Бесстыдница

Глава 8

На семейном празднике Бейтсов присутствовал Рид. Кит тоже был здесь.

Камми, выходя из машины, заметила их обоих, чуть было не струсила и не уехала обратно. Только гордость не позволила ей этого сделать.

Насколько ей было известно, ни один из них не имел никакого отношения к Бейтсам. Кит скорее всего явился сюда, чтобы попробовать бесплатного угощения и позлить свою жену. Может быть, и Рид приехал из тех же соображений, но Камми сомневалась в этом. Наверное, кто-то пригласил его, но кто и зачем?

Рид стоял под раскидистым дубом. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь резные листья дерева, высекали в его волосах темно-золотые искры и заставляли синие глаза ослепительно сверкать. Рид чувствовал себя легко и непринужденно и держался так, словно находился в собственном доме. Когда он повернул голову к Камми, ей показалось, что в его взгляде вспыхнул вызов.

Похоже, сегодняшняя вечеринка обещает быть не совсем приятной.

Заметив, как Камми выходит из машины, Кит надменно кивнул ей, оставил своего собеседника и легкой самоуверенной походкой подошел к «Кадиллаку».

— Мне всегда очень нравился этот костюм, — сказал он.

На Камми была розовато-коричневая английская блузка, такие же брюки и пояс в розовую, зеленую и голубую полоску. Этот ансамбль она купила всего месяц назад, и Кит, насколько ей известно, никогда не видел его. Камми отвернулась, чтобы открыть багажник, в котором лежала ветчина.

— Что ты здесь делаешь? — напрямик спросила она, глянув на него через плечо.

Его улыбка сразу погасла, губы напряженно сжались. Затем прозвучал ответ:

— Защищаю свои интересы.

— Что это значит?

— Я встретил Уэн в «Молочной Королеве», и она сказала, что пригласила Рида Сейерза. И я подумал, что мне тоже было бы неплохо показаться здесь.

Камми бросила на него уничтожающий взгляд и вложила ему в руки огромный кусок ветчины.

— Даже странно, что ты единственный человек в городе, который не знает о том, что мы с Ридом стали противниками из-за фабрики.

Кит хихикнул.

— Как же, я об этом слышал, но захотелось убедиться самому. А разве он делает что-то незаконное?

— Совсем нет.

. — Тогда что же? Может, ты имеешь что-то против шведов?

— Меня беспокоит расширение производства, а не то, кто будет владельцем фабрики. Откровенно говоря, мне бы хотелось, чтобы все осталось так, как было при отце Рида.

— Ты говоришь о контроле за состоянием окружающей среды? О его бесконечных проверках чистоты воздуха? О том, как он посылал в лес людей на разведку мест обитания дятлов? О том, как запрещал вырубать в этих местах деревья?

— Он что, действительно всем этим занимался? — спросила Камми, вынимая из машины кокосовый торт.

— Ну да, — ответил Кит, пожав плечами. — Рабочие фабрики, да и сами лесники, считали, что у него не все в порядке с головой. Но он был боссом, и тут уж ничего не поделаешь.

— А я и не знала.

— Ты еще очень многого не знаешь, — мрачно заметил Кит.

— И очень сомневаюсь, что захочу все это узнать, — отрезала она.

Увидев, как во двор въехал автомобиль Уэн, Камми помахала кузине рукой, но встречать ее не пошла. Она забрала у Кита ветчину и, оставив его стоять возле машины, направилась к празднично накрытым столам.

День был просто великолепный. Ярко светило солнце, дул теплый ветерок, а трава сверкала такой ослепительной зеленью, что на нее больно было смотреть. Дети качались на качелях, пожилые дамы, восседавшие на садовых стульях в открытых беседках, чинно обменивались новостями; пожилые джентльмены, собравшись в группы, говорили о политике и спорте. Угощение было расставлено на узких деревянных столах. Большие и не очень большие блюда с горами всевозможных яств, вазы и подносы с фруктами, чайники невообразимых размеров и высокие кувшины с пуншем плотно прижимались друг к другу, оставив место только для выстроившихся в ряд тарелок и чашек, которых здесь было столько, что хватило бы на целую армию. От столов исходил теплый аромат, возбуждающий аппетит.

