Карета медленно катилась меж песчаными дюнами, а потом поехала лесом. Справа изредка показывалась широкая красивая река и вновь исчезала за стволами и кустарником. Кучер и лакей, молчаливостью и основательность напоминавшие немцев, сидели с каменными лицами. «Они, видимо, и есть негласная охрана», — усмехнулась Анжелика. Ночью в карете она прекрасно выспалась, и теперь тихая езда действовала ей на нервы. Она перебирала в памяти все известные ей немецкие слова и, наконец, остановилась на двух:
— Шнель! Форвертс! — крикнула она, высовываясь из кареты.
Кучер лениво взмахнул кнутом, лошади пошли быстрее.
— Ах, так!
Анжелика на ходу выскочила из кареты и забралась на сидение к кучеру, потеснив обоих слуг.
— Дайте!.. — она выхватила вожжи и кнут. — Гей! Пошли!..
Кучер и лакей заворчали, но Анжелика строго глянула на них, и «мятеж» был подавлен. Лошади, испугавшись свистящего кнута, натянули постромки.
Солнце пронизало сосновый лес. Пели невидимые и неведомые птички. Карета быстро катилась по мягкой песчаной дороге. Анжелика не выпускала вожжей из рук. Кучер и лакей, не спавшие ночь, стали придремывать.
— Гей! Гей! — покрикивала Анжелика, и карета катилась все быстрее и быстрее.
Хотя Анжелика и сгорала от нетерпения, дорога не позволяла скакать, сломя голову. По восхитительным сосновым лесам, по радующим глаз березовым и осиновым рощам ехали более недели. Из городов, небольших, но опрятных, Анжелика запомнила Кукенойс и Герцике. Лошади утомились, и пришлось сделать дневку. Отдохнуть решили в городе Полоцке.
Анжелика все время живо интересовалась местной жизнью, через кучера и лакея пыталась расспрашивать местных жителей, далеко ли до России. Некоторые пожимали плечами, говорили, что далеко, другие считали, что они живут в русских землях. Один чиновник в меховой шапке с пером, проверив подорожные бумаги, которыми Анжелику снабдили во Франции и в Риге, ответил, что пока маркиза находится в Великом княжестве Литовском, но верстах в двухстах за Полоцком начнется Россия.
В Полоцке на постоялом дворе Анжелика обратила внимание на дорожную карету, красотой и прочностью отличающуюся от других экипажей. Вороные лошади, запряженные в нее, тоже бросались в глаза. Через кучера она пыталась расспросить хозяина, кому все это принадлежит, но не добилась ответа. Хозяин, похоже, просто не понял, о чем его спрашивали. Еще немного полюбовавшись на лошадей (один вороной конь был изумительно красив, Анжелике захотелось купить его), она пошла в отведенные ей комнаты, надеясь понаблюдать за каретой и увидеть, кто ж будет в нее садиться.
Весь день, проведенный в Полоцке, пока лошади отдыхали, и отъедались, а слуги отсыпались, Анжелика так и не увидела хозяина интересующего ее экипажа, хотя, судя по суете прислуги, он жил на втором этаже и был человеком довольно расточительным. По некоторым приметам Анжелика сначала решила, что это может быть женщина, потом пришла к выводу, что это путешествуют супруги.
На другой день, велев закладывать, Анжелика выглянула в окно и увидела, что карета, запряженная четверкой вороных, уже стоит, ожидая хозяев. Хозяева, видимо, задерживались. Кучер дремал, чуть не уткнувшись носом в колени. Человек шесть слуг, для которых была приготовлена коляска попроще, слонялись по двору, изнывая от безделия.
Крис, кучер Анжелики, запряг и подал карету к крыльцу. Внизу, усаживаясь в карету, маркиза увидела, наконец, владельцев заинтересовавшего ее экипажа.
Слуги как по команде сняли шапки и согнулись в поклоне. Анжелика взглянула на крыльцо. Белокурый юноша одетый в прекрасно пошитый дорожный костюм, коричневый с голубой отделкой (это были любимые цвета короля Людовика), вежливым, но несколько небрежным жестом, подавал руку спускавшейся по ступеням молодой даме, женщине вызывающе красивой, прикрытой ажурным, вздымающимся на ветерке бледно-голубым плащом. В глаза бросилось неестественно бледное под легким слоем пудры лицо женщины, тени под глазами, придававшие этому лицу вид порочный, изнемогающий от любви. Роскошная грудь вздыхала и волновалась над безжалостно стянутым корсетом. Взгляд ее был рассеян.
Оценив красавицу с первого взгляда, Анжелика впорхнула в свою карету и, поймав мельком ленивый взгляд темных глаз белокурого юноши, крикнула Крису:
— Погоняй!
