Бесприданницы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ, несущая кадеткам новые встречи, впечатления и заботы

На обед Тимул пришел немного позднее спутников. Словно в задумчивости, прошел мимо выбранного ими стола и устроился у окна. В просторной столовой со стоящим посредине длинным королевским столом хватало и таких уютных уголков, полускрытых занавесями и вазонами с цветами, какие обожают занимать юные парочки и любители обсудить за обедом какую-нибудь неотложную проблему.

Мишеле едко усмехнулся вслед блондину — никто не собирался спорить с его выбором. Но, садясь в стороне от недавних приятелей, граф ясно показал, что более не находит их подходящей для себя компанией. Ну, значит, так тому и быть.

Ительниз отнесся к поступку Тимула абсолютно равнодушно. Его сейчас больше всего заботили перемены, произошедшие в зале для тренировок, традиционно расположенном в подвале. В этих местах, где все население после полудня ищет прохладу и тень, заниматься изучением мечного дела и рукопашного боя можно лишь глубоко под домом. Особенно если там устроен небольшой сквознячок, пролетавший над бассейном с холодной водой.

Именно такой тренажерный зал был оборудован под Беленгором. Вернувшись с пляжа, барон спустился туда проверить, все ли готово к приезду принцев, и с досадой обнаружил, что зал уменьшился почти на треть.

Нет, хуже он не стал, наоборот, добавилось несколько новых, явно гномьих устройств для отработки силы удара и тренировки внимания. Да и дорожка для пробежки, проходившая вдоль стен, стала не короче, а длиннее за счет появившегося второго яруса, взбираться на который нужно было по веревочной лесенке либо по канату. Но не хватало прежнего простора, когда в разных углах могли заниматься, не отвлекая друг друга, не менее десятка человек.

Разумеется, новый тайный советник королевы никогда не допустит туда никого из придворных одновременно с принцами, это Ительниз прекрасно понимал. И более того, был с такими правилами полностью согласен, имея на то не одну вескую причину. Но и отказать знатным клиентам в заранее обещанных тренировках тоже не мог, отлично понимая, сколько врагов этим наживет.

Поначалу, обнаружив изменения, Итель решил, что часть зала отгорожена именно для занятий знатных гостей, но после того, как почти час безрезультатно пытался отыскать туда вход, вынужден был признать свою ошибку. Кто-то сделал все возможное, чтобы чрезмерно любопытный или случайно заблудившийся гость никаким образом не смог попасть туда, куда его не звали. И это встревожило барона не на шутку, более всего он не любил лабиринты, мрачные потайные ходы и странные тайны.

Фрейлины появились в проеме широко распахнутых дверей живописной толпой, вмиг заставив забыть про всякие подвалы. В этот раз на девушках не было никаких вуалей, и светлые муслиновые платья с довольно открытыми декольте и обнаженными выше локтя руками позволяли сполна оценить всю прелесть ухоженной кожи и изумительных фигурок. Рядом еле слышно потрясенно присвистнул Мишеле, и барон с неудовольствием осознал, как легко любому, кто наблюдает за ними со стороны, разгадать, ради чего друзья сели лицом к дверям. Но эта здравая мысль тотчас пропала, смытая волной абсолютно неосознанного, первобытного восторга охотника, внезапно оказавшегося перед редкостной дичью.

Только боги знали, насколько поразили барона на миг приостановившиеся на пороге девушки и каких усилий стоило ему сохранить внешнее спокойствие. Да Итель и под страхом казни никому бы не признался, как сильно ему хотелось вскочить из-за стола и устремиться им навстречу, разглядывать, улыбаться самыми обворожительными из всего арсенала своих улыбок, говорить комплименты и исполнять желания. До этого момента барон Габерд даже не подозревал, что сдержанность, которой он всегда так гордился, может в один момент рассыпаться от одного лишь взгляда на толпу юных фрейлин.

И это было бы не так сокрушительно и досадно, если б Итель был застенчивым зеленым юнцом, никогда не видевшим красавиц ближе протянутой руки и не умевшим понимать и исполнять их желания. Но барон Габерд давно уже умел разбираться в женщинах и смотреть на них со снисходительным спокойствием.

Тем обиднее оказалось обнаружить в глубинах собственной души наивного дикаря, способного в один миг развеять хладнокровие и стойкость опытного воина и заставить его почувствовать себя восторженным жеребчиком, готовым носиться по лужайкам с задранным хвостом.

Тихо переговариваясь о чем-то легкомысленном, фрейлины безмятежно шли мимо, не замечая ни самих господ придворных, ни их загоревшихся глаз и предвкушающих улыбок. Не разглядели они и стиснутых губ Ительниза, упорно пытавшегося вернуть себе привычное спокойствие, но так и не сумевшего отвернуться от уходивших к накрытому столу девушек.