Камми с трудом отыскала место, чтобы поставить туда свой вклад в праздничный пир. Освободившись от торта и ветчины, она увидела подъезжавшую к воротам машину тетушки Бек и пошла встречать свою любимую родственницу.

Старушка, возраст которой приближался к ста годам, казалась невесомой, как одуванчик, но обладала на удивление живым и острым умом. На сегодняшнее торжество она приехала вместе с овдовевшей дочерью. Дочь вытащила из машины громадный противень с запеченными в соусе цыплятами и понесла его к столам. Тетя Бек с величайшим усилием достала из багажника пластмассовое блюдо с такой высокой горой картофельного салата, что из-за нее не было видно самой тетушки.

Подойдя к старушке, Камми поздоровалась и от души обняла ее, потом взяла из рук тети блюдо с салатом. Оно было теплым на ощупь.

— А разве картофельный салат не охлаждают? — с сомнением спросила Камми.

Старушка — черноглазая, с зачесанными назад короткими седыми волосами, легкими и пушистыми, как перья на крыльях ангела, — гордо вскинула подбородок.

— Кого ты вздумала учить, девочка? Я уже семьдесят лет готовлю картофельный салат для семейных торжеств и еще никого не отравила. Я делаю его из молодой картошки, которую варю «в мундире», добавляю отборный лук и пикули. И никаких яиц и майонеза! Йогурт — да, йогурт обязательно. Пальчики оближешь. Попробуешь и скажешь, что ничего вкуснее в жизни не едала.

— Да, мэм, — кротко согласилась Кайми, однако в ее глазах скакали веселые чертенята.

Уж кто-кто, а тетушка Бек всегда умела позаботиться о себе. Она никогда ничего не забывала, и не так-то просто было обвести ее вокруг пальца. Она без труда управлялась по дому, зимой хлопотала в маленькой оранжерее, где выращивала орхидеи, а как только наступала весна, выходила во двор с граблями и лопатой, чтобы вскопать грядки для цветов и посадить молодые деревца. Втайне от всех она планировала празднование своего столетнего юбилея, и не было оснований предполагать, что ее планы не осуществятся.

— Скажи-ка лучше, что это я слышала о тебе и молодом Сейерзе?

В темных старых глазах мелькнуло живое любопытство. Эти глаза заставили Камми почувствовать себя так, словно ей опять было семь лет.

— Ничего особенного, — сконфуженно сказала она.

— Хм-м… Его дедушка был чудесным человеком. Его звали Эрон. Пару раз я бегала к нему на свидания еще до того, как решила выйти замуж за своего Генри.

— Тетя Бек! — воскликнула Камми.

Старушка склонила голову набок и внимательно посмотрела на нее.

— Неужели тебя волнует эта нелепая семейная вражда? Я, например, никогда не придавала ей ни малейшего значения. Кроме всего прочего, запрещать молодым людям смотреть друг на друга так же глупо, как огораживать забором кошачью мяту от кошек. Но хочу тебе сказать, что внук Эрона совсем на него не похож, он вылитый Джастин Сейерз. А как рассказывали, Джас-тин был милейшим человеком до тех пор, пока не перейдешь ему дорогу. Если в чем-то не угодишь ему, этот человек превращался в сущего дьявола.

— Неужели? — сухо спросила Камми.

— Я только хочу предупредить тебя, чтобы ты была осторожней, — назидательно проговорила тетушка, быстро кивнув в сторону Рида.

— Я думаю, вам не о чем беспокоиться.

— Хм-м, — хмыкнула старушка, смерив ее скептическим взглядом.

Праздник был в самом разгаре. Прибывали все новые и новые машины, выгружая смеющихся мужчин и женщин с радостно вопящими детьми. Маленький сборный оркестрик, состоявший из двух гитар, аккордеона и скрипки, расположился на сколоченном из досок помосте и наифывал популярные мелодии в стиле кантри. Была натянута волейбольная сетка, и подростки начали шумную игру.

Приготовленные дома цыплята и бараньи ребрышки разогревались на нескольких жаровнях. В воздухе дрожала полупрозрачная голубая дымка, аппетитно пахнувшая копченым и жареным мясом.

Камми бродила среди гостей, заводя разговор то с одним, то с другим, возобновляя старые знакомства, выясняя, с кем в каком родстве состоит. Кто-то с помощью компьютера составил генеалогическое древо, и она, как и все, попросила сделать ей копию.

