Пробравшаяся обратно в свою квартиру и выпившая для успокоения полный кубок вина Анжелика проснулась перед обедом. Ее сразу же огорошили новостью:
— Вы знаете? Мэтра Сизье убили!
— Какой ужас! Когда?
Шевалье де Монвилье и господин Вельварт переглянулись.
— Видите ли, мадам, — начал вкрадчиво де Монвилье. — Мы думали, что вы, видевшая уважаемого мэтра Сизье последней…
— А с чего вы взяли, что я видела его последней?
— Но…
— В чем, собственно, дело — с вызовом спросила Анжелика.
— Сударыня! — проникновенным тоном заговорил опять юный шевалье. — Убит мэтр Сизье. Его зарезали. А все мы видели, что он уезжал вместе с вами. Турецкая полиция…
— А! Понимаю! Вы боитесь, что турецкая полиция заподозрит, что кто-то из вас зарезал высокочтимого мэтра из ревности, не так ли?
— О! — оба господина воздели руки, как будто сдавались либо взывали к богу. — Нет… Это невозможно…
— Почему нет? У вас были с ним какие-то денежные счеты… Вы ему задолжали… Или он вам? Что-то не припомню… Его ограбили?
— Если и нет, то это сделает местная полиция, — буркнул господин Вельварт.
— А почему вы так встревожились? — спросила Анжелика. — Ну, зарезали… На меня этот человек произвел впечатление плебея и ничтожества. Вы согласны со мной, шевалье?
— М-м-м… Вообще-то да…
— Ну вот, видите? Стоит ли горевать о нем?
— Турки только и ждут, чтобы обвинить нас в чем-нибудь и вытеснить с этого рынка, — сказал Вельварт.
— Но у него ведь был слуга! Он, видимо, опишет разбойников.
— Слуге свернули шею…
— Ах, вот как?! Это интересно…
— Да уж куда интереснее…
По лестнице застучали чьи-то шаги. Де Монвилье и Вельварт, видимо, ждали Шобера и не обернулись, но в распахнувшуюся дверь шагнул отнюдь не господин Шобер, а граф Раницкий.
— О! — воскликнула Анжелика. — Это вы?!
— Неужто вы меня не ждали? — спросил граф, отодвигая господина Вельварта кончиком трости, аля Людовик XIV и склоняясь перед Анжеликой. — Как ваше здоровье, милая маркиза?
На правах старого знакомого он задержал ее руку в своей дольше, чем того требовали приличия.
— Как вы спали? Надеюсь, все было о-ля-ля… О, узнаю вашу любовь к разного рода маскарадам, — он самым внимательным образом оглядел черный татарский балахон на Анжелике. — Экзотика экзотикой, но могу вам рекомендовать неплохого портного, здесь, недалеко…
Анжелика невольно любовалась непринужденно болтающим, одетым с иголочки графом.
— Я хочу представить вам моих соотечественников, граф…
— Ах, соотечественников! Да-да, очень интересно! И кто же этот юный педераст?
Из горла шевалье де Монвилье вырвался сдавленный хрип. Граф покивал ему, как будто хрип служил приветствием.
— Вы, насколько мне помнится, — любовник господина де Помпона? Вы избрали скользкую дорожку, молодой человек. Впрочем, у вас еще есть время исправиться… Лишь вы, мадам, неисправимы, — вновь обернулся он к Анжелике. — Ваша красота — преступление перед скромностью, и здесь вы, поистине, неисправимы… Позвольте мне еще раз поцеловать вашу ручку…!
Шевалье де Монвилье и господин Вельварт выскочили из комнаты Анжелики как ошпаренные.
— А теперь я хотел бы прогуляться с вами, мадам, — посерьезнел граф. — И у стен есть уши. Надеюсь, что шум морского прибоя заглушит наши слова.
— Сию минуту, граф. Подождите меня внизу.
— Охотно…
Через полчаса Анжелика и граф уже катили в крытом экипаже берегом моря.
— Как вы сюда попали, граф? — спрашивала его Анжелика. — Как ваши дела? Как вы нашли меня?
— Мои дела далеки от совершенства, но мне кажется, что они немножко лучше ваших… Война закончилась. Турки взяли Каменец, лучшую нашу крепость. Начались переговоры. Есть такое место — Бучач. Это в Галиции. Похоже, что отдадут всю Украину султану… Ну а в таком случае я больше не считаю себя на службе и приехал сюда по своим личным делам. Я знал, что встречу вас где-то здесь, и искал вас. Но сегодня ночью ко мне заявился Мигулин…
— Мигулин?! — воскликнула Анжелика.
