К шести часам вечера Жанна поняла, что до сих пор не знала истинного значения слова «усталость». Они разыскали, заклеймили, сделали прививки пятидесяти телятам, а бычков, кроме того, еще и кастрировали. Шесть человек работали на полную катушку целых восемь часов, сделав лишь получасовой перерыв, во время которого съели приготовленный ею еще дома ленч.
Весь процесс казался Жанне варварским. Она и не подозревала, что животноводы проявляют подобную жестокость.
От жары и дыма у нее кружилась голова, запах горелого мяса и во´лоса вызывал тошноту, а все это, вместе взятое, — жуткое отвращение.
— Клеймение — беспредельно жестоко, — заявила она Сету, когда они начали готовиться к отъезду. Коров и телят оставили в загоне до следующего утра. Хосе проверит, в порядке ли их клейма, обрызгает бедных животных еще раз антисептиком и лишь после этого выпустит на волю. — И не пытайся вешать мне лапшу на уши — будто им не больно. Не будь им больно, они бы не вопили!
Сет, укладывавший клейма в кабину, кивнул в знак согласия.
— Да, конечно же, больно, но ведь надо их как-то пометить. Все окрестные фермеры пользуются одними и теми же пастбищами. Каждый, разумеется, старается отделить свои стада, но вечно что-нибудь случается — то изгородь рухнет, то ворота останутся незапертыми. Без клеймения мы не будем знать, кому принадлежит скотина.
— Тем не менее это очень жестоко.
Жанна вручила поводья от Хилды Гасу, а сама пошла к кабине грузовика.
— Если это так тебя волнует, — со смехом заявил Сет, перегнувшись через луку седла, — придумай, как еще можно метить стада.
— И не сомневайся, придумаю. Ты же знаешь, я такая!
— О, в этом я не сомневаюсь ни минуты, — он лукаво взглянул на нее. — Можно, к примеру, надрезать коровам уши.
— Но это же тоже причинит им боль! — решительно запротестовала Жанна. В раздумье она потерла лоб тыльной стороной грязной руки. — Можно, например, красить копыта в определенный цвет.
— И слегка опрыскивать им шею одеколоном, чтобы от них лучше пахло! И как я сам, дурак, до этого не додумался!
Жанна в ответ показала ему язык, он опять рассмеялся, дернул повод Мексиканца и пустился в путь.
— Встретимся дома.
Жанна помахала Сету рукой и взгромоздилась на сиденье грузовичка, благодаря Бога за то, что за рулем сидит Хосе. Он много старше ее, работал весь день, не разгибая спины, но выглядел менее усталым, чем она — молодая и здоровая. Хосе включил зажигание, и машина тронулась вслед за скакавшим впереди Сетом, который все увеличивал расстояние между ними.
Что-то изменилось в их отношениях. После утренних объятий с него почти слетела отчужденность. Сейчас он общался с ней безо всякой напряженности, с симпатией, точно так, как говорил с Эмми. Но сквозь все его слова и действия пробивалось сильное сексуальное влечение. Долго ли оно продержится, Жанна не знала. Одно было бесспорно — она была рада и этому, исходя из принципа «хоть день, да мой» и гоня от себя всякие сомнения.
Эти мечты прервал Хосе:
— Вот уж десять лет я работаю на здешней ферме, но ни разу не видел Сета таким счастливым.
— Вы полагаете, он счастлив? — изумилась Жанна.
— Конечно. Знали бы вы, сколько смазливых девчонок привозила сюда сеньора Карр! Так он ни одной женщине не разрешал задерживаться здесь надолго. — Глаза Хосе ярко сверкали на морщинистом лице. — И уж будьте спокойны, он ни до одной не дотронулся.
Покраснев, Жанна отвернулась, но не смогла сдержать улыбку.
По прибытии на ранчо мужчины первым делом принялись чистить лошадей и снаряжение, готовясь к завтрашнему дню, а Жанне надо было побыстрее приготовить им обед. Но одежда ее была в грязи, навозе, пятнах крови, и она прежде всего побежала в душ.
