Безрассудный

Глава 11

Рейн прислонился к дверному косяку, провожая взглядом удаляющуюся молодую женщину. Он дал ей возможность уйти.

Да, Фейвор Макларен повезло. Ее имя остановило его.

Рейн вздохнул. К несчастью, нет никаких сомнений в том, что эта хорошенькая особа – Фейвор Макларен. Пусть они с братом маскируются под фамилией Донн. Он узнал ее. Да, она повзрослела, но упрямый подбородок и ярко-синие глаза остались прежними.

Улыбка его померкла, как только он взглянул на несчастного Орвилла, пытающегося подняться на четвереньки. Фейвор права: ни к чему этому малому знать своего обидчика.

Орвилл поднял голову. Его ничего не выражающие глаза говорили о том, что он еще не пришел в себя. И Рейн этим воспользовался. Один удар в челюсть – и ловелас-неудачник вновь распростерся на полу.

Рейн, кряхтя, взвалил несчастного на плечо и понес в обитаемую часть замка. Идти пришлось в кромешной тьме, но он знал все закоулки: не забыл с детства. Вспомнилось, как он прятался здесь от сурового отца, как благодарил всякий раз Всевышнего за то, что отец был подвержен предрассудкам.

А Фейвор… Возможно, она действительно хочет выйти замуж, чтобы поправить материальное положение Макларенов.

Рейн подавил воспоминания о том, какую роль сыграл он сам в варварских планах своего отца.

Бросив Орвилла в коридоре возле двери, ведущей в жилую часть замка, Рейн поднялся по узкой винтовой лестнице башни наверх. Там, опять же на ощупь, он нашел маленькую спальню, которую использовал в качестве своей штаб-квартиры со времени приезда. Зажег фонарь, взял со стола бутылку лучшего портвейна Карра, ногой придвинул пыльное кресло к единственному окну, выходящему на море, и сел в него.

Усталость, которой он не чувствовал еще пять минут назад, навалилась на него. Не хотелось ни о чем думать, но в голову лезла всякая чепуха: хорошо бы побриться, сменить сорочку. Рейн улыбнулся. Какая чувствительность в его-то положении! Все-таки годы заключения в этом свинарнике привили ему неистребимую любовь к чистоте. Ничего… как только он найдет драгоценности матери, он купит себе сотню новых сорочек, и не только сорочек. Никогда больше не станет носить грязные нитяные чулки или жилеты с пятнами пота. Может быть, он сделается эксцентричным и будет дышать только сквозь надушенный шелковый платок…

Когда он найдет драгоценности матери? Сегодня более правильно сказать: если он их найдет. Насколько ему известно, он был единственным, кто когда-либо видел эти легендарные камни.

Это случилось незадолго до ее смерти, когда ему было девять лет. Как-то раз он хотел стянуть кусок сахару. Улучив минутку, когда рядом с ним никого не было, он хотел пробраться на кухню, но, подойдя к двери, услышал мамин голос; от страха быть пойманным на месте преступления он юркнул в кладовую.

В это время в кухню вошел сердитый на вид рыжеволосый парень. Боясь, что его застанут за подглядыванием, Рейн притаился в чулане. Он не все расслышал, но было ясно, что незнакомец пытается заставить мать что-то сделать, а она не соглашается.

В конце концов незнакомец ушел, и мать вскоре тоже ушла. Ее красивое лицо было искажено тревогой. Желая успокоить ее, Рейн выскользнул из своего убежища и пошел следом. Вместо того чтобы вернуться в свою комнату, мать поспешно прошла в маленький кабинет, где принимала местных торговцев и отдавала распоряжения прислуге. Прежде чем Рейн догнал ее, она закрыла за собой дверь.

Встревоженный Рейн заглянул в замочную скважину. Он увидел, что мать нагнулась над старой восточной чайной коробкой и начала нажимать на деревянные пластинки на ее поверхности. Внезапно из центра коробки выскочил плоский ящичек.

Мать с благоговением достала из него тяжелую золотую вещь. Она была большой, формой немного напоминала дракона или льва и была украшена сверху большими, грубо обработанными камнями. Мать держала ее в руках всего секунду, а потом снова спрятала в потайной ящик.