— Да. А что тут удивительного? Вы помните, у нас с ним были кое-какие счеты…
— Он защищал меня…
— Вот именно. Но вернемся к нашему казачку. Он поднял меня среди ночи… Он был пьян или с жестокого похмелья. Да-с… Но рассуждал он вполне здраво.
— И что же он вам рассказал?
— Наверное все… Впрочем, монолог его был несколько сумбурным, многого я не понял. Сначала я, естественно, схватился за шпагу. Но он твердо обещал дать мне удовлетворение потом… там где-нибудь, в России, в Польше… Пока же… «Я обращаюсь к вам, граф, как рыцарь к рыцарю», — сказал он мне и поведал о том бедственном положении, в котором вы, мадам, к несчастью, оказались. Он не мог больше оставаться в Крыму, так как прирезал тут кого-то, но душа его болела из-за вас… В общем, он поручил вас мне и просил сделать все возможное. Он, конечно, благородный человек, но я и без него искал вас именно с такой целью…
— С какой целью? — переспросила Анжелика.
— Да с этой же — сделать все возможное, чтоб вы покончили, наконец, с этим затянувшимся бредом…
— Что вы имеете в виду?
— Все эти поиски, секретные инструкции…
— Да! Секретные инструкции! — воскликнула Анжелика. — Вы подозревали, что я должна их кому-то передать, и самозабвенно преследовали меня. Инструкции действительно были переданы маркизу Нуантелю, но вез их некий Жирарден под конвоем трех военных кораблей. Как вы ошиблись, граф!
— Очень может быть, — усмехнулся граф.
— Вы все никак не можете понять…
— Что вы ищете своего горячо любимого мужа, — закончил за нее юный граф. — Право, в это трудно поверить…
— Но почему?!
— Оставим этот разговор, милая маркиза, — вздохнул юноша. — Поговорим о делах насущных. Что вы собираетесь делать в ближайшем будущем, и чем я могу вам помочь?
— Я собираюсь сесть на первый же корабль, уходящий к берегам Турции, найти в Стамбуле маркиза Нуантеля, передать ему рекомендательные письма от Марселиса, чтобы он помог мне разыскать мужа… Для этого мне нужны деньги…
— Я с удовольствием займу вам, сколько вам будет нужно, — твердо сказал граф, помолчал и добавил. — Не требуя ничего взамен…
Анжелика вспыхнула и отвернулась к окну экипажа.
— Здесь очень мило, — сказал граф Раницкий, проследив ее взгляд. — Когда-нибудь мы или русские отвоюем Крым у татар…
— И что тогда?
— Тогда я построю дом на берегу моря. Вон там, на краю скалы…
— Красиво… А как же татары? Они так сильны!
— Они сильны, пока мы слабы. Все это время мы дрались с русскими или между собой и всякий раз приглашали татар в качестве союзников, разрешая им грабеж и захват рабов. Как только мы помиримся с русскими и казаками, приток рабов прекратится, и за татар я не дам и ломаного гроша.
— Когда это еще будет…
— Да, вы правы. Дом придется строить моим детям или внукам.
Экипаж катился по каменистой дороге. Окрестности, ранее казавшиеся голыми и безжизненными, из его окон иногда выглядели даже живописными. Приоткрывавшееся из-за скал море играло неповторимо яркими красками.
— Что же вы делали все это время, как мы расстались? — спросила Анжелика, чтобы нарушить молчание.
— «Как мы расстались», — повторил граф и расхохотался. — Когда-нибудь мы будем вспоминать те события и смеяться. Еще бы! Настоящее приключение! Мне же было не до смеха…
Он внезапно замолчал, видимо, вспоминая и переживая вновь все прошедшее. Взгляд его слегка затуманился.
— Собесский чуть не повесил меня, — вздохнул он, наконец.
— И поделом вам, — парировала Анжелика. — Устраивать такую охоту на женщину, единственная вина которой в том, что она все еще любит собственного мужа…!
— Которого? — саркастически усмехнулся юноша, но вовремя сдержался. — Извините меня, маркиза. Я вовсе не хотел вас обидеть.