Верстах в двадцати от Полоцка надо было переправляться через речку Оболь. Издали виднелись остатки сожженного моста и кучка рабочих. Более пяти лет тому назад здесь прокатилась война между русскими и поляками, но до сих пор многие деревушки лежали в развалинах, след боев остался повсюду.
— Есть ли переправа? — забеспокоилась Анжелика.
Крис утвердительно кивнул.
Путь до моста оказался гораздо более долгим, чем казался с первого взгляда. Дорога изрядно попетляла между канавами и разрушенными земельными укреплениями. Раньше здесь, судя по всему, располагалась лагерем какая-то армия. В нескольких местах дорога оказалась специально перерыта, но потом засыпана. Молодой кустарник вырос меж редутами и контрэскарпами, и казалось, что уродливому лабиринту не будет конца. Карета колыхалась и кренилась. Крис, поджав губы, следил за дорогой. Майгонис беспокойно озирался, в руках он сжимал невесть откуда взявшийся пистолет.
Карета пересекла поляну за укреплениями, оставалось перебраться через полузасыпанный ров. Но легкий мост затрещал, прогнулся и вдруг с треском осел, подняв тучу пыли. Карета медленно завалилась, одно колесо, сорвавшись, покатилось, подпрыгивая на кочках, и, покружившись, упало в стороне. Шарахнулись лошади, звучно лопнула одна постромка. Крис успел соскочить и ухватить передних под уздцы. Свалившийся Майгонис копошился в пыли, высоко поднимая руку с пистолетом, как будто оказался не в пыли, а в воде и боялся подмочить заряд.
«Это неспроста…» — подумала Анжелика.
— Жаннетта, милочка, достаньте шкатулку с пистолетами, — мягко и весело прощебетала она, готовая отбиваться.
Перепуганная Жаннетта, вытаращив глаза, заметалась, довершая разгром внутри кареты.
От леса донеслись крики. Приподнявшаяся Анжелика увидела, что через поляну к их упавшей карете бегут какие-то люди.
— Пистолеты! Ну!.. — оттолкнув бледную Жаннетту, она сама схватила шкатулку с дорожными пистолетами.
За каретой раздался выстрел. Это поднявшийся Майгонис встретил нападавших огнем. Подбегавшие люди замешкались. Это позволило Анжелике раскрыть шкатулку, проверить, заряжены ли пистолеты и взвести курки.
— Возьмите один, — протянула она пистолет Жаннетте.
— Я не умею, мадам… — прошептала готовая разрыдаться служанка.
— Вы несносны, милочка. На меня покушаются уже который раз, и если б я не умела постоять за себя…
Громкие крики прервали рассуждения Анжелики. Она откинулась к стенке, готовая стрелять в любого, кто заглянет в карету. Крис щелкал бичом, не подпуская нападавших близко. С другой стороны, судя по возгласам, стонам и звукам ударов, отбивался Майгонис.
Нападавшие кричали и ругались на незнакомом языке. Но вот чей-то начальнический голос воскликнул:
— Бардзо!.. Жолнежи!..
Нападавшие бросились врассыпную. Со стороны переправы донесся выстрел, другой… Анжелика выглянула в окошко, держа пистолет наготове. Нападавшие стремглав неслись к лесу по поляне, наперерез им во главе своих слуг бежал с обнаженной шпагой в руке белокурый юноша, которого Анжелика видела утром на постоялом дворе. Еще один выстрел, уже ближе, раздался со стороны переправы. Разбойники, попав меж двух огней, заметались и рассыпались, надеясь прорваться по одиночке.
На глазах Анжелики белокурый юноша настиг одного, судя по более богатой одежде — главаря. Тот обернулся, готовый защищаться, и что-то крикнул.
— Пане… — донеслось до Анжелики. — Чи пан…
В следующее мгновение шпага юноши пронзила горло разбойника, брызнула кровь, и все кончилось.
Со стороны переправы подбежали несколько солдат, они бестолково орали и метались вокруг кареты, не лучше разбойников, подняли с земли избитого Майгониса, влили ему в рот несколько глотков водки из фляги и убежали к лесу за разбойниками.
Анжелика выбралась из стоявшей под углом кареты, вслед за ней выползла на четвереньках Жаннетта. В стороне на поляне юноша и его слуги обыскивали убитого разбойника. Огромный, звероподобный, волосатый слуга поднял покойника за ноги и тряс. Из-за пояса что-то выпало. Второй слуга проворно нагнулся, поднял и протянул с поклоном хозяину. Анжелика разглядела, что это был увесистый кошелек. Юноша отрицательно покачал головой и показал пальцем куда-то назад. Слуга с кошельком убежал. «Там его карета», — догадалась Анжелика.
С видом полководца, оглядывающего поле битвы, юноша окинул взглядом окрестности и, спохватившись, направился к карете Анжелики.
— Встаньте, милочка, — Анжелика подтолкнула носком туфли все еще ползающую у нее в ногах Жаннетту. — Посмотрите на меня внимательно. Не в глаза, а на платье… Не помялось?..
