Это было прекрасное утро для искупления вины. Серебряный свет солнца проникал в хозяйскую спальню через глубокие ниши полукруглых окон, делая их похожими на врата в рай. Большая просторная комната выходила на юг, и белые тюлевые занавески, казалось, собирали и пропускали каждую капли света, который в этот день изливало небо. Между ажурных белых цветков фруктовых деревьев сновали птицы, а издалека доносился шум троллейбусов, уже вышедших на линию в это утро рабочего дня.
Сочтя все это хорошим знаком, Джесси вздохнула и потянулась, чтобы проснуться, не желая вставать с шелковых простыней, покрывавших ее постель. Ее плечи и бедра утонули в европейском пуховом матрасе, как в пышных, залитых солнцем облаках. Итак, время для зализывания вчерашних ран было самое подходящее. Имея в союзниках сами Небеса и погоду, Джесси надеялась как-то поправить настроение Люка.
Она была уверена в том, что оно не будет радужным. После того, как она ночью легла спать, входная дверь хлопнула. Люк ушел. Он вернулся через несколько часов явно в дурном расположении духа, и принялся усиленно хлопать дверьми, что было не слишком-то благоразумно в доме, построенном почти сто лет назад.
Откинув простыни, Джесси выскользнула из постели, поежившись от резкой смены температуры. Несмотря на сияющее солнце, воздух был довольно холодным. Наверное, к полудню потеплеет, особенно если опустится туман.
– Джесси, я хочу тебе кое-что сказать…
Произнесенная хриплым голосом фраза не выходила у нее из головы, пока она принимала душ и одевалась. Он уже успел наделать ей комплиментов по поводу ее внешности. Неужели же она принимает желаемое за действительное, когда думает, что Люк хочет сказать ей что-то еще, может быть, даже выразить свои чувства? Что он, правда, хотел признаться ей в любви?
Джемпер, который она собиралась надеть, выскользнул из рук и упал на пол. Нагнувшись за ним, Джесси отклонила эту мысль как смехотворную. Люк уже не один раз давал ей понять, что не испытывает к ней любви и, скорее всего, никогда не испытывал, если не считать той детской привязанности, которая была всего лишь дружбой. Его просто захватило настроение момента. Вино и нежная музыка сделали свое дело, так же, как и с ней.
О, если бы она могла владеть ситуацией. Последний мимолетный взгляд в зеркало подтвердил, что глубокий вырез ее черного пуловера открывает любопытным взорам верхнюю часть груди, в то же самое время грозя вот-вот соскользнуть с плеча. Повинуясь какому-то странному импульсу, Джесси завязала волосы в греческий узел, от которого заструился вниз поток рыже-золотых волос. Она редко уделяла столько внимания своей внешности, но стоявшая перед ней задача требовала изрядной женской предприимчивости, хотя это и было не слишком честно. Тем не менее ее поражала эксцентричность ее желания покорить Люка. Еще более странной была ее склонность к романтическим порывам, особенно учитывая то, что месяц назад она едва не убила его.
Джесси нашла Люка в столовой, хотя из-за темноты его можно было не заметить, если бы он не пробормотал чего-то себе под нос при ее появлении. Уютная, заставленная горшками с растениями угловая комната выходила и на задний двор, и на южный сад – вернее выходила бы, если бы Люк не опустил на окна плотные жалюзи.
– Доброе утро, – сказала она, открывая жалюзи на наименее солнечном окне, выходившем на запад. Маленький – просто палисадник перед домом – сад на заднем дворе был хаотически засажен цветущими весенними цветами. Роскошные желтые и бледно-розовые нарциссы росли в терракотовых горшках, а побеги розово-лиловой глицинии спускались с деревянных панелей, покрашенных в зеленый цвет. В это время года Джесси больше всего любила этот сад. За два года жизни с Саймоном она всего несколько раз останавливалась в городском доме, но тем не менее у нее были любимые комнаты. Зимой она предпочитала семейную гостиную с ее красным ковром, обшивкой из мореного дуба и огромным камином.
Люк поморщился и отвернулся от света, обхватив свою чашку с кофе обеими руками. Горячий кофейник стоял перед ним на столе.