Не сдававшийся в этой внутренней борьбе с собственными инстинктами барон следил за ними с непонятной самому надеждой и мысленно ставил на тех девушках, которые так и не удостоили его взглядом, огромные, как надгробие, камни. Две смутно похожие лунные блондинки, золотоволосая синеглазка, русая красавица, уверенно озиравшая столовую стальным взглядом, изящная шатенка с загадочно-зеленоватыми омутами глаз и кудрявая, хрупкая, как фарфоровая кукла, брюнетка, с любопытством рассматривавшая висевшие по стенам натюрморты.

Они уже почти прошли мимо него, и сердце барона неожиданно кольнуло острое разочарование, заставив крепче стиснуть зубы и напомнить себе собственный девиз — никого не просить и никогда не сдаваться.

И в этот миг брюнетка вдруг приостановилась, глянула прямо на него и неуверенно пробормотала:

— Барон Габерд?

— Мы представлены? — Итель мгновенно поднялся с места, шагнул к ней, чувствуя, как жарко вспыхивает в груди почти угасшая надежда.

— Вы бывали на чаепитиях у моей тетушки, баронессы Мелонии Шлинье, урожденной Зайбер, — глядя прямо в душу барона огромными прекрасными черными глазами, учтиво пояснила она и застенчиво улыбнулась: — Я маркиза Кателла Зайбер.

— Простите, ваша светлость, мою прискорбную невнимательность, но вы… — Ительниз на миг запнулся, вовремя сообразив, что едва не произнес банальный комплимент, какие принято говорить в подобных случаях. Но на этот раз он оказался бы чистейшей правдой. Теперь барон смутно припомнил невзрачную девицу в старомодном, закрытом под горло темном платье, старательно развлекавшую немолодых подруг баронессы Мелонии короткими басенками, и уверенно закончил: — Я был почти уверен, что ошибаюсь, принимая за вас незнакомую мне даму. Простите милосердно. Возможно, вы помните, покойный барон Шлинье был мне двоюродным дядюшкой, и именно ради памяти о нем я стараюсь не оставлять его вдову. Позвольте проводить вас…

Он подхватил девушку под руку и повел к столу, плетя всякую несущественную ерунду, позволительную при таких вот случайных встречах, но видел лишь ее глаза и несмело разгоравшуюся улыбку, согревающую его сердце незнакомым, но уже желанным теплом.

Путь до стола оказался безжалостно кратким, и развитие их старого знакомства могло пойти двумя путями. Но только в данный момент, позже барон непременно нашел бы способ оказаться с ней рядом. А пока все зависело лишь от решения Кателлы. Сочтет ли она нужным представить Ительниза своим подругам или просто коротко поблагодарит и отпустит его руку, в один миг отняв неожиданно обретенную радость.

Настроение барона мгновенно испортилось: судя по неприступности их светлостей, надежды на знакомство с ними у него нет. Впрочем, отныне никто из них, кроме маркизы Зайбер, его больше не интересовал, Ительниз привык раз и навсегда отсекать от себя все ненужное.

— Позвольте представить вам моих подруг, — застенчиво улыбнувшись, произнесла Кателла, даже не представляя, какой благодарностью вспыхнуло в этот миг сердце ее спутника.

— Почту за честь. — Он крепче прижал к себе локтем ее ладошку, предупреждая, что теперь выбор за ним.

Барон вовсе не намерен был брести вокруг стола, поочередно целуя протянутые в знак знакомства ручки красавиц, хотя именно это и предписывал строгий этикет. Но в этот раз он собирался воспользоваться лазейкой, позволяющей ограничиться вежливым поклоном, если представляемые дамы уже приступили к трапезе.

— Позвольте представить вам барона Ительниза Габерда, — обратилась Кателла к подругам, выждала положенные пять секунд и начала церемонно перечислять громкие имена: — Герцогиня Октябрина Сарнская… герцогиня Августа Сарнская… княжна Доренея Марьено, маркиза Тэрлина Дарве Ульгер, герцогиня Бетрисса Лаверно.

В ответ на учтивые поклоны барона девушки дружелюбно кивали и открыто улыбались, великодушно прощая гостю нехитрую уловку.

— Не желаете ли присоединиться к нашей трапезе? — учтиво пригласила нового знакомого герцогиня Бетрисса, и не подозревая, что как раз в этот момент он упорно пытается отыскать ее имя среди родственников Тайвора Лаверно.

Сам барон не был лично знаком с умирающим от неизлечимой болезни герцогом, но несколько лет встречал на приемах и балах его племянников, известных задир и наглецов. Даже около месяца был учителем одного из них, пока не выяснил, что оплачивать его работу юный герцог намерен долговым обязательством под ожидаемое после кончины дядюшки наследство.

