Бесстыдница

Глава 3

Они ели салат и бифштексы в полнейшей тишине. Камми слишком хорошо сознавала, что Рид еще не принял окончательного решения, поэтому боялась что-либо говорить, чтобы дать ему возможность все обдумать.

Подняв глаза, она обнаружила, что он пристально смотрит куда-то чуть ниже ее подбородка. Оказалось, что ремень, стягивавший не по размеру широкую рубашку, слегка ослаб, и горловина съехала вниз, обнажив молочно-белые бугорки ее груди.

«Наверное, следовало бы переодеться, — подумала она. — Тогда бы не было такого чувства дискомфорта». Но после того, как она щеголяла в этом наряде перед Ридом в «Форте», смена туалета выглядела бы нелепо и даже смешно.

Как можно непринужденнее Камми опустила руки на колени, делая вид, что поправляет салфетку, затянула потуже ремень и одернула рубашку. Когда она снова посмотрела на Рида, тот был целиком поглощен бифштексом, а кончики его ушей стали розовыми.

Вслед за его сосредоточенным взглядом Камми перевела взор на его руки, разрезавшие мясо. Она еще раньше обратила внимание на красивую форму этих больших широких ладоней с сильными длинными пальцами, иссеченными белыми полосками мелких шрамов. Наблюдая за точными, размеренными движениями этих уверенных рук, Камми вдруг подумала о том, что бы она ощутила, если бы они проникли к ней под рубашку, проникли внутрь ее.

Короткий отрывистый вздох поднял ее грудь, а по низу живота разлилось жгучее тепло. Нетвердой рукой взяв стакан с бургундским, бутылку которого она открыла к столу, Камми сделала поспешный судорожный глоток.

Должно быть, она сходила с ума; наверное, что-то случилось с ее головой — другого объяснения сегодняшним поступкам, начиная со стрельбы из пистолета по Киту, просто не могло быть. Это совершенно не было на нее похоже.

Бесспорно, не было ничего проще, как сказать себе, что это муж довел ее до такого состояния, но Камми не очень-то устраивало подобное объяснение. У нее было такое впечатление, что она переступила какую-то невидимую внутреннюю границу и теперь говорила и действовала, руководствуясь примитивно-первобытной интуицией. Это и пугало, и в то же время приятно возбуждало ее. Вероятно, именно это и имел в виду Рид, когда пытался рассказать о своих опасных инстинктах. Есть что-то невероятно соблазнительное в ощущении того, что тобой управляет не только один холодный рассудок, подумала Камми.

А может быть, она просто-напросто делает из мухи слона? В конце концов, что такого особенного она натворила, если пригласила к себе в дом мужчину и попросила его остаться на ночь только ради того, чтобы своим присутствием подстраховать ее? В этом, черт возьми, не было ничего сверхъестественного.

Правда, это был не какой-то отвлеченный мужчина. Это был Рид Сейерз.

Но что из того, что он нравится ей? Она ведь уже не подросток, беснующийся от избытка гормонов. То, что Рид будет находиться в ее доме, если, конечно, он решит остаться, никак не отразится на ее сне.

А если даже и отразится, неужели она не сумеет обуздать свои эмоции? Она будет лежать в своей кровати, он — в своей. Мужское тело не представляло для нее особой тайны. Да и какая разница может быть между двумя мужчинами?

А ведь в самом деле интересно — какая же?

Но она не станет думать об этом. Чему быть, того не миновать.

Они убрали тарелки со стола и оставили их в мойке. Утром посуду вымоет домработница. Камми усадила Рида пить кофе в той самой передней комнате, которая была гостиной, а сама, извинившись, удалилась на несколько минут.

Поднявшись наверх, она быстро постелила свежие простыни на кровать в «голубой» спальне, где обычно ночевали гости, и проверила, как обстоят дела с мылом и полотенцами в смежной с ней ванной, хотя у Камми не было никакой уверенности, станет ли Рид вообще пользоваться умывальными принадлежностями. Она помедлила, прежде чем достать из стенного шкафа новую нераспакованную зубную щетку. Ей показалось, что закрывается задняя дверь. Звук был совсем тихим, но ее ухо знало каждый скрип и шорох этого старого дома.

Неужели Рид ушел? Но ведь просто невероятно, что он мог уйти вот так, даже не попрощавшись. Как бы там ни было, кто он ей такой? Чужой человек, обыкновенный прохожий.

