Беглянка

ГЛАВА ПЯТАЯ

Напряжение на камбузе стало невыносимым.

Когда истекали последние драгоценные минуты, все больше и больше приближая крайний срок — половину девятого, Верена вдруг сделалась неловкой.

Она с громким стуком уронила на пол разливную ложку, пролила горячий суп себе на руку, когда пыталась перелить его в супницу.

Повар Джек в это время бездельничал, хихикая и грызя карандаш.

— А что, парень, я ведь тебя не нервирую, правда? — поддразнил он.

Верена заставила себя улыбнуться и убрала со лба прядь спутавшихся волос. Она взяла с раковины тряпку для мытья посуды и принялась вытирать пролитый суп.

Джек указал карандашом на висок Верены, туда, где она убрала прядь волос и обнажила ссадину, полученную во время происшествия с экипажем.

— Тебя хорошо стукнули по голове, парень. Где ты это заработал?

— А, пустяки. Просто ударился головой, вот и все, — пробормотала Верена.

Повар-грубиян еще раз усмехнулся про себя и заерзал на табурете.

— Наверное, ввязался в драку из-за какой-нибудь красотки!

Верена была вынуждена скрыть свое замешательство от этой вульгарной манеры выражаться.

Открылась дверь, и вошел Артур, одетый в чистую форму. Его волосы были смазаны бриллиантином, лицо чисто выбрито. Толкнув дверь камбуза, он застегивал белые перчатки.

— Готов, Жан? Нельзя заставлять его светлость ждать.

Верена посыпала суп последними крошками петрушки и вручила супницу стюарду.

Тот погрузил ее на кухонный лифт, прихватив пачку салфеток.

Верена глубоко вздохнула и потянула за веревки. Супница ускользнула из виду…

— А теперь homard, — объявила она.

Девушка налила соус Milanaise в bain marie[30] с кипящей водой и подождала, пока тот нагреется. Пока соус медленно доходил до кипения, Верена красиво разложила омаров на огромном подносе.

К тому времени как соус дошел до кондиции и прогрелся, Артур вернулся на камбуз за следующим блюдом.

— Готово?

Верена кивнула.

Артур осторожно поставил омаров на полку кухонного лифта, а Верена тем временем принесла мясную закуску и блюдо с картофелем фри.

— Я сам отнесу это наверх, — сказал Артур, — а потом спущу на лифте остатки первого блюда.

Остатки! Верене сделалось дурно от напряженного ожидания.

— Надеюсь, их нет, — сказала она.

Маркиз ничего не говорил о том, понравился ли ему суп, и если тарелки вернутся полными, она узнает ужасную правду.

Последовало мучительное ожидание, а потом кто-то дернул за веревки кухонного лифта, и перед Вереной появилась супница. Тарелка для супа стояла рядом.

Верена с трудом заставила себя поднять взгляд, сняв с полки супницу, за которой последовала… совершенно пустая тарелка для супа!

— Не спеши радоваться, может быть, его светлость вылил все рыбам, — хихикнул Джек.

Верена метнула на него сердитый взгляд, но ничего не сказала.

«Боюсь, мне придется игнорировать этого ужасного человека, — подумала она. — Нельзя позволять, чтобы он подорвал мою веру в себя. Я хорошо готовлю. Если он такой замечательный, почему ему не предложили должность шеф-повара?»

Девушка несмело приподняла крышку супницы. Было трудно определить, сколько съел маркиз. Верене показалось, что к супу почти не притронулись.

«Я не позволю, чтобы это меня сбивало, — решила девушка, отодвигая супницу в сторону. — Я приготовлю десерт так, что маркиз его никогда не забудет».

Девушка выбрала для персиков изящное блюдо из венецианского стекла. Она обнаружила его в одном из дальних углов кладовой, когда искала сахарную пудру.

Верена разложила фрукты, аккуратно начиненные марципаном и покрытые сахарной глазурью с мараскиновыми вишнями. В качестве последнего штриха девушка разложила по краю блюда веточки мяты и слегка посыпала десерт сахарной пудрой.

— Voila! — с гордостью воскликнула она.

Стюард снова появился на камбузе и попятился на шаг, когда увидел изысканное блюдо персиков.

— Ну и ну, вот это картина! Настоящая диковинка! Посмотрим, что на это скажет его светлость.