— Почему вы все не верите, что мой муж жив? — обернулась к нему Анжелика.
— Вы сами-то в это верите?
— Верю.
— Ну, и как?
— Что «как»?
— Нравится вам это?
— Я вас не понимаю.
Граф с безнадежным видом развел руками.
Анжелика чувствовала, что граф сдерживается, как когда-то сдерживался Исмаил-ага, но сдержанность его была иного рода. «Что он еще выкинет?» — думала она, вспоминала все выходки графа в России, Малороссии и на Украине.
— У меня к вам есть дело, — решился граф. — Почему бы вам не смириться с потерей ваших мужей и не выйти замуж за меня?
— За вас?!
— Черт возьми…! — граф был явно обижен ее возгласом.
Установилось неловкое молчание.
— Простите мой невольный порыв, граф, — заговорила Анжелика. — Я все же верю, что мой первый муж жив. Но дело даже не в этом… Я очень благодарна вам за ваше предложение. Однако задумывались ли вы, что предлагаете руку женщине, которая старше вас по крайней мере лет на десять?
— А что здесь такого? Вас-то что здесь смущает?
— Да нет, ничего… Судя по вашим рассказам о вашей семье…
— Перестаньте, маркиза, прошу вас, — со смехом перебил ее граф. — Неужели вы думаете, что вся семья Раницких — шайка каких-то дегенератов и извращенцев? Я это все придумал…
— А как же Эльжебета и ваш дедушка, который…
— О! Эльжебету я подобрал в одном из германских притонов, и за те деньги, что она получила, она готова была подтвердить все, что угодно, даже лишение девственности посредством костыля. Впрочем, она действительно дворянского рода, но захудалого, хотя и возомнила о себе черт-те чего…
— Зачем вам все это понадобилось? — спросила изумленная Анжелика.
— Чтобы заинтриговать вас, войти в доверие, соблазнить и перехватить секретные инструкции… Вы видите? Я честен с вами…
— Это какой-то сумасшедший дом, — простонала Анжелика.
— Это была прекрасно спланированная и почти достигшая цели операция, — ответил граф. — Но теперь я не на службе. Операция стала бессмысленной. Война закончилась…
— Как вы могли…
— Да вот так и мог, потому что не знал вас. Но потом узнал. И вот я здесь и у ваших ног.
Они ехали, и каждый смотрел в свое окошко. Анжелика видела показавшееся из-за расступившихся скал синее море, а перед графом расстилалась подступившая вплотную к скалистому обрыву сизая у горизонта безводная полынная степь.
— Вы не смогли завоевать меня и решили купить посредством заключения договора, скрепленного подписями. В этом есть что-то буржуазное, граф, но отнюдь не рыцарское.
— Вам доставляет удовольствие поучать меня? — горько усмехнулся граф. Весь день он скрывал истинное свое настроение разного рода усмешками.
«Довольно неожиданное окончание всего спектакля — выйти где-то в Азии замуж за мальчишку,» — думала Анжелика, хотя и польщенная, но подыскивающая путь, как бы отказать юному графу и оставить его своим союзником. Граф много пережил, может быть даже перестрадал, он изменился, полюбил… Но как объяснить юноше, что все мы кажемся себе средоточием вселенной, и всем нам кажется, что стоит «мне» заставить всех остальных, стоит «мне» стать счастливым, и все вокруг будут счастливы… Но так кажется каждому…
— Я могу сказать вам одно: извините…
— Вы отказываете мне?
— Да…
Граф был влюблен и уверен в глубине собственного чувства, поэтому он счел бы оскорбительным для себя доказывать эту глубину и не менее оскорбительным чьи-либо сомнения в этой глубине. Анжелика должна была поверить. Она отказала… Глубина и сила чувства оказались бессмысленны, напрасны…
Отвернувшись к окну, граф покусал губы, собираясь с силами, как после пропущенного удара. Потом, стараясь не менять тона, спросил:
— Когда вы намерены отправиться в Турцию?
— Как только достану денег.
— Сколько вам нужно?
— Я не возьму у вас…
— Черт возьми! Вы займете их у меня! Я не позволю, чтобы любимая мною женщина… — голос его пресекся, граф вытер платочком лицо и уже спокойнее продолжал. — Я дам вам по заемному письму пять тысяч пистолей или две тысячи луидоров, это вся моя наличность. Двести пистолей сбросим за счет тех двух лошадей, о которых говорил мне Мигулин, а заемное письмо на остальную сумму я немедленно отошлю в Париж и предъявлю к оплате. Так что вы не будете должны мне ничего. Это вас устраивает?
