Айриш-бой для сицилийца

2.

Первое, что его поразило на текстильной фабрике – грохот. И снова – женщины. В цеху возле гигантских прялок, превращавших хлопок в пряжу, всем заправляли женщины. Возле ткацких станков, споро направляя челноки и следя за сложными рисунками – тоже женщины. Мужчины-рабочие привозили тяжелые валы хлопкового шнура и ниток, разгружали тюки с хлопком-сырцом, на которых стояли печати южных штатов. Кое-кто из механиков налаживал машины, кто-то занимался схемами рисунков.

Начальник цеха, к которому Тома отправили после мытарств от одного главного к другому, скептически его осмотрел. Судя по внешности, он был то ли выходцем из Южных штатов, то ли откуда-то из Старого света. Напомаженные черные волосы, тонкие усики, нарукавники от пыли – он пытался изо всех сил выглядеть представительно.

– Для чернорабочего ты слишком уж тощий… – вздохнул он, оглядывая Тома.

– Я из семьи фермеров, я привык к тяжелой работе, – ответил Том, умолчав, что сейчас он работает в прачечной.

– Вот что… – начальник цеха подумал и решил, – отправлю-ка я тебя в цех окрашивания тканей. Таскать там тоже нужно много, но небольшими партиями, красители, в основном. Вытаскивать ткань из чана ты, конечно, не осилишь.

Разумеется, токсичными красками ткани никто не окрашивал, но запах все равно был специфический, это Томас выяснил уже на следующий день, одним днем уволившись из прачечной и получив расчет.

Перед ним снова встала проблема жилья, и днем во время короткого перерыва он решился подойти к начальнику цеха, чтобы спросить совета, где можно снять квартиру.

О том, чтобы жить на фабрике, речи быть не могло, она работала без перерывов, работники трудились в две смены по двенадцать часов. Зато оплата была повыше, чем в прачечной, потому Том и решился озаботиться собственным жильем.

Начальник цеха его просьбе, казалось, даже не удивился. Он дал ему рекламную листовку небольшого отеля, который оказался чем-то вроде мужского общежития. Жили там, в основном, рабочие, такие же как Том, слишком замордованные чтобы думать о чем-то, кроме чистой постели, не обзаведшиеся семьями или уехавшие от них на заработки. Главным правилом было соблюдать тишину, не устраивать пьяных дебошей и вносить плату раз в неделю. Дороже брали с тех, кому был нужен телефон, но Тому было некому звонить. В его крошечной комнате помещалась кровать и комод. Ванная была общей на этаж, и утром там было что-то вроде расписания.

Понемногу Том влился, освоил тонкости работы на фабрике, его стали ставить в ночные смены, оплата за которые была чуточку повыше. Но и работы было много. Как скоро Том смог заметить, некоторые партии были явно "левые" и уходили не их основному заказчику. И чаще всего они и были в работе по ночам.

Том привык к жаркому мареву от котлов, где ткань варилась и красилась – в кипятке некоторые пигменты схватывались лучше. Потом их полоскали в холодной воде, и иной раз Том отмечал странные метаморфозы, когда один цвет превращался в другой.

Важно было отследить момент, чтобы цвет получился именно такой, какой нужно. Это входило в обязанности Томаса.

Он работал в дневной смене, когда случилось одно происшествие, винить в котором, кроме самого себя, ему было некого. Слабым оправданием его невнимательности было то, что ночью в его отеле прорвало трубу, и они с соседями устраняли ее последствия, так что он совершенно не выспался. И в цеху, когда надо было перекинуть ткань из котла, окрасившуюся в синий цвет, в холодную воду, он отвлекся и насыпал туда красного красителя.

Конечно же, начальника цеха ни капли не волновало, какой красивый фиолетовый цвет получился. Он оштрафовал Томаса и пообещал вычесть стоимость испорченной ткани из его жалованья, если ткань не получится пристроить.

