Бесстыжая

Глава 21

– Кто здесь? – Джесси села в кровати, потревоженная непонятным шумом. Было четыре часа утра. Только что пробили настенные часы, и во вновь воцарившейся тишине раздалось нечто вроде скрипа петель и вздоха старого дерева.

– Здесь кто-то есть? – снова спросила она. Ее голос замер в тишине. Ощущение невидимой опасности не проходило. Джесси оглядела погруженную в предрассветный мрак комнату, но не увидела ничего, что могло бы объяснить этот звук. Сквозь занавески просачивался лунный свет, освещая южный угол спальни. Створки были закрыты и заперты, так же, как и дверь.

Снова повернувшись в темноту, она увидела мужчину, стоявшего в нише около письменного стола. Скрытый в тени, он наблюдал за ней, как охотник из укрытия. Страх охватил Джесси с такой силой, что у нее сперло дыхание, и она не могла вымолвить ни слова. Пальцы мертвой хваткой вцепились в атласное покрывало. Она не видела его лица и фигуры, но в пришельце было что-то неуловимо знакомое.

От стука маятника пробирал мороз по коже. Фигура пришла в движение. Джесси откинулась назад, больно упершись спиной в изголовье кровати. Он приближался к ней! Джесси попыталась позвать на помощь, но ужас словно парализовал ее. Джесси казалось, что на нее что-то давит, что ее обволакивает облако ледяного воздуха, что это существо – сама смерть с горячими руками и сверкающими глазами.

– Люк? – Имя непроизвольно сорвалось с ее губ. Джесси переползла на дальнюю сторону кровати, но через мгновение фигура исчезла так же внезапно, как и появилась. Закрыла ли она глаза? Неужели она спала? Он каким-то образом испарился, проскользнув через запертую дверь или растворившись в прозрачном воздухе. Остался лишь его запах – завораживающий аромат сандалового дерева и табака.

Джесси поставила в вазу свежие цветы, которые она срезала утром в саду. Это были изящные темно-красные ирисы, бледные тюльпаны и нежные кружевные желтые нарциссы. Она надеялась, что это оживит угрюмое великолепие передней гостиной, кроме того, возня с цветами всегда успокаивала ее, а сейчас ей, кроме всего прочего, нужно было как-то убить время в ожидании Люка. Проснувшись, она обнаружила, что он ушел по какому-то неизвестному ей делу.

Джесси была охвачена смесью ужаса и разочарования. Остаток ночи она провела, пытаясь убедить себя в том, что таинственный пришелец ей приснился, но утром ощущение, что за ней наблюдают, вернулось. Несмотря на то, что Люк ушел, ей все равно казалось, что она не одна. Снова и снова вспоминала она его слова:

«Ты хочешь, чтобы за тобой следили. Ты хочешь, чтобы скрытый занавесками охотник схватил тебя».

В окно гостиной лился неяркий свет утра. Джесси откинула тюлевую занавеску и стала смотреть на длинные языки стелящегося тумана, словно проглотившего улицу. После вчерашнего завтрака в «Клифф-Хаусе» погода резко переменилась. Впрочем, для Сан-Франциско это было обычное дело. Мысли Джесси были заняты другим – их разговором.

Когда они вышли из ресторана и молча направились к «мерседесу», они оба были в состоянии напряженного ожидания. В машине Джесси почувствовала, что надвигается нечто неизбежное. Это было странное, но восхитительное чувство, и, чтобы отвлечься, она стала гадать, куда теперь отвезет ее Люк. К ее удивлению, они в конце концов оказались в китайском квартале. Казалось, Люк не знал, куда ехать, и бесцельно кружил по узким, заполненным людьми и запахом шафрана улочкам, среди пагод из синего кирпича и ярко-красных уличных фонарей.

Люк остановился у темного и узкого магазина, напоминавшего тайный притон наркоманов. Джесси не решалась туда войти, но Люк втащил ее внутрь. В темном помещении горели свечи и витал золотой дымок ладана. Полки были заставлены всевозможными изделиями из фарфора потрясающей красоты, но внимание Джесси привлекли резные статуэтки из жадеита и слоновой кости. Ее наметанный глаз сразу же заметил, что все они были сделаны одним мастером. Одна из статуэток тем не менее стояла отдельно.