Она нашла Рида в «солнечной» комнате, высокие окна которой выходили на южную сторону. Здесь было очень уютно: стояла плетеная мебель с мягкими подушками, обтянутыми серой в розовую полоску тканью, в углу возвышался терракотовый горшок с громадным филодендроном, а на подоконниках синели африканские фиалки. Это была любимая комната Камми. Почти все свободное время она проводила тут: вязала, вышивала, рисовала цветы акварельными красками.

Рид стоял напротив камина из серого с темными прожилками мрамора. Засунув руки в задние карманы джинсов, он, не отрываясь, смотрел на ее портрет, висевший над камином.

Камми задержалась в дверях, заметив, что он полностью поглощен созерцанием рисунка. Помедлив немного, она зашла в комнату и абсолютно равнодушным тоном сообщила:

— Это сделано с фотографии. Кит заказал портрет к пятой годовщине нашей свадьбы. Чем-то напоминает «Даму-помещицу», тебе не кажется?

— Может быть, — откликнулся он, обернувшись со спокойной улыбкой, — и все-таки очень похоже на тебя.

Камми не подала виду, что это замечание польстило ей. Вместо этого она сказала:

— Твоя комната уже готова.

Он не пошевелился, но его лицо вдруг сделалось таким же жестким, как гладкая мраморная облицовка камина, перед которым он стоял. Мягким голосом человека, предупреждающего о возможных неприятностях, Рид произнес:

— Я еще не давал согласия остаться.

— Я знаю, — отозвалась Камми и без обиняков добавила: — Но ты ведь останешься?

В синеве его глаз вспыхнула признательность за ее откровенность и что-то еще, похожее на искру спасительного юмора.

Рид снова повернулся к камину и достал с полочки, что была над ним, какой-то предмет. Потом протянул Камми зажатый в руке «магнум».

— Я собрался отдать его раньше, но… но у меня как-то вылетело из головы.

Камми взяла пистолет и, взвешивая его на ладони, подняла взгляд на Рида: на рубашке темнели пятна дождя, рукава были закатаны, и золотисто-коричневые волоски открытых рук поблескивали мелкими, как бисер, капельками. Должно быть, он только что выходил из дома, чтобы принести пистолет, который все это время лежал у него в джипе.

— Так, значит, ты нашел его, — сказала Камми.

Он коротко кивнул головой в подтверждение ее слов.

— Я видел, как ты его потеряла в лесу, и подумал, что он может тебе еще пригодиться.

— Вполне может быть, — согласилась она.

Наступило молчание. Немного погодя Рид сказал с легкой иронией:

— Одно дело, что ты… собираешься обескуражить Кита тем, что оставляешь у себя на ночь мужчину. Но не отразится ли это на вашем разводе? Что, если он решит использовать этот факт против тебя в суде?

— Он не осмелится, — ответила Камми. — Об его измене знает весь город, поэтому доказать это документально будет очень просто. Кроме того, я ничего от него не требую, нам нечего оспаривать в суде, так что своим заявлением он ничего не добьется. Практически вся та собственность, которую мы нажили совместно, заложена, и единственное, что мы можем разделить, так это долги.

— Неужели этот дом тоже заложен? — хмуро поинтересовался Рид.

— «Вечнозеленый» достался мне по наследству, поэтому я обладаю исключительным правом собственности на него. Правда, Кит как-то пытался продать его с аукциона за моей спиной, но я отказалась подписать бумаги.

— Я слышал, что случилось с твоими родителями. Сейчас уже поздно выражать соболезнования, но мне действительно очень жаль.

Отец Камми погиб в автомобильной катастрофе, не дожив до годовщины свадьбы дочери. Его машина лоб в лоб столкнулась с груженым лесовозом. Вскоре после этой трагедии ее мать, страдавшая раком груди, перестала сопротивляться болезни и ушла вслед за мужем.

Слегка наклонив голову, Камми приняла сочувствие Рида и, немного помолчав, продолжала:

— Вся наша совместная собственность состоит из двух машин, серебра и фарфора — короче говоря, того, что нам подарили на свадьбу.

— Я знаю, что его доля в прибылях ограничена, поэтому Кит не может напрямую распоряжаться капиталом фабрики, но ведь он получает приличную зарплату. Он что, совсем не умеет обращаться с деньгами?

Интерес Рида показался ей настойчивым до неприличия. Но вполне возможно, что у него было на это право. Разве мог помощник директора, не умевший вести собственные финансовые дела, считаться на своем месте, занимая руководящий пост на таком предприятии, как «Бумажная Компания Сейерз-Хаттон»? И все же Камми показалось, что распространяться насчет расточительности Кита будет не совсем прилично.