Подумав, Анжелика кивнула.
— Прекрасно. Эй, поворачивай! — крикнул граф вознице. — Не будем терять время.
Они вернулись на квартиру Анжелики. Графский слуга молча вывел из внутреннего дворика двух лошадей и привязал их сзади к экипажу. Анжелика поднялась за своими вещами. Шевалье де Монвилье успел шепнуть ей, что самый расторопный из их компании, господин Шобер, отправился на корабль покойного мэтра Сизье и хотел было объявить его своей собственностью, но боится попасть под подозрение в убийстве, и поэтому мечется по палубе и не знает, что делать.
— Мой вам совет, шевалье… Вам и всем вашим знакомым… Не претендуйте на эту собственность, — мстительно сказала Анжелика, вспомнив их ночные разговоры и желание «разыграть» ее. — Это опасно. Вспомните судьбу бедного мэтра Сизье…
— Между нами, маркиза, что вы знаете обо всем этом? — шепотом спросил де Монвилье.
— Между нами, шевалье, я знаю меньше вашего, но… о многом догадываюсь…
— О чем?
— Кто-то из ваших начал потихоньку убирать сообщников…
Шевалье де Монвилье вскрикнул и прикрыл рот ладонью. Как и всякого слабого человека, его легко было и напугать, и успокоить.
— Так что же мне делать? — спросил он у Анжелики.
— Бегите отсюда, и как можно скорее. Только не морем, а кружным путем: через Украину, Польшу и Швецию.
— Вы шутите?
— Подумайте сами. Где им легче всего вас перехватить?
— Да-да, вы правы, — прошептал смертельно перепуганный шевалье.
Вслед за этим Анжелика отправилась на квартиру к графу. Он жил в противоположном конце городка, на окраине. Дом его напоминал жилище мэтра Сизье. Во дворе суетились слуги, все незнакомые.
Граф ввел Анжелику в дом, показал ей комнаты.
— Располагайтесь, милая маркиза. Здесь вы в полной безопасности.
Он немедленно вызвал какого-то местного чиновника, и тот тут же составил заемное письмо на трех языках и скрепил печатью.
— Превосходно, — сказал граф, пряча документ в шкатулку. — Извольте пересчитать.
В присутствии того же чиновника он вынес и передал Анжелике тяжелые мешочки золота.
Все было сказочно быстро, просто не верилось. Тем не менее Анжелика немедленно вызвала жившего в Кафе европейского портного и заказала ему мужской костюм ее размера.
— Если госпожа торопится, то я могу ей предложить несколько готовых на выбор, — предложил портной, быстроглазый еврей, заметивший, что Анжелика собирается в дорогу.
Из предложенных готовых Анжелика выбрала черный мужской костюм, несколько старомодный, но удобный для путешествия, особенно — для верховой езды. В него она немедленно облачилась, как только расчет закончился, и портной, раскланявшись, ушел.
Как давно она не смотрелась в такое большое — в рост — зеркало! Одна из комнат, отведенных графом Анжелике, была уставлена именно такими зеркалами. Сдерживая волнение, она подошла и оглядела свое отражение. Скитания и лишения отразились на ее внешности, но не обезобразили ее. Кожа лица потемнела от загара и была почти одного цвета с неподкрашенными губами. На общем коричневом фоне сияли, приковывая взгляд, большие ярко-зеленые глаза. Они не потускнели, не утратили живости и блеска. Золотистые и ставшие, побывав под солнцем, еще светлее волосы крупными локонами спадали из-под надетой чуть набекрень шляпы вдоль высокой изящной шеи на покрытое скромным кружевом узкое плечо. Она похудела, в движениях появилось больше порыва, нерва… нога, обутая в сапожок на высоком каблуке, подрагивала, волна пробегала от бедра к щиколотке.
— Что ж, я еще в форме… — прошептала она.
Не успел уйти портной, к дому, снимаемому графом, подошли два турецких чиновника из администрации порта, их сопровождали два сонных татарских воина.
— Мы расследуем убийство франкского купца.
Надувшийся, как молодой индюк, граф велел впустить их и встретил сидящим в зале на крохотном диване, предназначенном для двоих, В руках он вертел трость и всем своим видом показывал, что его оторвали от важного дела.
