Глава 12

Вульф


Я смотрю на Сабину так, словно она говорит на непонятном языке бессмертных. Научить ее драться? На мгновение, когда ее мягкая рука прижалась к моей, лунный свет окрасил ее кожу прекрасным сиянием, и эти розовые губы приблизились ко мне, я подумал: может быть

Но этого никогда не случится.

Сабина Дэрроу не моя, чтобы целовать ее.

― Я никогда не хочу снова оказаться в том положении, в котором была в Шармоне, ― говорит она голосом, который почти срывается, когда ее рука перемещается к другому запястью, где ее схватил Патрон. ― Всю свою жизнь я не могла дать отпор, когда другие издевались надо мной. В монастыре я ничего не могла сделать. Мне было десять лет, когда меня отправили туда, я была ребенком, которого взрослые превосходили по силе. Когда я стала старше и сильнее, они угрожали причинить боль Мист, чтобы удержать меня под своим контролем. ― Она сглатывает, как будто ее горло перекрывает от давнего страха, но затем ее взгляд становится решительным.

Она продолжает уверенным голосом.

― Я знаю, что говорят о Сорша-Холле. Развратный двор, который содержат Валверэи, так же беззаконен, как и царство богов. Если я хочу там выжить, я должна уметь защищаться.

Ее просьба разумна, но наивна. Возможно, она думает, что знает, с чем столкнется в Сорша-Холле, но она не имеет ни малейшего представления о том, что ее там ждет. У Райана есть свои недостатки, но где-то под его безжалостностью скрыт моральный компас, который все еще пытается направлять его, как это было в детстве. Опасаться ей следует остальных членов его семьи. Его старших братьев, Кендана и Лора, хотя они оба уже много лет отсутствуют: Лор возглавляет флот Валверэев далеко за морем Панопис, а Кендан ― капитан армии короля Йорууна в Старом Коросе ― по крайней мере, так принято говорить. Их отец, лорд Берольт, родился с нарушенным моральным компасом. Он построил свою империю легальных и нелегальных пороков на крови и шантаже. Ходят упорные слухи, что он убил свою покойную жену Маделину ― мать Райана ― в приступе ярости, когда она родила обычного третьего сына, после того как гадалка предсказала, что Райан будет поцелован богом.

И это еще не говоря о кузенах, тетях и дядях Валверэй и одной особенно мерзкой бабушке, а также о сомнительной компании, которая окружает семью: пираты, наемники и шлюхи. Все они одеты в наряды фей, которые мало скрывают их варварские желания.

― Лорд Райан сделает все, что в его силах, чтобы обеспечить твою безопасность, миледи. ― Я произношу слова осторожно, даже формально, пытаясь искупить нецеломудренные мысли, которые посещали меня ранее.

Которые все еще посещают тебя, Вульф.

Я говорю этому голосу, чтобы он заткнулся.

Сабина бросает на меня тяжелый взгляд.

― Лорд Райан всегда будет рядом?

Мне чертовски хочется заверить ее, что без тени сомнения она будет в безопасности в Сорша-Холле. Если все пойдет по плану, я буду присматривать за ней и, можете не сомневаться, не спущу с нее глаз ни на одну секунду.

Но, опять же, даже я не смогу быть рядом все время. Мне нужно спать. Мне нужно писать. И если я не займусь расследованием странных происшествий у волканской пограничной стены, то кто займется?

Моя маленькая фиалка права: она должна уметь защищаться.

― Тогда после ужина, ― говорю я.

Когда мы отдохнули и поели, я методично объясняю:

― Ты находишься в невыгодном положении из-за своих размеров. Единственный соперник, которого ты можешь реально победить, ― это другая женщина. Я не хочу преуменьшать силу твоей воли ― я говорю лишь о практической стороне дела. Если бы ты попыталась одолеть кого-то моего размера, ну…

Мне не нужно заканчивать свою мысль. Даже когда мы сидим у костра, я возвышаюсь над ней. Моя тень от костра значительно превосходит ее тень. Я мог бы сломать ее одним мизинцем.