Артур взял со стола стеклянное блюдо и вновь исчез на лестнице.

Скрежет кухонного лифта возвестил о возвращении главного блюда. Сердце Верены тяжело билось, пока посуда спускалась вниз.

— Но ведь это же неиспользованные тарелки! — воскликнула в смятении девушка, забирая чистый фарфор.

— Не повезло, парень, — хихикнул Джек. — Готовься собирать вещички.

Верене пришлось взять себя в руки.

«Я не стану плакать, — сказала она себе. — Мне нельзя этого делать. Иначе я навлеку на себя подозрения и лишнее внимание. Ни один мужчина не проливал бы слез по таким пустякам».

Дверь камбуза отворилась, возвещая о приходе стюарда. Тот кашлянул, а потом махнул рукой Верене.

— Что такое, месье? — спросила она с тревогой.

— Его светлость требует вашего присутствия в салоне наверху.

— Спорим, что кое-кого высадят в Кадисе, — злорадствовал Джек. — Какое короткое знакомство!

Верена в ужасе посмотрела на свой перепачканный мукой фартук и убрала с глаз влажную прядь волос.

— Невозможно, — объявила она. — Я не могу идти к его светлости в таком виде.

Девушка показала на свой фартук и лицо. Рану саднило от пота, а кепка стала вновь невыносимо раздражать кожу головы.

— Его светлость позвал тебя наверх не для того, чтобы осматривать твою форму, — отозвался Артур, не желая принимать отрицательного ответа. — Он не привык, чтобы ему отказывали. А теперь, Жан, будь так добр, следуй за мной.

Верена с Артуром замерли на несколько секунд, ожидая, кто сделает первый ход. Наконец Верена уступила.

Она сняла грязный фартук и вытерла лицо полотенцем. Затем проверила, чисты ли руки, и покинула камбуз следом за Артуром.

Поднимаясь по ступенькам, ведущим в главные жилые комнаты, девушка слышала, как за ее спиной во все горло хохочет Джек.

— Но что насчет ужина, он пришелся по вкусу его светлости?

Верена потянула Артура за рукав, но тот лишь пожал плечами.

— Уверен, ты скоро узнаешь, — отозвался стюард и больше ничего говорить не пожелал.

Корабль мягко покачивался на волнах, когда они поднялись на палубу. Но вдруг он резко накренился, и Верена схватилась за перила, а Артур только рассмеялся.

— Скоро привыкнешь к морской качке, юноша!

Хотя море было достаточно спокойным, волны заставляли корабль то и дело крениться, когда тот попадал в какое-нибудь течение.

— В Ла-Манше всегда так, — объяснил Артур, — увидишь, мы сядем на ровный киль, как только войдем в Бискайский залив.

Верена почувствовала себя довольно скверно, но не могла сказать наверняка, качка тому причиной или нервы. Она никогда раньше не страдала от морской болезни.

Салон находился с тыльной стороны корабельного трапа. В травленых стеклах его окон играл свет, идущий от зажженных внутри свечей. Эффект показался Верене просто очаровательным.

Артур подошел к богато украшенным двустворчатым дверям, постучал и стал ждать.

— Войдите, — послышались низкие бархатные тона голоса маркиза.

«Скоро я узнаю свою судьбу, — подумала Верена. — Ах, если бы он только был добр ко мне!»

Маркиз Хилчестер сидел во главе небольшого стола орехового дерева, сосредоточив пронзительный взгляд на бокале тонкого рубинового портвейна, что стоял перед ним.

Верена чуть не вскрикнула, увидев его. Маркиз Хилчестер оказался вовсе не солидным пожилым джентльменом, каким она его себе представляла, а красивым молодым человеком не старше тридцати пяти лет.

«Так хорош собой, — вздохнула про себя девушка, — и так молод!»

Верена заметила, что его темные волосы густы и вьются, а глаза под четко очерченными бровями сияют самым потрясающим оттенком горячего янтаря, какой она только видела. Девушка не хотела показаться грубой, а потому опустила взгляд.

В салоне находилось множество редких и красивых вещей, мебель была самого высокого качества. Верена тотчас поняла, что, когда обставляли эту комнату, денег не жалели: от изысканных панелей красного дерева, которыми были отделаны стены, и до графина из уотерфордского хрусталя, стоявшего перед маркизом, — все предметы интерьера были лучшими, какие только можно достать, и выбраны с тончайшим вкусом.