Немного поколебавшись, она ответила:

— Просто-напросто Кит любит красивую жизнь.

Рид улыбнулся уголком рта.

— Прости, я почти забыл о существовании осмотрительности. Наверное, мама говорила тебе, что обсуждать денежные проблемы с посторонними не очень корректно.

— В общем-то ты прав.

— Ну, ты просто идеальная жена! А твой Кит полнейший идиот.

Круто развернувшись, Камми направилась к мольберту, на котором была закреплена наполовину законченная акварель с изображением пурпурных ирисов или, как их еще называют, касатиков. Положив пистолет на стоявший рядом столик, она дотронулась кончиками пальцев до шелковистой бумаги. Потом обернулась через плечо и сказала:

— Я пыталась быть идеальной. Я ходила на поварские курсы и читала книги по домоводству, училась вышивать и сервировать стол для приема гостей. Я даже записалась во все клубы, где давали советы, как вести настоящую светскую жизнь. Я постоянно делала физические упражнения и соблюдала диету, чтобы держать себя в форме. А сколько часов было отдано уходу за кожей, волосами, ногтями! Я старалась расширить свой кругозор, ездила в город за книгами и журналами. Я покупала всевозможные руководства по интимной жизни, чтобы понять, почему у нас с Китом не клеились отношения. Я перечитала все статьи о том, как нравиться мужчинам; я проверяла себя, отвечая на вопросы тестов, которые печатают в модных журналах, и всегда выходило, что терпеливее и добрее меня нет никого на свете. Я никогда не ныла и не жаловалась, зато сочувственно выслушивала и подбадривала своего мужа, который только и делал, что сетовал на бесконечные проблемы. И знаешь, что из всего этого вышло?

— Догадываюсь, — усмехнулся Рид. — Кит не оценил твоих стараний.

Камми повернулась к нему лицом, глаза ее потемнели.

— Он воспринял все это как само собой разумеющееся. Ему казалось, что иначе и быть не может. Он считал, что заслуживает того, чтобы у него была идеальная жена.

— А теперь он захотел вернуть себе этот идеальный мир и решил, что ты не имеешь никакого права препятствовать ему в этом.

— Больше всего здесь задета его гордость. Он думает, что если будет надоедать мне звонками, бесконечными мольбами и уговорами, если будет ходить за мной по пятам, сделав тем самым мою жизнь невыносимой, то я поверю, что он любит меня, и уступлю. Но этого не будет, пусть даже не надеется. Очень скоро истечет шестимесячный испытательный срок, и если не появится никаких осложнений типа нашего примирения или сожительства, то суд немедленно вынесет постановление о разводе.

— И ты хочешь, чтобы он сошел с ума от отчаяния?

Камми была благодарна Риду за то, что он спросил об этом.

— Я хочу убедить его в том, что все его попытки напрасны, что я никогда не вернусь к нему, — сказала она.

— Вот почему я нахожусь здесь сейчас.

— Если ты не возражаешь.

Посмотрев ему в глаза, Камми еще раз перебрала в памяти все, что говорила ему сейчас и раньше. Удивительно, но ей никогда в голову не приходило рассказать об этом Киту. Все шесть лет их брака ее муж и не догадывался о том, что она штудировала руководства по интимной жизни, где набиралась опыта, которым тактично и ненавязчиво делилась с ним. Однако все ее усилия пропали даром.

Рид Сейерз был совсем другим. У Камми сложилось впечатление, что с ним можно поделиться всем чем угодно, что он не станет насмешливо улыбаться или высокомерно вскидывать бровь. Похоже, что его даже ничем не удивишь. Он обладал неистощимым запасом терпимости, что было вполне естественно, если учесть все то, что ему довелось пережить в этой жизни. Осуждать людей было не в его правилах, он принимал их как есть, со всеми пороками и недостатками. Идеала для него давно уже не существовало — Рид потерял в него веру.

— У тебя есть какая-нибудь работа? — совершенно серьезно спросил он.

По лицу Камми пробежала тень улыбки — в отличие от нее Рид мыслит практическими категориями.

— Ты спрашиваешь, как я собираюсь жить после развода? У меня есть небольшое наследство, а еще я получаю пятьдесят процентов прибыли от одного антикварного магазинчика. Конечно, эти средства не позволяют мне роскошествовать, но сводить концы с концами можно. К тому же я знаю французский и занималась разработкой целого ряда проектов СПОФЛ — это Совет по популяризации французского языка в Луизиане. Между прочим, завтра я должна уехать на конференцию СПОФЛ в Новый Орлеан. Вполне возможно, что, если мне потребуется, я смогу получить через эту организацию место преподавателя французского языка. А если уж станет совсем туго с деньгами, можно будет сдавать комнаты «Вечнозеленого» постояльцам.

