею, — донеслось из дальней комнаты, которая служила рабочим кабинетом, чем бы мама ни занималась, — Руки мой и иди на кухню.

Я вошла в гостиную, кинула сумку на кресло и упала на диван, вытянув ноги поперек комнаты.

— Пятница! Красота! Можно и отдохнуть!

— Можно потише выражать свое восхищение днями недели?

Я повернула голову. Около длинного стола, протянувшегося вдоль окна от одной стены до другой, сидел брат, уткнувшись в книгу и что-то выписывая из нее в тетрадь.

— Ден, ты опять со своим китайским?

— Не опять, а снова. Должен же я его выучить, наконец.

— Ты когда-нибудь учиться перестанешь?

Я потянулась и стала рассматривать книжный шкаф с пестрыми переплетами книг.

— А что делать? В стрелялки играть?

— Ну ты же иногда играешь в игры, да еще как.

— Главное слово здесь — иногда, — Денис закрыл книжку и отложил в сторону. — Но постоянно играть скучно. Прогресса никакого. Да и деятельность однообразная, бегаешь, стреляешь.

— Ты просто зануда и получаешь кайф от того, что учишься. А сам не понимаешь, зачем тебе это нужно. Вот зачем тебе учить китайский? На Али с продавцами ругаться?

[1] Достоевский Ф.М. «Преступление и наказание», гл.1***

Денис отложил учебник в сторону и сел рядом со мной на диван, с выражением лица как у Изольды, которая глаголила всем непонятливым истину.

— Китай — лидер экономики, уже перегоняет Америку. И скоро знание китайского будет таким же необходимым, как знание английского сейчас.

— Скоро — это когда? — сложила я руки на груди и повернулась к нему. Допекать младшего брата было моим любимым занятием.

— Скоро — это скоро. И когда нужно будет, я уже буду знать язык, а ты будешь бегать за мной и просить перевести ценник на новеньких джинсах.

— Для этого у меня есть переводчик в телефоне, — прикрикнула я на него.

— Что за шум?

В комнату заглянула мама. В руках она держала серый лоскут ткани, которым оттирала засохшую краску со щеки.

— Опять что-то не поделили? Сколько вам лет, а все общаться не научитесь.

— Как с ней можно общаться? — надулся Денис, отвернувшись к окну.

— Легко и просто, — ответила я за него, — берешь и разговариваешь. Только не на тему гидролиза и становления Османской империи.

— Слова-то какие знаешь! В библиотеке сегодня была? Или открыла билеты к госам по своей филологии?

— Стоп! — мама предостерегающе подняла кисточку. — Руки мыть и быстро за стол. Займите свои рты чем-то полезным, например, супом.

Мы встали и поплелись в ванную. Потолкались в дверях, отталкивая друг друга от крана, устроили небольшую водяную бойню. Основательно промокнув, но окончательно помирившись, пришли на кухню. Тарелки уже стояли на столе, а по кухне разносился аромат свежесваренного борща.

— Борщ! — я подхватила протянутую мамой ложку и тут же села за стол.

— Борщ, — Денис не торопясь сел, взял плюшку, откусил, стал ковыряться ложкой в тарелке. — Куда можно выложить мясо?

— Давай мне, — пододвинула я ему свою тарелку.

Пирожки и тортики можете оставить дамам с огромными веерами, а мне всегда требовалось мясо. И побольше.

— Ну, как дела в институте и школе? — спросила мама, садясь рядом с нами.

— Норм, — хором ответили мы оба.

— Просто норм и ничего интересного?

— На меня сегодня Достоевский всю лекцию косился и подмигивал, — решила отшутиться я.

Мама опустила ложку и внимательно посмотрела на меня.

— Опять Изольда Львовна окна не разрешила открыть? У вас от жары не только Достоевские подмигивать начнут, но и Раскольниковы с топориками будут мерещиться.

— Просто у кого-то крыша поехала, и от закрытых окон это не зависит, — хмыкнул Денис, кусая очередную плюшку, — привидение Достоевского, блуждающее по коридорам филологического факультета, пфф.

Он поднял руки и изобразил как бы Федор Михайлович расхаживал по рекреации.

— Тебя после экзаменов не в банк, а в дурку запихнут.

— Денис! — одернула сына мать. — Перестань немедленно! Кстати, когда будет результат собеседования? — повернулась она ко мне.

— Сказали прийти к ним пятого числа.

— Ангел, ты уверена, что хочешь работать именно в банке? Понимаю, что там денег много платят, но у тебя же так хорошо получилось писать рассказы.

— Мам, это было в школе. На рассказах не заработаешь. А Дениске нужны репетиторы по куче предметов. Хуже, чем двоечнику, — не упустила я случая подкольнуть брата.

— Деньги, конечно, нужны, но мои картины неплохо продаются и мы сможем потянуть даже этого старого китайского «Джеки Чана». Так что тебе стоит подумать над тем, чтобы работать там, где тебе будет нравиться то, что ты делаешь. А так только гробишь свой талант писательницы.

— Мам, не начинай, — взвыла я, — резюме подано, собеседование пройдено. Мне не жалко пяти лет в ВУЗе, лишь бы на новой работе платили хорошо. Хотя бы скучно не будет. Или предлагаешь воспользоваться предложением Семена Сергеича и идти к нему в помощники? Неплохая ведь профессия, верно?

— А чем тебе так не нравится быть дворником? — Денис взялся, наконец, за суп. — Достойная профессия, как и все другие.

— Раз достойная, чего же ты так стараешься стать архитектором? Стал бы дворником. Профессия ведь достойная, — огрызнулась я.

— Не всем быть дворниками, кому-то и дома проектировать нужно, — парировал брат.

— Давайте закончим, — попросила мама, — и пообедаем нормально, спокойно и без ссор.

Мы замолчали и уставились каждый в свою тарелку. Разговоры о будущем у нас никогда не получались, слишком мы были разные. Дениска пошел в отца и всегда знал, чем хочет от жизни. Я же то хотела быть балериной, потом ветеринаром, флористом, писателем, журналистом. Вот только начиная заниматься, мне быстро надоедало. А рассказы я любила писать. Мама права, у меня это хорошо получалось в школе, поэтому-то я и пошла на филологический, хотела быть ближе к литературе, текстам и книгам. Примером мне всегда был отец. Писатель с множеством опубликованных книг, выступающий на лекциях для знаменитых писателей и журналистов, он был лучшим в литературном мире, хотя и старался держаться в тени. Но, когда однажды он просто ушел, ни сказав ни слова ни нам, ни маме, я решила, что никогда не буду иметь ничего общего с литературой.