Спустя двадцать минут, в чистом платье, с распущенными по спине влажными волосами, Жанна уже колдовала над тестом печенья, одновременно приглядывая за жарким, тушившимся в огромной кастрюле. Тут в кухне появился Сет, закончивший все дела во дворе. Он мимоходом приподнял ее волосы, поцеловал сзади в шею и лишь после этого направился к лестнице на второй этаж. Жанна от счастья готова была растаять, как мед на огне.
С открытым ртом, держа в одной руке банку с мукой, а в другой масло для печенья, она замерла на месте, глядя ему вслед.
Сет на миг остановился.
— Отныне, Жанна, я буду спать в сарае.
— В сарае? Почему? — заморгала она.
— Нетрудно, полагаю, догадаться, — сказал он с какой-то странной улыбкой, повернулся, засвистел и стал подниматься наверх.
Жанна, ликуя, прислонилась к кухонному столу. Он заботится о ее репутации! Произошло чудо — она наконец влюбилась в порядочного человека. Но принесет ли это ей счастье? В скором времени ей придется уехать отсюда домой, встретиться с отцом, вернуться к обязанностям, накладываемым на нее принадлежностью к семье Уитли. Захочет ли Сет, чтобы она возвратилась? Он и не заикнулся о любви. Не отпугнет ли его ее отъезд, пусть даже по самой уважительной причине, не напомнит ли ему пример его матери, возненавидевшей Фоун-Крик? Вопросов — масса, ответа на них нет. И Жанна, приказав себе отставить на время переживания, вернулась к тесту.
После обеда она убрала кухню и вытащила мясо из холодильника, чтобы оно успело оттаять. Рассматривая его, она укоризненно покачала головой. Здешние мужчины слишком увлекаются красным мясом. Если она останется на ранчо, придется проследить за их питанием. Интересно, как они отнесутся, например, к паштетам? Тут Жанна с досадой улыбнулась. Смешно думать об улучшении меню, когда еще неизвестно, где она будет завтра.
Жанна наделала гору бутербродов для завтрашнего ленча, упаковала испеченное еще раньше печенье. И тут раздался телефонный звонок.
Кэрол Бёрнсайд сообщила, что сделала фотографии нескольких картин и отослала Брайану Феддоу. Это означало, что он в самое ближайшее время узнает адрес Кэрол, а следовательно, и Жанны. А раз узнает он, будет знать и мистер Уитли. Итак, дни ее пребывания на ранчо сочтены.
У беспредельно уставшей Жанны уже не было сил волноваться. Покончив с неотложными делами, она ушла к себе, надела ночную рубашку и свалилась на постель.
— Просыпайся, лентяйка! Давно пора!
Голос прорвался сквозь плотную пелену сна, окутавшую Жанну. Сделав вид, что она его не слышит, Жанна подтянула простыни под подбородок и уткнулась в единственную лежавшую на постели подушку. Не пробуждаясь окончательно, она пошарила по постели в поисках второй, но ее не оказалось. Скорей всего, Жанна, как обычно, столкнула ее на пол, когда металась во сне.
— Жанна, да просыпайся же! Пора ехать.
Она застонала, узнав голос Сета.
— Уходи, пожалуйста! Я только что легла.
— Сейчас уже семь часов. Ты понимаешь, что это значит? — будил безжалостный голос.
Жанна подняла голову, упорно не открывая глаз.
— Это значит, что настало время моих похорон. Твой черный фрак отутюжен?
Сет хмыкнул.
— Нет, это означает совсем иное. Что тебе надо встать. Мы ждем, когда ты приготовишь завтрак.
Только сейчас, после упоминания о завтраке, Жанна почувствовала запах бекона. Интересно, с ревностью подумала она, кто же вместо меня приготовил еду? С беконом она еще дела не имела. Она попыталась повернуться, но ее пронзила настолько острая боль, что Жанна застонала.
— Не ждите меня. Покойники не едят. Это научно установленный факт.
Не обращая внимания на громкие протесты Жанны, Сет приподнял ее и прислонил к спинке кровати. Стоило ей всей тяжестью тела опуститься на седалище, как у нее снова вырвался жалобный стон.
— Ты бессердечен!
— Не спорю. Но принес тебе вот это. Чтобы убедить, что я невероятно славный парень.
Он поднял ее безжизненную руку и всунул в нее чашечку кофе.