Из-за ее плеча Люк наблюдал за тем, как она взяла маленькую фигурку из слоновой кости, изображавшую полулежащую обнаженную женщину. Статуэтка казалась очень чувственной. Джесси в задумчивости гладила ее поверхность, бледную, прохладную и слегка посверкивающую, как лунный свет.

– Знаешь, что это такое? – спросил Люк.

– Пресс-папье? – в шутку предположила Джесси.

– Это для скромных китайских женщин. Джесси не поняла.

– Когда китаянка заболевает, – объяснил Люк, – она идет к врачу и берет куклу с собой, чтобы показывать на ней, где у нее болит.

– То есть ей не нужно раздеваться?

– Ага. – Люк говорил приглушенно и медленно, и Джесси без труда представила себе китайскую скромницу на приеме у врача – богоподобного целителя, который молча и важно смотрит, как его покрасневшая пациентка вынуждена указывать своими тонкими пальчиками на интимные места обнаженной куклы. Эта сцена имела острый сексуальный подтекст, значительно более эротичный, чем раздевание как таковое.

Люк так и стоял у нее за плечом. Джесси поставила фигурку на место. Она хотела предложить ему уйти, но чувствовала, что Люк уже бывал здесь и привел ее сюда с какой-то известной только ему целью. Она оглядела лавку, в которой пахло сандаловым деревом и экзотическими травами. Чем-то похожий на одеколон Люка аромат исходил от двери в задней стене комнаты, скрытой блестящим черным занавесом из стеклянных «капелек».

Рассматривая изящную маленькую фарфоровую бабочку, которая могла бы украсить ее коллекцию, Джесси услышала звон стеклянных бусинок. Люк позвал ее по имени. Он стоял у задней двери, откинув занавеску и приглашая ее войти. Длинный плащ с пелериной в свете свечей казался черным, и Джесси была поражена тем, какие штуки проделывало мерцающее пламя с чертами его лица, затемняя скулы и подчеркивая чувственный рот, делая его сексуальным… и жестоким одновременно.

– Иди, посмотри, – сказал он. Нажав на латунную ручку двери, Джесси вошла в комнату с потолком в виде купола. Одна стена была заставлена небольшими странными ящичками из темного дерева. Вдоль другой висели полки со старыми книгами, алхимическими сосудами и стеклянными колбами, наполненными какими-то загадочными составами. С потолка свисали пучки сухих трав и цветов.

Джесси поняла, что это была китайская аптека, рай для травника. В нескольких огромных латунных урнах тлели какие-то растения, издавая тяжелый запах кардамона и гвоздики. Кроме того, Джесси учуяла аромат, который мог исходить только от горящих роз.

– Что вам угодно?

Неожиданный вопрос заставил Джесси вздрогнуть.

– Ничего, – ответила она, поворачиваясь к худенькой, морщинистой женщине с туго завязанными на затылке черными волосами и самыми старыми глазами, которые только приходилось видеть Джесси. Она не заметила хозяйку, стоявшую в тени шкафов.

– Тогда что вы делаете в моем магазине?

– Мы просто зашли, – сказала Джесси, отступая назад. – Мы не собирались сюда вторгаться.

Джесси поспешила к двери со стеклянной занавеской и обнаружила там Люка, который загородил ей проход.

Женщина подошла к ним, держа вытянутую руку ладонью вниз, словно антенну. Ногти на ее указательных пальцах были такими длинными, что загибались вперед наподобие когтей.

– Вы больны? – спросила она у Джесси, пристально глядя на нее.

– Нет. Я здорова.

Женщина взяла ее руку, повернула ладонью вверх и стала внимательно разглядывать.

– Нет, вы больны, – произнесла она, поднимая глаза на Джесси. – Ваша энергия на пределе, а Инь и Ян находятся в дисгармонии.

Она сплела пальцы, как будто для того, чтобы продемонстрировать идеальное соотношение двух элементов.

– Ваша кожа бледна, – продолжала она, – ваши глаза слишком яркие. Только холодные, высушенные при лунном свете травы могут вам помочь. Я сделаю вам настой.

– Я не больна, – покачала годовой Джесси, мечтая только об одном – уйти отсюда. – Правда, я в полном порядке.

Она сделала шаг назад, но Люк не пошевелился, чтобы пропустить ее.

– Она примет настой, – сказал он. Женщина уже успела исчезнуть в скрытой между книжными полками двери; на мгновение Джесси показалось, что она прошла сквозь стену.