Спорить парнишка не посмел и следующим утром, когда начальник вызвал его к себе, решил, что речь пойдет именно об этом, но ошибся. Не отрывая взгляд от документов, тот сообщил, что следующую неделю Том работает в ночную и будет заниматься только фиолетовой тканью.

Том был уверен, что он ослышался.

– Простите, сэр, – начал он, глубоко вздохнув. – Я думал, что я оштрафован за ошибку с краской…

Начальник вздохнул, потер переносицу и посмотрел на Томаса.

– Никогда не поймешь, что творится в голове у клиентов, – сказал он. – Ты кажешься мне славным малым, и голова у тебя вроде соображает неплохо. То, что вчера казалось ошибкой, весьма впечатлило нашего очень важного заказчика. Он заказал у нас еще пару сотен ярдов фиолетового шелкового сатина, и твоя задача сделать нужный оттенок. Если не справишься, полетит не только твоя голова, но еще и моя. В наших общих интересах выполнить этот заказ как следует. А теперь иди.

– Слушаюсь, сэр, – не сказать, что объяснение добавило ясности, но Том понял, что дальше задавать вопросы смысла не имеет.

Впрочем, всю степень ответственности он осознал, а потому и к делу подошел со всей серьезностью. Для начала он подобрал нужный оттенок, смешивая синий и красный в небольших количествах, а потом уже, пересчитав количество и мысленно поблагодарив своего учителя математики в католической школе, он добавил красители в нужных объемах в чан с тканью.

И все равно вытаскивать ткань было чертовски страшно, но у него все получилось.

К утру была готова вся партия. С помощью других работников смены они развесили ткань для просушки, натягивая полотно между высокими жердями, чтобы та высыхала быстро и равномерно. Упаковка и все остальное уже было на совести утренней смены, а Том, уставший не столько от работы, сколько от непривычного напряжения, мог только молиться, чтобы заказ понравился клиенту.

Судя по тому, что в конце недели ему пришлось объяснять пропорции цеховому технологу, его оттенок имел успех. Ночами стали красить не только сатин, но и тонкий шифон и другие более дорогие ткани. Том воображал, какие наряды из нее сошьют и почему-то ему представлялись только роскошные платья голливудских звезд, которых он видел на афишах кинотеатров. Его дело было маленькое, теперь за пропорции отвечал технолог, чтобы избежать малейшего прокола. Видимо, клиент был слишком важный.

Перед рассветом в одну из своих смен Томас вышел подышать воздухом – от тяжелого запаха красителя и влажного пара у него начала кружиться голова. Он был голый по пояс, покрытый пленкой пота и цветными разводами – как и многие на его смене. В свете фонаря он увидел прислоненный к стене кусок стекла с трещиной по краю – тот был из цеховых больших окон, и его как раз заменили накануне. Темная стена за ним и электрический свет фонаря превратили стекло в зеркало, и Том не удержался, подошел к нему, рассматривая себя. С удивлением он отметил, что за месяцы тяжелой работы в Нью-Йорке на нем наросло какое-то количество мышц, скрашивая его прежде неприглядную юношескую худобу и нескладность. Он усмехнулся и стал красоваться, принимая позы как у цирковых силачей, демонстрируя бицепсы.

От дурачества его отвлек щелчок зажигалки и короткая вспышка огня, отразившаяся в стекле. Кто-то наблюдал за ним из темноты угла.

– Не думал, что на ткацкой фабрике работают столь… колоритные экземпляры, – из темноты раздался голос с акцентом, который Том не смог опознать, такой ему раньше слышать не приходилось.

Огонька сигареты, хотя Томас не поручился бы, что это именно сигарета – палочка была темно-коричневого цвета, не хватало, чтобы рассмотреть лицо незнакомца. Только глаза казались почти черными, хотя в таком освещении другими они быть и не могли.

Но, когда молодой человек все же вышел из темноты, Том убедился, что глаза у него и правда очень темные, под стать волосам цвета воронова крыла, и всей одежде. Белыми были только гамаши.

Том был ошарашен его внезапным появлением и отступил на шаг.