— Это Жан, милорд, наш новый шеф-повар.

Верену так впечатлила обстановка, что она не могла выдавить из себя ни слова.

Девушка нервно оглядывала комнату, не переставая удивляться. Она чувствовала, что взгляд маркиза, не пропускающий ни единой детали, устремлен на нее.

— Жан, я хотел похвалить тебя за чудесный ужин, — начал маркиз, отводя взгляд, — персики были особенно хороши. Полагаю, можно ожидать, что завтрашние блюда будут такого же высокого качества?

Он остановился и устремил взгляд в какую-то точку вдали.

Верена, однако, слишком увлеклась красотой комнаты и, похоже, не собиралась отводить глаз. Ее внимание привлекло полное собрание «Легенд Древней Греции» в кожаных переплетах с золотым тиснением, которое занимало книжную полку справа от маркиза.

— Жан, его светлость обращается к тебе.

Тон Артура сделался резким и Верена смутилась, и почувствовала себя неуверенно.

«Я не могу встретиться с маркизом взглядом, — сказала она себе, — не могу».

— Жан? — нетерпеливо повторил Артур.

— Ах, oui, спасибо, милорд. Могу вам это пообещать.

Чувствуя, как гулко колотится сердце в груди, Верена впервые подняла взгляд на маркиза. К своему удивлению, девушка обнаружила, что тот по-прежнему не желает смотреть ей в глаза. Вместо этого маркиз продолжал смотреть вдаль, как будто выискивал там сушу.

Верена почувствовала, как к щекам прилила кровь: она вновь забыла о своем приниженном положении.

«Так грубо избегать моего взгляда! Он застенчив или же настолько высокомерен, что не считает слугу достойным своего внимания?»

Маркиз продолжал говорить:

— В твоей кухне есть какая-то знакомая изюминка, легкость руки, особая манера украшать блюдо — скажи, не пробовал ли я твоей еды раньше? Быть может, в замке герцога Шамберского?

— Нет, милорд, я не знаю этого герцога, — ответила Верена, густо покраснев.

— Артур говорит, что ты обучался в Париже. Скажи, под чьей опекой ты учился? Я знаю многих хороших поваров в этом городе.

«Но только не мадемуазель Дюпон из Lycée des Jeunes Filles[31], могу ручаться», — подумала Верена.

Ей становилось не по себе. Маркиз знает слишком многих людей… Он догадается, что она не та, за кого себя выдает… Ведь это лишь вопрос времени, не так ли? И тогда ее выгонят с корабля!

— Я учился в Орли у одного шеф-повара, который отошел от дел, — запинаясь, произнесла наконец Верена. — Он готовил для многих достойных джентльменов.

— Что ж, его следует поздравить с тем, что он воспитал такого достойного ученика, — заметил маркиз. — А сам ты вырос в Париже?

Верена почувствовала подвох. Возможно, он пытался поймать ее в ловушку.

«Нужно быть осторожной с ответами», — подумала девушка.

— Я родился за городом, милорд, но перебрался в Париж еще ребенком. Моя мать из Марселя.

— Вот как, — кивнул маркиз, пристально глядя в бокал портвейна с видом человека, который сделал неожиданное открытие. — Это объясняет твой акцент. Знаешь, он никак не укладывался в общую картину, пока ты не упомянул, что твоя мать родом из Марселя. Теперь все понятно…

Верена чуть не падала в обморок. Ей удалось не потерять голову и преодолеть первое препятствие.

Девушка замерла в ожидании, рассчитывая, что маркиз отпустит ее, однако тот сидел неподвижно, разглядывая пустую тарелку перед собой.

Верена бросила взгляд на Артура, но тот легким кивком дал понять, чтобы она оставалась на месте.

— А теперь вот что, Жан. Я питаю слабость к морепродуктам, и, поскольку мы направляемся в Средиземноморье, я буду ждать, что на моем столе появится много новых деликатесов, которые усладят мой вкус, — произнес маркиз. — Я бы с удовольствием отведал осьминога. Полагаю, ты знаешь, как подготавливать и варить осьминога?

