Английский чай

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ева вышла из бутика, яростно сверкая глазами. Она со злостью протянула Рафаэлю большую коробку с платьем.

— Раз уж ты настоял купить это чертово платье, неси его сам! — бросила она холодно.

Не сказав ни слова, Рафаэль взял коробку и пошел вперед. У Евы не оставалось выбора, как поплестись следом за ним.

Красота окружающего ее города прибавила Еве отчаяния, когда она почти бежала за Рафаэлем. Кажется, они были единственными людьми, которые куда-то торопились. Остальные двигались медленной поступью отдыхающих. Злость, с какой Ева сбросила с себя платье в примерочной и стерла с губ блеск, поутихла, но девушка изо всех сил пыталась сохранить ее в себе, потому что иначе она задохнется от боли и унижения.

Они вышли на широкую площадь, окруженную зданиями с колоннами. Ева вдруг поняла, почему они кажутся знакомыми. Знакомыми и все же захватывающе неожиданными в своей красоте. Девушка остановилась.

— Площадь Святого Марка! — выдохнула она.

Рафаэль обернулся и увидел, что Ева неподвижно стоит посреди площади. Она снова стала собой: милой, свежей и ни капельки не светской. Сердце Рафаэля совершило неожиданный кульбит.

— Что-то не так?

— Все в порядке. Я просто не сразу поняла, где мы.

— Площадь Святого Марка. Здесь готовят самый вкусный каппучино в мире.

— Потрясающе!

— Это уж точно. Потрясающе, что туристы до сих пор покупаются на это.

Небо немного потемнело, придав странную желтизну дневному свету. Жара спала, а со стороны лагуны раздались первые раскаты грома. Люди собирались на площади в поисках укрытия. Только Ева и Рафаэль не двигались. Еве казалось, будто вся энергия надвигающейся грозы сосредоточилась между ними. Глаза ее блестели.

— Ты, конечно, не считаешь эту площадь впечатляющей и красивой, да, Рафаэль?

— Красивой? Нет. Когда дело касается красоты, я такой же дурак, как и все. — Он подступил ближе. — Чего я не могу вынести, так это когда красота дешевеет и становится доступной массам.

Ева вскрикнула, поняв смысл его слов.

— Ты мерзавец! Сначала ты расшвыриваешь деньги Лазаро, как какая-то фея-крестная, пытаясь превратить меня в Золушку, чтобы я сопровождала тебя на эту чертову церемонию, а теперь жалуешься, что тебе не понравился результат! Тогда, боюсь, ты сделал плохое вложение. Я тебе не блестящая гламурная моделька и никогда ею не стану!

Первые крупные капли начали падать с неба. Лицо Рафаэля в хмуром дневном свете казалось бледным. Он провел рукой по волосам.

— Ты просто не понимаешь… Я не хочу, чтобы ты была «блестящей, гламурной моделькой».

Ева подняла на него глаза, повернулась и собралась бежать, но Рафаэль перехватил ее руку и притянул к себе. Первая молния разрезала небо.

— Ты не хочешь? Тогда перестань играть со мной и оставь меня! — закричала девушка. — Если ты не хочешь меня, просто оставь меня в покое!

— Нет! — Его голос прозвучал сильнее грома. — Я не желаю, чтобы ты превращалась в одну из тех женщин, потому что ты прекрасна такая, какая есть! Ева, ты…

Рафаэль не закончил. Их губы встретились в страстном поцелуе. Теплые капли дождя смешались со слезами Евы. Рафаэль не мог оторваться от нее, словно путник, жаждущий напиться после долгого путешествия.

Раздался оглушительный раскат грома. Дождь усилился. Рафаэль нехотя оторвался от губ Евы, осознав, что она так и не надела бюстгальтер и теперь стоит перед ним, словно обнаженная.

И тут он понял, что хочет ее больше, чем кого бы то ни было в своей жизни!

Ева услышала звук, сорвавшийся с его губ, и все поняла. Она прикусила губу и заглянула в глаза Рафаэля. Девушка приподнялась на цыпочки и убрала упавшую на его лоб прядку. Потом призывно коснулась губами его губ…

Он прерывисто дышал, его глаза казались совсем черными. Когда молния снова пронзила небо, они взялись за руки и побежали, шлепая по лужам. Только оказавшись на другой стороне площади, Ева заметила, что чего-то не хватает, оглянулась и вскрикнула:

— Платье!

Брошенная им во время поцелуя коробка до сих пор стояла посреди площади.

— Оставь его! — простонал Рафаэль, притянув Еву к себе.

Он остановился у массивной деревянной двери. Ослепленная желанием, Ева не заметила, как они попали сюда. Рафаэль взбежал по ступеням и отпер дверь.