Джесси моргнула, спрашивая себя, не видение ли это. Повернувшись к Люку, она оказалась в его объятиях.

– Я не хочу никакого настоя, – сказала она, прижимаясь к нему и чувствуя себя неожиданно уютно. Рука, которую она прижала к его груди, случайно скользнула за мягкий воротник его плаща, создав острое и несомненное ощущение близости. В глубине ее существа что-то шевельнулось, отвлекая ее от всего того, что она хотела ему сказать. С отчаянием религиозного отступника она поняла, что хочет, чтобы Люк Уорнек всегда держал ее в своих объятиях – до конца. Почему ей все время хочется чего-нибудь подобного? Почему она вообще так сильно его хочет?

– Попробуй настой, – успокаивающе произнес он, проводя пальцами по вене, бьющейся у нее на виске и изучая ее пытливым взглядом, словно желая найти в ее глазах отблески глубокого чувства к себе. – Я думаю, что госпожа Синь Хуай права. У тебя слишком яркие глаза.

– Госпожа Синь Хуай? Ты уже здесь бывал? Люк кивнул. Его прикосновения и улыбка успокаивали ее и создавали ощущение безопасности. От него пахло кофе и мятными конфетками. Запах нормального человека в этом; притоне непостижимого. И тем не менее он не давал ей выйти отсюда. Джесси не понимала, зачем он это делает и что ему вообще понадобилось в этом месте.

– Что мы делаем?

– Восстанавливаем энергетический баланс. Инь и Ян, как сказала госпожа Синь Хуай.

– Нет, я имею в ввиду, что мы делаем? Ты и я? Сегодня?

– Я и ты? Мы просто развлекаемся… без всякой жестокости. Разве это плохо?

Да, это было хорошо. Джесси смотрела на него умоляюще, как никогда желая оказаться под защитой силы, которую он, казалось, излучал. Она мечтала позволить себе довериться ему. Это стремление было похоже на то, которое она испытывала в отрочестве, когда ей хотелось быть с ним, быть его девушкой. Куда же подевалось все остальное – боль, которую он причинил ей, леденящая душу ненависть, которую она так старательно взращивала в себе в течение многих лет? Это стало ее внутренней защитой, без которой она чувствовала себя невероятно уязвимой.

– Если я выпью эту Инь, – спросила она, – мы отсюда уйдем?

– Как только ты ее проглотишь, – пообещал он. Госпожа Синь Хуай вернулась с пузырьком бледно-голубой жидкости, по цвету напоминавшей туман в Сан-Франциско. У нее был вкус цветочной настойки и чая из гиацинтов с медом.

– Какой ты себя ощущаешь? – спросил Люк, когда она все выпила.

– Это что-то холодное и загадочное, как лунный свет. А какой я, по-твоему, должна сейчас чувствовать себя?

Люк засмеялся и коснулся пальцами ее губ.

– Странной и теплой, как будто тебе хочется меня поцеловать.

– И это тоже, – сказала Джесси. На ее удивление, ей действительно захотелось его поцеловать. Люк запрокинул ее голову, и сердце Джесси бешено забилось. Мощный запах кардамона и дыма от сжигаемых растений окружил их, когда он прижал свои губы к ее рту, лаская ее лицо, как он делал это…

Где-то в доме хлопнула дверь, вырвав Джесси из плена воспоминаний о вчерашнем дне. Она повернулась, все еще погруженная в странное удовольствие от этой сцены в магазине. Еще не успев вернуться в реальный мир, она увидела входящего в гостиную Люка. В руках у него были пакеты с покупками, а на лице играла любопытная улыбка. Хромота была особенно заметна.

– Ты ждала меня? – спросил он.

– Нет, я… – Джесси вздохнула и кивнула головой. Люк улыбнулся и достал из пакета коробочку из красиво обработанного дерева. Открыв ее, Джесси обнаружила статуэтку из слоновой кости, купленную во вчерашнем магазине. Взгляд обнаженной китаянки словно говорил, что мужчины не так уж и плохи.

– Ты купил ее? – спросила она Люка. Он кивнул, улыбаясь сексуальной и нежной улыбкой.

– На случай, если ты вдруг захочешь сказать мне, где тебе больно.

Джесси была удивлена и смущена. Она не могла вымолвить ни слова, не могла глотнуть; казалось, ей было трудно даже дышать.