Дразнящий запах свежего кофе заставил Жанну приоткрыть глаза. Сет, дьявольски красивый, полный жизни, стоял над ней, улыбаясь.
— Кофе подействовал, — сказала она. — А нет ли у тебя какого-нибудь снадобья для бедных мышц?
— Есть. Совет — больше ездить верхом.
Жанна жалобно захныкала.
— Да, да, это единственный выход! Если ты сегодня проваляешься весь день в постели, завтра будешь чувствовать себя еще хуже.
— Предоставь мне возможность убедиться в этом на собственном опыте. Я согласна совершить эту оплошность. — Жанна отхлебнула кофе и взглянула на своего мучителя. — Ты берешь взятки?
— Смотря какие.
Сет принял чашку из ее рук, поставил на полированный столик из кленового дерева, поднял Жанну прямо в простынях с постели и, усевшись на ее край, посадил себе на колени. Он глядел на нее с такой любовью, что Жанна покраснела и, смутившись, провела рукой по волосам.
— Видик у меня, должно быть!..
— Ты красивая.
И в доказательство этих слов Сет поцеловал ее. Жанна, обвив руками шею Сета, осуществила свою давнишнюю мечту — запустила руки в его шевелюру. Поцелуй оказался более совершенным стимулятором, чем кофе.
— Знаешь, — пробормотала она, когда он оторвался от ее рта, — твои поцелуи производят глубокое впечатление.
— Да что ты?
— Уверяю тебя! Я бы сказала, что ты целовальщик первоклассный, даже мирового класса. Можешь выступать с поцелуями на Олимпийских играх. А я могу быть твоим тренером.
— Можешь-то можешь, но как ты отнесешься к моим выступлениям на соревнованиях?
— Буду ревновать. Впрочем, эта идея, пожалуй, не заслуживает внимания. Организую-ка я лучше Клуб Женщин, Которых Целовал Сет Броуди.
— Их, поверь, будет не так уж много.
— Это почему же? — Довольная, Жанна даже выпрямилась.
По лицу Сета промелькнула тень боли, и Жанна вспомнила, что´ Хосе рассказывал накануне — женщины здесь появлялись весьма редко.
— Потому что я все время работаю и работал, начиная с детских лет. Потому что я живу в горах. Потому что женщины здесь наперечет и мало кто, побывав в наших краях, выражает желание остаться.
А я желаю остаться, хотелось закричать Жанне. Только попроси меня об этом. Но вслух она произнесла шутливым тоном:
— Ну что ж, значит, я буду в этом клубе в единственном числе. Тоже неплохо.
— Рассмотрю, мисс Уитли, ваше заявление, — отшутился Сет. — Но пока суд да дело, я предоставляю в ваше распоряжение столько времени, сколько необходимо для того, чтобы принять горячую ванну. Она сразу облегчит боль в мышцах. Но для этого придется для начала встать.
— В моей ванной только душ.
— Ванна есть этажом выше.
Его ванна! А ведь две недели назад, чистя ее, она, дурочка, даже вздрогнула при мысли, что когда-нибудь сможет в ней полежать.
— Звучит заманчиво, — сказала она. — Но вот вопрос — где взять силы, чтобы туда подняться?
— Проще пареной репы. — И, продолжая держать Жанну на руках, Сет поднялся.
— Погоди, погоди! — заверещала Жанна, никак не ожидавшая такого исхода.
— Нужна одежда? Бери!
Он наклонился так, что она смогла дотянуться до халата, висевшего на спинке кровати, после чего решительно направился в коридор.
— Сет! Ведь все сидят за кухонным столом! Что они подумают?
Он бросил на нее насмешливый взгляд.
— Я плачу им не за то, что они думают. К тому же я хозяин, а значит, могу делать все, что мне только заблагорассудится.
Жанна недовольно поморщилась.
— Да они так поглощены едой, что ничего и не заметят, — смягчился он.
— А ты, по-моему, говорил, что они ждут от меня завтрака.
— Солгал, — признался Сет, пожимая плечами, и вынес ее из комнаты.
Жанна, исхитрившись, высвободила одну руку и ущипнула Сета. Он от неожиданности ойкнул, и все сидевшие за столом повернули головы в их сторону, отвлекшись на секунду от оладий с беконом, которые выглядели намного аппетитнее, чем все то, что она готовила на протяжении двух недель. Жанна слегка улыбнулась.