Верена уставилась на маркиза в немом ужасе. Осьминог! Она даже не подозревала, что их едят.

— Ах, я вижу, ты не понимаешь английского названия? Дай-ка подумать, по-французски это будет le poulpe. Alors, vous comprenez?[32]

Маркиз еще несколько минут продолжал говорить по-французски с едва заметным английским акцентом.

«Слава Богу, я свободно владею языком, — подумала Верена, отвечая на безупречные французские фразы маркиза. — Все-таки я не зря провела год в пансионе благородных девиц. Совсем наоборот. Без знаний, полученных там, у меня бы наверняка ничего не вышло. Я бы расцеловала мадемуазель Дюпон, благослови ее Господь!»

Маркиз поднялся, и стюард поспешил к нему на помощь, отодвинув элегантный черный стул с круглой спинкой и бархатным сиденьем.

Отвернувшись от Верены, маркиз подошел к маленькой коробке для сигар и открыл ее. Внутри было около дюжины толстых гаванских сигар. Верена узнала марку — ее отец предпочитал как раз такие. При виде их красно-золотых печатей девушку охватила невыносимая тоска по дому.

Маркиз взял между пальцев одну сигару, затем понюхал ее. Ловким движением он срезал кончик и остановился в ожидании.

Стюард, не колеблясь, появился рядом с зажженной спичкой.

«Как элегантно он курит! — восхищалась Верена, чувствуя, как странно колотится ее сердце. — Какая у него аристократичная манера держать себя, какое воспитание!».

Маркиз продолжал вглядываться в окна, хотя на улице уже совсем стемнело и единственным признаком жизни были фонари на палубе.

— Должен сказать тебе, что мы плывем в Гибралтар, там будет наша первая остановка, — сообщил он девушке. — Ты будешь волен пойти на берег и закупить продукты, которые посчитаешь нужными. Более того, я буду ждать, что ты приобретешь и приготовишь что-нибудь из местных деликатесов.

— Le poulpe? — нервно спросила Верена. Она по-прежнему не представляла, что будет делать с осьминогом, если вдруг найдет его.

— Да, и многое другое: мне быстро все приедается, — добавил маркиз, по-прежнему глядя на море. Затем он вернулся к английскому: — В Гибралтаре мы возьмем на борт одного моего близкого друга, так что ты должен понимать, что на обед и на ужин каждый вечер потребуется еще одна порция. Пока что это все. Спасибо тебе, Жан, и тебе спасибо, Артур. Сегодня вечером мне не понадобится кофе, поэтому можешь идти.

Верене показалось, будто ее ноги вросли в землю. Ей не хотелось покидать этот чудесный салон. Так приятно было видеть книги и драпировки, предметы старины и до блеска отполированную мебель!

Артур многозначительно кашлянул, и Верена поклонилась.

— Merci, милорд, — прошептала она.

Девушка покинула салон, переполненная какими-то совершенно непонятными чувствами.

«Мне кажется, будто я оставила частичку себя в той комнате. Как это возможно? Что все это означает?»

На сердце у нее было странное томление, и по какой-то причине ее слегка тревожила перспектива появления гостя на борту.

Верена не сразу пошла вниз вместе с Артуром. Вместо этого она решила погулять по палубе, глядя на звезды.

Девушка остановилась в раздумье, но ход ее мыслей прервал этюд Шопена для фортепиано, наполнивший ночной воздух нежными нотами.

«Как интересно, я не помню, чтобы в салоне было пианино. Нужно пойти разузнать».

На цыпочках, мягко ступая по палубе, Верена подошла к окнам салона и заглянула внутрь между полосками травления на стекле.

В комнате царил полумрак, горело всего несколько свечей. Маркиз стоял над каким-то предметом обстановки, сверху которого был огромный медный рог. Девушка поняла, что маркиз целиком погрузился в музыку, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

«Да ведь это граммофон, — прошептала Верена, — у нас есть почти такой же в доме на Хертфорд-стрит». Музыка прекратилась.

Верена затаила дыхание: какую следующую композицию выберет маркиз? Так приятно было услышать музыку — последние несколько месяцев ее почти не было слышно в Росслин-холле, и теперь Верена наслаждалась каждой нотой. После смерти матери дом погрузился в молчание, но потом, когда отец вновь вернулся к жизни, он поставил на Хертфорд-стрит граммофон и купил для него пластинки.