— Мы расследуем убийство франкского купца, — заявили чиновники после обмена вежливыми приветствиями.
Слуги графа бросились по его знаку вносить особые мягкие ковры и подушки для гостей. Все это время они стояли, озираясь, а граф сидел и рассматривал их, поигрывая тростью.
— Боюсь разочаровать вас, господа, — сказал граф, когда чиновники расселись. — Но я не убивал его.
Он понимал по-турецки, но теперь говорил по-польски, причем выбирал затейливые и витиеватые выражения. Один из чиновников, переводчик, постоянно спотыкался на том или ином слове. Анжелика наблюдала за всей этой сценой из-за ширмы.
— Мы не подозреваем уважаемого господина из Ляхистана. Мы пришли узнать о той женщине, которая была привезена господином в его дом сегодня. Нам известно, что она была ночью у убитого.
— Не могу не отметить вашей проницательности, — отвечал граф по-польски. — Эта женщина сейчас, действительно, у меня. Я купил ее. Она моя собственность и я за нее отвечаю. Задайте мне интересующие вас вопросы, я переговорю с ней и дам вам исчерпывающие ваше отнюдь не праздное любопытство ответы.
Переводчик через пень-колоду донес до своего начальника общий смысл ответа графа.
Самым важным для турок вопросом было: «Пусть расскажет, что она там делала?», но вежливость и скромность не позволяли интересоваться подобным у хозяина женщины.
— Не является ли купленная вами женщина родственницей убитого франка и не претендует ли она на какую-либо часть наследства? — спросил старший из чиновников.
— Этого я и спрашивать у нее не буду, — ответил граф. — Я и так знаю, что она ему не родственница.
— Не заметила ли она в доме убитого чего-нибудь подозрительного или просто странного?
Граф в растерянности развел руками, потом кивнул:
— Посидите, я сейчас спрошу.
Он прошел в другую комнату, подмигнув смотрящей из-за шторы Анжелике и вскоре вернулся.
— Она ничего не заметила. Этот француз побеседовал с ней, дал несколько золотых монет и отпустил.
Турки оживились:
— Надо посмотреть. Что за монеты? Какая чеканка?
Вздохнув, граф снова вышел и по возвращении протянул старшему из чиновников три золотых луидора и один серебряный пистоль. Тот разглядел монеты самым внимательным образом и удивленно поднял брови:
— Вы ведь говорили, что монеты были золотые…
— Да, говорил.
— Но это ведь серебро, — показал турок графу пистоль.
— Пардон. Сейчас проверю…
Граф опять ушел и вернулся с еще двумя золотыми монетами.
— Да, это золото, — подтвердил турок, зажимая монеты в кулак.
— Так… А где же серебряная монета? — спросил граф. — Она моя…
Турки с сосредоточенным видом стали оглядываться, поглощенные поисками.
— О, аллах! Куда же она девалась? Не положили ли вы ее случайно в карман?
— Я? Ну что вы!
Граф принялся сварливо спорить с турками и размахивать руками.
На каждый их призыв к аллаху он отвечал обращением к божьей матери.
— Я не вижу перед собой никакой серебряной монеты Я вижу пять золотых, — призывал в свидетели собственные глаза и глаза всех присутствующих старший турок.
Младший переводил. Его заело, что монет пять (шестая, серебряная, навеки исчезла под одеждой старшего), и он увел разговор в магию цифр:
— Пять! Почему не шесть? Священная цифра «шесть», она же и «девять», всегда привлекала мысли ученых мужей…
Граф рассмеялся и стал на пальцах изображать какие-то фигуры и показывать туркам, те сочли их неприличными, разобиделись и надулись.
— Все монеты одинаковые, — сказал граф. — Для сравнения достаточно и четырех…
— Ну, что вы! Как можно!
Младший турок подскочил и стал нашептывать графу на ухо.
— Очень сильно подозревает… До самого паши дойдет… — расслышала Анжелика.
— Вот, у меня завалился в кармане, — вздохнул граф и протянул турку еще одну золотую монету.
— Как был убит этот франк? — спросил граф, когда турки немного успокоились и отдышались.
— Убиты двое. Одному перерезали горло, а другому свернули шею.
— Их ограбили?