Рид изумился:

— Что-то я не могу представить тебя, встречающей туристов и вскакивающей с постели в шесть утра, чтобы приготовить к завтраку кофе с рогаликами.

— Я справлюсь. Я не из тех беспомощных наседок, которые не знают, как оплатить счета или приобрести страховой полис. Ну а мне к этому не привыкать — это всегда лежало на мне.

— Само совершенство, как я и говорил. Значит, единственное, что тебе требуется в данный момент, чтобы обеспечить себе безбедное светлое будущее, это мужчина в твоей пустой постели.

Рид произнес это ровным монотонным голосом, в котором не было и намека на то, что он хотел развеселить ее, но Камми, к своему удивлению, вдруг почувствовала, как в ней поднимается волна бурного ликования. Ее лицо сразу как-то потеплело, хотя осталось таким же серьезным.

— Да, — согласилась она.

Рид пристально смотрел на нее несколько секунд, потом отвернулся, облокотился о каминную доску и сжал пальцы в кулак. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание, будто собирался нырять, потом с шумом выдохнул воздух.

— Если, я повторяю, — ЕСЛИ я вдруг соглашусь на твое предложение, то перед тобой будет поставлено несколько условий. Как, по-твоему, ты сможешь неукоснительно их соблюдать?

Смысл его слов не сразу дошел до Камми. Склонив голову набок, она с любопытством спросила:

— Какие же это условия?

— Они совсем простые, но очень важные. Ты не должна подходить ко мне со спины, не должна слишком быстро двигаться поблизости от меня, если я на тебя не смотрю. И ради всего святого, не приближайся ко мне в темноте без предупреждения. Если ты забудешь хотя бы одно из этих правил, мы оба можем горько пожалеть об этом. Но тогда уже будет поздно.

Камми слышала отголоски отчаяния и опустошения, звучавшие в его словах, и ей хотелось плакать. Трагедия этого человека заключалась в том, что больше всего на свете он боялся общения с людьми — боялся не за себя, а за других, и поэтому с безжалостной решимостью рвал отношения с ними. Камми почувствовала, как в ней нарастает непреодолимое желание как-то помочь ему.

— Как же так, — тихо проговорила она, — ведь ты собираешься жить среди людей, а может быть, даже работать на фабрике. Как ты представляешь себе все это, если до такой степени не доверяешь себе?

— Не знаю. Надеюсь, что сумею как-нибудь приспособиться. Буду сидеть спиной к стене.

— Послушай, а когда ты набросился на меня в лесу, мне ведь совсем не было больно. Почему же сейчас ты делаешь из этого такую проблему?

Его челюсти сжались с такой силой, что на щеках рельефно выступили напряженные мышцы.

— То, что случилось в лесу, можно назвать запланированным нападением. Я четко знал, что делаю. Я контролировал себя.

Разумеется, она не могла этого отрицать. И все-таки Камми сделала еще одну попытку.

— Тогда объясни, почему ты никак не отреагировал, когда мы стояли на крыльце моего дома, и я неожиданно прикоснулась к тебе? Ведь было уже совсем темно.

— Тогда я смотрел на тебя и видел каждое твое движение. Так что твое прикосновение меня ничуть не удивило.

— А я-то думала, что удивит, — сухо сказала Камми. После короткого раздумья она продолжила: — Исключительно ради своей безопасности я бы хотела еще кое-что выяснить у тебя. Значит, если ты видишь приближающегося человека, ему можно не опасаться за себя, я правильно тебя поняла?

— В общем-то да. Обычно это не вызывает у меня никакой реакции, если, конечно, в движениях этого человека нет ничего неожиданного для меня или прямой угрозы.

— Существует много различных видов угрозы, — эти слова были произнесены так тихо, словно Камми говорила их себе самой.

— Я имею в виду угрозу физического насилия, — жестко ответил Рид.

Ее расширившиеся глаза встретились с его темно-синим взглядом.

— Я тоже.

По его телу пробежала заметная дрожь, оставив на руках противные мурашки. Он отвернулся и спросил хрипловатым голосом:

— Ну, хорошо, где моя кровать?

