Без тебя

Глава 33

Сафия

Я вижу, что Сарин не спешит отвечать. Прекрасно её понимаю. Впустить кого-то в свои мысли, рассказать об одолевающих чувствах, значит, сделать себя слабым и беззащитным.

Проходит минута, прежде чем она отвечает.

— Знаешь, малышка, меня больше волнует, простил ли он меня за то, что я сделала. И дня с нашего с ним расставания не было, чтобы я не пожалела о своем выборе. Мне бесконечно жаль. Я сделала ему больно.

Мы смотрим друг другу в глаза, и она слабо мне улыбается одними губами, в глазах море печали.

Киваю, прекрасно понимая, о чем она говорит.

Каждый день я ложусь спать, сожалея, что Сереже не рассказала. А утром просыпаюсь с мыслью — нужно дать ему шанс жить спокойно. Дело не в моей обиде. Я просто не могу справиться с бурей эмоций из меня вырывающихся.

Я его не виню, отношения на расстоянии — то ещё удовольствие… Как минимум физиологические потребности дают о себе знать, но в тот момент, когда я к нему приехала рассказать о беременности… Скорее всего, он был самым важным в моей жизни. Самым волнительным. Всё было бы иначе, если бы мы смогли побыть вдвоем.

— Я не хочу делать больно Сереже, — непроизвольно свою мысль озвучиваю.

— Но сделаешь, — Сарин накрывает мою ладонь своею. — Ты ведь понимаешь, в любом случае будет больно. Долго скрывать от него беременность ты не сможешь. Фил уже планирует продажу эксклюзивных обложек. Хотя какой это эксклюзив, если он тебя протащит по всему мировому глянцу?!

С ужасом представляю, как должно быть неприятно узнать из газет и журналов, что твоя бывшая беременна. Возможно, от тебя.

— Я недавно осознала, как сильно люблю свою жизнь, — признаюсь. — Сидела, размышляла, готова ли я всё бросить и уехать куда-нибудь, где не смогу продолжить карьеру. И, знаешь, так тоскливо на душе стало. Живя много лет в бешеном ритме, мне казалось — это только работа. А теперь, когда я могу всего лишиться, мне становится до жути печально.

Нервно сглатываю. Учащенно моргаю.

Моя жизнь самая лучшая. Миллионы девочек о такой только мечтают. Недавно нас пригласили в жури конкурса красоты, и я в шоке была. Сотни тысяч заявок от девушек со всей страны. Любая из них готова душу продать, чтобы оказаться на моем месте. Все ведь знают, успеха из них добьется даже не каждая сотая.

Как бы я ни любила Сережу, признания мне тоже хочется. Можно сколько угодно обманывать окружающих, но пустым придатком другого человека мне быть недостаточно.

Поэтому я и не бросила всё, как мы только с ним начали встречаться. Не было уверенности в том, что у нас всё серьезно. Горя друг другом, мы оба понимали — за пределами номера у нас другая, не менее важная жизнь. Я видела, с каким восторгом он о каждой новой встрече с сыном рассказывал, как мечтал получить должность в следственном комитете. Как можно было отобрать у него все мечты?! Никак. Как и свои потерять не хотелось.

Если бы не моя работа, я и сотой доли мира не увидела, а сейчас нужно постараться найти страну, которую я ни посетила. Не увидела бы бескрайние красоты самых отдаленных уголков нашей планеты. Не увидела бы восторг в глазах стольких людей, когда они на меня смотрят. Это бесценно. Я привыкла тянуться за новыми порциями эмоций. Подпитываться ими.

Слишком сложно быть вместе людям из двух разных миров.

Надеюсь ли я, то Сережа будет рад малышу? Уже нет. И, тем не менее, я понимаю: скажи он мне об этом лично — я на месте умру. Честно, на месте.

Одно дело, когда Фил меня обхаживает, уговаривая вариант с абортом рассмотреть. Я понимаю, он переживает. Никто не дает гарантии, что мой организм выдержит. Курс лечения был разработан для дочки одного миллиардера. У нас с ней схожий диагноз. Был. Потому что не так давно она умерла. И ещё пару человек, участвующих в программе за бешеные деньги. Со мной всё хорошо, но надолго ли?!

Сейчас этот вопрос не актуален. Прошу небеса об одном — сердечко моего маленького человечка должно быть здорово. Он весь должен быть здоровым. Если для этого нужно отложить свой курс лечения, то я готова. Ко всему готова, за исключением одного. Я не хочу знать, что Сережа не хочет этого малыша. От этого и бегу.