— Да, — очень важно подтвердил старший турок, а младший стал перечислять, какие вещи исчезли: одежда, посуда, мебель…
— А-а… — облегченно протянул граф. — Вряд ли женщина может свернуть шею мужчине…
— Но у нее был слуга, — важно поднял палец старший турок.
— Слуга? — удивился граф. — У нее был хозяин, который и продал мне ее.
Турки переглянулись и перекинулись парой фраз.
— Да, — подтвердил младший. — Хотя нам и говорили о слуге, мы думаем, что это, конечно, был ее хозяин…
— Но и это не меняет дела, — заметил граф. — Ни одному мужчине не под силу унести столько. Судя по количеству похищенного грабителей должно быть человек пять-шесть…
Теперь развели руками турки и подняли глаза к потолку.
— А как эта женщина оказалась в городе? — спросил младший из турок, намеревающийся и дальше шантажировать графа.
— Как и обычно. Ее хозяин привез ее с Украины.
— И сколько он с вас взял?
— Пятьдесят луидоров.
Турки алчно переглянулись.
— Вы не помните его имени?
— Это был местный татарин. Его звали Махмуд, а может быть — Ахмед, Спросите у местного начальника.
Турки сопели и думали, о чем бы еще спросить графа.
— Не могу не оценить мудрость вашего предположения о роли наследства во всей этой истории, — опередил он их. — Я бы стал искать, кому выгодно убийство этого французского торговца. Ведь мебель, ковры и посуда — не главное его богатство. Главное — корабль, не так ли?
— Да, да… Конечно… закивали турки.
— Кстати, кто объявил себя наследником богатств убитого?
Турки промычали что-то, но от прямого ответа уклонились и стали собираться. Опасность пока что прошла стороной.
Граф проводил их, вернулся и, распахнув ширму, воскликнул, оглядывая Анжелику:
— Вы прекрасны, как сам Сатана!
— Довольно двусмысленный комплимент, — ответила маркиза. — Когда я выезжаю?
— Сегодня ваш поспешный отъезд вызвал бы подозрения. Придется ехать завтра. А сейчас я пошлю своих людей в порт, пусть приглядят корабль, отходящий завтра.
Не доверяя вполне графу, Анжелика заперлась в своих комнатах наедине с деньгами, сваленными в мешочках на стол.
Меж тем стало темнеть. Во дворе дома, снимаемого графом, был разбит небольшой сад с беседками и фонтаном. В сумерках Анжелика выглянула в окно. Ей захотелось спуститься в сад, вдохнуть свежего воздуха, посидеть среди темных кустов.
Как только она открыла окно, внизу кто-то заиграл на лютне. Видимо, за ней наблюдали, ждали ее появления.
(Песня, исполненная графом Раницким в саду в Кафе)
Ушли те напевы и те вечера,
И белые кони, что росы топтали.
Отбрось все дела, отдохни у костра.
Куда нам спешить? Мы так сильно устали…
Кого мы любим, тем мы не нужны,
Иные зовут нас в бескрайние дали…
Но мы не пойдем. Пусть они хороши…
Куда нам спешить? Мы так сильно устали…
И все повторится: и ночь, и луна,
И бледный рассвет в золотом покрывале…
Все будет потом, а пока — тишина.
Куда нам спешить? Мы так сильно устали…
Звуки лютни смолкли. Какое-то время в саду сохранялась тишина.
— Спускайтесь сюда, маркиза, — донесся снизу голос графа.
Анжелика отрицательно покачала головой, потом подумала, что граф мог не разглядеть этого жеста, и сказала:
— Я боюсь вас, граф…
— Не бойтесь, милая маркиза, — уговаривал граф Раницкий. — Спускайтесь…
Анжелика молчала и лишь отрицательно качала головой.
Ночь прошла тихо. Утром слуги графа, начавшие беготню по дому, разбудили ее. Она проснулась, чувствуя легкое недомогание. Была ли то изжога или неясная, расплывающаяся боль в желудке — она не знала, но настроения не было. Возможно виной тому были и резкие запахи из кухни. «Боже, какой был вечер… — подумала она, — и какое мерзкое утро…»
Доверенный человек графа вернулся из порта и рассказал, что готовится отплытие корабля. Граф расспросил его и узнал, что ожидается новая партия рабов с Украины, а старых, больных и ослабевших от голода по дешевке распродают; французы, итальянцы и еще кое-кто из мелких торговцев начали их скупать, а для перевозки заранее наняли вскладчину корабль.