Некоторое время спустя Камми лежала в своей спальне, уставившись в темное окно и наблюдая, как вспышки молнии поминутно окрашивают огненным светом края шторы. Скуля и завывая, вокруг старого дома кружился ветер. На улице бесшабашно веселилась шальная весенняя гроза.

Спальня Рида находилась через две комнаты отсюда. «Интересно, спит ли он? — подумала Камми. — А может быть, лежит с открытыми глазами на старинной кровати с пологом, удивляясь тому, что дал себя уговорить остаться здесь».

В доме не оказалось мужской пижамы. Вещи ее отца давно были пожертвованы какому-то благотворительному заведению, а все, что принадлежало Киту, она собрала в чемоданы и отослала в тот трейлер, где жила его подружка. Да и все равно, одежда Кита не подошла бы Риду. За последние несколько лет ее муж сильно растолстел в животе, к тому же он был по меньшей мере на два дюйма ниже ее гостя.

Камми вдруг поймала себя на мысли: как Рид лег спать — в нижнем белье или голым? Он не был похож на человека, который придерживается каких бы то ни было приличий.

Камми заворочалась в постели, закинула руку за голову и перевернулась на бок. Ее ночная рубашка из шелка персикового цвета показалась ей слишком тяжелой и неудобной. Может быть, сбросить ее с себя? Но это будет уж слишком похоже на потерю самообладания.

А для чего, черт возьми, ей нужна эта сдержанность?

Нет, стоп. Самоанализ и самоконтроль часто создавали ей множество проблем, но это не значит, что именно сейчас нужно подавить в себе будоражащие чувства и оставить попытки разобраться в их причинах.

Так почему же ей очень хотелось встать с постели, выйти в коридор, освещавшийся вспышками молнии, и направиться к манящей двери? Что это было — женское упрямство, призывавшее завладеть тем, что тебе не принадлежит? Или в ней заговорили материнские чувства — потребность пожалеть и утешить? А может, ее одолело самое естественное желание женщины, которая несколько месяцев провела без мужчины? Или это было стремлением ко взаимному исцелению? А что, если ей требовалось взять реванш за свои прошлые неудачи?

Это могло быть все, что угодно. Любая из упомянутых причин подходила. Но скорее всего ею овладело любопытство.

Рид Сейерз был ей никто. Камми практически не знала его, а то немногое, что ей стало известно о последних пятнадцати годах его жизни, говорило отнюдь не в его пользу.

За время службы в армии он, вероятнее всего, растерял свои знания, забыл все, чему когда-то учился, и управление бумажной фабрикой будет ему не под силу. Живет нелюдимо в лесной чаще заповедника и гоняет на джипе. Другой одежды, кроме джинсов и маскировочного костюма, у него, наверное, нет и никогда не было. Если собрать все это воедино, включая неизгладимый след военной профессии, то получится портрет современного дикаря. И если уж откровенно, в нем сосредоточилось все то, за что Камми больше всего ненавидела мужчин.

Но почему же тогда ее тело ответило ему так, как никому другому?

Камми откинула простыню, которой была накрыта, и перевернулась на спину. Это какое-то умопомрачение! Надо немедленно взять себя в руки. Не хватало еще одного осложнения в ее жизни! В любом случае женщине не положено самой бросаться на мужчину. Она хотела, жаждала его всем существом, и это желание не было лишь физической потребностью. Просто каждая клеточка ее «я» с непреодолимой силой тянулась к нему.

Рид, наверное, решил бы, что она сумасшедшая или развратница. И вполне возможно, что так оно и есть.

Камми встала с постели, подошла к окну и посмотрела в ночной сад. Всполохи молний окрашивали листья деревьев в серебристый цвет. Порывистый ветер трепал ветви и выворачивал листья, показывая их светло-серую изнанку. Гром предупреждающе рыкнул, заурчал, и раздался оглушительный грохот.

Камми распахнула окно. В ту же секунду в комнату ворвался влажный ветер, наполнив ее шумом дождя и густым волнующим запахом свежести. Громовые раскаты усилились, молнии засверкали еще ярче. Камми облокотилась на подоконник, и в это мгновение серебряный трезубец прочертил небо, озарив верхушки деревьев феерическим светом. Затем последовал такой страшный треск, словно земля раскалывалась на мелкие кусочки; у Камми под ногами задрожал пол. Но еще более неистовой была стихия, бушевавшая в ней самой — яростная борьба законов морали с беззаконием инстинктов.

Если разобраться, сегодня вечером они только и делали, что обсуждали эти самые первобытные инстинкты. Почему же она так боится последовать сейчас их зову?