Песочного цвета дорожное платье Анжелики пострадало гораздо меньше кареты. Волосы ее слегка растрепались от падения, но были в своем беспорядке еще живописнее. И вообще раскрасневшаяся, возбужденная, приключением маркиза выглядела превосходно. На юношу это сразу же произвело должное впечатление. Он остановился, не доходя кареты, снял шляпу, некоторое время помедлил, как бы в нерешительности.
— Надеюсь, вы не пострадали, сударыня, — произнес он по-французски.
— К счастью, я не пострадала, сударь, — улыбнулась ему Анжелика.
— Мои слуги помогут исправить вашу карету. А пока не угодно ли вам будет воспользоваться моей? Мы думали остановиться на отдых в деревне Шумилино. Там вы могли бы дождаться, пока вашу карету исправят.
Он говорил с милым пришепетыванием, которое показалось Анжелике провинциальным. Потом, присмотревшись внимательнее, она решила, что он и вовсе не француз.
— Вы из Германии? Из Лотарингии? — спросила Анжелика, всматриваясь в роскошный, но несколько старомодный костюм юноши.
— Я поляк. Позвольте представиться, мадам… Граф Станислав Раницкий.
— Поляк?!
Анжелика вспомнила детство, Пуату, грабеж, который устроили кондотьеры Жана де Верта. Рассказывали, что среди них был поляк, желтолицый, в высокой меховой шапке. Он обладал неистощимой мужской силой, и ни одна женщина из разграбленной деревни не избежала его.
— Я разочаровал вас, мадам?
— Вовсе нет… — быстро сказала Анжелика.
— В таком случае я прикажу, чтобы ваши вещи перенесли в мою карету. Вы не против?
Анжелика кивнула. Юноша громким и строгим голосом приказал что-то своим слугам. Те бросились к карете.
— Не стоит брать так много, — сказала Анжелика. — Моя служанка возьмет самое необходимое. Я была бы признательна вам, граф, если б ваши люди помогли моим исправить карету до сегодняшнего вечера. А я с удовольствием воспользуюсь вашей и подожду их в названной вами деревне.
— Превосходно, — воскликнул граф, отдал новые распоряжения и предложил Анжелике руку.
— Мы с сестрой едем в Смоленск, — рассказывал он Анжелике, пока они шли по поляне к карете графа. «С любовницей», — мысленно уточнила Анжелика.
— …Теперь, после заключения мира и передела территории, возникли различные трудности с собственностью. Несколько деревень, полученных сестрой в наследство, отошли к России…
Томная красавица, которую граф Раницкий упорно называл сестрой, вышла из кареты им навстречу.
— Моя сестра Эльжебета. Дорогая, позволь представить тебе маркизу дю Плесси де Бельер.
Эльжебета, вопросительно глядя на брата, молчала, но затем, словно опомнившись, сказала Анжелике несколько любезных слов. Обе женщины — Анжелика первая, а Эльжебета с некоторым опозданием — быстро, цепко и оценивающе осмотрели друг друга. Черные глаза Эльжебеты казались сонными, все в ней было подернуто каким-то налетом лености и сладострастия. Анжелика отметила ослепительной белизны кожу, густые, изогнутые дугой брови, длинные ресницы. Но высокий лоб был поразительно гладок, зато возле глаз просматривалась еле заметная паутинка морщин. Роскошные формы контрастировали с девичьи гибкой и тонкой талией, и при этом чудилось, что они настолько нежны и мягки, что находятся в полужидком состоянии. Когда, садясь в карету, Эльжебета подняла руку, чтобы опереться, плоть ее под роскошной гладкой кожей обвисла, как будто готовая отвалиться, и сверху проступили очертания кости. Движения ее были грациозны, но тяжеловаты, будто она с трудом несла свою полную грудь и свои дивные бедра.
— Располагайтесь, маркиза, садитесь вот сюда, здесь вам будет удобно, — усаживал Анжелику юный граф.
— Если вы не возражаете, я посажу с собой рядом свою девушку, — вспомнила Анжелика.
— О, да. Разумеется, — граф выскочил из кареты и легким движением, будто играясь, подсадил, почти забросил внутрь, крепко тиснув, раскрасневшуюся Жаннетту.
«Бабник…» — оценила его Анжелика. Вместе с Жаннеттой она села лицом против движения кареты, граф с сестрой разместились напротив. Карета тронулась. Эльжебета с бесцеремонностью барышника рассматривала маркизу и служанку, но вскоре утомилась, зевнула, прикрыв перчаткой проглянувшие за бордовыми губами мелкие ослепительно белые зубы и такие же бордовые десны. Граф рассеянно улыбался, нисколько не смущаясь затянувшимся молчанием. Взгляд его скользил по сидящим напротив женщинам, полу, потолку… Видно было, что он непоседлив и явно томится медленным движением кареты. Анжелика в несколько секунд внимательно рассмотрела его. Ей понравились светлые вьющиеся волосы, загорелая, с легким румянцем кожа лица, темно-карие, «бархатные» глаза, тонкий, с горбинкой нос. Движения юноши были одновременно небрежны и изящны. В данный момент Анжелику больше интересовали его взаимоотношения с Эльжебетой. В то, что они брат и сестра, Анжелика не верила ни минуты.