— Доброго утра всем, — пискнула она.
Хосе и Баркер расплылись в улыбках, а Гас и Стив с выпученными, от удивления глазами смотрели им вслед.
— И не припомню, чтобы мне когда-нибудь было так неловко перед людьми, — пробормотала Жанна, утыкаясь лицом в его шею, когда они поднимались по лестнице.
— Надо было раньше подняться с постели, — парировал он совершенно спокойно. — Ну здесь, полагаю, ты справишься сама? — спросил он, ставя ее на пол ванной. — А не то могу остаться, потереть спинку, — предложил он с лукавой улыбкой.
— Пошел вон! — крикнула Жанна.
Шутливо отдав ей честь, Сет вышел и закрыл за собой дверь.
Если бы не ныло все тело, Жанна пустилась бы в пляс. Она так и не поняла, что заставило Сета столь круто изменить свое отношение к ней, но какое это имеет значение? Так или иначе, она счастлива!
Ожидая, пока она примет ванну и съест приготовленный Сетом завтрак, все потеряли уйму драгоценного времени, но никто ее не ругал, и, благодарная за это, Жанна, желая загладить свою вину, решила доказать, что она для ранчо весьма ценное приобретение. Она опять поехала вместе с Сетом, умудрилась без его помощи выследить корову с теленком и даже самостоятельно пригнать на сборный пункт.
А когда приступили к вакцинации, проявила на сей раз недюжинную сноровку, быстро смазывая спину теленка антисептиком, вводя вакцину и снова обрызгивая место укола антисептиком. Работа была ей по-прежнему неприятна, но, стиснув зубы, она старалась выполнять ее как можно лучше.
В какой ужас пришел бы ее отец, доведись ему увидеть свою дочь за этим занятием! При мысли об отце на миг кольнула тоска по дому. Но скоро все же он сумеет ее найти!
На четвертый день работы клеймение было почти закончено, и Жанна с удовлетворением констатировала: несмотря ни на что, она осталась жива. Она научилась планировать свое время, подготавливать все необходимое заранее и вопреки разным мелким неурядицам неизменно сохранять веселое расположение духа.
Кроме того, выяснилось, что Сет был прав: наилучшее противоядие от страданий, причиняемых верховой ездой, — сама верховая езда. Каждое утро, скрипя зубами от боли, она заставляла себя взгромождаться на спину Хилды, и примерно через час ее мышцы переставали ныть.
В последний день работ они уже могли позволить себе немного расслабиться. Сет объявил, что к полудню все будет закончено, а дальше каждый может делать, что хочет. Ликованию не было предела, и мужчины с ходу решили отправиться в город. Жанна же почувствовала невероятное облегчение — теперь она целиком посвятит себя домашним делам, которых за эти дни накопилось немало. Оказалось, что совмещать обязанности домашней работницы и подсобницы на ранчо значительно труднее, чем она себе представляла. Но хоть работа и была потогонной в полном смысле этого слова, она, уехав, будет вспоминать о ней с удовольствием и великим сожалением.
Ей очень хотелось увидеть всех своих родных, в том числе и отца, однако мысль о возвращении домой настолько угнетала, что, упаковывая неиспользованную вакцину, Жанна то и дело вздыхала.
Подошел Сет с газовой плиткой в руках.
— Чем мы недовольны? — поинтересовался он. — Только не вздумай рассказывать, будто клеймение настолько тебя захватило, что ты сожалеешь о его завершении.
Жанна грустно улыбнулась, откладывая в сторону шприц для инъекций. Повернулась к Сету — и голова ее пошла кругом.
До чего же он был хорош в этих грязных джинсах и сапогах, в рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими сильные, мускулистые руки! С каждым днем Жанна любила его все сильнее, хотя он больше не приходил будить ее по утрам с чашечкой кофе, зацеловывая до умопомрачения.
— Нет, сожалеть о клеймении я не буду, но провести несколько дней вдали от дома, на природе, было очень приятно. Вот о чем я буду вспоминать после отъезда.
Сет поскучнел.
— Ну, до отъезда еще далеко. Сью окончательно придет в себя не раньше чем через несколько недель.