Не теряя ни секунды, она отвечает:

― Тогда расскажи мне, как сражаться с женщинами.

Мои брови поднимаются, пока я не вспоминаю, что на протяжении двенадцати лет именно женщины причиняли ей боль.

Сабина совсем не такая, как я ожидал. Она ― клубок противоречий: мягкая и жесткая одновременно. Кажется, невозможным, что она настоящая. Это девушка, которая делит свою скудную пищу с мышью, испытывает сочувствие даже к ползучим, ядовитым существам ночи. Снаружи она такая нежная, с мягкой кремовой кожей и округлыми изгибами, которые так и просятся, чтобы к ним прикоснулись.

Но есть в ней и другая сторона. Грозная, решительная девушка, которая не желает быть жертвой. Она хочет знать, как бороться со всеми, кто причиняет ей боль, даже со старухами. Я хочу знать, как в одном человеке может уместиться столько всего. Как ее душа может выдержать столько ярости и при этом не сломаться. Может быть, если я смогу понять, как она все еще видит красоту после всего, что с ней случилось, то и я смогу.

― Точно. ― Я поднимаюсь на ноги. ― Тогда встань. Первый урок: базовая стойка.

Она нетерпеливо вскакивает на ноги, моя рубашка свисает на ней до середины бедра. Она поднимает кулаки, как ребенок, ― слишком высоко, слишком далеко и совершенно неправильно. Но стойку легко исправить. Нельзя научить кого-то решительности, а она у моей маленькой фиалки в избытке.

― Прежде чем думать о кулаках, займись ногами. — Я становлюсь позади нее, опуская ее руки по бокам, и развожу ее ноги на ширину плеч. Она на мгновение теряет равновесие, и я обхватываю ее за талию, чтобы выровнять.

― Вот. Правильное положение бедер помогает нанести сильный удар. Опустись в стойку. Когда ты бьешь, тебе нужна вся сила твоего тела, а не только рука.

Ее бедра смещаются под моими ладонями, она слегка отклоняется назад, чтобы перенести вес на пятки.

― Так?

Это почти идеальная позиция, и я немного удивлен тем, как легко она исполняет мои инструкции.

― Да, так, миледи. Теперь ты можешь подумать об ударе. Держи локти близко к телу, вот так. ― Я слегка беру ее за запястье, чтобы показать, как нужно держать руку. ― Хорошо. Теперь сожми кулак. Держи его свободно. Чтобы нанести удар, вложи в него энергию всего тела. Я обхватываю ее за плечи, поворачивая ее, пока она отрабатывает удары.

После нескольких тренировочных ударов в воздухе я встаю лицом к ней.

― А теперь ударь меня, как если бы я на тебя напал.

Ее лицо пылает решимостью. Она медленно наносит удар мне в грудь, и в тот момент, когда он почти касается меня, я ловлю ее кулак.

― Целься в уязвимые места. Грудь — это не то место. Бей в подбородок или ниже, ― я показываю. ― Это с большей вероятностью выведет противника из строя, особенно если это женщина.

― Вот так?

Она бьет своим маленьким кулачком в мое солнечное сплетение со всей силой облачка, летящего по ветру.

Я ухмыляюсь.

― А теперь приложи немного силы. ― Ее брови поднимаются при мысли о насилии, но она еще сильнее бьет меня кулачком.

― Попробуй еще раз, ― приказываю я.

Она бьет с большей силой.

― Еще раз.

Она замирает и смотрит на меня.

― А что, если я сделаю тебе больно по-настоящему?

Я смеюсь:

― О, маленькая фиалка. Ты не можешь причинить мне боль.

Ее челюсть напрягается, как будто она не оценила мою браваду. Она наносит удар, но на этот раз бьет прямо в грудь, слева, туда, где еще не до конца затянулись раны, нанесенные дикой кошкой. Я дергаюсь, но не потому, что боль сильная ― нет, а потому, что эта умница попыталась ударить в слабое место.