Эльжебета, несомненно, была старше графа, но все-таки моложе Анжелики, и маркиза честно призналась себе в этом. Отношения между Эльжебетой и графом носили отпечаток простоты и легкой небрежности, а иногда и насмешки, который бывает между действительно близкими людьми, и тем не менее это были совершенно разные люди, если в графе виделось несомненное благородство, и Анжелика легко могла представить его в свете, то томная Эльжебета могла блистать там лишь в качестве куртизанки. Впрочем, Анжелика поймала себя на том, что думает о красавице с предубеждением.
Наскучавшись в безмолвии, граф завел легкий разговор о погоде, природе. Карета переправилась через полузасыпанный овраг, медленно и осторожно, сопровождаемая и поддерживаемая солдатами, перекатилась по недостроенному мосту через реку. Слева и справа за окнами кареты проплывали светящиеся под лучами солнца сосновые стволы.
«Он назвал мое имя, хотя мы с ним не знакомы, — думала Анжелика. — Он так и не спросил, куда я еду…»
— Откуда вы знаете мое имя, граф? — спросила она в лоб.
— Я несколько раз видел вас в Версале. Правда, издали, — ответил юноша. — Вас невозможно не запомнить, маркиза.
Эльжебета, чуть не задремавшая, с любопытством глянула на графа и уставилась на Анжелику. В глазах ее проявились интерес и настороженность.
— Что тебя так удивляет, Эльжуня? — спросил граф.
Эльжебета фыркнула и отвернулась к окну.
— И когда же это было? — спросила Анжелика.
— Не помню. Там принимали какого-то поела. Кажется, перса, но может быть и московита.
Эльжебета вздохнула и подкатила глаза, показывая, что подобные разговоры нагоняют на нее тоску.
— Эльжуня… — граф положил свою ладонь ей на руку.
«Да, несомненно, она его любовница», — подумала Анжелика.
Опровергая эту догадку, граф стал рассказывать о своих детских годах, как он мечтал попасть во Францию. За уточнениями он обращался к Эльжебете, она пожимала плечами, но иногда соглашалась.
— Я был по-детски влюблен в нашу королеву Марию-Элеонору, а после этого я почему-то влюбился во Францию, во всю страну целиком…
— Франция стоит того, — поддержала его Анжелика. — А вы бывали во Франции, сударыня?
— Да… Когда-то… — ответила Эльжебета и отвернулась к окну.
Окно играло для нее роль спасительную, отворачиваясь и глядя в него, она выходила из разговора.
Понемногу Анжелика увлеклась разговором. Граф оказался остроумным собеседником, он так и сыпал анекдотами, перемежая их рассказами о местных достопримечательностях, легендах и поверьях. Арсенал его рассказов был неисчерпаем.
Незаметно пролетели часы. Карета въехала в деревню Шумилино.
— Здесь, по слухам, недурной постоялый двор. Дыра дырой, но, по крайней мере, есть крыша над головой. Вечером приглашаю вас, сударыня, посетить нас. Ваше драгоценное общество — истинное наслаждение. Одарите нас им.
Постоялый двор, обшарпанное двухэтажное здание, высился на краю деревни. Анжелике и Жаннетте хозяин отвел отдельную комнату. Очарование веселой, непринужденной беседы постепенно рассеялось. «Он знает меня… Он не спрашивает, куда я еду… Это и есть то самое — негласная охрана!» — догадалась Анжелика. Юноше поручили важное дело, но он, как истинный поляк, отправился выполнять его и подцепил где-то по дороге эту нимфоманку… Нет, что-то не вязалось, не совпадало…
— Жаннетта, милочка, что из платьев мы взяли с собой?
— Сейчас, мадам…
Зеркала в комнате не было, и Анжелика наряжалась у растворенного окна, рассматривая отражение в стекле.
Подъехала исправленная карета. Жаннетта спустилась вниз, переговорила с лакеем и кучером и, вернувшись, шепнула Анжелике таинственно:
— Крис хочет говорить с вами, мадам.
— Пусть войдет.
Крис был нахмурен. Он долго объяснял на ломаном немецком языке, что мостик оказался заранее подпилен, а разбойники рискнули напасть на карету на виду у солдат, строивших мост, и среди бела дня. Все это страшно удивило и насторожило кучера, и он настоятельно рекомендовал Анжелике обратиться к местному старосте или судье.