Молчание, воцарившееся в комнате из-за ее смущения, напоминало мягкую и печальную скрипичную музыку, которую играли на слишком сильно натянутых струнах. Джесси не знала, как прервать его. А потом поняла, что ей не нужно этого делать. Люк достал из пакета что-то еще – маленькую сумочку из синего атласа на шелковой синей нитке. Она пахла чем-то сладким, знакомым и экзотическим.

– Это талисман, – сказал он.

– Чтобы отогнать злые силы?

– Да нет, не совсем. Он должен приносить тому, кто его носит, здоровье и счастье. – Люк открыл мешочек, чтобы Джесси могла посмотреть на его содержимое. – Это корень дягиля, продлевающий жизнь. Говорят, что у него аромат ангелов. Цветы барвинка помогут в сердечных делах, а лепестки роз принесут любовь и преданность.

– Какая прелесть! – воскликнула Джесси, не решаясь, однако, забрать у него подарок.

– Кроме того, здесь есть корень валерианы, помогающий восстановить мир между двумя людьми. – Люк взял ее руку, сжатую в кулак, и затянул шелковую нитку на запястье. – Носи это для меня, ладно? Если ты собираешься прожить долго, лучше, если это будет счастливая жизнь.

– Лучше, это уже точно. – Джесси рассмеялась хриплым грудным смехом.

– Наденешь его сегодня вечером?

– Вечером?

Мешочек издавал аромат роз, дыма и чего-то еще более сильного. Интересно, пахнет ли опиум? Может ли аромат одурманивать? Она с улыбкой принюхалась, от чего у нее слегка закружилась голова. Цветы принесут ей любовь и преданность. Ведь он сказал именно это? Джесси была поражена тем, что Люк оказался таким щедрым и милым, хотя и не понимала, почему.

– Мы идем в оперу, – объявил Люк. – Я взял билеты на «Богему».

Этим вечером Джесси была в белом. Шифоновое платье гораздо лучше гармонировало с ярко-голубым цветом талисмана, чем ее традиционные черные наряды; кроме того, ей хотелось быть такой же холодной и загадочной, как лунный свет. Полупрозрачная туника была накинута на короткое шелковое боди с глубоким вырезом на груди. Скромное, но одновременно захватывающе сексуальное, это платье требовало босоножек и прически цыганской танцовщицы – уложенных дикими, роскошными волнами волос.

Люк ждал ее в фойе и, когда она спустилась по лестнице, был поражен и удовлетворен тем, как она выглядит. Кроме того, его явно порадовала смена цвета.

– Бабочка покинула свой кокон, – сказал он.

Джесси ответила улыбкой и покраснела. Ей и в голову это не приходило, но Люк был определенно прав. Все, что он ни делал в эти дни, попадало в десяточку. В ресторане он сказал, что ее похититель будет знать ее лучше, чем она сама. Казалось, он держал свое обещание.

Если она бабочка, то Люк – призрак, подумала Джесси. В черном галстуке, с волосами, зачесанными назад, он выглядел потрясающе. Прихрамывающая походка придавала Люку ауру байронизма, что ему очень шло. Джесси еще никогда не видела его таким красивым.

Опера едва не заставила Джесси расплакаться. В последнем акте, когда любовников разлучала смерть, а в музыке Пуччини звучали одновременно радость и скорбь, Джесси не уставала поражаться чуду красоты и трагизму неизбежной развязки драмы великой любви.

По дороге домой Люк как бы случайно вытянул руку вдоль сиденья и коснулся ладонью шелковых кудрей на затылке Джесси. Запах его одеколона заставил ее чувства смешаться. Она на мгновение закрыла глаза, все еще завороженная спектаклем. Длинные пальцы Люка гладили ее роскошные волосы, поднимая в ней целый вихрь чувств. Потом его ладонь скользнула между ее лопаток, нежными, но уверенными движениями лаская ее обнаженную кожу.

Интимность этого прикосновения постепенно лишила ее всех средств защиты. Погруженная в блаженное состояние, Джесси невольно – принялась воображать волнующие сцены. Пламя чувственности билось у нее в груди, наполняя ее нервы сладостной и странной слабостью. Ей казалось, будто ее раздевает и ласкает опытный любовник. Своим на первый взгляд беспечным движением Люк соблазнял ее, создавая впечатление, будто он гладит все ее тело.