Девушка замерла в ожидании у перил корабля, надеясь, что у маркиза есть еще пластинки.

И действительно, начальные ноты довольно грустного мотива полились из салона. Верена сразу же узнала мелодию, чувствуя, как каждая нота проникает в самую душу.

«Ах! Это же мамина любимая композиция!»

Трогательные мотивы сонаты Бетховена «Pathétique» унесли Верену на волнах эмоций, переплетенных с ностальгией.

Девушка вспомнила, как сидела у ног матери, когда она играла эту самую сонату, вспомнила, как мамино тепло грело ей щеку… Запах мешочков с лавандой, которые висели в гардеробе вместе с одеждой матери, всегда успокаивал Верену, и теперь, по мере того, как музыка величественно нарастала, приближаясь к кульминации, она почти услышала этот аромат…

Слезы полились по щекам девушки.

В каждом дне Верены была капля тоски по матери, но теперь, когда рядом не было никого, кто мог бы назваться другом, ее еще больше не хватало.

«Я не могу оставаться на палубе, — сказала себе девушка, подавляя слезы. — Я должна вернуться в каюту. Стоя здесь, я рискую быть обнаруженной. А допускать, чтобы меня видели такой, никак нельзя».

Верена, крадучись, пошла по палубе в направлении лестницы.

Двигатели корабля урчали в тишине ночи, а Верена лежала на жесткой койке, чувствуя себя совершенно несчастной.

За час, прошедший с тех пор, как девушка спустилась с палубы, она выплакала все глаза, глядя на фотографию матери.

«Я так одинока… Так одинока, — всхлипывала она, чувствуя, как грубое одеяло колет лицо и руки. — Не знаю, выдержу ли я это плавание, мне так тяжело…»

В конце концов у нее просто не осталось слез. Она приподнялась на твердой койке и выглянула в маленький иллюминатор. Сквозь него можно было лишь с трудом разглядеть одну-две звезды, тускло мерцающих в небе.

Верена заставила себя подумать о чем-нибудь другом и, к своему удивлению, вернулась к событиям вечера и первой встрече с маркизом Хилчестером.

Такой достойный, красивый джентльмен!

За свой сезон в свете Верена встречала многих джентльменов. Было несчетное количество расточительных балов и множество танцев. Большинство подруг охотно заполняли свои бальные книжечки, кокетничая и флиртуя с молодыми людьми, стравливая их друг с другом.

Но Верена не прибегала к подобным дамским хитростям. Ей по чистоте душевной были чужды женские уловки, которыми пользовались другие, чтобы заманивать ни о чем не подозревающих поклонников.

Ее тетя, леди Армстронг, приходила в отчаяние из-за недостатка визитеров-джентльменов.

— Я просто ума не приложу, почему у тебя нет поклонников, — как-то раз сказала она, — ты красива и обаятельна, обожаешь охоту и верховую езду, и хозяйка дома из тебя просто идеальная.

— Быть может, дело в том, что я не стремлюсь привлечь их внимание, — скромно ответила Верена. — Само понятие любви кажется мне каким-то легкомысленным.

И вот, пожалуйста, сейчас она на борту чужого корабля, маршрут которого одному Богу известен, и ее сердце переполняет странное томление.

Девушка снова и снова вызывала в памяти свой разговор с маркизом. Она останавливалась на каждой детали: как он держал голову, каким тоном говорил.

Сна не было — Верена поднялась с койки. Встав на нее, девушка смогла разглядеть через иллюминатор звезды, плывущие над головой.

Она погрузилась в задумчивость, мечтая о маркизе.

Вдруг ее сердце как будто обдало холодом: она вспомнила слова маркиза — особый гость… Кто это может быть?

— Ведь не возлюбленная, правда? — произнесла она вслух.

Верену охватила страшная паника. Стало трудно дышать.

«Откуда у меня такие чувства? Почему меня должно волновать, кого маркиз приглашает на борт? Это не мое дело».

Но сердце, тем не менее, продолжало страдать от непонятной боли.

«Я больше не буду думать об этом. Это глупо, совершенно глупо».

Верена снова легла на койку.

Но как девушка ни старалась, сердце не желало биться спокойнее, а участившийся пульс — замедлять свой ход…