Они прошли внутрь. Ее губы уже искали его рот, не успела за ними закрыться дверь. А когда она все же захлопнулась, они уже жадно целовались. Ева прогнулась, как кошка, и почти замурлыкала от удовольствия, когда ее грудь коснулась его груди.

Она прижалась к Рафаэлю еще крепче, чувствуя его возбуждение. Ей хотелось расстегнуть ремень на его брюках, но какой-то садистский инстинкт растянуть удовольствие удерживал ее до тех пор, пока она сама не истомилась в ожидании.

— Ева, я…

Но девушка не желала ничего слушать. Ею руководил животный инстинкт. Притянув Рафаэля к себе за воротник рубашки, она успела прошептать только «я хочу тебя», и снова их губы слились в томительной неге поцелуя.

Ее руки потянулись к его ремню, но Рафаэль остановил ее.

— Не здесь.

Он взял ее на руки и понес наверх. Все это время Ева расстегивала пуговицы его рубашки. Рафаэль толкнул плечом какую-то дверь, вошел и поднес Еву к кровати.

Было что-то божественное в том, как она встала перед ним на колени, чтобы закончить то, что начала в холле. Гроза на улице сменилась совершенно иной бурей — бурей эмоций и страсти.

Ее губы тронула чувственная улыбка.

Пуговица. Игра продолжается. Сантиметр за сантиметром ее пальчики скользили по его возбужденной плоти.

Стон Рафаэля разорвал тишину спальни. Он нежно толкнул Еву на постель, скинул расстегнутую рубашку и завладел губами девушки, одновременно снимая с нее брюки. Мужчина оглядел ее топ с тысячей маленьких пуговичек.

— Сними его!

Ева повиновалась. Рафаэль словно пожирал ее глазами. Он не мог больше томиться в ожидании. Он начал ласкать ее грудь, покусывая розовые соски, как ребенок, припавший к груди матери.

Ее стон эхом прокатился по замку. Рафаэль заглянул в глаза Евы. Он сорвал с себя оставшуюся одежду и развел ее бедра.

Она ждала его и уже была готова принять, но когда он входил, то ощутил внезапное напряжение. Она вдруг показалась ему беззащитной маленькой девочкой…

— Ева, — выдохнул он. — О, Ева…

— Не останавливайся! — взмолилась она. — Прошу тебя, Рафаэль… прошу…

Она задохнулась от желания. Рафаэль сменил позу так, что они оказались на краю постели в таком же положении, как в ту ночь на террасе. Но на этот раз она ощущала его глубоко в себе.

Их тела закружились в танце, старом как мир. Ева обняла Рафаэля, перенеся вес на колени, двигая бедрами, с каждым новым движением пропуская его все глубже и глубже.

И когда их взгляды встретились, в его глазах Ева увидела… Что это было? Она уже утонула в темной пучине его зрачков, когда он отвел глаза и уткнулся носом в ее шею, вдыхая ее запах, упиваясь ее вкусом.

Рафаэль не мог больше сдерживаться. Он заполнил все ее существо, ощутив, как она застыла в его руках, издав стон радости и удивления.

И даже потрясающий финальный аккорд был не сравним с тем наслаждением, которое он испытал, услышав этот стон.

В воздухе повеяло прохладой. Рафаэль почувствовал, что Ева дрожит, и притянул ее ближе к себе.

Они лежали в тишине. Рафаэль ласкал ложбинку на ее груди и думал. Чувство умиротворения ушло, теперь заработал мозг, анализировавший то, что произошло сейчас между ними.

Он считал ее журналисткой, которая хотела сенсации. А сюда привез потому, что не доверял ей, но хотел защитить. И теперь Рафаэль знал, что Ева была невинна в буквальном смысле слова. Он должен был защитить ее, но был настолько эгоистичен в своей похоти, что даже забыл воспользоваться презервативом.

Чувство вины остро пронзило его.

— Ты должна была сказать мне.

Ее рука, ласкающая его волосы, остановилась.

— Сказать что?

— Что ты девственница.

— Разве это что-нибудь изменило бы?

— Ну конечно, конечно!

Этого и боялась Ева. Для Рафаэля произошедшее между ними не больше, чем просто секс.

— Я не сказала потому, что это неважно.

— Я был бы… нежнее. И внимательнее. Прости.

— Я думала, мы договорились больше не извиняться? — Ева издала смешок, больше похожий на всхлип. — Или ты напрашиваешься на комплимент? Ты был великолепен. Это… — Ева не могла найти слов, чтобы описать, на что была похожа ее первая близость с мужчиной.

Она запустила пальцы в его волосы.