Итель швырнул им в лицо их бумаги и ушел, забрав в уплату единственное, что принадлежало лично уже бывшему ученику, — старинный кинжал с эмблемой рода. Разумеется, пользоваться им барон не собирался, да и не по его руке было это оружие, просто намеревался позже обменять на честно заработанные монеты.

За столом Ительниз вел себя непринужденно и учтиво, успевая ухаживать за всеми сотрапезницами сразу, но ни на миг не упуская из виду сидевшую рядом маркизу Зайбер, пополняя ее стакан и тарелку с непреклонностью бонны. Одновременно со всеми этими заботами барон с присущей только опытным воинам бдительностью исподволь приглядывал за фрейлинами, не желая пропустить того момента, когда кто-то из них захочет вонзить в Кателлу ядовитую шпильку. Знал по опыту: ни одна прелестница не стерпит, если мужчина, который ей совершенно не нужен, уделяет особое внимание кому-то другому. И заранее готовился показать всем раз и навсегда, что сидящая рядом брюнетка теперь под надежной защитой.

Однако обед подходил к концу, девушки уже принялись за десерт, и барон поневоле задумался, кажется ему или они и в самом деле ведут себя как-то неправильно? Обычно дамы, в чьем обществе ему доводилось обедать, в перерывах между блюдами смакуют последние столичные сплетни, язвят по поводу попавших в пикантное положение подруг и жарко обсуждают модные фасоны. А вот его сотрапезницы никаких сплетен не вспоминали и даже о драгоценностях не сказали ни словечка, хотя у каждой на шее и запястьях посверкивали камнями старинные украшения. Были они и у герцогини Лаверно, хотя Итель знал доподлинно — все ценности, какие у них имелись, родственники его неудавшегося ученика давно продали и заложили.

Но самым странным оказалось совершенно иное. К концу обеда у барона непонятно почему возникло давно забытое ощущение тепла и покоя. Он словно вернулся на пятнадцать лет назад, в старинный родительский дом, где за столом собиралась немалая семья. Кроме него, родителей и братьев там жила еще куча бабушек и дедушек, тетушек и кузенов. То были прекрасные времена, и память об уюте и доброжелательности семейных обедов и вечеров он свято хранил в тайниках своей души.

Это удивительное чувство было неимоверно приятным и вместе с тем слегка настораживало своей невозможностью. Барон все внимательнее присматривался и прислушивался к хорошеньким фрейлинам и все сильнее осознавал, что ничего не понимает. К концу обеда девушки все чаще бросали на его соседку осторожные взгляды, но виделась в них вовсе не зависть и не досада. Наоборот, барон ясно рассмотрел мелькнувшие в выразительных глазах маркизы Дарве Ульгер сочувствие и жалость. Потом случайно поймал такой же взгляд герцогини Лаверно и, покосившись на Кателлу, с неудовольствием рассмотрел на ее губах тень виноватой усмешки.

Недобрые подозрения зашевелились в душе барона, и он мгновенно нашел способ их проверить. Подцепил лопаточкой кусочек нежного земляничного десерта, положил на тарелку маркизы и мягко, ободряюще ей улыбнулся. Девушка взмахнула роскошными ресницами, поднимая на Ительниза взгляд, и он тотчас задохнулся от нахлынувших чувств, на несколько мгновений утонув в счастливом сиянии черных глаз. А когда опомнился и оглянулся на фрейлин, они уже отодвигали от себя приборы и поднимались из-за стола.

— Мне нужно идти, — вспыхнув жарким румянцем, прошептала Кателла, и барон немедленно поднялся из-за стола, подавая ей руку:

— Мне позволено будет вас проводить?

— Разумеется, — ни капли не кокетничая, доверчиво вложила она тонкие пальчики в его мозолистую ладонь, привычную больше к рукоятям мечей и пик, и сердце Ительниза снова обожгло неведомой прежде нежностью.

До второго этажа они добрались в полном молчании, наслаждаясь теплом сомкнутых рук, но перед егерем, стоявшим на страже у следующей лестницы, Кателла остановилась и попыталась осторожно высвободить пальцы.

— Мы живем выше.

Это было неожиданное известие, и оно очень многое сказало барону Габерду. На третьем этаже, где располагались покои королевы и принцев, тайный советник выделял комнаты только самым проверенным и преданным ее величеству людям.

— Я тоже, — мягко улыбнулся Итель и повел девушку наверх мимо даже не шелохнувшегося воина.

До просторного светлого зала, по южному обычаю делившего покои для самых важных гостей на мужскую и женскую половины, барон вел свою спутницу так неспешно, словно она впервые поднялась с постели после тяжкой болезни. А добравшись до ступеней последнего пролета лестницы, и вовсе начал останавливаться на каждом шагу, развлекая маркизу смешными случаями из жизни своих неуклюжих учеников.