Краем глаза Камми постоянно следила за Ридом, который словно прирос к выбранному месту под старым дубом, возле которого стояла группа мужчин. Занятая им позиция позволяла держаться как можно дальше от женщин. Некоторые замужние дамы и почти все молоденькие девушки бросали в его сторону любопытные взгляды, и трудно было не заметить, что кое-кто из гостей решил использовать Рида в качестве темы для разговора.

Кит вел себя более свободно: он уже не раз присутствовал на подобных мероприятиях и с легкостью вращался среди приглашенных. Каждый раз, увидев, что он приближается, Камми занимала оборону, или окружая себя группой детей, или проникая в кружок пожилых дам. Последнее, как оказалось, было более эффективным средством защиты. Мало кому из мужчин захотелось бы рискнуть и добровольно попасть в ловушку, где обсуждались темы первостепенной важности: женские болезни, аборты, кто с кем спит и кто смертельно болен.

Но был один человек, которого нисколько не смущала эта болтовня наседок. Ему как священнику было привычно иметь дело с женщинами всех возрастов и сословий. Он знал каждую прихожанку и все их семейные проблемы.

— Что ж, Камилла, — раздался низкий вкрадчивый голос преподобного Таггарта. — Я очень рад, что ты вняла моему совету.

— Какому совету… — начала было Камми и замолчала, когда дядюшка указал глазами на Рида. — Ах, это… На наши отношения повлияли обстоятельства, а не твой совет.

— Как бы там ни было, — твердо продолжал священник, — я считаю, что ты поступила правильно и скоро сама это поймешь. Не могу сказать, что я полностью одобряю твою позицию противницы продажи фабрики, но ты совершенно верно рассудила, что не стоит заводить внебрачные связи. Целомудрие и воздержанность — вот

чего обязана придерживаться женщина. А теперь ты должна разобраться в самой себе и найти путь примирения с Китом.

Камми совершенно спокойно посмотрела на этого грузного седовласого человека.

— Я уже говорила, что не хочу никакого примирения, и совсем не уверена в справедливости твоих слов насчет воздержанности.

Глаза священника округлились.

— Камилла! Опомнись! Что ты такое говоришь? Я-то понимаю, что ты шутишь, но поймут ли это другие?

— Неужели это имеет какое-то значение?

— Не богохульствуй, — сурово сказал он. — Я еще раз говорю тебе, что развод — преступление. Ничто не может расторгнуть союза, который благословил сам всевышний!

Осуждение дяди вызвало у Камми почти непреодолимое желание сейчас же подойти к Риду и на глазах у всех начать кокетничать с ним, но она понимала, что это будет не самым разумным решением.

— Что за вздор, Джек! — раздался позади них резкий голос. Тетушка Бек, гордо восседавшая на резном стуле, наклонилась вперед и ткнула священника в спину острым указательным пальцем. Он обернулся, и она заговорила снова:

— Не мог бы ты показать мне, где это в Библии говорится, что развод это преступление? И раз уж ты завел такой разговор, то, скажи на милость, какое тебе дело до того, чем занимается Камми и с кем?

Подбородок и толстые щеки священника задрожали.

— Мой долг как поверенного самого господа… — начал он.

Старушка насмешливо фыркнула.

— Ты просто любишь совать нос в чужие дела. И всегда любил, с тех самых пор, наверное, как только научился ходить. Помнишь, как ты бывал со своими родителями у нас в гостях? Если бы твои мама и папа не следили за тобой, ты бы залез во все ящики моего туалетного столика, заглянул бы под кровать и пошарил бы в холодильнике. Да, да, ты с детства обожаешь покопаться в чужом белье.

— Мне кажется, — с нескрываемым раздражением сказал Таггарт, — вы спутали меня с каким-то другим ребенком.

— Ну уж нет. Это был ты.

Ее острые глаза, окруженные сетью тонких, как шелковые нити, морщинок, засмеялись от удовольствия.

— А когда ты не копался в чужих вещах, ты подслушивал то, чего тебе не следовало знать. И проповедником ты стал только потому, что любишь выведывать у людей их тайны.