― Значит, ты хочешь драться грязно, да? ― В моем голосе звучит резкость.

Она крепко сжимает кулак.

― Я хочу, чтобы ты воспринимал меня всерьез.

― О, я отношусь к твоей безопасности так же серьезно, как к лезвию у моего горла.

Она выпрямляется, поднимает подбородок, оценивая свои маленькие кулачки.

― А теперь покажи мне, как защититься от мужчины.

― Мужчины? Леди Сабина…

― Должно же быть что-то, что я могу сделать. Ты хочешь сказать, что я должна просто смириться, что мужчина сильнее?

Она уже намекнула, что я не отношусь к ее безопасности серьезно, поэтому я хочу дать ей то, что она хочет. Она такая маленькая, что даже мысль о том, как легко ее может одолеть любой головорез, вызывает у меня гнев.

― Твоей силы недостаточно, поэтому тебе придется использовать подручные средства, имеющиеся в твоем распоряжении. Ты можешь попросить о помощи животных, которые кусаются и жалят. Воспользуйся этим.

― Использовать животных? ― Ее лицо бледнеет. Она решительно машет головой, отклоняя мое предложение. ― Нет. Я не могу.

Мне требуется минута, чтобы понять.

― А. Мертвая дикая кошка. Понятно. Ты не хочешь подвергать риску других животных, так?

По ее лицу пробегает боль.

Догадавшись, что прав, я уверенно говорю:

― Значит, надо найти способ отрастить тебе когти.

Она встречает мой взгляд, заинтригованная.

― Как?

Я достаю из кобуры на бедре свой охотничий нож. Это широкий десятидюймовый клинок с тяжелой латунной рукоятью, подаренный мне лордом Райаном в качестве приза, когда я убил волка, напавшего на одну из призовых лошадей Валверэев.

Я сжимаю рукоять в ее маленькой ладони.

― Эта рукоять была сделана для моей руки, а не для твоей. Когда мы прибудем в Дюрен, я сделаю для тебя клинок подходящего размера. Что-нибудь маленькое и в ножнах, чтобы ты могла спрятать его под одеждой.

― О, ― тихо сказала она, обхватывая пальцами латунную рукоять. ― Я не смогу тебе заплатить.

Заплатить мне? За то, что она будет в безопасности? Я бы заплатил ей тысячу монет, если бы она только пообещала всегда держать при себе клинок. Даже пройдя вместе через половину Астаньона, она, похоже, так и не поняла, что я существую, чтобы служить ей, а не наоборот.

Я тихонько смеюсь.

― Считай это свадебным подарком.

Она бросает на меня противоречивый взгляд.

― Не многие ассоциируют свадьбу с клинком. ― Она играет с острием лезвия, нежно прижимая его к месту, напротив моего сердца. ― Но я согласна.

У меня перехватывает горло. Потому что мы одинаковые, думаю я. Оба брошены. Оба вынуждены выживать самостоятельно.

Такой девушке не нужны рубины и золото. Ей нужны когти.

Она слегка надавливает на кончик ножа, натягивая, но не повреждая мою кожу.

― А что, если, когда мы доберемся до Сорша-Холла, у меня не будет клинка? Мне кричать?

― Хм, ― замялся я, не желая сразу отвергать ее идею. Да, верно. Вероятность того, что в Сорша-Холле кто-то откликнется на крик о помощи, столь же низка, как встреча с облачными лисами. Сорша-Холл ― это не благонравный монастырь, наполненный тихими молитвами и благовониями. Крики ― это гребаная повседневность. В бальном зале постоянно происходят спортивные бои, не говоря уже о стонах из спален.

― Переключи его внимание, ― говорю я вместо этого. ― Это лучший вариант. Отвлеки внимание нападающего и беги.

Она выравнивает свою стойку, как я ее учил.

― Вот так?

Она поднимает кулак, готовая к новому удару, но я колеблюсь, оглядывая ее изгибы под безразмерной футболкой.