Оставив окно открытым, Камми пересекла комнату и, выйдя из нее, тихонько прикрыла за собой дверь. Все еще сомневаясь в правильности своих действий, она зажмурила глаза, потом широко открыла их и решительно направилась в другой конец коридора. У нее было такое впечатление, что она наблюдает за собой со стороны — женщина осторожно крадется по коридору, снедаемая любопытством и страхом. Было что-то сверхъестественное в том, как сами по себе передвигались ее ноги, на цыпочках ступая по мягкой индийской дорожке. Она чувствовала, что какая-то непреодолимая внутренняя сила принудительно тянет ее за собой.

Было ли это действительно так, или она сама придумала себе оправдание? Как бы там ни было, ей казалось, что остановиться невозможно. Да она и не хотела останавливаться.

Однако Камми не совсем потеряла голову, она хорошо помнила о том, что нужно соблюдать меры предосторожности. Она взялась за дверную ручку голубой спальни, немного помедлила и легонько нажала так, чтобы не было слышно тихого металлического звука. Дверь подалась внутрь, и Камми окликнула по имени мужчину, к которому ее привело неизъяснимое чувство, чтобы не испугать его, если он спал.

Он не спал.

Его вздох был таким неожиданно близким, что она ощутила, как теплый ветерок дыхания коснулся лица. В тот же миг на ее запястье сомкнулись сильные пальцы и одним рывком втащили в комнату. Движение было не таким уж резким, но его было достаточно, чтобы Камми закружилась по всей спальне. Ухватившись за столбик кровати, она со всего размаха упала на матрас.

Рид со стуком захлопнул дверь и круто повернулся к ней.

— Ты что, решила проверить мои рефлексы? — в раздавшемся из темноты голосе слышалась ярость.

Окно в комнате Рида тоже было открыто навстречу грозе. Ветер надувал шторы, словно паруса, и позволял видеть черное ночное небо, временами озарявшееся вспышками молний. Их мерцающий голубой свет выхватил из темноты комнаты великолепно сложенное тело обнаженного мужчины и… мучительное страдание на его лице. Он стоял в самом дальнем углу спальни, прислонившись спиной к стене.

— Пришла пожалеть бедного зверя?

— Я бы сказала, что пришла, чтобы дать тебе утешение и получить его от тебя, — произнесла Камми, убедившись, что он не собирается уходить из комнаты.

— И к чертовой матери все правила!

Она тряхнула головой, и волосы упали ей на лицо.

— Зачем ты так говоришь? Если хочешь, считай, что я пришла просто поговорить с тобой по-человечески.

— Для того, чтобы просто поговорить, ты явилась сюда среди ночи? — скептически бросил он.

— Но ты же не спал, иначе ты бы не услышал, как я вошла. Я старалась подходить к тебе спереди и честно предупредила о том, что я здесь, когда окликнула тебя. Двигалась я очень медленно, и назвать мое появление прямой угрозой, по-моему, никак нельзя.

— Смотря как на это взглянуть, — отрывисто отозвался он.

— Может быть, я что-то неправильно поняла, — сказала Камми, встав на ноги и подходя к нему бесшумными кошачьими шагами. — Ответь мне, если я приближаюсь к тебе вот так, как сейчас, если я протягиваю руку, чтобы коснуться тебя, считается ли это нарушением правил?

Рид молчал. Камми остановилась и дотронулась кончиками пальцев до его груди. Очень медленно и осторожно ее пальчики стали один за другим пробираться сквозь путаницу жестких волос.

— Прекрати! — хрипло выдохнул Рид. Это был приказ.

Камми замерла. До этого момента ее энтузиазм поддерживался страстным желанием, напускной храбростью и каким-то странным ощущением своей правоты. Теперь же все эти стимулы стали блекнуть, съеживаться и исчезать.

Камми отдернула руку и крепко обхватила себя за плечи. Срывающимся голосом, в котором звучали мольба и отчаяние, она проговорила:

— Я вовсе не жалею тебя, с этим ты сам справляешься успешно. Но прежде, чем принести в жертву нас обоих, ты должен понять, что другим людям, окружающим тебя, совершенно необходимо человеческое общение, то самое общение, которого ты избегаешь и в котором отказываешь себе. И эти люди тоже чувствительны к боли.

Рид внимательно слушал ее похожие на правду слова, а потом тихо сказал:

— Единственное, что может пострадать от нашего общения, это твоя гордость, на которую затем придется ставить заплатки.