Сара Лоу Таггарт, жена преподобного Таггарта, отошла от подруги, с которой что-то тихо обсуждала, и нерешительными шажками двинулась в их сторону. Быстрым нервным жестом пригладив каштановые с проседью волосы, она сказала:

— Ну что вы, тетя Бек. Как можно так говорить о Джеке. Он пытается наставить Камми на тот путь, который считает верным.

— А что он знает о Камми и ее делах? — перебила ее старая леди, презрительно скривив губы. — Или о том, что такое верный путь?

Джека Таггарта бросило в краску — то ли от негодования, то ли от смущения. Его жена глянула на него с тревогой.

— Его устами гласит сам господь. Чем же еще прикажете ему заниматься?

— Пусть решает свои проблемы и проповедует Евангелие, вот чем, — категорично отрезала тетушка Бек. — И пусть оставит в покое других людей.

— Пойдем, Сара, — проворчал священник. — Ты же знаешь, что с ней спорить бесполезно.

Осуждение, звучавшее в его голосе, давало понять, что жена вмешалась, куда не следовало, и этим усложнила дело, а также означало, что не стоит терять время на дебаты с дряхлой старушенцией.

— Индюк, — буркнула тетя Бек, проводив его возмущенным взглядом.

Камми, скрывая улыбку, подумала: интересно, у кого из своих праправнуков тетя подхватила это словечко? Тронув старушку за хрупкое плечико, она сказала:

— Спасибо, что защитили меня.

— Ха! — отозвалась тетушка. — Никогда не могла терпеть дураков, даже если у них были самые благие намерения.

У Камми не было уверенности в том, кого эта леди считает дураками, и, боясь попасть впросак, она решила промолчать.

И вот подошло время, когда гостям стало казаться, что скоро они умрут от голода среди такого изобилия пищи. Женщины, все еще расставлявшие на столах вазы с конфетами и прочими сладостями, стали переглядываться и перешептываться, выясняя, кто еще должен подъехать, и в конце концов решили, что пора приступать к трапезе. Одна из них принялась наполнять тарелки детей, а другая громко возвестила о том, что можно подходить к столам. Преподобный Таггарт милостиво согласился прочитать перед обедом короткую молитву. Сразу же после дружного «аминь» гости приступили к угощению.

Постороннему человеку могло показаться, что первыми здесь обслуживались мужчины и дети, а глотающие слюнки женщины должны были терпеливо дожидаться своей очереди. Но так было лишь на первый взгляд непосвященного человека. На самом деле праздником заправляли женщины. Они сами решали, когда, кого, чем кормить, и ни один мужчина не смел прикоснуться к еде без особого разрешения.

Сама процедура угощения была тщательно продумана и организована. Для большинства мужчин тарелки наполняли их жены. Главам семей оставалось только подойти к столу, забрать свою порцию и удалиться в какой-нибудь тихий уголок, чтобы спокойно насладиться трапезой. Те мужчины, у кого не было жен, которые могли бы выбрать для них самые лакомые кусочки, обычно покорно дожидались, пока все остальные — и женщины в том числе — не отходили от столов, и только после этого окружали их длинной извилистой линией. Хорошо воспитанный мужчина-южанин, которого с самого нежного возраста мать начинала выгонять с кухни, прекрасно усваивал, что если тебе хочется есть, то нужно подождать, когда тебя позовут, и брать то, что дают.

Рид стоял на прежнем месте, прислонившись плечом к стволу дуба. Рядом с ним томились в ожидании еще несколько неженатых мужчин, коротавших время за обсуждением каких-то тонкостей ловли окуней. Среди холостяков был и шериф Бад Дирфилд. По случаю праздника он снял униформу, но кобура с пистолетом прижималась к его бедру, как обычно. Там же находился и Кит.

Камми, которая помогала раскладывать салат из шинкованной капусты, украдкой наблюдала за Ридом. Даже после того, как группа рыболовов-любителей стала потихоньку рассасываться и мужчины один за другим потянулись к столам, он оставался на том же месте.

Откуда-то появилась маленькая девочка лет пяти-шести, медленно продвигавшаяся туда, где сидела ее беременная мать. В одной руке малышка несла тяжелую тарелку, нагруженную горкой салата, на вершине которой балансировала вилка. В другой руке девочка держала стакан, до краев наполненный пуншем. Поравнявшись с Ридом, девчушка вдруг стала терять равновесие, тарелка накренилась, и раздался отчаянный детский вопль.