– Простите сэр. Но что вы тут делаете? – не мог не спросить он. Уж этот-то парень не тянул на рабочего фабрики. От него веяло опасностью и шиком, и он абсолютно не вписывался в этот промышленный пейзаж. Такому как раз место на Пятой авеню, он там был бы как рыба в воде.

– Заехал по делу, – уклончиво ответил тот и снова поднес к губам необычную палочку шоколадного цвета. – Шифон готов? – спросил он, снова скользнув взглядом по красочному, в буквальном смысле, торсу Томаса, и перевел взгляд на свой брегет.

Том ощутил терпкий аромат табачного дыма, и мало-помалу до него дошло, что это видимо и есть важный клиент. Он поежился от оценивающего взгляда незнакомца и почему-то ощутил желание прикрыться.

– Да, готов, сэр, – кивнул он. – Его упаковывают.

– Отлично, – ловкими пальцами тот убрал брегет в кармашек жилетки, и Том мог бы поклясться, что успел приметить ствол пистолета у него подмышкой.

У него невольно холодок пробежал по коже, и он порадовался, что незнакомца не нужно провожать, тот явно знал, куда идти.

Через пару дней, когда Томас уже и думать забыл о странной встрече ранним утром, она повторилась, разве что в этот раз ирландец был в рубашке, еще более пестрой, чем его торс, ведь она хранила следы множества красок, отстирать какие-то было просто невозможно.

– Без рубашки ты смотришься лучше, – отметил голос из темноты после щелчка зажигалки.

– Без рубашки уже холодно, – отозвался Том, снова вздрогнув, когда услышал это. Но это было правдой. В Нью-Йорк пришла осень, и без рубашки он на улицу уже не рисковал выходить, чтобы не схватить простуду. Впрочем, и в его общежитии было уже холодно ночами так, что спать можно было только одетым.

– Куришь? – незнакомец подошел к Томасу и протянул щегольской портсигар, украшенный перламутром. Он отщелкнул крышку и вытащил зажигалку, чтобы прикурить.

Вообще-то Том не курил, но соблазн был слишком велик. Он увидел тонкие коричневые сигареты и, взяв одну, зажал ее губами, наклоняясь к огню зажигалки. Затянувшись, он осознал свою ошибку – табак был дьявольски крепким, и он тут же закашлялся.

– Не куришь, – с усмешкой констатировал незнакомец, убрав портсигар в карман. – Если уж решил начать курить, не спеши, – посоветовал он. – Затягивайся медленно.

Том вытер заслезившиеся от крепости глаза и сделал, как тот велел. Получилось лучше. Он выпустил дым и облизнул ставшие горькими губы.

– Спасибо, – кивнул он.

– Энди Рапаче, – незнакомец протянул руку для приветствия.

Он давно привык представляться укороченной версией имени, потому что нареченное родителями "Адриано" здесь как только не коверкали.

– Том Бернс, – ответил он, пожав протянутую руку. – Приятно познакомиться, – добавил он, как его всегда учила мама.

– Ага, – Энди усмехнулся, изучая взглядом собеседника. – Ирландец, – не спросил, а констатировал он. – Ну и кому в Ирландии ты отправляешь три четверти своей зарплаты?

– Никому, я один, – ответил Том, пожав плечами. – Да и моя зарплата, если от нее отнять три четверти, не оставит мне ничего даже на самую бедную жизнь.

– Почему не найдешь что-то поприличнее? – Адриано облокотился плечом о стену, неспешно дотягивая сигарету. – Что-то с зарплатой поприличнее.

– Я же ирландец, – ответил Том, все так же потихоньку докуривая сигарету. – В Нью-Йорке слишком много ирландцев и слишком мало приличной работы.

– Кто ищет, тот находит, – пожал плечами Энди. – Чем ты занимался в Ирландии?

Едва ли в клубе "Оникс" у кого-то язык повернулся назвать Энди Рапаче добродетельным. Он и сам пока не понимал, чего зацепился за этого паренька, просто стало интересно.