Она прекрасно сознавала это, но сейчас это не имело значения. Ее голос был напряжен, но в нем не было и намека на поражение:

— Скажи мне, что не хочешь меня, и я уйду.

— Но это будет явной ложью.

Конечно, такое утверждение не соответствовало бы истине, свидетельницей тому была молния, в мерцающем свете которой нельзя было не заметить, как взволновалась его плоть.

— Неужели это так сложно? Но почему? — спросила Камми.

— Совсем не сложно, — ответил Рид, принимая ее вызов, — если все, чего ты хочешь, только физическая близость. Но мне почему-то кажется, что ты не мыслишь секса без цветов, лунного света и обещаний на завтрашний день.

— У меня все это уже было, — сказала Камми, — но, как ни печально, обещаний хватило ненадолго.

— Так будет и на этот раз. Пойми, я же обижу тебя, — с усилием произнес он и добавил: — Если не сейчас, то в один из тех моментов, когда тебе как воздух будет нужна доброта, когда ты меньше всего будешь ждать такого удара.

Ее горло судорожно сжалось, и Камми едва слышно прошептала:

— Мне нужна только сегодняшняя ночь…

Слова, которые Рид произнес в ответ, были пронизаны невольным признанием ее победы.

— Мне тоже, — сказал он.

Рид обнял Камми с такой силой, будто собирался сломать все кости или заставить пожалеть о своей смелости. Она не шелохнулась, но дрожи, промчавшейся по телу, сдержать не смогла. Обвивая ее руками, словно могучими ветвями деревьев, он поднял Камми и шагнул к кровати.

Она думала, что он бросит ее на матрас, но вместо этого он осторожно опустился на податливое ложе, крепко сжимая ее в объятиях. Его пальцы были трогательно нежны в боязни оставить следы на ее теле. Его губы, отыскавшие ее рот для поцелуя, были удивительно ласковы в своей требовательной жажде.

Рид ослабил руки, и в то же мгновение боль и радость хлынули в ее грудь. Бесконечно уступчивая, невероятно гибкая, Камми прильнула к нему податливым телом, готовая подчиниться каждому его движению.

Это было ее последним сознательным решением. Рот Рида приник к ее губам; его чуткие руки, снимавшие с нее шелковый покров, сломали все барьеры социальных условностей, разделявшие их. С этого момента они уже не были чужими.

Ее соски туго сжались и стали выпуклыми от прикосновения его теплого дыхания. В томительном наслаждении его язык заскользил по сладким бутонам, потом по окружавшим их темно-коралловым ореолам. Рид прижался губами к бледным, нежным бугоркам ее груди, вздрагивавшим при каждом ударе сердца, и, снова вернувшись к их острым вершинам, принялся легонько посасывать их, слегка потирая языком.

Руки Камми легли ему на плечи, чувствительные ладони прижались к упругому телу, а внутри ее росло ликующее удовольствие. Ей хотелось, чтобы эта грозовая ночь никогда не кончалась. Она чувствовала себя так, будто оживает, просыпается после долгого сна, упиваясь тем, с какой радостью отвечает ее тело на его прикосновения. Каждой клеточкой своего существа Камми ощущала мужчину, который держал ее в объятиях, — его сильное тело, свежий горячий мужской запах, эластичность гладкой кожи.

Влажные теплые губы Рида, поцелуй за поцелуем, проделали медленный путь по ложбинке между холмиками грудей, спустились к пупку и двинулись ниже. Нежно касаясь кожи, он покрыл поцелуями весь живот, выводя замысловатые зигзаги кончиком языка, затем его дыхание тронуло бедра. По всему ее телу пронесся вихрь страстного желания, а где-то глубоко, в самом низу живота, пробежала дрожь экстаза.

Его ласки были до такой степени изощренными и продолжительными, что граничили с утонченной пыткой. Вдыхая ее запах, словно аромат экзотического цветка, он добирался до самого сердца этого цветка, пробуя его на вкус, притрагиваясь языком к самым нежным и чувствительным местам, упиваясь нектаром, сочившимся по его лепесткам.

Мышцы ее живота стали непроизвольно сокращаться, а из груди вырвался тихий стон. Он не обратил внимания на призыв ее тела.

Шел дождь. Они этого не замечали. Их жаждущие рты и ищущие руки, которыми повелевали исступленное желание и иссушающая сдержанность, познавали друг друга на ласковой прохладе простыней.

