30

ШАРЛОТТА

Когда Вегас исчезает вдали позади нас, вид превращается в пустыню, простирающуюся по обе стороны, такси петляет по все более сужающимся дорогам. В поле зрения появляется небольшой городок, и когда я смотрю налево по мере приближения, я вижу то, что похоже на окружную ярмарку на окраине города.

Я наклоняюсь вперед, почти прижимаясь носом к стеклу, впитывая окружение, пока такси приближается. Ярмарка пока выглядит в основном пустынной — она, вероятно, не откроется еще несколько часов, но я вижу аттракционы, с оранжевыми лампочками, огромный дом с привидениями и стенды, которые устанавливают для игр и еды. Клянусь, я чувствую запах карамельных яблок, хотя знаю, что это всего лишь мое воображение.

— Смотри. — Я подталкиваю Ивана, на мгновение забыв, как я расстроена из-за него. — Это ярмарка. На Хэллоуин. — Я чувствую вспышку волнения, эта тяга к нормальности следует за мной по пятам. — Как думаешь, мы могли бы пойти туда сегодня вечером? Они не будут искать нас в таком месте.

— Я бы не стал рисковать. — Иван стиснул челюсти, но лицо ничего не выражало. — Нам просто нужно остаться в отеле до нашей встречи. Больше никаких рисков. Я ошибся, что выбрал тот, который был сегодня.

Решимость в его голосе жалит. И пока паника от нашего побега все еще бурлит в моей груди, мысль о том, чтобы оказаться взаперти в еще меньшем гостиничном номере с ним, заставляет меня чувствовать, что я хочу выпрыгнуть из такси. Я чувствую, что мне нужен воздух, пространство, мне нужно быть снаружи, а не запертой где-то в ожидании людей, которые преследуют нас, чтобы догнать.

Но выражение лица Ивана говорит, что он не услышит никаких возражений. Я закусываю губу, все еще наблюдая за ярмаркой из окна, пока мы проезжаем мимо нее в город, такси наконец останавливается перед небольшим мотелем, не сильно отличающимся от тех, в которых мы останавливались по дороге сюда.

Иван передает водителю еще наличных и выходит, хватая рюкзак.

— Давай устроимся. — Говорит он усталым и опустошенным голосом, и мне кажется, я слышу в нем разочарование. Мне не приходило в голову, что он, возможно, уже несколько дней с нетерпением ждет роскоши Вегаса, но очевидно, что он упускает возможность насладиться комфортом.

Номер очень похож на те, в которых мы останавливались в последние несколько дней. Простой, немного унылый, лишенный индивидуальности или каких-либо удобств. Я сажусь на край кровати, чувствуя, как меня снова охватывает желание выйти на ярмарку, а разочарование от того, что я снова заперта в комнате, только усиливает его.

За несколько дней вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Так ли плохо хотеть чего-то обычного? Я знаю, что немного неразумна. Но реальность становится слишком большой, и я хочу спрятаться от нее. Хотя бы на некоторое время.

Иван выходит на улицу, чтобы позвонить своему контакту. Я меряю шагами комнату, снова принимаю душ, переодеваюсь в чистую одежду. Минуты, кажется, тянутся слишком медленно. И когда начинает темнеть, и Иван исчезает в ванной, чтобы принять душ, я вспоминаю, что видела таксофон снаружи отеля. Я не могу вспомнить, чтобы когда-либо видела их раньше, но у меня есть общее представление о том, как они работают, и Иван оставил горсть наличных и мелочи на столе.

Он разозлится на меня, если я это сделаю. Я знаю это. Но я так отчаянно нуждаюсь в какой-то маленькой части моей старой жизни. Я скучаю по своим друзьям. Я скучаю по всему, что я потеряла, и прямо сейчас, когда я чувствую, что цепляюсь за свой рассудок кончиками пальцев, есть только один человек, с которым я действительно хочу поговорить.

Я сгребаю мелочь в ладонь, засовываю ее в карман джинсов и спешу на улицу.

У меня всегда хорошо получалось с цифрами — телефонными номерами, номерными знаками и тому подобным. Я знаю номер Джаз наизусть и бросаю пару четвертаков в таксофон, набирая ее номер, пока у меня перехватывает дыхание.

— Алло? — Она звучит растерянно, когда отвечает, и я не виню ее.

— Джаз. — Весь воздух вырывается из меня. — Джаз, это Шарлотта.

— Шарлотта? Что за… где ты, черт возьми? Мы так волновались. Что случилось? Мы вызвали полицию, но они сказали, что разбираются с этим, и они, кажется, что-то знают, но не дали нам никаких ответов, и…

— Я в порядке, — прерываю я поток ее сознания, моя грудь болит. Я могу только представить, как она волновалась, и я ненавижу, что это из-за меня. Я ненавижу, что я стала причиной этого.