– Я из семьи фермеров, так что занимался тем, что обычно делают фермеры. Выращивал фрукты и овощи, ухаживал за скотиной, пел в церковном хоре в юности, – пожал плечами Томас. – Ничего особенного.

– Пел? – неожиданно ухватился за его слова Энди. – Ну-ка, изобрази что-нибудь, – попросил он, щелчком отбросив окурок в сторону.

– Изобразить, в смысле спеть? – не понял сначала Том. Ему как-то было непривычно петь просто так, для кого-то. Да и ни один церковный гимн в голову не лез. Так что он припомнил и запел их ирландскую песню про Молли Малоун.

– Это точно поют в церковном хоре? – прищурился Энди, когда Томас допел.

Пение он не прерывал, сам не заметив, как заслушался. Стоило признать, что голос у парнишки хороший, правда, по высоте ближе к девичьему, но ему очень подходил.

Том смутился, залился краской и помотал головой.

– Нет… это не из церковного хора, – сказал он. – Просто эту песню часто поют в пабах. Вот и вспомнилось.

Их разговор неожиданно прервался, когда на улицу вышел начальник цеха, потерявший Тома, а заодно обнаруживший Энди.

– Мистер Рапаче! Прошу, все уже готово, – пригласил он, вопросительно глянув на Томаса.

– Извините, сэр, – сказал Том, извиняясь сразу перед обоими, и вернулся в цех, выбросив окурок в ящик с песком. Во рту еще стоял привкус табака, в голове засела песня, которую он зачем-то спел перед этим странным парнем.

Проводив его взглядом, Энди пошел следом за начальником цеха, чтобы оформить их дела.

А через неделю сам нашел Томаса уже в цеху.

– Эй, ирландец, – он хлопнул парня по плечу. – Пойдем, потолкуем.

Том немного напрягся, естественно ожидая, что это будет очередной выговор, или еще что. Так что в кабинет начальника он шел с небольшой опаской.

– Что-то не так? – не мог не спросить он.

Но Энди отвёл его не в кабинет начальника, а на улицу, чтобы поговорить без лишних ушей.

– Ты не думал о том, чтобы зарабатывать своим талантом? – спросил он, привычно закурив.

– Моим талантом? – переспросил Том. – Каким именно?

– Точно не овощи выращивать, – усмехнувшись, ответил Энди. – Я про пение. Не думал о том, чтобы петь со сцены?

Том несколько минут переваривал эту фразу, а потом покачал головой.

– Нет, такой вариант я не рассматривал, – честно ответил он.

– Почему? – тон Адриано стал деловым, так что дальнейшее прозвучало не как лесть или хвалебные речи, просто как констатация. – У тебя хороший голос. Да и условия работы получше, – он дернул гладковыбритым подбородком в сторону фабрики.

– И что же это за условия? – спросил Том. Он, как ни крути, совсем уж деревенским дурачком не был, и знал, что не стоит вестись на обещания золотых гор.

– По крайней мере, тяжести таскать не надо, – стал перечислять Энди. – Конечно, у нас в клубе бывает жарковато, но вряд ли настолько, – он снова кивнул на фабрику и усмехнулся. – Да и форма одежды получше.

– У вас в клубе? – ухватился за эти слова Том. – Что за клуб?

– Клуб "Оникс", – ответил Энди. – Им владеет мой босс. Люди приходят туда развлечься, приятно провести время, послушать музыку, потанцевать.

Про услуги жриц и жрецов любви он пока не стал упоминать.

– И ты думаешь, они захотят послушать, как я пою? – уточнил Том, прищурившись.

– Если будешь петь из модного репертуара, еще как захотят! – кивнул Энди и, потянув цепочку, глянул на часы. – Вот что, приходи вечером, сам посмотришь. Клуб находится на 52-й улице.

Том подумал, что от одного похода он точно не облезет, и кивнул.

– Хорошо, я приду, – пообещал он.

– Только… переоденься, – хмыкнув, напомнил Энди, и через пару мгновений о нем напоминал лишь аромат крепкого табака.