Он был явно в состоянии похмелья, так что Джесси удвоила свою осторожность.
– Можно к тебе присоединиться? – спросила она, открывая горку, где стоял сервиз для завтрака восемнадцатого века. Она выбрала себе расписанную от руки чашку с изображением раковины.
– Если хочешь, – ответил он. – Но закрой эти чертовы окна.
Джесси немного покрутила рукоятки, как будто для того, чтобы закрыть жалюзи, но потом оставила все, как было. Рано или поздно ему придется привыкнуть к дневному свету; в конце концов, впереди было еще десять или двенадцать часов.
– Прости меня за вчерашнее, – сказала Джесси, усаживаясь напротив него и наливая себе кофе. Ответом ей был скептический взгляд. – Нет, мне действительно очень жаль, что все так получилось, – настойчиво повторила она. – Мне не следовало так от тебя убегать.
– Тогда какого же черта ты это сделала? Джесси отпила кофе и с большим трудом проглотила его. Кофе был крепок до горечи.
– Я не знаю, – призналась она. – Наверное, все происходящее меня смутило или даже напугало.
Люк поднял голову, уклоняясь от света.
– Джесси Флад, бесстрашное чудо! И ты была напугана?
Хуже того, подумала она. Охвачена ужасом. Джесси снова поднесла чашку к губам, борясь с желанием подробно рассказать ему о своих страхах. По неизвестным ей причинам стремление пооткровенничать с Люком было невероятно сильным. Он казался ей способным проявить сочувствие – наверное, из-за похмелья. Или из-за того, что они были одни в этом доме, и Джесси отчаянно хотелось иметь союзника, а не врага. Но открыться перед ним полностью означало погрузиться в прошлое, а она не могла сделать этого, не подвергнув опасности других. Цепь обстоятельств была безнадежно запутана, подобно паутине нервов. Никто не мог высвободиться, не навредив всем остальным.
Джесси хотелось отвернуться и уставиться на мраморную столешницу в поисках следов воды или в глубь своей чашки, пытаясь выяснить свою судьбу. Вместо этого она заставила себя встретить его испытующий взгляд, зная, что она не собирается позволить ему больше, чем уже позволила.
– А сейчас я тебя тоже пугаю? – спросил он.
– Когда ты такой слабый? Едва ли.
– М-да. – Люк наклонил голову и задумчиво почесал шею. Лучше бы он не был в таком беспорядочном состоянии и мог смотреть на свет, подумала Джесси. Волосы Люка падали на лоб темными волнами, почти кудрями, а вьющиеся локоны за ушами непринужденно спускались к шее. Он не до конца утратил свою мальчишескую уязвимость. Прошедшей ночью он это доказал. Но он был мужчиной, – слишком мужчиной, – которому необходимо было управлять своим миром. Это было доказано всем ее опытом общения с ним. Это сочетание детского и взрослого начал в его душе наполнило Джесси сладкими и грустными воспоминаниями, в то же время обострив все ее чувства, заставив балансировать на грани радости и страха.
– Может быть, мы на некоторое время перестанем друг друга пугать? – предложил Люк.
– И чем же мы будем заниматься?
– Чем-нибудь менее обременительным, например поговорим.
Джесси сама поразилась тому, как быстро она приняла эту идею.
– Сегодня замечательный день. Все цветет. Мы можем пойти погулять.
Люк поставил свою чашку на стол и прикрыл глаза ладонью.
– Снаружи для меня слишком ярко, и в любом случае, я плохой ходок.
Плохой ходок. Потому что не любит гулять или из-за его травмы? Что бы он ни имел в виду, это было интересное признание.
– Как насчет завтрака? – предложил он. – Ты когда-нибудь была в «Клифф-Хаусе»? Джесси улыбнулась.
– Нет, но я слышала, что внутри там очень красиво и темно.
Этот ресторан в парке Президио был достопримечательностью, он четыре раза горел и отстраивался. Джесси всегда хотелось туда попасть – отчасти из любопытства, отчасти от того, что такая устойчивость перед лицом бедствия ре могла не восхищать женщину, на долю которой выпало столько несчастий.
– Пойдем, – сказал Люк.
– Хорошо, но о чем мы будем говорить? Он пожал плечами.