Так-то оно так, но у Жанны — это она знала твердо — этих нескольких недель нет в запасе. Может, даже и нескольких дней нет. И так же, как она знала, что утром непременно пойдет в курятник собирать яйца, Жанна была уверена и в том, что отец вывернется наизнанку, но, найдя ее, заставит вернуться в Калифорнию. Она преподала ему урок, доказав свою самостоятельность, а он, скорее всего, понял, что ему не следует вмешиваться в ее жизнь. Но главное — она и сама не захочет, вернее, не сможет остаться. Ибо она любит Сета, но он-то ее не любит. Он лишь желает ее, но этого недостаточно для счастья. Влечение к ней написано в его глазах, ощущается при каждом его прикосновении, но означает ли это, что он хочет постоянно видеть ее рядом с собой?
— Когда я уеду, мне будет недоставать этих мест.
Сет сдвинул шляпу набекрень и большим пальцем потер подбородок, не спуская с нее глаз.
— Сегодня после обеда все разбредутся по своим делам…
— Все, но не я. У меня дома дел по горло.
— Забудь про дела. Поедем со мной. Я тебе кое-что покажу.
— А что именно?
— Это секрет. Вернее — сюрприз.
Не спуская с Жанны глаз, Сет раскачивался с пятки на носок и обратно, скрестив руки на груди.
Жанна давно уже подметила, что эту позу он принимает, задумав что-нибудь, большей частью хорошее, но сейчас она не устояла против желания поддразнить его:
— Сюрприз сопряжен с болевыми ощущениями для меня или для какой-нибудь иной твари Господней?
— Нет, — улыбнулся Сет. — Рассматривай его как свидание.
— Как свидание?
— Ну да. Как повод для того, чтобы ты нарядилась, надушилась твоими безумно дорогими духами и стала строить мне глазки.
— Строить глазки? Когда, интересно, я слышала это выражение последний раз?
Сет поднял брови, как бы поражаясь собственному невежеству.
— Мы здесь, в горах, народ отсталый. Что поделаешь! Так поедем?
— Разумеется, с великим удовольствием!
— Вот и хорошо.
Он надвинул шляпу на один глаз и направился к Мексиканцу, щипавшему травку неподалеку. Закончив погрузку вещей, все в самом радужном настроении направились к дому, предвкушая несколько часов ничегонеделания. Впереди себя они гнали двадцать пять годовалых телят, которых в ближайшие дни должны были разобрать покупатели. Их заперли в кораль, накормили до отвала, и мужчины уехали в город.
— Какая красота! — выдохнула Жанна, останавливая Хилду и оглядывая маленькую лужайку, куда они приехали. Каждая ее сторона была около ста футов в длину, и находилась она всего в полумиле от дома, окруженная огромными соснами и осинами. В их ветвях вздыхал ветер, заставляя листья кружиться в причудливом танце. По краю лужайки протекала речушка Фоун-Крик, спускавшаяся с гор в долину, где сливалась с рекой Сан-Франциско, которая в свою очередь впадала в реку Джила, а та — в Калифорнийский залив.
— Сюда приходят на водопой олени, — сказал Сет. — Если нам посчастливится, сможем их увидеть. — Он с легкой улыбкой осмотрелся вокруг. — Давненько я здесь не был, не меньше полугода. А мальчишкой прибегал сюда прятаться чуть не каждый день.
— От чего же ты прятался?
Сет спешился, помог Жанне сойти с лошади, и они побрели по высокой, до колен, траве.
— Чаще всего от ссор моих родителей.
Жанна, обматывая лошадиный повод вокруг ладони, бросила на Сета удивленный взгляд, никак не ожидала от него такой откровенности.
— Эмми что-то мне рассказывала об этом.
Сет при упоминании имени Эмми с готовностью улыбнулся.
— Она всегда была на моей стороне, но, к сожалению, интересуется моими делами значительно больше, чем мне хотелось бы. Если она тебе что и рассказывала, то с одной целью — расположить ко мне.
— Возможно.
— Ну и как? Сработало?
— Разумеется. — Жанна продела свою кисть в его согнутую в локте руку. — Она сказала, что твоя мать ненавидела здешнюю жизнь.