— Пора собираться, — решил граф.
Они собрали необходимые вещи и выехали в порт. Там царила суматоха. Турки и татары чистили бараки и халупы, где содержались рабы. Остатки их, мужчины и женщины, напоминающие скелеты, изгонялись на площадь, где их уже поджидали. Мелкие портовые хищники, которые не могли купить нормальных, здоровых рабов, скупали всех ослабленных и гнали к кораблю.
— Ого, да это корабль покойника Сизье! — воскликнул граф. — Кто ж теперь его хозяин?
— Кажется, я вижу на борту господина Вельварта, — разглядела Анжелика.
— Это не совсем та фигура, — отреагировал граф. — Для хозяина он мелковат.
Турки-надсмотрщики разогнали толпу рабов, расчистили путь к шлюпке. Анжелика, граф и несколько слуг отплыли к кораблю.
— Здравствуйте, господин Вельварт! Не вы ли хозяин этого чудесного корабля? — спросила Анжелика.
— Увы, я всего лишь капитан на нем.
— А кто хозяин?
Господин Вельварт замялся, но все же сказал, хотя и туманно:
— Мой хозяин — очень богатый человек…
— Уж не господин ли Шобер? — поинтересовался граф. — Что-то я его не вижу.
Господин Вельварт нахмурился и даже поморщился, как будто ему напомнили о чем-то неприятном.
— Я хотела бы отплыть с вами до Константинополя. Не бесплатно, разумеется, — объяснила ему Анжелика. — С кем мне договориться?
— Меня нанял турецкий чиновник Максуд-Азман, — буркнул Вельварт и отвернулся.
— Ах, вон оно что! — обрадовался граф. — Я на некоторое время вернусь на берег. Окажите гостеприимство даме, господин Вельварт!
Шепнув Анжелике, что он знает хозяина судна, граф отправился на берег.
Вельварт проводил Анжелику на корму. Оставшись наедине, он стал помягче, но все равно чего-то опасался.
— Оставайтесь здесь, мадам. Сейчас мы начнем погрузку. Это не для вашего вкуса, тем более — не для вашего обоняния.
Отплывший граф помахал Анжелике с берега шляпой и куда-то исчез. Оставшись в обществе двух слуг, она стала рассматривать порт и прибывшие суда. Из всех кораблей, находившихся в порту, лишь один корабль Вельварта готовился к отплытию, остальные либо только что прибыли, либо просто были пусты, только одинокие вахтенные зевали и глазели на начавшуюся погрузку.
Одно лишь упоминание о предстоящем зловонии вызвало у Анжелики очередной приступ недомогания, и предчувствия не обманули ее. Первые шлюпки со скелетообразными рабами и рабынями подошли к борту корабля, надсмотрщики, взмахивая плетьми и раздавая тумаки, заставляли несчастных карабкаться наверх. На палубе их встречали, и, пнув пару раз, заставляли спуститься в трюм. Из раскрытого трюма пахнуло настолько мерзко и страшно, что Анжелика невольно отвернулась и стала смотреть на море.
Крики, стоны и проклятия разразились над судном. В этом аду Анжелике предстояло плыть в Константинополь. Интересно, как долго продлится путь?
Корабль грузили долго. Наконец, трюмы были забиты. В последних шлюпках к кораблю подплыли хозяева рабов. Вместе с ними оказался и граф.
— Все в порядке, — объявил он Анжелике. — Максуд-Азман — тот самый турок, что приходил к нам вчера. Быстро же они провернули это дельце! Небезызвестный господин Шобер намекал всем, что он новый владелец этого корабля, но моментально очутился в башне по подозрению в убийстве мэтра Сизье. Корабль конфисковали, а затем вскладчину купили у государства, то есть, у самих себя чиновники, которые расследовали это дело. Так, мелкота всякая. На остатки какого-то капитала они скупили часть этих несчастных…
…Слушая его, Анжелика поймала себя на том, что не может вспомнить лица попавшего в башню господина Шобера. Еще один…
— Этот господин Шобер — довольно невзрачная и ничтожная личность, — сказал граф, догадываясь о ее настроении. — Такие, как правило, и кончают в тюрьме или на эшафоте.
— Ах, какая разница…?
— Все мы игрушки в руках провидения, — утешил ее граф. — Рано или поздно, но его все равно посадили бы.