Рид отреагировал молниеносно: подскочив к девочке, он поймал тарелку и плавным движением перехватил стакан как раз в тот момент, когда пунш готов был пролиться на нарядный передник. Улыбка, которой ребенок одарил своего спасителя, сияла блаженством, в глазах малышки светилось обожание.

Камми стояла слишком далеко, чтобы слышать слова девочки, но она видела лицо Рида. В его глазах сквозила невыносимая боль. Однако уже в следующую секунду выражение его лица стало непроницаемым, словно усилием воли он стер с него все оттенки эмоций. Стараясь не коснуться девочки, Рид возвратил ей тарелку и стакан с величайшей осторожностью. После этого он так же быстро отошел от нее, как и рванулся ей на помощь. Вернувшись на свое место под дубом, Рид снова прислонился к его шершавой коре, будто без его поддержки дерево могло упасть.

У Камми перехватило дыхание, и ей захотелось заплакать, почему — непонятно. Но она сдержалась, взяла чистую тарелку и стала быстро наполнять ее. Когда тарелка была наполнена до краев, Камми бросила в пластиковый стакан кубик льда, залила его сладким чаем и, подхватив угощение, направилась к Риду.

Кит, в компании двух мужчин шедший к столу, заметил, что она идет ему навстречу, и расплылся в улыбке. Приблизившись к Камми, он протянул руку, полагая, что тарелка со стаканом предназначалась для него.

Столкнувшись с Китом, Камми поняла, что ей следовало подальше обойти его, но было поздно. И как он мог подумать, что она будет кормить его? Высоко подняв голову, Камми шагнула в сторону от Кита и пошла прямо к Риду.

— Что это? — спросил Рид, автоматически принимая тарелку из ее рук.

— Похоже, что ты ждешь, пока все разойдутся, и только тогда оторвешься от этого дерева.

— Но ведь ты тоже еще не ела.

Он попытался вернуть ей тарелку и стакан.

— Не волнуйся, у меня еще будет время.

Его унылый взгляд слегка оживился.

— Я подожду тебя, — решительно заявил он.

Камми в нерешительности замялась.

— Ну хорошо. Но только потому, что я хочу кое-что доказать.

В его глазах мелькнуло недоумение. Он открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что именно она собралась доказывать, но Камми уже отошла от него. В ее отсутствие Риду удалось раздобыть пару садовых стульев, и, когда Камми вернулась, они сели, поставив стаканы с чаем прямо на лужайку у своих ног, а тарелки взяли на колени.

— Итак? — напомнил он.

У Камми было достаточно времени, чтобы обдумать то, что она собиралась ему сказать.

— Я просто хотела продемонстрировать то, что наши разногласия не носят личного характера, — спокойно ответила она.

— Понятно, — кивнул он и через несколько секунд спросил: — Это что, действительно так?

— Да, по крайней мере, мне бы хотелось так считать, — сказала Камми, испытующе взглянув на него из-под длинных пушистых ресниц.

— Рад был узнать это.

В его словах прозвучала ирония. Камми подняла растерянные глаза.

— Но ты же не возражаешь, правда?

— Против того, чтобы заткнуть рот мерзким сплетникам, которые говорят, что парень с тобой поиграл и бросил, потому что ты… не пришлась ему по вкусу? Разумеется, я не возражаю. Я полностью в твоем распоряжении.

— Мне кажется, — заметила она, почувствовав, как горят ее щеки, — обычно считается, что мужчина может прийтись женщине не по вкусу, а не наоборот.

Немного помолчав, Рид спросил:

— Так что же в таком случае тебя волнует? Чего ты хочешь?

— Скажем так: я предпочитаю, чтобы никто ничего не знал.

— Но это же совсем просто, — ухмыльнулся он. — Мы можем постоянно ссориться на людях, а наедине отлично ладить друг с другом.

— Или наоборот, — произнесла она не совсем ровным голосом.

— Личная вражда и любовный спектакль для публики? Хотя я удивлен, но принимаю твое предложение. Предпочитаешь начать прямо сейчас со страстного поцелуя, или лучше отойдем к озеру и будем обниматься на всеобщем обозрении?