— Да, ненавидела. И ненавидит до сих пор. Родители мои живут в Финиксе и почти никогда сюда не приезжают. А я посещаю их на Рождество и когда бываю в городе по делам. — Он замолчал, вспоминая, очевидно, свое детство. — Я разрывался между матерью и отцом. Папа любил ранчо, а мама терпеть не могла. Ему хотелось жить здесь, а ее тянуло в город. Мы с ней ездили в гости к ее родителям и проводили по нескольку недель в их доме, который я начинал ненавидеть с первых же дней.
— Тебя тянуло сюда?
— Да, здесь был мой родной дом, который она никогда не считала своим. Тогда я ее осуждал за это, но сейчас смотрю на все иначе. Она ведь выросла не здесь. У ее отца была куча денег, она ни в чем не знала отказа. Привыкнуть к деревенской жизни мама так и не сумела. Мне кажется, что она предчувствовала это заранее, но лгала отцу. Вот это-то и мучило меня больше всего на протяжении многих лет.
Жанна почувствовала себя преступницей.
— Лгала?
— Да, говорила, что сможет здесь жить, зная наперед, что обязательно уговорит его уехать отсюда. Будь у нее семья попроще, она, думаю, смогла бы примириться со здешними условиями.
— Попроще?
— Ну да, попроще. Тогда бы ей пришлось работать, приобрести какую-нибудь профессию. Но несметное состояние дедушки избавляло ее от этой необходимости. До того, как мама вышла замуж за отца, она жила, как птичка Божья, — не зная ни заботы, ни труда. Она сама призналась, что худшей кандидатки на роль фермерской жены не найти было во всем свете.
Тут Сет встрепенулся.
— С чего это я так разболтался? Извини, пожалуйста, тебе это, должно быть, вовсе не интересно слушать.
Жанна, смущенная, переступила с ноги на ногу. Ей было чрезвычайно интересно слушать рассказ о детстве Сета, но мешала нечистая совесть. Она набрала в грудь побольше воздуха, задержала его на несколько секунд — вот сейчас, сейчас она решится и выложит ему все начистоту, хватит играть в молчанку! Она поведает ему всю правду о своем семействе. Пусть знает! А то он хвалит ее за добросовестность в работе, не догадываясь об остальном.
— Сет, моя семья…
— Гляди!
Замерев на месте, Сет остановил Мексиканца и схватил Жанну за руку. Из-за деревьев в дальнем конце лужайки вышел огромный лось и направился к реке. В гигантских его рогах запуталась красная веревочка, придававшая ему веселый вид, совершенно не вязавшийся с его величественной поступью. На какой-то миг он замер, присматриваясь к людям, затем повернулся, вильнул коротким хвостом, как бы сообщая, что уходит, но исключительно по собственной воле, и неспешным шагом удалился.
Сет издал восхищенный вздох.
— Каков, а? Такого великана я еще не встречал. Надеюсь, когда начнется охотничий сезон, он сумеет укрыться в надежном месте.
Жанна, повернувшись к Сету, внимательно вгляделась в его лицо. Что же он все-таки за человек? Тут ей вспомнилось, как он ездит верхом: слегка раскачиваясь в такт шагам лошади, благодаря чему создается впечатление, что человек и животное — единое целое. Между ним и этим лосем много общего — оба поражают силой и грацией.
— Что ты так смотришь на меня?
— Ты похож на него, — выпалила она и тут же покраснела, да так, что щеки яркостью окраски не уступали волосам.
— Что? — удивился Сет.
Вконец растерявшись, Жанна неопределенно махнула рукой.
— Да ничего особенного. Я сморозила глупость. Не обращай внимания.
Она было двинулась дальше, но Сет, потянув ее за рукав, заставил остановиться.
— Объясни, что ты имела в виду.
Жанна облизала нижнюю губу.
— Ты похож на этого лося.
— Я? — Новость очень его развеселила.
— Ты всегда знаешь, чего хочешь, куда и зачем идешь. Даже если что-то и является для тебя неожиданностью, ты…
Голос отказал ей. Боже правый, лучше уж прямо написать на огромном плакате: «Я люблю Сета Броуди» — и прибить его к стенке сарая.
Сет смотрел на нее с таким напряжением, что сердце ее бешено колотилось.