Они остановились перед светофором, и Люк провел пальцами по ушной мочке Джесси и дальше, достигнув чувствительной впадины между ухом и нижней челюстью. Джесси из последних сил заставляла себя смотреть на дорогу. Напряжение росло, и изданный ею вздох было трудно интерпретировать двояко. Это был негромкий любовный стон; Люк взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Что это? – спросил он.

– Я не знаю.

– Ты хочешь заняться со мной любовью?

– Да. – Джесси прикоснулась к его бедрам, ощутила напряжение стальных мышц и внезапно поняла, что ее всю трясет. Люк свернул на боковую улицу, припарковал машину и заглушил мотор. Тем же медленным, изнуряющим движением он провел пальцем по ее щеке и коснулся губ, словно желая заворожить ее. Джесси издала еще один грудной стон. Через мгновение он раздвинул ее губы, и она, не в состоянии сдержаться, впустила в себя его палец, словно проглотила карамельку.

– Здесь? – спросил он. – В машине? Джесси кивнула, готовая на все. Она никогда не испытывала такого желания, такого сексуального голода, такой истомы. Что с ней происходит? В машине пахло его одеколоном и роскошными, экзотическими ароматами ее талисмана – дымом, розами и опиумом. Дыхание Джесси участилось и стало глубже, она снова спросила себя, не наркотик ли действует на нее таким неожиданным образом.

– Джесси… ты уверена?

– Да, – настойчиво повторила она. Люк продолжал гладить ее, желание билось в его глазах, как пламя за решеткой. Но что-то, казалось, удерживало его. Джесси думала, что он схватит ее в свои объятия и будет целовать с неиссякаемой страстью. Она ждала, когда он разорвет на ней одежду.

– Может быть, мы поговорим об этом?

– Что случилось? – спросила она. – Ты не хочешь?

– Нет, не в этом дело. – Люк пожал плечами, все еще играя с ее ртом, как будто хотел дать ей понять, что в состоянии контролировать ее одними движениями пальцев. – Мне просто кажется, что сначала мы должны все обсудить, Джесси. Я хочу тебе кое-что сказать.

– Обсудить? – Джесси чувствовала, как к коже приливает жар.

Лицо ее было словно охвачено огнем. Казалось, она сейчас взорвется. Его колебания лишали ее сил, что было неудивительно. Она пришла к нему нагая, предлагая себя, признавая, что она нуждается в нем вопреки всему, что между ними происходило. Она так рисковала…

Разочарованная, она отпрянула от него.

– Обсудить что?

Люк притих, словно понимая, что он наделал.

– Прости меня, – сказал он. – Это была глупая идея.

– Что обсудить. Люк?

– Позже… Это может подождать.

– Нет, не может. Я хочу знать, что для тебя так важно.

– Это ерунда. – Он нажал на кнопку и открыл верхнее окно, чтобы немного проветрить машину. – На завтра у меня есть кое-какие планы, и я хотел бы, чтобы ты поехала со мной. Я пытался понять, как тебя об этом попросить. Сегодня вечером я подумал…

Джесси поняла, что допустила ошибку: не нужно было так реагировать на его действия после первого же его прикосновения. Смущение охватило ее. Люк довел ее до сексуальной лихорадки одной только лаской. Даже если он и не хотел доказать, что может заставить ее хотеть его – и признаться в этом, – он все равно своего добился. Джесси испытала прилив стыда. А затем – отвращения, не к нему, а к себе. Как она могла быть такой глупой, такой доверчивой? Неужели ей так отчаянно хотелось заняться любовью с Люком Уорнеком? Неужели она унизилась перед ним после всего, что он с ней сделал?

Она взглянула на него, пораженная темной чувственностью, горевшей в его глазах. Да, это была жестокость – полумрак не мог обмануть ее. Он был жестоким. Это было бесчеловечно – натягивать струны, играть с ней, управлять ею. Сколько раз и какими болезненными способами она должна в этом убеждаться? Люк явно мстил ей за ее брак с Саймоном. Для этого он даже фактически силой заставил ее выйти за него замуж. И он сам предупреждал ее, что ей захочется убить его.

Люк повернул ключ и завел машину.

– Поедем домой, – сказал он. Когда они вернулись на хайвей, Джесси охватило жгучее любопытство совсем другого рода. Она не собиралась откладывать удовольствие, даже если оно было мазохистским.

– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она.