– О политике, религии, сексе. Мы можем даже поговорить о делах. Или о чем-нибудь нейтральном, например, о том, когда, как и где мы наконец исполним свой супружеский долг. Выбирай.
– Давай поговорим о погоде, – предложила Джесси.
Войдя в ресторан, Джесси прежде всего отметила мебель темного дерева и высокие окна, сверкавшие отражавшимся от океана светом. Вид на Каменные Ворота, две изрезанные трещинами скалы, высящиеся, подобно китам, над водой, был потрясающим, но Люку было явно не до океанских красот. Он выбрал столик в самом дальнем углу ресторана и немедленно заказал «Кровавую Мэри». Джесси даже присвистнула.
Люк потягивал свой напиток в некоторой задумчивости. Она напрасно беспокоилась о теме для разговора за завтраком, потому что первые слова он произнес только через несколько минут, хотя вид у него был такой, как будто его распирает.
– Я не могу забыть, как ты вчера выглядела, – произнес он.
Джесси подняла глаза от тарелки с остатками яиц «бенедикт». У нее разыгрался аппетит, и через минуту после того, как ей подали завтрак, она уже умяла половину. Люк, напротив, ничего не ел, только пил свой коктейль и разглядывал ее.
– Похоже, ты пытаешься подобраться ко мне и восстановить утраченное, – усмехнулась Джесси.
Люк рассмеялся на удивление звонким смехом.
– Если бы я пытался вернуть прошлое, то не стал бы к тебе «подбираться». Я бы просто тебя похитил.
Джесси не могла решить, обидеться ей или счесть это за комплимент.
– Ну, это уже крайность.
– Не будь такой скромницей, Джесси. Учитывая то, что происходит между нами в последнее время, я бы не рискнул оставлять что бы то ни было на волю случая.
Он откинулся на спинку стула как ни в чем не бывало, но Джесси с интересом отметила шаловливую искорку в его глазах и неожиданно появившееся сексуальное придыхание, делавшее его голос неотразимо бархатным.
– И как ты намерен готовиться к этому похищению? – спросила она.
Люк окинул небрежным взглядом ее волосы, глаза и губы, как будто ее внешность могла повлиять на его ответ. Джесси спросила себя, достаточно ли она красива, чтобы заслуживать похищения, но не решилась задать этот вопрос вслух. Его взгляд – быстрый, надменный, мужской – взметнул в ней волну физических ощущений, выбросив все остальные мысли из головы. Она чувствовала себя так, как будто он пользуется ею, как будто он увлек ее в одну из ниш и засунул руки ей под джемпер.
– Я буду делать это, – сказал он, продолжая пристально разглядывать ее.
– Что?
– Это. Смотреть на тебя.
Пот выступил у Джесси над верхней губой. Она прекрасно знала, что ее черный пуловер слегка сполз вперед, приоткрыв белоснежную выемку между ее роскошными грудями, а одно плечо, как она и предполагала, обнажилось. Казалось, глаза Люка следят за чувственной тенью от ее ключицы, исчезавшей в глубине выреза. Джесси подняла съехавший рукав.
– Если бы я вознамерился тебя похитить, – интимно сообщил Люк, – я бы выслеживал тебя несколько дней, прежде чем сделать первый шаг.
– Ты серьезно? – спросила Джесси, чувствуя, как бешено бьется ее сердце. – Я бы следил за тобой из темных углов, запоминая, когда ты приходишь и уходишь, отмечая каждое твое движение. Ты бы чувствовала, как я смотрю на тебя из своего укрытия, но сама бы ты меня не видела.
– Никогда?
– Никогда. Но я был бы рядом. Всегда. Везде. Ты бы ощущала мое присутствие – невидимое присутствие, ласку невидимых рук. Каждый раз, когда бы ты раздевалась и прикасалась к себе, тебе бы чудилось, что это делаю я. Сегодня вечером, когда ты снимешь свой джемпер через голову, расстегнешь лифчик и стянешь трусики, твои руки будут моими руками. Ты будешь чувствовать, что я рядом сегодня, завтра, всегда.
Джесси положила вилку, забыв про еду.