Рейн не понял, что это была за вещь, но тем не менее догадался, что его мать хотела бы сохранить ее в тайне. Он никогда никому не говорил о ней. Даже Эшу. И уж конечно, своему отцу.

Только позднее, когда до него дошли слухи и сказки о так называемом кладе Макларенов, он понял, что именно тогда увидел. Но к тому времени его матери уже не было в живых. Не питая большой любви к ее родственникам и еще меньше – к своему отцу, он хранил молчание.

Сидя в тюрьме, он часто думал о той уродливой броши. Она стала его путеводной звездой, с ней были связаны его самые заветные мечты. Он хотел продать ее и на эти деньги зажить.

Пробраться в Уонтонз-Блаш так, чтобы об этом не догадался отец, не представляло труда. Рейн просто присоединился к слугам, ждавшим кареты своих хозяев. Он подхватил чей-то сундук, взвалил его на плечо, вошел вслед за лакеем в замок, а потом поднялся по лестнице наверх. Там он бросил свою ношу и скрылся в комнате матери, предполагая, что меньше чем через час все будет проделано.

Но его план дал сбой. Здесь все изменилось, и ни одной маминой вещи не сохранилось.

С тех пор он без устали обыскивал замок.

Верхние этажи восточного фасада, которые и четыре года назад почти не использовались, теперь были полностью заброшены, превратились в склад. И в какой склад! Если последняя неделя и дала что-то Рейну, так это возможность заново оценить того демона, который владел его отцом. Он никогда еще не сталкивался со столь ярким доказательством человеческой жадности. Замок был буквально набит мебелью, сундуками, ящиками. И какая же здесь была фантастическая смесь ценных вещей и хлама!

Ничто не выбрасывалось. Человек мог бы потратить жизнь, перебирая эти обломки и ошметки, сокровища и мусор, накопленные десятком поколений, в поисках одной маленькой восточной коробки.

Но у него не было выбора. У него не было ни денег, ни ремесла, ни прошлого, ни будущего. Он не мог или, скорее, не хотел обращаться к отцу. Карр считал, что его младший сын гниет во французской тюрьме, и пусть себе считает дальше…

Рейн сплел пальцы на животе и уперся подбородком в грудь, размышляя. Все осложнилось.

Фейвор Макларен.

Он улыбнулся. Как все-таки странно… Надо же было, чтобы именно эта девушка, а не какая другая освободила его, сама того не желая.

Рейн вспомнил день, когда девять лет назад долговязая девчонка спасла ему жизнь. Тогда никто из домашних Карра не удосужился узнать имя спасительницы. А он узнал… только узнал несколько месяцев спустя, после того как его раны зажили. Девочка к тому времени куда-то исчезла.

…Рейн закрыл глаза. Вкус отличного портвейна не смог заглушить на его губах тонкий привкус ее губ. Если бы ее звали Сэл, Пег или Энн, он мог бы сделать именно то, в чем она его заподозрила.

Только она ошибалась в одном: он сделал бы это не из чувства мести.

Его предавали и использовали столько раз, что ее маленькое предательство даже не появилось в его списке самых крупных обид. Забавно, что Фейвор остро ощущала свою вину. Его поздравления святым сестрам.

Нет, он овладел бы ею потому, что хотел ее.

Желание и томление, которые он держал в узде с того момента, как она покинула его, внезапно вырвались на свободу с разрушительной силой. Рейн сделал глубокий вдох. Он не собирался рассказывать ей, что ее образ преследует его, что он пробуждает в нем похоть сильнее, чем податливая плоть и опытный рот других женщин. Нельзя давать ей в руки такое оружие.

Рейн нахмурился. Как объяснить эту неправдоподобную смесь невинности и искушенности в ней? Откровенный, прямой взгляд и искусную ложь? Это была загадка, и, более того, она его раззадоривала и возбуждала почти так же, как ее красивое тело.

Он снова ощутил бархатную кожу ее груди, податливость ее тела, заново пережил тот простой поцелуй.

Ему хотелось большего.

Проклятие, но ведь ее зовут Фейвор Макларен, и эта девушка имеет полное право ненавидеть его и желать ему смерти. Единственная девушка в мире, которой он обязан помогать всем, чем может. Девушка, чью жизнь он погубил.