Когда Маша забеременела, он был рад. Счастлив. Они вскоре поженились.

Он так сильно её любил, что я не уверена в том, что ребенок от другой девушки ему будет нужен.

Боль внутренности сдавливает. Очень жалкой кажусь себе в этот момент.

Вероятно, заметив в моих глазах слезы, Сарин ко мне поближе пересаживается. Обнимает и кладет мою голову к себе на плечо.

— Если кто-то нас увидит сейчас — обалдеет, — смеюсь сквозь слезы.

Она роковая властительница над эмоциями. Редко можно увидеть её одобрение, сочувствие ещё реже.

Как-то раз мы с ней были на показе одного известного модельера в качестве зрителей. Ей не понравилось шоу ещё до начала. По контингенту присутствующих было понятно — билеты распроданы за огромные деньги. Публика разношерстная, вульгарная и абсолютно не сведущая. Одним словом, барышни богатых мужчин приехали себя показать, совершенно не заботясь о правилах приличия установленных. Спустя минут пять после начала показа, оказалось, что и коллекция вышла неудачной. У неё лица не было. Сарин встала и сказав мне короткое: «Поднимайся, мы уходим», направилась к выходу.

Нужно объяснять, что значит для показа и для репутации дизайнера, уход одного из самых влиятельных модных редакторов в самом его начале?! Обозреватели разнесли его в пух и прах. После этого модный дом отозвал всю рекламу из журнала Сарин, желая её уколоть, но лишь одолжение сделал. На его место очередь выстроилась из желающих.

— Пусть молча завидуют. Не могу же я просто так сидеть и смотреть, как моя девочка страдает, — она заботливо гладит меня по голове. — Такие перепады настроения — это нормально. Люди за собой не замечают, и большинство нос свой будет воротить, но со своими собственными эмоциями мало кто может справляться. Просто к себе все лояльны. И на мужа подружки не прочь позаглядываться — особенно если свой недотягивает хотя бы до Джоковича — он ведь красавец успешный и жену любит и балует, и самой подруге позавидуют, ноги от ушей вырастила, но как только слышат подобную историю из чужих уст, слетаются словно стервятники, желая посильнее боль причинить. Оторвать лакомый кусочек души. Больше всего мы не терпим в других наши собственные пороки. К тому же ты сейчас крайне уязвима. Мало кто в беременность не становится более эмоциональным.

— Я не хочу становиться плаксой, — всхлипываю жалобно.

Я к Сереже хочу, так сильно, что голова кружиться начинает.

— Сейчас ты выльешь из глаз всю лишнюю жидкость, и мы с тобой придумаем что-нибудь эдакое, чтобы у всех зубы от зависти покрошились. Ты ведь понимаешь, насколько сильной волна хейта будет? Можно сколько угодно раз родить от соседа и не раскаяться, но облить помоями девочку, родившую вне брака, даже в современном мире многие не упустят возможности.

Прикрываю лицо ладонью и беззвучно от смеха трясусь. Он сквозь слезы из меня сочится.

— Ты точно меня успокоить решила? Потому что пока только ужаса нагоняешь.

— А-то. Это шокотерапия, малышка, — Сарин смотрит на меня с легкой насмешкой.

— У меня помутнение. Честное слово. Мир кружится так быстро. Слишком много изменений. Я за ним перестала поспевать. Как ты справляешься столько лет? Я уже сдаться готова.

После моих слов её улыбка недоумением сменяется.

— Ты слишком много себе напридумывала. Много взвалила на себя. Так нельзя.

— Сережа невыездной. Ему нельзя страну покидать. Даже если прямо сейчас уволится, — чего я не хочу. — То нельзя выезжать будет достаточно долго. А мне врачи не советуют переезжать. В России мне ведь никто не поможет.

Новая волна слез подкатывает. Я стараюсь сдержаться, но они обжигают.

Сарин слушает меня внимательно, и броня падает. Меня прорывает и я рассказываю ей обо всем, что меня тревожит. Каждый свой страх. Неприязнь Сережи. Боязнь за здоровье малыша. Беспокойство за маму, которая и так многих потеряла. Любовь к своей прошлой жизни. Одна мысль сменяет другую, их так много, что сложно угнаться.

— Мы придумаем, что-нибудь.

С впечатляющей грациозностью Сарин извлекает из сумочки платок и слезы мои вытирает. Утешает меня непривычно ласковыми словами, от которых мне лишь сильнее хочется плакать.