Иван стал причиной этого. Тихий голос, который не дает мне забыть, что он организовал начало всего этого, эхом отзывается в моей голове, и я ненадолго закрываю глаза, отбрасывая клубок спутанных эмоций, которые всегда возникают, когда я думаю об этом.

— Я в порядке, — повторяю я. — Я не могу сказать тебе, где я. Я не могу рассказать тебе многого, и мне очень жаль. Я не… я не думаю, что вернусь домой. Но со мной все будет в порядке. Я знаю, что это бессмысленно, но…

— Это бессмысленно! — Кричит Джаз. — Это вообще бессмысленно, Шарлотта. Кстати, я видела Нейта. Там, на нашем бранче. Он не разговаривал с нами. Просто ухмылялся, как будто что-то знал. Ты не с…

— Я не с ним, — уверяю я ее.

— Это тот парень? Тот, что подошел к нам за обедом? Ты… сбежала с ним или что-то в этом роде?

— Не совсем так. — Я резко выдыхаю. Мне отчаянно хочется рассказать ей все, как можно больше успокоить ее и объяснить, почему я, вероятно, больше никогда с ней не поговорю после этого. Но я не знаю как. — Я просто… я не могу сказать тебе больше, Джаз. Я правда не могу. Просто знай, что…

Трубку резко выдергивают из моей руки и бросают на рычаг, прежде чем я полностью осознаю, что происходит. Я отскакиваю назад, мое сердце снова колотится, и я вижу Ивана, стоящего рядом со мной, его лицо пылает.

— О чем, черт возьми, ты думала? — Рычит он, его голос — низкий, сердитый рокот. Очевидно, что он делает все возможное, чтобы оставаться тихим, чтобы никто не услышал, как мы спорим. Потому что я могу сказать, что это будет именно то, чем это сейчас будет — спором.

— Мне просто… мне нужно… — Слова обрываются. Я знаю, что у меня нет никаких оправданий. Это было глупое решение. И оно могло подвергнуть Джаз опасности, если есть какой-то способ отследить звонок, который я только что сделала. Я не думаю, что есть, но я действительно не знаю. И я все равно это сделала.

— Тебе нужно оставаться в безопасности! — Резко говорит Иван. — Все это для того, чтобы защитить тебя, Шарлотта! Я мог бы исчезнуть гораздо быстрее, чем сейчас, в одиночку. Я мог бы уже давно уйти, но я защищал тебя, и теперь…

— Если ты хотел защитить меня, тебе следовало бы держаться от меня подальше с самого начала!

Слова повисли между нами, тяжелые и обвиняющие. Лицо Ивана бледнеет, и он тяжело сглатывает.

— Я знаю это. — Говорит он напряженно. — Блядь, я знаю это, Шарлотта. Но я этого не сделал. Я не могу взять это обратно сейчас…

— … и ты бы не сделал этого, даже если бы мог. Я знаю эту историю, ты рассказывал мне все это чертово время. — Я смотрю на него, гнев горит в моем горле. — Но это не меняет того, что я потеряла!

— И ты все это время мстила мне, — огрызается Иван. — Дразнила меня. Использовала меня для своей защиты, и чтобы кончать, когда хотела, наслаждаться тем, что заставляла меня страдать, чтобы отомстить мне за то, что я сделал. И я не говорил ни хрена, потому что я, блядь, это заслужил. Я знаю, что заслужил. Но не притворяйся, что я ничего не сделал, чтобы попытаться искупить вину…

— Это неважно! — Я отворачиваюсь от него, бросаясь обратно в комнату, и он хватает меня за локоть, таща меня назад. Толчок и рывок вырывают меня из равновесия, прижимают к его груди, и на одну короткую секунду руки Ивана обнимают меня, его тепло и запах окружают меня, когда я чувствую, как его твердая грудь прижимается к моей.

— Я пытался, — тихо говорит Иван, его взгляд останавливается на моем, скользит вниз к моему рту, а затем снова поднимается. — Но ты права. Может, это неважно.

Он отпускает меня, и я снова бегу в комнату. Я слышу, как он следует за мной, но я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, когда он входит, схватившись за край стола, пока я пытаюсь вернуть себе самообладание. Он проходит мимо меня в ванную, это единственный способ создать между нами хоть какое-то расстояние.

Но у меня есть другое решение.