Люк некоторое время думал, что сказать. Он выбрал дальнюю дорогу к дому, через Нортпойнт, и теперь они проезжали через пристань с ее знаменитыми ресторанчиками и музеями.

– Помнишь наш разговор в тот вечер, когда мы поженились?

Джесси, естественно, не забыла их спор. Отчасти из-за него она и поехала с ним в Сан-Франциско.

– Ты очень уверенно говорил о том, что кто-то должен вытащить «Уорнек Комьюникейшенс» из первобытного состояния. Ты этот разговор имеешь в виду?

Люк посмотрел на нее с неожиданной холодностью.

– Никто ничего не должен. Компания может умереть из-за своей собственной неспособности к обновлению – просто упасть на спину и поднять лапки кверху. Как мой отец. Это, будет поэтично, не правда ли? Компания Саймона унаследовала его смертельные пороки – ограниченность взглядов, негибкость.

Джесси молчала, не желая защищать Саймона. Может быть, когда-нибудь Люк поймет, какой поэтичной была смерть его отца, какими смертельными были его пороки.

– Ты этого хочешь?

– Компания не погибнет, – уверенно произнесла Джесси, довольная тем, что перед свадьбой усиленно потрудилась. – Рыночные колдуны называли газеты анахронизмом с самого появления телевидения. Большинство этих колдунов уже в могиле, а газеты живут. Это живая часть культуры, ежедневный ритуал. В нашем сумасшедшем мире они обеспечивают некоторое постоянство и ощущение связи явлений. Если газета хорошая, она становится другом, если не членом семьи.

– Очень красноречиво, – откликнулся Люк. – К сожалению, я могу прострелить твои аргументы в нескольких местах с закрытыми глазами. Нужно ли объяснять тебе, как сильно электронные средства массовой информации урезали доход от печатной журналистики? По-моему, арифметика достаточно проста.

Джесси пришла в ярость.

– Так проста, что доступна даже мне? Ты это хочешь сказать?

– Нет, я хочу сказать, что ты должна проснуться, Джесси. Завтра я встречаюсь с консорциумом, членами которого являются магнаты кабельной, компьютерной и телесвязи. Они заинтересованы в поисках новых технологий и концепций. Естественно, им нужны инвесторы. Ты, наверное, слышала о сетях оптической связи и информационных эстакадах. Теперь они в буквальном смысле слова выходят на орбиту, образуют созвездия, приобретают спутников. Ты же рискуешь остаться на обочине и поедать грязь.

– Я лучше буду есть пыль, чем кукарекать.

– Люк закрыл окно в крыше, чертыхнувшись из-за того, что оно не сразу поддалось.

– Чего ты боишься? – спросил он.

– Тебя, – резко ответила Джесси. – Чего ты от меня хочешь? Что ты намерен делать?

– Конечно, я хочу расширения. Я хочу войти в систему электронных средств информации, пока не поздно. И я уже сейчас намерен выяснить, насколько это реально. Мы ищем правильную дорогу – кабель, космос, может быть, даже другие крупные информационные сети, которые будут больше, лучше, быстрее.

– Так вперед! Делай, что хочешь, но оставь «Уорнек» в покое.

– Я не могу этого сделать, Джесси. Моего дохода на это не хватит, даже если прибавить к нему твой. Нам нужны более глубокие карманы, свежее вливание капитала.

Джесси покачала головой, понимая, чего он хочет.

– Нет, я этого не допущу, Люк. Я не предам своих сотрудников. Даже если бы сохранение частного характера компании не было последней волей твоего отца, у меня все равно нет потребности расширяться. У меня есть несколько сот подчиненных и ребенок. Поэтому я заинтересована в своей безопасности. Рисковать мне не хочется.

– И из-за этого ты вышла замуж за Саймона? Из-за безопасности? – Люк холодно рассмеялся. – А я-то все время думал, что причиной твоего решения был хороший секс.

– Ты обещал не спрашивать меня о Саймоне, – отрезала Джесси. – Мои отношения с твоим отцом тебя не касаются!

Люк взглянул на нее, и в глазах его сверкнула ледяная жестокость.

– Ну и как мой старик? Не подкачал? Я надеюсь, вам приходилось заниматься любовью в машине?

Его слова были, как удары хлыста, быстрые и безжалостные. Джесси не верила своим ушам. Ей казалось, что она выходит из транса, что в последние тридцать шесть часов он загипнотизировал ее, заставив поверить, что может быть хорошим.