— Мне самой это не нравится, но я не привыкла обсуждать свои дела с кучерами и лакеями, — вздохнула Анжелика, не оборачиваясь от импровизированного зеркала. — Жаннетта, скажи им, пусть отдыхают.
В окно она видела подъехавших вместе с ее каретой слуг графа и, помня, что по слугам можно много узнать о хозяевах, стала наблюдать за ними. Внимание ее привлекли трое: волосатый великан, который поднимал и тряс за ноги убитого; седой, сутуловатый мужчина, самый старательный из слуг, вкладывавший в каждое дело душу, и бесшабашный юноша, всем своим видом показывавший, что ему скучно и он ищет, как бы поразвлечься. Великан, которого товарищи окликали: «Литвин!», отдыхал в тени, прислонившись к деревянной стене каретника, а скучающий юноша (товарищи звали его «Северин») развлекался тем, что метал ножи и вонзал их в стену в дюйме над головой Литвина, причем последний оставался совершенно равнодушным. Престарелый слуга неодобрительно поглядывал на них, но не отрывался от дел — в который уже раз перебирал господское имущество: упряжь, дорожные принадлежности. Среди графской прислуги Анжелика не обнаружила ни одной женщины.
Через некоторое время престарелый седой слуга, кланяясь так, что голова чуть не касалась пола, принес Анжелике украшенное голубым бантом послание от графа. В учтивейших и высокопарных выражениях граф Раницкий и его сестра полковница Ольшанская приглашали маркизу дю Плесси де Бельер пожаловать на скромный семейный вечер.
— Где они остановились?
— Совсем рядом. Через проход, — объяснила Жаннетта.
Через полчаса маркиза дю Плесси нанесла визит своим попутчикам. С помощью Жаннетты она сделала все, что смогла, но ее скромное дорожное платье светло-зеленого шелка стоило бального наряда. В простоте убора был особый шарм — Анжелика была достаточно красива, чтобы придать своему туалету второстепенную, вспомогательную роль. Открытое платье сосредоточивало взгляд любопытных на формах хозяйки, не уступавших прелестям сестры графа, но более упругих. Анжелика вошла, мило улыбаясь, демонстрируя улыбкой полные розовые губы, ровные, красивые зубы и ямочки на свежих щеках. Она прекрасно помнила, что делает в этой глуши, но поиски мужа не могли помешать действиям бессознательным, а желание нравиться и чувство соперничества были явлениями бессознательными. Она даже не взглянула на вскочившего, притворно остолбеневшего графа, поприветствовала его легким кивком головы и, улыбнувшись еще лучезарнее, направилась к его томной сестре. Защебетав с полковницей, Анжелика присела с ней рядом, смело соперничая с ее яркой и порочной красотой. Такое поведение графу легко было счесть равнодушием к своей персоне, но тщательно подобранный наряд гостьи явно говорил о желании понравиться. Напрягшийся и заинтригованный граф в некоторой нерешительности направился к женщинам. Мягко склонив голову набок, бросив бархатный взгляд и прикрыв зеленые глаза веками так, что ресницы отбросили длинную тень на щеки, Анжелика вернула юношу к жизни. Фраза была банальной, но мелодичной и полной очарования:
— Расскажите мне о России, граф. Правда ли, что там зима длится все двенадцать месяцев?
— Ну что вы! — с готовностью воскликнул граф, присаживаясь напротив. — Природа в России такая же, как и здесь. Зима немногим дольше, а лето более жаркое. Но главное — не зима. В России, как и в Польше, наряду с четырьмя главными стихиями — огнем, водой, воздухом и землей — существует пятая — грязь. Эта пятая стихия и полное отсутствие дорог придают России неповторимый колорит.
— Очень остроумно! — воскликнула Анжелика и рассмеялась. — Представьте, во Франции считают, что по улицам русских городов бродят медведи, зима длится круглый год, и нельзя пускаться в путешествие, не имея в запасе несколько меховых шуб.
— Зимы здесь, действительно, суровые, маркиза, — зябко поежилась красивая полковница. То ли она была непоколебимо уверена в своей красоте, то ли имела на графа какое-то тайное влияние, но соседство красавицы Анжелики ни в коей мере не отразилось на ее настроении. Она так же спокойно и лениво смотрела из-под полуприкрытых ресниц на окружающих. Мысли ее, казалось, витали далеко. Иногда она, забывшись, мечтательно и страстно вздыхала. Граф прерывался и внимательно смотрел на нее, но она лишь морщилась и отводила взгляд.