Словно не замечая этой хитрости, Кателла покорно останавливалась вместе с ним, внимательно слушала байки и награждала рассказчика веселым смехом. Барон уже начал надеяться, что время послеобеденного отдыха они проведут вместе, в этом самом зале.

Стройные колонны поддерживали круглый купол свода, и несколько прорезанных в нем украшенных красочными витражами окон проливали вниз свет, расчерчивающий кедровый паркет причудливой разноцветной мозаикой. Между колоннами в серебряных бочках и мраморных вазонах цвели редкие южные лианы, кустарники и карликовые деревца, наполняя воздух тонким, сладковатым ароматом. Эта маленькая оранжерея служила обитателям верхнего этажа общей гостиной или столовой, а иногда и местом любовных встреч, и не найти было во всем поместье более удобного места для первого свидания. Сюда не могли заглянуть любопытные гости и никогда не приходили без вызова ни бдительные егеря, ни вездесущие слуги.

Высокие застекленные двери открывались на широкие крытые балконы, где были расставлены кресла и столики для тех, кто пожелает во время завтрака или чаепития наслаждаться прекрасными видами. Вот на северный балкон, где в это время дня было прохладнее всего, Ительниз собирался увести брюнетку, и вовсе не для того, чтобы склонить к объятиям или поцелуям. Впервые в жизни барон истово боялся обидеть или оттолкнуть чрезмерной поспешностью очаровавшую его девушку, хотя обычно действовал со всей прямотой воина, не привыкшего тратить время на долгие обходные пути.

Но в этот раз он намеревался всего лишь поговорить с Кателлой, расспросить ее о причинах, заставивших дочь знатного дома ступить на нелегкий и зачастую опасный путь фрейлины, и предложить ей свою помощь. А когда окончательно убедится, что маркиза не из тех спесивых дам, которые никогда не решатся выйти замуж за мужчину, не имеющего достаточного, по их мнению, состояния, зато не откажутся каждый вечер тайком прибегать в его спальню, барон Габерд преподнесет ей свой браслет.

Ступеньки наконец закончились, и Итель, более не мешкая, мягко, но уверенно повел маркизу в сторону балкона, однако теперь уже она шагала все медленнее, пока не замерла окончательно, пытаясь забрать у мужчины свою руку:

— Барон…

— Можете называть меня просто Ительниз, — привычно предложил он и тут же прикусил язык, проклиная себя за неосторожность.

Менее всего ему хотелось бы испугать маркизу какими-либо намеками на фривольные отношения. Да и таких отношений Итель тоже не желал, к своему собственному изумлению.

— Хорошо, — неожиданно согласилась она и, краснея, тихо предложила: — А вы можете звать меня Кателла. Все же мы знакомы почти три года.

«Три года?!» — едва не взвыл Габерд. Он знаком с этим чудом целых три года? И все это время мог бы сидеть на вечерах тетушки Мелонии рядом с Кати, как ласково называла, теперь-то он припомнил, свою двоюродную племянницу вдова. И не просто сидеть, а ловить девичьи улыбки, заглядывать ей в глаза, вдыхать аромат духов и касаться руки, передавая пирожные и чашки.

— Я был слеп, — глядя на девушку, произнес он вслух и вдруг почти воочию ощутил горечь скользнувшей по губам маркизы усмешки.

— Благодарю, — осторожно, но непреклонно высвободила она свои пальцы из его ладони и, пряча глаза, добавила: — Мне нужно идти, подруги ждут.

Вот как! Стало быть, обретенные недавно подруги для нее намного важнее и самого барона, и того волнующего, но пока несмелого чувства, все ярче разгоравшегося в его душе. Несомненно, она о нем догадалась, не могла не сообразить, Итель не старался скрывать ни восхищения, ни волнения, но ответить не пожелала. И хорошо еще, что вовремя дала об этом знать, он сумеет собрать в кулак свою волю и не наделать больших ошибок.

— Не смею задерживать, — отступив на шаг, церемонно поклонился барон и, пряча за упавшими на лоб волосами вдруг стиснувшую сердце боль, холодно добавил: — Всегда к вашим услугам.

Развернулся и четко пошагал прочь, желая оказаться отсюда как можно дальше и точно зная — выросшей среди знатных тетушек и кузин девушке трудно не понять значения его последних слов. Как и прозвучавшего в голосе едкого презрения, хотя сердцем Итель этого вовсе не желал. Она ведь не виновна, что глупый дикарь, бесследно сгинувший в глубинах подсознания, неправильно понял обычную учтивость знатной дамы.