Мэтт был прав, поняла она с ужасом в сердце. Люк Уорнек до сих пор не простил своего отца. Он был просто болен.

Джесси взглянула на болтавшийся на поясе мешочек с талисманом, и ей внезапно захотелось от него избавиться.

– Ты же обхаживал меня два дня! Завтрак в «Клифф-Хаусе», подарки, нежность – и все из-за того, что тебе нужны инвестиции.

Она не стала говорить, что еще ему хотелось секса. Господи, какое унижение.

– Не будь смешной. Я не хотел пользоваться тобой. Мне казалось, что сначала мы должны поговорить. Черт побери, большинству женщин это бы понравилось.

– Пользоваться?! – Она чуть не задохнулась от гнева. – Чем? Моей полной глупостью? Моим влечением к тебе? Ты грязный подонок! Останови машину!

Джесси рванула ручку двери, и Люк резко нажал на тормоза.

– Куда ты собралась? – закричал он, пытаясь ее удержать, но Джесси уже была снаружи. Она бежала, мечтая только об одном – избавиться от него. Через некоторое время она свернула в узкий переулок с односторонним движением, зная, что Люк не может последовать за ней на машине. Темнота обступила ее, но она смело ринулась в мрак. Времени на принятие решений не было. Подобрав шифоновую юбку, она неслась куда глаза глядят, перебегая с одной стороны улицы на другую.

В конце концов улица окончилась тупиком у подножия холма. Тяжело дыша, Джесси осмотрелась, пытаясь понять, где она находится. Местность была ей совершенно незнакома, луна светила слабо. Почувствовав, что она на грани истерики, Джесси сделала глубокий – до боли в легких – вдох. Воздух был влажным и холодным. Что она будет делать в этой темноте?

Внезапно где-то рядом послышались шаги бегущего человека, заставившие ее обернуться.

Никого не было видно. Куда бы она ни посмотрела, улица была совершенно пуста. Усы троллейбусов сверкали, как лезвия бритвы, отражая какой-то загадочный свет. Луна? Джесси вглядывалась в тени, образуемые деревьями и домами, чувствуя, как в ней растет ужас. Она была уверена в том, что кто-то бежал за ней. Неужели Люк припарковал машину, чтобы преследовать ее пешком?

Она начала взбираться по холму, прекрасно сознавая, что не сможет долго карабкаться вверх. Ноги горели от усталости, ступни болели. Слава Богу, туфли были на низких каблуках. Она понятия не имела, в правильном ли направлении идет и сколько ей еще осталось, но звук шагов за спиной подгонял ее.

Достигнув наконец вершины холма, Джесси с облегчением вздохнула и снова оглянулась. В темноте по-прежнему никого не было видно, но чувство опасности не покидало ее. Может быть, это было эхо ее бешено бьющегося сердца? На следующем перекрестке она поняла, что попала на свою улицу. Но стоило ей направиться прямиком к дому, как она снова услышала шаги. Кто-то бежал за ней! Оглянувшись через плечо и на мгновение ослепнув от света уличных фонарей, она увидела кошмарную фигуру в развевавшемся дождевике.

Крик замер у нее на устах. Все чувства, кроме первобытного страха, словно умерли. Она ничего не понимала, не чувствовала, даже видела плохо. Ей оставалось только ускорить свой бег. Тело словно одеревенело, как у куклы. Глухие шаги раздавались почти рядом! Кто-то выкрикивал ее имя, в то время как она пыталась ускользнуть от преследователя, уже протянувшего к ней свои руки. Где-то вдалеке сверкнули фары – на улицу свернула какая-то машина.

Джесси поскользнулась на мокром тротуаре и, потеряв равновесие около самого дома, ухватилась за столбики крыльца. Если бы не бьющийся в крови, подобно пламени, адреналин, она могла бы попросту потерять сознание от потрясения. Но Джесси словно обезумела. Сейчас у нее было только одно желание – выжить.

Преследователь схватил ее за лодыжку, заставив ее снова потерять равновесие. Джесси упала на руки и принялась отчаянно отбрыкиваться от него. Нанесенный ногой удар в грудь заставил его отпрянуть; каблуком своей туфли Джесси чуть было не порвала пелерину его плаща.

– Сука! – крикнул он. – Белое отребье! Я убью тебя!