— А ты, Жанна? Чувствуешь ли узы, связывающие тебя с землей? Любишь ее?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты говорила отцу по телефону, что полюбила этот край. Это правда?
Жанна с трудом проглотила комок, вставший поперек горла.
— Да, конечно. — Твердо произнеся эти слова, Жанна успокоилась. — Да! Увидев ваш дом и все, что его окружает, я с первого взгляда прониклась к нему любовью. Выйдя из твоего грузовика, я сразу почувствовала себя как дома.
Сет вздохнул, привлек ее к себе и начал целовать — нежно, страстно, пока она не перестала ощущать что-либо вокруг себя, кроме его тела.
Но вот он чуть отстранил ее от себя, ровно настолько, чтобы получить возможность посмотреть на нее. Почему это в свое время его лицо показалось ей холодным и резким? Сейчас на нем была написана такая нежность, такая любовь, что Жанна готова была заплакать от счастья.
— Так скажи же! — потребовал он. — Скажи!
— Я люблю тебя, Сет, — прошептала она сквозь слезы.
Он закрыл глаза.
— Слава Богу. — И снова поцеловал ее.
Растроганная до глубины души, Жанна вдруг заметила, что его губы дрожат. Она прижалась к нему как можно теснее, стараясь слиться с ним всем своим существом. Наконец Сет нашел в себе силы оторваться от нее.
— Поехали домой, — прохрипел он.
Жанну обдало жаром с головы до ног. Они будут одни в целом доме! Сегодня свершится то, что виделось ей в горячечных мечтах и снах с того самого дня, как она поняла, что любит его.
— Поехали!
В глазах его мелькнуло одобрение, и она, отойдя от Сета, вскочила в седло.
И вдруг в нее будто бес вселился. Натянув поводья, она ударила Хилду каблуками по бокам и с криком: «Догоняй!» — умчалась раньше, чем Сет успел вдеть ноги в стремена.
Маленькая кобылка добросовестно засеменила по дороге, ведущей к дому. Жанна распласталась на ее шее, всячески понукая, особенно когда услышала топот приближающегося Мексиканца. Понимая, что она далеко не столь искусная наездница, чтобы победить в скачках, Жанна тем не менее не могла сдаться.
Рискнув оглянуться через плечо, она вскрикнула от неожиданности, убедившись, что Сет в двух шагах от нее. Из-за встречного ветра он пригнулся к шее коня, крепко сжимая в руках поводья, а в глазах его читался вызов: «Ну-ка, обгони!»
Жанна была не из тех, кто может не принять вызов.
— Вперед, Хилда, вперед! — закричала она что есть мочи. Лошадь, повинуясь, сделала героический рывок и первой влетела во двор ранчо.
Потрясая в воздухе поднятым вверх кулаком, Жанна в восторге завопила:
— Я первая! Я первая!
— Только потому, что я попридержал Мексиканца, — возразил Сет, соскакивая на землю и направляясь к Жанне.
Он заключил ее в объятия, но она продолжала смеяться, радуясь победе.
— Ну вот, снова превращаешь сцену рокового соблазнения в комикс.
Она, как бы оправдываясь, виновато заморгала ресницами.
— На это я великая мастерица, — согласилась она.
Он прижал ее к себе покрепче, и так, обвив друг друга руками, они стояли, ожидая, чтобы после бешеной гонки дыхание пришло в норму. И она уже знала, твердо знала, что он ее любит и вот сию минуту произнесет заветные слова.
Успокоившись окончательно, Жанна вдруг сообразила, что стоит на его сапогах. Рассмеявшись, она притянула к себе его голову и поцеловала.
— Вот когда я поняла, почему героиня фильма «Дружеское признание» стоит в одном из кадров таким образом. Целоваться гораздо удобнее.
— К вашим услугам, мадам, — галантно ответил Сет, целуя ямочку на ее подбородке.
Из этого состояния любовной одурманенности ее вывел громкий равномерный шум. Жанна подняла лицо и взглянула на Сета.
— Это твое сердце так бьется? — сострила она.
— Нет. — Он взглянул на небо. — Это вертолет.
Ахнув, Жанна подняла глаза вверх, отыскивая то, что обязательно должна была там найти. И действительно, над ней проплыл отчетливый желтый силуэт вертолета, принадлежащего корпорации Уитли.