«Да ей просто не терпится, — догадалась Анжелика. — Она с нетерпением ждет конца всего этого представления, чтобы упасть в постель…» Внутренне усмехаясь, Анжелика засыпала польщенного графа расспросами. Граф, самонадеянный юноша, мнил себя неотразимым для женщин. Интерес Анжелики поощрил и вдохновил его. Остроты его засверкали, как острие шпаги. Эльжебета вздыхала и слегка подводила глаза, когда они становились чересчур колкими. Она сдерживала себя, плотоядно поглядывая на «братца». «Рассказывай, рассказывай, — говорил ее взгляд. — Вот останемся наедине, тогда и придется отличаться по-настоящему». Ее откровенная похоть заинтриговала и возбудила Анжелику. Если бы она сейчас назвала графа «братом», Анжелика не смогла бы сдержать смеха. Но полковница молчала, рассматривала графа и изредка, забывшись, вздыхала.
— Суровый климат, я думаю, делает местных жителей людьми суровыми и замкнутыми? — спрашивала Анжелика.
— На первый взгляд, так оно и есть, — отвечал граф. — Но есть люди более замкнутые, чем поляки и русские. Это шведы…
«Он, несомненно, все знает», — подумала Анжелика.
— А каковы здешние женщины? — спросила она.
— Женщины? — удивился граф, но сразу же нашелся. — Опираясь на свой скромный опыт, могу сказать вам совершенно определенно, маркиза. Они всюду одинаковы.
— Ну можно ли делать такие выводы, опираясь на скромный опыт? — рассмеялась Анжелика.
— Смотря что считать скромным опытом, — улыбнулся ей граф, трогая свои молодые усики.
Эльжебета в очередной раз подкатила глаза, вздох ее был неслышен, лишь беззвучно всколыхнулась ее грудь.
Вспомнив, граф хлопнул в ладоши. Дверь приоткрылась, и слуги внесли на подносах искрящееся вино и какие-то местные напитки.
— Отведайте этого венгерского, маркиза, — подала голос Эльжебета. — Ох! Я обожаю «токай»…
— Благодарю вас, мадам.
— Эльжебета права, «токай» прелестен, — подтвердил граф. — А какое вино любите вы, маркиза? Скажите, в следующий раз мы попытаемся угостить вас им.
— Вы всемогущи, граф?
Вино и вправду оказалось очень хорошим, Анжелика выпила два бокала, но не теряла головы и продолжала наблюдать за своими спутниками. Взгляды Эльжебеты стали еще более откровенными. Разгоряченный вином граф стал поглядывать на нее не менее красноречиво. Анжелика поднялась.
— Я рада, что у меня такие милые попутчики…
— О, да, маркиза! До Витебска и даже до Смоленска мы можем ехать вместе, — подтвердил граф. — И ваше общество будет единственным утешением нам в этом путешествии.
С бокалом в руке он по-свойски проводил Анжелику до двери. Ставя свой бокал на поднос к кланяющемуся до земли седому слуге, Анжелика обернулась и вполголоса сказала графу:
— Я не согласна, что женщины всюду одинаковы. Польки, судя по всему, очень страстные… натуры.
— Как-нибудь я расскажу вам все, что думаю о француженках, — с детской непосредственной дерзостью ответил юный граф. — Прощайте, маркиза. До свидания. С нетерпением будем ждать завтра вашего появления. Было бы прелестно, если б вы вновь поехали с нами в нашем экипаже.
«Он так и не спросил, куда я еду, но знает, что нам вместе можно ехать до Смоленска», — отметила Анжелика, одаривая графа прощальной улыбкой. Бесконечно приседающая и бормочущая слова благодарности Жаннетта выскользнула вслед за ней.
— Вы что-то позволили себе плести? — спросила Анжелика в коридоре. — Что значат эти благодарности? Кому?
— Ах, нет, сударыня! Я перекинулась парой слов со слугой господина графа.
— Он говорит по-французски?
— Нет, но он несколько раз подмигнул мне…
— Старый развратник! И тем не менее даже со слугами вы не должны говорить в присутствии господ. По вашему поведению будут судить обо мне.
— Простите, сударыня…
— Жаль, что ты не говоришь по-польски, а они по-французски. Было бы хорошо, если б ты выведала, что это за люди.
Странный поединок завязывался. Долгая и неудобная дорога была хорошим предлогом для небольшой, ни к чему не обязывающей интриги, красивая полька была так бесстыдно хороша и самоуверенна, что нуждалась в небольшом уроке, а чувство соперничества всегда оказывало влияние на поступки Анжелики. Юный граф показал себя настоящим придворным, он отличался во всем, за что брался, но все его дела и поступки носили отпечаток не только изящества, но и некоторой небрежности, а это заставляло предполагать, что ему все дается легко и провоцировало мысль: «А если б он взялся всерьез!» Кроме того, он был юн, хорош собой и сейчас находился в лапах этой, как казалось Анжелике, пустой и ненасытной «сестры»-полковницы. Но не это было главное. Появление спутников было явно связано с путешествием Анжелики, уж очень много было совпадений и недосказанности. Разумеется, француз не мог негласно охранять маркизу в России, он бы сразу бросился в глаза. Поляк больше подходил для этой миссии. Но быть посланным охранять первую красавицу Французского королевства и захватить с собой любовницу, это, конечно, не укладывалось ни в какие рамки и изобличало в графе человека слишком самонадеянного.