Прежде чем он снова на нее набросился, Джесси успела встать на ноги. На этот раз неизвестный попытался схватить ее за шифоновую юбку, но ей удалось высвободиться и вооружиться зонтиком, стоявшим за дверью, – первое, до чего дотянулись ее руки. Джесси была уверена в том, что он хотел ограбить или изнасиловать ее, но вполне возможно, что в его намерения действительно входило ее убить, и сдаваться без боя она не собиралась.

– Пожар! – закричала она, надеясь, что кто-нибудь из соседей окажется дома. – Пожар!

Сделав быстрый шаг по направлению к бандиту, она направила на него зонт, как меч, одновременно нажав на кнопку. Зонт раскрылся, подобно ракете, и сбил нападавшего с ног. Он кубарем скатился по лестнице, открыв Джесси путь к двери.

Захлопнув дверь, она немедленно защелкнула замок. Потом, упав на пол прямо в холле, она сжалась и почувствовала, что ее всю трясет от облегчения и ужаса. Горло пересохло. Джесси отбилась от преследователя.

Несмотря на полное изнеможение, все ее существо торжествовало. Дело было не только в физическом выживании – этот подвиг еще раз подтвердил, кто она такая. Выросшая в изоляции, с приемным отцом, который был алкоголиком, и без матери, Джесси была диким ребенком, зверенышем. Испытания, которые ей пришлось вынести, несчастья, с которыми она столкнулась, закалили ее так, как не могло бы закалить ничто иное. Они были ее визитной карточкой, ее отпечатком пальцев.

Джесси-боец. Мучительное воспоминание о матери вспыхнуло в ее сознании. Линетт гордо произносила эти слова в защиту своей дочери, когда ее в школьные годы вызывали к директору за разбитые носы и губы. Джесси отважно сражалась с шайками городских детей, которые дразнили ее и ее семью как выходцев из бедных семей. В том же году Линетт сбежала, не оставив своей младшей дочери ничего, кроме наскоро написанного душераздирающего послания и памяти об этих полных гордости словах.

Джесси-боец. Моя маленькая Джесси – боец. Через несколько мгновений, когда она все еще лежала на полу, кто-то позвал ее по имени и постучал в дверь. Она встала и оправила помятую шифоновую юбку, заметив, что талисман исчез. Вероятно, он оторвался во время борьбы. Не успела она отодвинуть задвижку, как дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвался Люк.

– Что случилось? – спросил он, оглядывая ее. – Ты в порядке?

Джесси кивнула, не желая вдаваться в детали. Он почти злился на нее. Это происшествие дало ему повод лишний раз убедиться в ее неосторожности. Она вдруг поняла, что Люк не менее растрепан, чем она. Даже его лицо было испачкано грязью. Но в данный момент ее волновало не это. И через мгновение Джесси осенило.

– Где твой плащ? – спросила она.

– Не знаю, – нетерпеливо ответил Люк. – В машине, наверное. Должно быть, я оставил его там.

Джесси почти не слушала его, вспоминая фасон его плаща, материал и воротник-пелерину. Потом она вспомнила, что кто-то выкрикнул ее имя и что преследователь назвал ее «белым отребьем».

А потом в памяти зазвучали слова Люка, сказанные им в ресторане…

«Я буду знать, что ты собираешься делать, прежде чем ты сама это поймешь. Так я тебя и поймаю. Я догадаюсь, когда ты в следующий раз моргнешь, и схвачу тебя в тот короткий момент, когда твои глаза будут закрыты, когда ты на мгновение ослепнешь».

Кислый вкус страха наполнил ее горло. Джесси не могла себе представить, что именно Люк преследовал ее, что он вообще способен так грубо напасть на женщину. Нет, это было невозможно – но из головы у нее не шли слова Мэтта о том, что Люк способен на все. «Это может быть просто несчастный случай, – сказал Мэтт. – Как только он женится на тебе, ему останется только убрать тебя, чтобы добиться своего».

Джесси отвернулась от своего новоприобретенного мужа, приняв внезапное решение. Она не могла здесь больше оставаться. Даже если бы на нее не напали и не напугали до смерти, она все равно не была эмоционально готова к тому, чтобы иметь дело с Люком Уорнеком. Эпизод в машине доказал это более чем убедительно.

– Я уезжаю, – сказала она. – Оставайся здесь, иди на свою встречу и вообще делай все, что хочешь, но утром я возвращаюсь домой.