Некоторое время Камми молча смотрела ему в глаза, силясь понять, издевался над ней Рид или дразнил. А может быть, и то и другое?

— Нет! — резко выдохнула она.

— Нет? Ай-ай-ай, как плохо.

— Ты можешь быть серьезным?

— А я не шучу, — сухо сказал Рид.

Собравшись с силами, Камми заговорила звенящим от напряжения голосом:

— Ну хорошо. Насколько я понимаю, ты не собираешься слушать меня до тех пор, пока я не извинюсь. Так вот, я прошу прощения за то, что назвала тебя извращением. Это тебя устраивает?

— Нет, — ответил он раздраженно.

Этот человек был совершенно непостижим, да к тому же неблагодарен — он даже не притронулся к тарелке, которую Камми так старалась наполнить самой вкусной едой. Камми приготовилась встать и уйти.

Рука Рида стремительно взлетела, чтобы удержать ее на месте.

— Меня это не устраивает, — сказал он, — потому что после долгих раздумий я понял, что скорее всего ты была права.

Камми ожидала услышать все, что угодно, но только не это. В изумлении она уставилась на него, не в силах вырваться из западни этих ярко-синих глаз. Его теплые пальцы, уверенно сжимавшие ее руку, были таким живым напоминанием того, что она все время пыталась забыть, что Камми окончательно растерялась и никак не могла сообразить, что же ему ответить. К великому ее облегчению, Рид заговорил сам:

— Я ведь тогда не подумал, как это будет выглядеть со стороны. Я имею в виду мою попытку… шпионить за тобой — лучшего слова, пожалуй, не подобрать. Я не должен был крутиться вокруг твоего дома. По крайней мере, я не должен был показываться тебе на глаза.

Камми рассмеялась — весь вид Рида говорил о том, что он нисколько не жалел о своем поступке.

— Ты просто хотел, чтобы я ничего не знала об этом?

— Пусть будет так, — согласился Рид.

Камми решительно, но без лишней поспешности высвободила руку из его ладони. Рид не стал удерживать ее, за что Камми была ему очень благодарна. Придав лицу выражение вежливой заинтересованности, она завела какую-то необязательную беседу, продолжать которую можно было и во сне. Как ни странно, Рид проявил к разговору самый живой интерес — то и дело задавал вопросы и очень внимательно выслушивал ответы. Камми говорила о своих акварелях, которые хотела бы выставить, о том, что мечтает построить аркаду, ведущую от дома к беседке, и увить ее розами; о фарфоровом футляре для шляпных булавок, который продала сегодня утром в своем антикварном магазине, о давнем детском желании объехать вокруг света в трюме грузового корабля.

В свою очередь она узнала от Рида, что он любил вермишель и совершенно равнодушно относился к спагетти; что его французский друг из Нью-Йорка на самом деле был евреем, и они каждое воскресенье играли на компьютере в шахматы; что он не доверяет радиотелефонам; что ему всегда хотелось иметь братьев и сестер. Ей стало известно о том, что он довольно серьезно увлекался музыкой. Рид собирал пластинки с записями классического джаза и проигрывал их на стареньком патефоне «Моторола», своего же любимого композитора Гайдна предпочитал слушать в стереозаписи. А еще он часто пользовался средней интерфейсовой системой с клавишной панелью, которую подсоединял к компьютеру, чтобы записывать мелодии в стиле кантри — это было самым любимым его развлечением.

— Ты имеешь в виду музыку любителей пива? — усмехнувшись, спросила Камми.

— Я имею в виду песни о разбитых сердцах и о любви к хорошей женщине, — ответил он. — Разве тебе они не нравятся?

Камми пожала плечами.

— Ты просто удивительный человек: Гайдн и компьютерное кантри!

В его глазах внезапно вспыхнуло что-то яркое, как весенняя молния. Этот сумасшедший огонь вспыхнул лишь на какую-то долю секунды и тут же погас по воле Рида, но Камми ощутила его жар и почувствовала, как перевернулось сердце в ее груди.

Она еще раз убедилась, что Рид Сейерз был человеком, который отлично умел владеть собой и не любил выставлять напоказ свою душу, мысли и чувства. Он скрывал свое «я» за прочной броней. Интересно, существовал ли такой ключик, который открывал дверь, ведущую в его святая святых? Похоже, ей не удастся его найти. Очень обидно.