Размышляя о случившемся, Анжелика велела постелить себе и погасить светильник. Полный приключений день утомил ее, но мысли не давали уснуть. Иногда ей казалось, что взаимоотношения графа с «сестрой» в чем-то наигранны. «Уж не решил ли король развлечь меня в дороге демонстрацией любовных сцен?.. Он специально подослал их…» Но потом она вспоминала дышащую похотью Эльжебету и думала: «Нет, так нельзя сыграть!»
Весь следующий день был наполнен особыми любовными флюидами, так знакомыми Анжелике. Надо бы остеречься, но игра уже захватила их, и каждый совершенно невольно играл неписаную, но издревле оговоренную и обыгранную роль. Выезжая из деревни, граф предположил, что при благоприятных условиях они смогут ночевать в Витебске, но при каждом удобном и неудобном случае они устраивали привал, оставляли свои кареты (даже Эльжебета со следами бессонной ночи под глазами), сходились и, пока слуги суетились возле карет и лошадей, прогуливались, увлеченные беседой, по живописным полянам. Анжелика стала вспоминать свои приключения в Африке, описания гарема впервые вызвали осмысленность и любопытство во взгляде полковницы, но не надолго. «Еще бы! Ты сама хотела бы иметь гарем!» — подумала Анжелика.
Граф оказался не силен в географии, он предполагал, что Марокко находится где-то около Святой земли. Он с любопытством расспрашивал Анжелику и иногда в возбуждении от рассказанного ей даже перебивал и просил уточнить или повторить.
Привалы затянулись. Спустилась ночь, а Витебска еще не было видно.
— Вы такая рассказчица, маркиза, что нам трудно с вами расстаться, — сказал граф. — Правда, Эльжуня? Отчего бы вам не сесть к нам в карету и не продолжить ваш рассказ об этих ужасных львах?
«Ну, это будет слишком! Зачем торопить события?» — усмехнулась Анжелика, а вслух сказала:
— Увы, любезный граф. Эти воспоминания так живы, что слишком утомили и расстроили меня. Я уже сожалею, что вспомнила все это. Мне немножко не по себе, и я вернусь в свою карету.
— Не дать ли вам нюхательной соли? — спросила Эльжебета.
— Благодарю вас, мадам, но я привыкла обходиться без снадобий.
В Витебске они были глубокой ночью.
— Прекрасный день, — сказал граф, прощаясь с Анжеликой у дверей в ее комнату. — Я с нетерпением жду завтра, чтобы услышать продолжение вашей истории. Я не смогу спать…
— Да вам и не дадут, — усмехнулась из-за двери Анжелика, но граф уже не смог услышать этой колкости.
Витебск оказался небольшим городом, еще не отстроенным после недавнего пожара. Граф нашел его живописным и предлагал остаться здесь на целый день.
— Это невозможно. Я приехала сюда в поисках мужа и очень тороплюсь, — ответила Анжелика.
— Вы ищете мужа? — удивился граф. — Здесь?
— Да, граф. Я ищу здесь своего мужа. Это тоже очень интересная, но долгая история.
— Ах, да! Я что-то слышал…
— Вот видите, это невозможно. Город, действительно, великолепен, — сказала Анжелика, хотя городишко отнюдь не производил такого впечатления. — Оставайтесь, полюбуйтесь им, а мне надо ехать.
— Простите, маркиза, я сперва несколько превратно понял вас, — улыбнулся граф. — Если кому-то и надо искать мужа в этом смысле, то это нашей Эльжуне. Бедняжка вдовствует шестой год. А ваш муж, насколько я понял, жив, и вы торопитесь найти его. Простите меня еще раз. Я не хотел бы вас задерживать, но ваше общество настолько приятно, что каждый час вместе кажется мне драгоценным. Только это, поверьте…
— Скажите, граф, мадам Эльжебета ваша сестра? Это правда? — перебила его Анжелика неожиданным вопросом.
— От вас не скроешься, маркиза, — смутился граф. — Нет, она мне не сестра, она мне тетка. Но она такая молодая, она вдова, и ей очень не хотелось бы, чтоб такой взрослый племянник называл ее «тетушкой». Надеюсь, вы нас поймете и простите…
— О, я вас понимаю, граф, — не без едкости улыбнулась Анжелика. — Впрочем, мне пора. Я скажу, чтоб запрягали.
— Мы тоже немедленно трогаемся.
— А как же красоты города?
— Без вас здесь все померкнет.
Бессонные ночи сказались на Эльжебете. Когда на первом привале она не вышла из кареты, а на втором еле выбралась, подавляя зевки и протирая глаза платочком, смоченным в одеколоне, Анжелика поняла, что вдовствующая полковница уснула в пути и только что проснулась.