― Я не хочу оскорблять твои чувства, миледи, но зачастую есть только одна причина, по которой мужчина нападает на девушку, которая выглядит как ты. Он, скорее всего, сможет одолеть тебя физически, но такое нападение сделает уязвимым и его.

Ее щеки приобретают красивый оттенок розы, когда она улавливает смысл моих слов, и она медленно опускает кулаки, но сохраняет яростную стойку. Сухим, ровным голосом она говорит:

― Хорошо.

― Хорошо?

― Покажи мне.

В моей груди расцветает предвкушение. Я и так прикасался к невесте своего господина во время этого спарринг-урока гораздо больше, чем положено, а теперь она просит еще?

Я могу сколько угодно говорить себе, что это ради ее безопасности, но это не значит, что я не буду рад любой возможности ощутить прикосновение ее мягкого тела. Я просто теряю рассудок от того, как сильно мне нравится прикасаться к ней. Мужчина получше ответил бы ей, что сказанного достаточно, и она может продолжить занятия с мужем.

Но я не лучший мужчина.

― На землю, ― приказываю я.

Она с готовностью подчиняется, опускается на колени, не сводя с меня круглых глаз. Затем садится и откидывается на локти в покорной, открытой позе, выжидательно глядя на меня сквозь длинные ресницы.

Черт. Меня уже можно повесить за похотливые мысли, что пронеслись в моей голове, когда я увидел невесту своего хозяина, лежащую вот так на земле передо мной.

С пересохшим горлом я опускаюсь на колени, обхватывая ее талию одной рукой. Она на расстоянии поцелуя от меня, ее губы приоткрыты, дыхание учащается и сбивается.

Я хрипло говорю:

― Мужчина, особенно возбужденный, наиболее уязвим в паху. Именно там стоит попытаться причинить ему боль. Он знает, что ты будешь сопротивляться, поэтому будет начеку. Лучшее, что ты можешь сделать, ― это успокоить его. Не борись с ним ― по крайней мере, поначалу. Пусть он думает, что ты сама этого хочешь.

Она задумчиво хмурится при этом предложении. Отвращение сквозит в ее голосе:

― Ни один мужчина, который хочет кого-то изнасиловать, не поверит, что женщина этого хочет.

О, маленькая фиалка, думаю я, вспоминая все мерзкие разговоры, которые я подслушивал в армейских казармах. Ты не знаешь мужчин.

― Он поверит, ― мрачно клянусь я, так серьезно, что хмурость исчезает с ее лица. ― Мужчины обладают поразительной способностью лгать самим себе, если они хотят в это поверить. Заставь его думать, что ты этого хочешь, а потом, когда он ослабит бдительность, подними колено вот так, сильно и быстро, насколько сможешь.

Я протягиваю руку между ее раздвинутых ног, чтобы подхватить ее под колено, а затем поднимаю ее ногу вверх, чтобы она встретилась с нижней частью моей промежности. Она подчиняется, перемещая бедра, чтобы занять более удобное для удара положение. Когда ее колено касается моего паха, я только и могу, что не дышать. Я не получаю никакого извращенного удовольствия от того, что притворяюсь, будто принуждаю женщину, но я чертовски возбужден от того, что Сабина Дэрроу находится у меня между ног.

― Если у тебя есть нож, сейчас самое время его достать. ― Я беру ее руку и кладу на свой голый живот, над мягкими внутренними органами. ― Ударь ним в нижнюю часть живота. Вот сюда.

Ее пальцы прочерчивают дорожку по моей голой нижней части живота, нащупывая указанное мной место. Я заглушаю стон, поднимающийся в моем горле. Не я один воюю с собой из-за всех наших прикосновений и поглаживаний. Сабина пытается скрыть это, но ее тело выдает ее. Она демонстрирует все признаки возбужденной женщины: неглубокое дыхание, расширенные зрачки, острый, сладкий запах похоти между бедер. Может быть, она так же, как и я, путает драку и секс. Возможно, она никогда раньше не была в таком положении с мужчиной, поэтому ее невинное тело не знает, как реагировать.