— Ты седеешь, — произнесла Ева мягко, выдернув один седой волосок.

— Разумеется. Я стар. Слишком стар для тебя.

— Кто сказал? Твоей маме было столько же лет, сколько мне сейчас, когда она вышла замуж за твоего отца. А он был намного старше тебя. Фиора мне рассказала.

Ева ощутила, как Рафаэль напрягся.

— Вставай! — резко сказал он, откинув одеяло. — Нас ждет церемония.

— Надеюсь, дизайнеры не очень на меня обидятся. Мы ведь оставили платье на площади. Придется сотворить что-нибудь из простыни, — улыбнулась Ева.

Рафаэль надел джинсы и открыл перед Евой двери, за которыми висел целый ряд платьев разных цветов.

— Чьи они? — выдохнула девушка.

— Моей матери. Не думаю, что они ей понадобятся сегодня вечером.

Рафаэль спустился за их вещами, а Ева, обернувшись в простыню, подошла к шкафу, провела рукой по ряду платьев и вспомнила улыбающуюся женщину с фотографии. Как Рафаэль может жить здесь?

Он вернулся, держа сумки в руках.

— Нашла что-нибудь?

— Нет. То есть да. Но их так много… я не знаю, с чего начать.

Ее сердце сжалось, когда Рафаэль начал доставать платья — одно за другим.

— Ничего красного и черного. И серого. Я хочу, чтобы ты оставалась собой. Попробуй начать с этих.

— Они все великолепные. — Ева достала из стопки розовое платье и приложила к себе.

Позади нее Рафаэль доставал из чемодана свой смокинг. Воспользовавшись этим, Ева надела платье.

— Там должны быть еще и туфли.

Ева посмотрела в нижней части шкафа и действительно обнаружила множество туфель. Некоторые в коробках, некоторые нет.

— Почему здесь все осталось так, будто твоя мама просто ушла, оставив все свои вещи?

— Отец не захотел ничего выбрасывать. Кроме того, легче было оставить все в замке, чем перевозить.

— Он, наверное, очень любил твою мать.

— Не совсем. Он любил ее платья. Некоторые модели он придумал сам.

— О, Рафаэль, нет! Это, конечно, шутка? Твой отец любил твою маму!

— Если и так, он никогда не показывал этого. Полагаю, отец не оставлял попыток сделать из нее ту, кем она не являлась.

— А какой она была?

— Милой. Смешной. Всегда смеялась над абсурдным миром моды, что сводило с ума моего отца. Для него мода значила очень много.

— Тогда почему он женился на Изабелле? — спросила Ева, надевая босоножки.

Она услышала позади щелчок камеры и удивленно подскочила:

— Ч-что ты?..

— Когда я вижу что-то красивое, мне хочется сфотографировать это. — Рафаэль сделал несколько снимков и продолжил: — Мама была дочерью итальянского герцога. И очень красивой. До того, как стать его женой, мама была его музой.

Он улегся на постель, откинувшись на подушки, и стал разглядывать Еву.

— Надень вон то, голубое.

Ева сделала, как он просил. Фотоаппарат щелкнул снова.

— Продолжай.

— Сначала мама стала излюбленной жертвой папарацци. Красивая, молодая наследница — жена именитого дизайнера! Но она ненавидела их. Мама была молода и застенчива. Ей совсем не подходила роль, которую ее заставил играть отец.

Ева облачилась в голубое платье и повернулась к нему спиной.

— Что же случилось? — через плечо спросила она.

— Отец ничего не замечал. Для него публичность много значит. А после моего рождения все стало только хуже. Ради меня мама старалась избегать журналистов, а они все чаще преследовали ее. Однажды мама повела меня к дантисту. Когда мы вышли, за нами погнались папарацци. Они кричали, чтобы мы остановились, что надо сделать снимки. Мама вышла на дорогу, чтобы они отстали…

Еве вдруг стало трудно дышать. Бледно-зеленое платье, которое она надела после голубого, упало на пол. Девушка вспомнила слова Фиоры: «Для ребенка увидеть такое…»

— Водитель не смог избежать наезда. Он винил себя, но это была не его вина.

— Нет. И не твоя. И не твоего отца.

— Нет, именно его! Отец должен был понять и защитить маму. Если бы он любил ее, он не позволил бы этому случиться.

Несколько минут оба молчали. Наконец Рафаэль бросил:

— Ладно, хватит об этом. Мы опоздаем. — Он быстро надел смокинг.

— Поможешь мне с молнией?

Рафаэль отвел волосы с ее плеч и застегнул на ней платье. Ева повернулась к нему. В ее глазах читались сострадание и понимание.

— Я хорошо выгляжу? — доверчиво спросила она.