Они говорили только шепотом, прислушиваясь к неповторимым мелодиям, звучавшим в их душах. С осмотрительной деликатностью, с величайшей осторожностью, боясь взять неверную ноту, они раскрывались навстречу друг другу. Медленно, нить за нитью, они сплетали ткань обоюдного трепетно-пылкого желания, одаривая друг друга упоительными всплесками наслаждения.

Она провела ладонью по его боку и, остановившись на одном из его старых шрамов, стала нежно ласкать его пальцами. Потом рука двинулась вниз, осторожно пощипывая кожу, заставляя почувствовать цепкую остроту коготков. По его телу пробежала дрожь, легкие захлебнулись воздухом. Она поцеловала его в плечо и слегка прикусила кожу зубами, а потом провела языком по ямочке между ключицами, ощущая ее солоноватый вкус. Он сжал ее в сильных руках, сдавил как раз так, как она мечтала, как хотело ее тело. Мурлыкая что-то бессвязное, она крепко прижалась к нему, обвилась вокруг, слилась с ним.

Другого призыва не требовалось. Его колено вклинилось между ее ног, раздвинуло их, и его твердая плоть вошла в ее влажную зовущую глубину.

Камми вздрогнула от бросившего в жар наслаждения. Они соединились, они стали единым существом. Ей хотелось, чтобы он проник в нее как можно глубже, и она полностью раскрылась перед ним, дрожа от нетерпения. Он почувствовал ее требовательное желание и стал удовлетворять его, входя и выходя из нее так медленно, как только мог, заставляя все выше подниматься к пику наслаждения.

Трепетная волна вздымала и опускала ее тело, покачивающееся в такт каждому его движению. Его удары становились все глубже и глубже, быстрее и быстрее. Камми принимала эти толчки, чувствуя, как они размягчают ее, словно податливую глину, и она стремилась вылепить из этой глины ту самую форму, которая требовалась для насыщения его острого лихорадочного желания. Их кожа раскалилась, стала скользкой от влаги, наполненные неистовой страстью глаза неотрывно смотрели друг в друга, а вокруг сверкал серебром молний черный мир грозовой ночи.

И вдруг все замерло. И эта остановка, заставшая их врасплох, была тем самым ослепляющим воздаянием вершинам счастья… Но вслед за неожиданно раздавшимся стуком бешено колотившихся сердец им вновь пришлось вернуться под полог старинной кровати.

Несколько долгих секунд они лежали не шевелясь, оглушенные, ошеломленные, тяжело дыша и ничего не видя перед собой. Их дрожавшие тела были слиты воедино. Наконец Рид сдвинулся в сторону, освободив Камми от веса своего тела. Он осторожно отвел волосы с ее лица и вынул их длинную прядь из-под своего плеча. Его ладонь не спеша заскользила по ее шелковистым волосам, словно проверяя их длину, и остановилась там, где они заканчивались.

Неутомимый дождь звонко выбивал свою мелодию по крыше дома, и удары его барабанных палочек эхом отдавались в их сердцах. Молнии отдалились, и их вспышки превратились в тусклое, неясное мерцание.

Рука Рида принялась бережно поглаживать Камми по спине.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел, чтобы все так быстро кончилось.

— Правда? — с сомнением спросила она хрипловатым голосом.

Его тихий смех обдал теплым воздухом ее грудь, заставив соски съежиться.

— Знаешь, — признался он, — я очень давно этим не занимался.

— Я тоже, — сказала Камми.

Приподнявшись на локте, она стала водить указательным пальцем по его плоскому соску, наблюдая за тем, как в его глазах замелькали тени воспоминаний о только что испытанном оргазме. Ее палец остановился.

— Я не была с мужчиной по меньшей мере уже год, но… но такого наслаждения мне не приходилось испытывать ни разу в жизни.

Рид поднял голову.

— Ни разу в жизни? — переспросил он недоверчиво.

Камми едва заметно покачала головой.

— Кит…

— …был самовлюбленным животным, — закончил он за нее. — И дураком.

— Он считал, что знает, как надо вести себя со мной в постели. Но он не знал. А ты знаешь.

Камми повернула вспыхнувшее лицо и уткнулась носом в его шею, спрятавшись от удивленного взгляда. Это был еще один секрет, который никому другому она никогда бы не открыла.

— В следующий раз будет еще лучше, — спокойно пообещал Рид.

— Правда? — изумленно спросила она приглушенным голосом.

— Я думаю, это возможно, — ответил Рид немного насмешливо. Он прижался губами к ее полуоткрытому рту. — Посмотрим?