― А теперь попробуй, ― хрипло рявкаю я и впечатываю оба ее запястья в грязь над головой. Заплетенная коса обвивается вокруг ее лица, как гирлянда, а ее глаза смотрят на меня.

Она бьет меня коленом в пах. Не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно сильно, чтобы сдвинуть то, что не следует. Я освобождаю одну из ее рук, и она хватает палку, выполняющую роль ножа, и прижимает ее острие к моей нижней части живота.

― Хорошо, ― рявкаю я. ― Еще раз.

Мы повторяем снова и снова. Как только Сабина осваивает первые движения, она хочет большего. Она пытается отвлечь разными способами, чтобы выбраться из-под меня, но я каждый раз легко пресекаю ее попытки. Чем больше раз не получается, тем сильнее она расстраивается, пульс бьется в жилах, дыхание сбивается.

― С реальным мужчиной не будет так просто, ― бросаю я вызов, наслаждаясь ее разочарованием. ― Почему должно быть легко со мной?

Она временно прекращает борьбу, позволяя своему телу расслабиться, и хмуро смотрит на меня. Мы уже столько боремся, что наше взаимодействие пробудило все части моего тела, и мне чертовски трудно сосредоточиться на том, чтобы учить ее бороться, вместо того, чтобы научить ее делать то, чего я действительно хочу ― обхватывать этими милыми маленькими губками ту часть тела, по которой она продолжает бить коленом.

― Достаточно, миледи?

Она прищуривается. Мне кажется, что она вот-вот признает свое поражение, но тут ее внимание переключается на что-то за моим плечом. В моем мозгу зарождается подозрение. Боже, только не чертова дикая кошка…

Не успеваю я оглянуться, как мне на голову прыгает бурундук.

Я так пугаюсь, что отпускаю запястья Сабины, чтобы прихлопнуть маленького дьявола, но Сабина использует эту возможность, чтобы оттолкнуть меня. Я сражался с мужчинами в десять раз сильнее ее, так что, по правде говоря, ее усилия ничего не дают, но я позволяю ей повалить меня назад. Я должен признать, что ее уловка была удачной, и она заслуживает награды.

С триумфом она перелезает через мою грудь, чтобы оседлать мои бедра и победоносно прижимает мои запястья к грязи над головой, ухмыляясь мне, ее грудь быстро поднимается и опускается.

― Поздравляю, ― бормочу я, не в силах прогнать из своих мыслей все грязные вещи, которые я мог бы сделать с ней в этой позе. ― Я думал, ты не собираешься использовать животных.

― Я знала, что в этот раз ты не причинишь им вреда. ― Чтобы удержать мои запястья, ей приходится наклониться надо мной так далеко, что ее длинные волосы, словно шелковые нити, укрывают занавесом мою покрытую шрамами грудь. Она нахально поднимает бровь. ― Ты позволил мне победить, не так ли?

Не подумав, я хрипло говорю:

― Да, но я бы позволил тебе сделать со мной все, что угодно, даже то, что могли бы придумать только самые развратные боги.

Выражение ее лица смягчается от удивления. Ее большие круглые глаза смотрят на меня с изумлением. Наши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, губы приоткрыты. Я знаю, что сказал что-то не то, но к черту. Это правда. Чтобы почувствовать ее сладкое тело на своем, я бы с радостью позволил ей вонзить в меня нож. Она могла бы бить меня коленом в пах, пока не взойдет солнце. Я готов вытерпеть любую боль, которую она захочет причинить, лишь бы почувствовать ее прикосновение.

С ее сладких губ срывается тихий стон.

И я сдаюсь.

Я совершенно потерялся в ней.

Она возбуждена. Она хочет меня, но не так сильно, как я хочу ее. Я обхватываю руками ее бедра, когда они сжимают мои, и стону, когда кончики моих пальцев погружаются в ее сочные изгибы.

Ее бедра дергаются в инстинктивном движении, от которого дыхание сбивается в горле. Ее хриплые вздохи переплетаются с моим неровным дыханием, а затем моя последняя решимость ломается, и мои губы сливаются с ее.