– Я буду с тобой рядом постоянно, – продолжал он низким голосом. – И перед тем, как похитить тебя, я буду знать тебя лучше, чем ты сама. Я буду угадывать любое твое намерение прежде, чем оно придет тебе в голову. Вот так я и поймаю тебя. Догадавшись, когда ты в следующий раз моргнешь, и схватив тебя в тот краткий миг, когда глаза твои будут закрыты, и ты будешь слепа. Это называется упреждающий удар.
Джесси содрогнулась.
– Я могу продолжить, – заверил ее Люк.
– Не надо.
Он мрачно улыбнулся, явно наслаждаясь своими словами. – Кстати, когда я сказал тебе, что не могу забыть, как ты выглядишь, то имел в виду фантазию, которая явилась мне после того, как ты вчера ушла. Я представлял себе, как, ты стоишь на лестнице, в расстегнутой пижаме, с опущенной головой, как будто не можешь заставить себя посмотреть на меня.
Пальцы Джесси впились в ладонь.
– Не могу посмотреть на тебя?
– Нет, по крайней мере, вначале. Ты напомнила мне девочку, которой чего-то очень хочется, но она не может заставить себя попросить, девочку, которая стыдится своих собственных желаний. Я завороженно следил за тем, какой импульс победит – желание или стыд.
– И что же победило?
– Желание, я думаю. Когда ты в конце концов взглянула на меня, у меня перехватило дыхание. Я никогда не видел такого водоворота чувств. Это было прекрасно и опасно одновременно.
– Но ведь это была не я, – поспешила напомнить Джесси.
– Правда?
– Нет, конечно. Я была у себя в комнате… Казалось, он ее не слышал.
– Ты держала меня в напряжении всю ночь, Джесси. Хотя я действительно много выпил, все-таки не мог стереть из памяти образ этой покрасневшей испуганной девушки на лестнице. Я не думаю, что мне когда-нибудь удастся забыть его.
Джесси снова содрогнулась. Она тоже хранила в памяти его образ. Воспоминаний было много – тело в неуклюжей позе, лежащее на дне оврага, или полный нежности взгляд Люка, когда прошлой ночью музыка кончилась и они остановились. Теперь она изучала его черты в открытую, спрашивая себя, сможет ли она когда-нибудь восстановить связь с этим человеком, который в свое время был центром, сердцем ее жизни. Затуманенное напряженное выражение его глаз было загадочным. Казалось, в нем уживаются три отдельных человека – мальчик, кадет военного училища и этот властный непостижимый мужчина.
Он был ее врагом, напомнила себе Джесси. Она не хотела, чтобы это было так, но тем не менее правду было трудно отрицать. Она не имела права сдаться ему, не имела права доверять и раскрываться перед ним. И все же ей очень хотелось этого, несмотря на опасность. Глубокое влечение к нему захватило все ее существо, призывая закончить битву и принять любую судьбу, которая была предназначена ей и Люку Уорнеку. Если она сдастся, даже ему, ей будет хорошо и горько. Маленькая смерть, вот что это такое. Какое умиротворение сулит ей отказ от всех тяжелых обязанностей, которые были возложены на ее плечи и не давали сейчас покоя. Мысль была совершенно безумной, но Джесси не могла ей сопротивляться. Если бы только ей хватило смелости целиком отдаться на его волю и позволить ему либо окружить ее нежной лаской, либо уничтожить – то есть сделать то, что ему захочется.
«Ты будешь ощущать меня всякий раз, когда прикоснешься к себе. Твои руки будут моими руками».
– Твои глаза стали совсем голубыми, – заметил Люк. – Зрачки почти исчезли, даже под таким светом. О чем ты сейчас думаешь? Что ты чувствуешь?
– Мой похититель должен это знать, – тихо откликнулась она.
Люк откинулся на спинку стула, совсем скрывшись в тени, так, что его улыбка стала почти незаметной. Его голос был медленным и тягучим.
– Ты ведь хочешь этого, правда? Ты хочешь, чтобы за тобой следили. Тебе понравится, если за тобой будут подсматривать из-за занавесок и в конце концов захватят в плен…
Джесси вспыхнула… и в первый, раз почувствовала, что готова себя отпустить.