Это его разозлит. Возможно, даже больше, чем телефонный звонок. Но сейчас меня это волнует еще меньше. Я зла, измотана и напугана, и мне уже все равно, что произойдет. Я не могу оставаться в этой комнате ни секунды дольше.

Я хватаю наличные на столе, засовываю их в карман и выбегаю из комнаты, прежде чем Иван успевает появиться из ванной, закрывая ее за собой как можно тише. Такси нигде не видно, поэтому я иду навстречу музыке ярмарки вдалеке.

Дорога пыльная, а ночь холодная, но мне все равно. Я вдыхаю полные легкие холодного, сухого воздуха, ощущая открытое пространство вокруг себя с облегчением, от которого мне почти хочется плакать. Приятно быть снаружи, гулять, быть одной впервые за много дней. Моя голова начинает немного меньше затуманиваться, и я ускоряю шаг, направляясь к ярким огням и звенящей музыке карнавала.

Ярмарка оживает от смеха и красок, когда я вхожу, в оазис тихой пустынной ночи, окружающей ее. Сейчас она так же полна, как и была пуста раньше, толпы семей, подростков и пар всех возрастов толпятся по пространству. Я чувствую запах жареной еды и сахара, жира и масла от аттракционов, и я делаю глубокий вдох, чувствуя себя на мгновение лучше.

Я не должна была быть здесь. Я знаю это. Но мысль о возвращении в номер мотеля, к напряжению между Иваном и мной кажется почти невыносимой. Мне нужно пространство и прочистить голову, и это лучший способ, который я могу придумать, чтобы получить его прямо сейчас — делать то, что я хочу делать.

Шум карнавала окутывает меня, когда я прохожу мимо игр и киосков с едой, напряжение постепенно уходит из меня, когда я окружаю себя видами и запахами, которые заставляют меня улыбаться. Я наблюдаю, как мимо меня пробегают двое детей, их измученная мать сразу за ними, их рты липкие от сладкой ваты. Пара смеется у колеса обозрения, девушка наклоняется, когда мужчина обнимает ее за талию и прижимается губами к ее губам, и я чувствую странную боль в груди.

Нащупывая деньги в кармане, я теряюсь в веселье карнавала. Я покупаю итальянскую сосиску и лимонад, ем их, просматривая игры, и наконец останавливаюсь на той, в которой мне нужно бросать дротики в серию воздушных шаров. Я бросаю мячи в кольцо, пытаюсь сбить клоуна и ем воронкообразный торт. Я иду в дом с привидениями, смеясь, когда на меня выпрыгивают «призраки» и «убийцы», искусственные страхи кажутся пустяками по сравнению с тем, с чем я сталкивалась последние несколько дней. На самом деле, это даже мило по сравнению с этим. Весело.

Я позволяю себе потерять счет времени, бродя по аттракционам, пока не понимаю, что толпа начинает редеть. Я решаю сделать последний круг по дому с привидениями, прежде чем он закроется, и к тому времени, как я выхожу, ярмарочная площадь почти пуста.

Я останавливаюсь, чувствуя некоторое беспокойство впервые с тех пор, как вошла. Когда шум и цвета стихают, я вспоминаю, что это была плохая идея. Что я здесь одна, и мне придется идти обратно в мотель в темноте.

Все в порядке, говорю я себе, начиная идти к выходу, стараясь не идти слишком быстро. Ярмарочная площадь сейчас практически безлюдна, и некоторые верхние огни начинают гаснуть, отбрасывая на нее густую тень. Никто не подумает искать меня здесь, из всех мест. Все будет в порядке. Но мое сердце бьется немного быстрее, набирая обороты, пока пульс не начинает трепетать в горле, а во рту не пересыхает.

И тут краем глаза я, кажется, вижу фигуру мужчины.

Покалывание пробегает по затылку, и я резко оборачиваюсь, мое дыхание перехватывает в груди. Я прижимаю руку ко рту, делая шаг назад, зажатая между страхом и воспоминанием о фантазии, которая заставила меня ныть от возбуждения, трепещущего по моим венам вместе с ужасом.

Мужчина, одетый в черные джинсы, черную футболку и толстовку с капюшоном, стоит в нескольких футах от меня, на его лице маска скелета, которую я узнаю.

Я узнаю ее, потому что это та же самая, которая была на Веноме, когда он присылал мне свои фотографии.

Теперь мой пульс учащается по совершенно другой причине. Я отступаю еще на несколько шагов, и мужчина движется вперед, приближаясь ко мне, когда я слышу темный смешок, который, клянусь, эхом разносится вокруг меня.

Я знаю, что мне не мерещится, когда слышу голос Ивана, ясный, как колокол в холодном ночном воздухе.

— Беги, голубка.

Загрузка...