К нам подходит официант и я Хад заказывает для меня кофе без кофеина и самое большое и жирное пирожное, специально уточнив калорийность. После чего заставляет съесть его полностью.

Такой раздрай на душе, что я кажусь себе несмышленым ребенком.

— Моя первая обложка была благодаря тебе? — спрашиваю отчего-то, перед тем, как последний кусочек в рот отправить.

Сарин едва ли не давится водой, которую пьет в этот момент.

— Сафия, ты не борщи. Твоя фантазия переигрывает. Не заставляй меня волноваться за тебя сверх меры. Если ты забыла, я именно на обложке тебя и увидела впервые. Узнала по его глазам. Самые красивые в мире глаза. Бездонные и грустные. Такие только у твоего папы были. Не спорю, мне хотелось помочь тебе, но только лишь в том, чтоб никто не обидел. В остальном ты сама всего добилась.

Когда Сарин пришла ко мне на съемку, я о ней знала только то, что она самый талантливый, циничный и жесткий редактор, способный закружить карьеру любого из мира моды. И пустить её под откос тоже может. О том, что она была невестой моего папы, я узнала позднее. Она сама мне рассказала.

Перед свадьбой мои родители были знакомы ровно два месяца. Вскоре мама забеременела. Когда шел пятый месяц, папу убили.

Я знаю, что мама себя винит в нашей с братом болезненности. За то, что не справилась. Попала в больницу и родила гораздо раньше срока. К тому же патологию диагностировали не сразу. В общем, одно за другим и вышло как вышло. Сейчас не о том. Мама о папе мало что знала. Он не любил рассказывать о своей жизни до встречи с ней. И только Сарин меня просветила.

Они были с детства знакомы. Росли в одной среде. Обе семьи были готовы и одобряли их союз ровно до того момента, пока папа не пошел против всех. Одно из расследований, в котором он участвовал, повредило репутации семьи Сарин, да и его собственной. Но это его не остановило. Как она говорит, папа был очень принципиальный. Информация о махинациях стала достоянием общественности, и на него началась охота. Мои бабушка и дедушка отреклись от сына. Родители Сарин и вовсе его возненавидели. Запретили дочери продолжать общение с женихом, быстро достойную замену нашли.

Она утверждает, что сопротивлялась воле родителей несколько месяцев. До тех пор, пока папа после покушения не решил перебраться в Россию. Она не смогла. Побоялась. Привязанность ко всему родному дала о себе знать. Неопределенность. Страх за будущее.

Папа уехал, а она осталась в их родной стране. Но ненадолго. Узнав, что папу убили, она не смогла их простить. Сбежала перед самой свадьбой, и уехала из страны.

Если бы не она, я так бы и не узнала, почему бабушка с дедушкой не захотели с нами общаться. За столько лет я никогда их не видела. Год назад кто-то от их лица с Филом связался, но уже я решила, что не нуждаюсь в их обществе.

Это ещё один плюс статуса — ты сам решаешь, кого впускать в свой круг общения.

Следующие сорок минут мы с ней обсуждаем выпуск журнала и моё интервью. Хочется чего-то особенного, но этого трудно добиться, когда их были сотни, а ты не любишь лишнего о себе говорить.

— Институт цвета Pantone назовет в честь тебя новый оттенок. Я склоняюсь к красному или синему. Как ты считаешь? Ещё нужно выбрать бренды, флагманским для которых он станет. Есть варианты? — Сарин задает вопросы, не отрывая взгляда от телефона.

Чувствую себя рыбой, которую кипятком поливают.

Отсутствие интеллекта на моем лице отражается. Я самым натуральным образом висну, рот приоткрыв. Мы только что обсуждали, не съесть ли мне ещё одно пирожное, раз набор веса и так неизбежен. А теперь вот.

Хад цокает. Склоняет голову набок и внимательно по поему лицу взглядом проходится.

— Сафи, соберись. Я тебя всем в пример за организованность ставила. Люди ждут. Решай быстрее.

Она протягивает мне свой телефон, требуя выбрать из нескольких предложенных вариантов цветов, с которыми специалисты работу начнут.

Я нервничаю, стараясь хоть пару минут не думать о Сереже и малыше, чтобы работой заняться. Выходит с трудом.

Ей-богу, как бы я хотела уметь отключать свою память. Обязательно бы попробовала ещё раз рассказать. А не думать о предстоящей неизвестности каждую секунду.

Экран её телефона становится ярче. Всплывает уведомление о новом звонке. Загорает имя.

— Тебе Майкл звонит, — говорю, брови вверх вскидывая.