— Перестаньте…
— Да, конечно… Сами турки, естественно, никуда не плывут, они послали своего представителя, — он показал Анжелике толстого турка с писклявым голосом, который больше всех важничал. — Я не стал договариваться с ними, они ободрали бы вас как липку. Придется переговорить с господином Вельвартом. Он отрекся от своего друга, господина Шобера, и в награду получил этот пост. Не знаю, как он себя поведет, но против такой суммы, я думаю, он не устоит.
Граф поднялся к Вельварту и стал что-то нашептывать ему. Капитан морщился, но потом облизнул губы и кивнул.
— Он выделит вам отдельную каюту, — сообщил граф, вернувшись к Анжелике. — А этот литвин будет спать у ее дверей.
— Литвин? — обернулась Анжелика.
— Это не имя, это родовая принадлежность, — успокоил ее граф. — Но он так же молчалив. Что ж, так будет лучше: единого хозяина нет, все либо компаньоны, либо наемники, никто не будет корчить тут из себя местного султана. Корабль не первой свежести, но вполне надежен. К тому же он единственный, отплывающий в ближайшее время.
— А эти? — указала Анжелика на другие корабли.
— Эти ждут начала аукциона. Их не устраивает качество этих… — указал граф на трюм. — Что касается господина Вельварта, то он будет торопиться, чтоб рабы не перемерли в море. В этом отношении вам повезло.
Голый до пояса турок подошел к графу и Анжелике и знаком показал, чтоб следовали за ним.
— Этот матрос покажет вам каюту, — объяснил граф. — Литвин, неси вещи маркизы.
Молчаливый слуга подхватил вещи и пошел вслед за турком.
Каюта оказалась недурной. Видимо, это было лучшее место на корабле.
— Оставайся здесь и стереги вещи и деньги, — приказала Анжелика слуге.
Наверху толстый писклявый турок о чем-то говорил с графом, при приближении Анжелики он сверкнул на нее глазами и отошел.
— Что ему нужно?
— Все то же. Он просил меня продать вас ему.
— Надеюсь, вы отказали?
— Еще бы!
— Дикая страна! Торговать людьми…!
— И большинство этих людей — с Украины и Польши, — глухо вставил граф. — Ничего. Рано или поздно, но мы развеем татарву, и Крым будет наш.
— Это не самое трудное. Но удержитесь ли вы от работорговли, заняв место татар? — усомнилась Анжелика.
— Думаю, что да. Хотя мы и не филантропы, подобно Рескатору.
— Рескатору…?
— Да. Несколько его кораблей вошли в порт. Ходят слухи, что он скупает рабов, чтобы вернуть им свободу. Этакий романтик с большой дороги. Здесь его не любят…
— Я хотела бы его увидеть, — прошептала Анжелика. — Этот благородный человек доставил бы меня в Стамбул без всяких денег.
— Его здесь пока никто не видел, — пожал плечами граф. — А шайка Рескатора и сам Рескатор — не одно и то же. Потом я не склонен верить разным слухам…
— Но это правда! Я знаю его! — воскликнула Анжелика.
— Вы знаете его? Иисус-Мария! Его-то вы когда успели… м-м… повстречать?
— Ах, граф! — вскричала Анжелика. — По здешним законам или обычаям я даже принадлежу ему. Он выкупил меня…
— Час от часу не легче! Может быть, вам лучше спуститься в каюту и там переждать? Вдруг вас узнают и затребуют…?
— О, нет! Это не такой человек!
— Воля ваша, — пожал плечами ошеломленный граф. — Но если он вас затребует, я не смогу вас вы купить. Он сказочно богат, и никаких денег не хватит…
— Это единственный человек, у которого я согласилась бы оказаться в рабстве…
Заявление было довольно неосторожным. Граф нахмурился.
— Ах, как трудно мне в роли рыцаря, маркиза — сказал он. — И как это удавалось бедному Мигулину?! Доставить вас к мужу — да, это благородно! Но не требуйте, чтоб я доставил вас к этому разбойнику. Впрочем, корабль снимается с якоря. Позвольте мне откланяться, маркиза.
— Да, милый граф! Я вам очень благодарна, — проговорила Анжелика, но мысли ее были далеко. — Прощайте…!
— Прощайте, — граф поклонился Анжелике и пошел к ожидавшей его последней шлюпке.