За рекой Двиной дорога стала хуже, край мрачнее, все живое, казалось, было истреблено недавней войной.
— Если все будет хорошо, через три дня мы достигнем цели, — сказал граф. — Деревушки, я думаю, разорены, но господский дом, мне сообщали, цел. Будем рады принять вас в нем, маркиза. Когда-то здесь замок высился над замком… Целый век с небольшими перерывами здесь идет война, еще одна столетняя война, о которой не знают ни в Париже, ни в Лондоне. От Штефана БАтори до Яна-Казимира… Вы принимаете наше приглашение, маркиза?
— Увы, мой юный друг, я вынуждена отказать, — и, чтобы отвлечь графа, Анжелика напомнила. — Как-то вы обещали рассказать мне о француженках…
— О том, что я думаю о них, — уточнил граф. — Извольте, маркиза.
Мельком глянув на «тетушку» (Анжелика немедленно оценила этот взгляд), граф взял Анжелику за локоть и увлек чуть в сторону от карет.
— Мой опыт здесь не особенно велик, но все говорят, что я хороший физиономист, — заговорил он вполголоса, улыбаясь и заглядывая Анжелике в глаза. — Вы — истинная француженка, и по нашему недолгому знакомству я рискну вынести приговор всем женщинам Франции. Если бы вы соблаговолили остаться в гареме у этого зверька, марокканского султана, то гарем вскоре распустили бы. Вы одна способны заменить дюжину женщин. Нет, не в этом смысле… Впрочем, не знаю… Мне кажется, что страстность вам вовсе не присуща. Любовь для вас — игра…
— Остановитесь! Я не давала вам повода говорить со мной о любви, — прошептала Анжелика. — Тем более таким образом…
— Я всего лишь описываю француженок, — возразил граф. — Итак… Любовь для вас — игра. Помимо нее у вас есть масса разных дел: заговоры, обольщения, грабеж на большой дороге. Ваши мысли вечно витают где-то в облаках или… в Африке… А поскольку вы не любите по-настоящему, вы непреодолимо привлекательны. Вы сентиментальны, романтичны, обаятельны и умны. Вы изобретательны в любви, вам здесь нет равных…
— Вы опять!.. Я сейчас же заткну уши и уйду…
— Короче, с вами не соскучишься…
— Довольно! И вы хотите, чтобы я остановилась под одной крышей с таким… опытным господином, как вы. Увольте, наслаждайтесь обществом вашей вдовствующей тетушки. Впрочем, я сомневаюсь, тетка ли она вам.
— Ну не бабка же, — расхохотался граф.
— Ах-ах! Какой юный и какой… — покачала головой Анжелика. — Молодой человек, экспериментируйте на других. Не забывайте, с какой целью я приехала сюда.
— Я этого никогда не забываю, маркиза, — посерьезнев и даже нахмурясь, сказал граф.
— Лошади отдохнули, пора ехать, — сказала Анжелика и, освободив локоть из рук графа, быстро пошла к своей карете.
«А что, если они ищут его, если они хотят через меня, выйти на него?» — возникла внезапно мысль.
Полковница меж тем стала проявлять первые признаки беспокойства, она о чем-то капризно заговорила с графом и бросила на Анжелику несколько косых взглядов. Граф отвечал рассеянно, пожал плечами и поклоном пригласил Эльжебету подняться в карету. Крис тронулся первым. Карета, переваливаясь по кочковатой дороге, потащилась все дальше и дальше на восток. Мысль, что король не смирился с побегом де Пейрака, приказал найти и схватить его, не давала покоя Анжелике. К ней приставили соглядатая, иначе зачем бы де Помпон предупредил ее о негласной охране? От кого и зачем ее охранять? Так или иначе, но надо было избавиться от графа. Сбежать от него и головорезов-слуг не представлялось возможным. Соблазнить и перетянуть на свою сторону? Наиболее приемлемый выход, но… она едет искать своего мужа… Что же остается? Эльжебета! Вызвать ревность Эльжебеты и… подставить графа. А там видно будет…
Два последующих дня Анжелика напропалую кокетничала со слегка растерявшимся графом. Эльжебета следила за ними тяжелым взглядом. Невнимание графа к своей персоне полковница, видимо, компенсировала по ночам. Граф заметно побледнел. К полудню, когда солнышко пригревало, его начинало клонить в сон. Но как старый боевой конь при звуках трубы, он преображался при появлении Анжелики.
Увлекшись этим своеобразным поединком, они почти не обратили внимания на то, что пересекли границу. Бородатые стражники монотонными голосами расспросили их, не везут ли они в Россию чего-либо запрещенного, и разрешили ехать дальше. И лишь подъезжая к показавшемуся за Днепром, опоясанному мощными крепостными башнями городу, Анжелика вспомнила: «Мы в России…»