Разум напоминает мне, что целоваться с Сабиной неправильно, но сейчас мозг ― не тот орган, который управляет мной. Зная, что именно нужно делать, мое тело берет верх. Мои руки, наконец, требуют прикосновений, которых они так жаждали, и я опускаю одну руку на ее бедро, чтобы зафиксировать ее в вертикальном положении. Опираясь на другую руку, я сажусь прямо, и она оказывается у меня на коленях. Не разрывая поцелуя, я перебираю пальцами волосы на ее затылке и слегка нагибаю ее голову для более глубокого проникновения.

Наши губы ищут, жадно приникают друг к другу.

Как будто разрушилось какое-то заклятие. Как будто ты ждал дождя в течение нескольких месяцев засухи и наконец чувствуешь, как потоки воды омывают кожу, принося облегчение, которое возбуждает так же сильно, как и успокаивает.

Наконец-то я снова чувствую вкус фиалок на языке. Но целовать Сабину ― это не то же самое, что есть засахаренные бутоны цветов. Это как съесть целый торт. Весь, блядь, обед.

Поцелуй с Сабиной ― это все.

Я хотел ее с тех пор, как она накормила ту голодную мышь, когда я так ревниво жаждал, чтобы она предложила мне хоть маленькую толику ее доброты. С тех пор как я впервые увидел ее, стоящую во дворе отца в том тонком шелковом халате, с ее запахом, клубящимся вокруг и мучающим меня.

Ее ноги обхватывают мою талию, и она повторяет мое движение, обвивая руками мою шею. Положив одну руку ей на спину, я прижимаю ее ближе, желая ощутить каждый сантиметр ее тела. Я жадно целую ее, сосу и пробую на вкус. Я провожу губами по ее челюсти, и она издает стон, от которого кровь приливает к моему паху.

Блядь.

Я разрываю поцелуй, чтобы дать себе возможность отдышаться. Меня захлестывает такое желание, что я едва могу думать. Наши глаза встречаются, и у меня перехватывает дыхание от того, как она прекрасна. Разгоряченная, готовая к большему.

И в этот момент мой мозг решает снова включиться.

Большему? ― Думаю я. ― Черт, я уже зашел слишком далеко.

Осознание того, что я натворил, настигает меня, как вылитая на голову бочка ледяной воды. Черт, черт, черт. Она предназначена лорду Райану, а я посмел поцеловать ее. Чувство вины такое сильное, что буквально оглушает меня. Что это со мной? Я болен. Я сломлен. Я выдыхаю проклятие, и глаза Сабины распахиваются.

Ее розовые губы распухли от поцелуев. На ее милом лице отражается мой шок от того, что мы натворили.

Я поднимаю ее за бедра со своих коленей, и опускаю ее на землю. Затем я поднимаюсь на ноги, стирая рукой пот, выступивший на моем лице.

― Леди Сабина. ― Моя речь перемежается тяжелыми вдохами. ― Простите меня. ― Я шагаю, не зная, что делать с руками. ― Этого больше не повторится, клянусь.

Она ошеломленно подносит руку к губам, словно все еще чувствует прикосновение моего рта. Хуже всего то, что я все еще чувствую запах ее желания, и знаю, что, если я поцелую ее снова, она, скорее всего, не будет сопротивляться.

― Бастен…

Я больше не могу этого слышать. Я не могу находиться рядом с ее запахом. У меня нет сил слушать ее стук сердца и тихие стоны. Я ухожу далеко в лес, чтобы быть подальше от нее, но в пределах досягаемости, чтобы успеть вернуться в случае опасности. Адреналин бесконтрольно разливается по всему телу. Чувство вины, как кровь, которую я никогда не смогу смыть. Райан взглянет на меня и мгновенно поймет, что я натворил.

― Черт! ― Я врезаюсь кулаком в дерево и рычу, как зверь. Но никакая боль не сможет склеить сломанные части внутри меня.

Загрузка...