Близкая женщина

Глава 13

Выздоровление Элинор шло медленно. Даника навещала ее очень часто. Два раза в неделю она приезжала в Коннектикут – но только тогда, когда была уверена, что не застанет дома отца. Она убеждала себя в том, что делает это ради матери, поскольку та нуждалась в ней в эти дни, хотя в глубине души знала, что просто не хочет лишний раз видеть отца – она боялась его вопросов, его пристального внимания и… неизвестности своего будущего. Что она может сказать отцу? Разве он поймет ее откровенность?

Как ни удивительно, но, встречаясь с матерью, она часто чувствовала, что отдыхает душой. Когда Элинор лежала в больнице, волнения и хлопоты отнимали много сил. Теперь, когда мать перевезли домой, Даника неожиданно открыла для себя, что женщина, которую она знала всю жизнь и которую считала придатком отца, оказалась самостоятельной личностью. Их беседы были долгими и доверительными, и Даника многое узнавала о матери.

– Тебе никогда не надоедала эта бесконечная политическая суета? – как-то раз спросила она мать.

Они сидели в солярии. Солнце грело мало, и помещение обогревалось батареями. Элинор сидела в кресле, укрытая пледом. Безжизненная правая рука лежала на коленях. К счастью, мозг Элинор остался в сохранном состоянии, хотя речь стала несколько замедленной и не такой яркой. Вопрос дочери заставил Элинор задуматься. Она слегка коснулась здоровой левой рукой своего лба.

– Нет, не надоедала, – наконец ответила она. – Мне это даже нравилось. С самого начала меня влекла такая жизнь, ведь в семье со мной никогда не нянчились. Для меня это был прекрасный и неизведанный мир. Потом была первая в жизни Уильяма избирательная кампания. Ты тогда была еще слишком маленькой, чтобы понимать, что происходит. У отца почти не было спонсоров, и он мог рассчитывать лишь на себя, на свою энергию и способности. Вот почему мы так радовались нашей победе…

– Ты говоришь «нашей»? – заметила Даника.

– Ну, конечно. Я не сомневаюсь, что Уильям добился бы всего и без меня, но тогда я трудилась не меньше, чем он. Я была во всех предвыборных турне. Когда он выступал перед избирателями, я выступала в женских клубах. В день выборов, так же, как и он, я валилась с ног от усталости.

– Интересно, ма, – проговорила задумчиво Даника. – Никогда бы не подумала. Мне казалось, что тебе просто не сидится дома.

Элинор надолго задумалась, а потом сказала:

– Наверное, я виновата. Мне и в голову не приходило, что тебя это интересует. Ты была маленькой, а у нас было столько хлопот. Мне казалось, что лучше держать тебя от всего этого подальше… Ну а потом, когда ты подросла, мы нашли тебе другое занятие.

– Теннис?

– Да, и еще учеба. Политика не для детей. Мы постоянно бывали в разъездах. Дел у нас было по горло.

– Но не все жены политических деятелей такие, как ты.

– Что правда, то правда, – согласилась Элинор. – Может быть, я допустила ошибку, отдалив тебя от себя. Я так из-за этого переживала.

– Ты это серьезно?!

– Я же твоя мать, Даника. Но жизнь часто ставит людей перед выбором. Мне нужно было выбирать между отцом и тобой.

– И ты выбрала его.

– Это было нелегко, Даника, – тихо проговорила Элинор, отводя глаза. – Кроме того, я должна была подумать и о себе. Что ждало меня в жизни? Я должна была смотреть на десять, двадцать лет вперед. Я понимала, что ты когда-нибудь вырастешь и заживешь своей жизнью. Так ведь и случилось. Другое дело Уильям. Я буду нужна ему всегда. Даже теперь, когда твой отец так прочно стоит на ногах, я все еще нужна ему. Возможно, все эти годы я занималась не такими уж важными делами, но делала это с любовью… – На лице Даники все еще было написано сомнение, и мать сказала:

– Я знаю, ты считаешь меня его придатком…

– Вовсе нет!

– Может, я употребила не совсем то слово – мне сейчас нелегко найти нужные слова, но многие именно так и думают. Это те, кто видит все со стороны. Конечно, для них я только тень Уильяма Маршалла. Лишь человек нашего круга способен понять, что для политика жена – главная опора. Мы, жены, проходим с мужьями через все штормы. У нас они ищут успокоения в конце дня. Когда нужно, мы умеем молчать и часто выполняем роль буфера. Мы умеем быть тонкими и дипломатичными и можем притушить страсти, которые вспыхивают в мужской компании… – Элинор шумно вздохнула. – Впрочем, они недооценивают женщин. – Она улыбнулась. – От этого устаешь… Кажется, это и выбило меня из колеи.

Сердце Даники сжалось от жалости, она протянула матери стакан воды.

– Прости, ма, – пробормотала она. – Ты, наверное, устала говорить так долго, но мне так нравится тебя слушать. Почему ты никогда не рассказывала мне об этом?

Элинор попила через соломинку, а затем откинулась в кресле.

– А ты меня никогда не спрашивала, – спокойно сказала Элинор. – И еще потому, что мы редко были вместе и долго не могли почувствовать себя на равных… Но я знаю, что я не вечна, а есть многое, о чем мне нужно с тобой поговорить…

Даника обняла мать. Она не могла вымолвить ни слова – в горле стоял ком. И не только из-за жалости к матери. Ей самой хотелось многое рассказать, но, увы, она все еще не могла на это отважиться.

Даника встречалась с Майклом каждый четверг, но все время в разных отелях. Даника ни разу не оставалась у Майкла на ночь. Майкл не пытался уговорить ее остаться, но отпускать Данику от себя становилось для него все тяжелее. В остальное время он с головой погружался в работу, боясь праздности и одиночества. Ему не оставалось ничего другого, как реализовать себя в писательстве и преподавании. Некоторое время это помогало, но в конце концов его терпение стало истощаться. Он закончил книгу и незадолго до Рождества отослал ее в Нью-Йорк в издательство. Завершился и курс лекций в университете, осталось лишь принять у студентов экзамен.

Его любовь к Данике была неизменной. Даже после того, как надежда на то, что Даника наконец разведется с Блейком, стала гаснуть… И Майкл принял решение уехать. Но на этот раз не для того, чтобы собирать материал для новой книги. Он понял со всей очевидностью, что должен бежать. И он уехал.

Как-то утром, когда Майкл листал путеводители, в дверь позвонили. Пес мгновенно бросился к двери.

– Все в порядке, Мальчик! – сказал Майкл и, почесав пса за ухом, отпер дверь.

В ту же секунду он понял, что ошибся. Ничего хорошего этот визит не предвещал. Лицо мужчины, который стоял на пороге, было ему хорошо знакомо. Как и многим американцам.

– Мистер Бьюкенен? – холодно осведомился мужчина.

– Сенатор Маршалл? – отозвался Майкл.

– Мы знакомы?

– Нет, но я узнал вас. Я часто вижу вас по телевизору… – Никакого сходства с Даникой. Впрочем, может быть, Майкл просто не хотел его замечать. – Я предполагал, что нам не избежать знакомства, хотя и представлял все несколько иначе.

Уильям Маршал нахмурился.

– Я могу войти?

Майкл поспешно кивнул и отступил в сторону. Он успел заметить, что сенатор приехал на подержанной машине, которую, очевидно, взял напрокат. На таких машинах сенаторы обычно не разъезжают. К тому же Уильям Маршалл приехал без сопровождения – шофера в машине не было.

Не было сомнений, что сенатор хотел бы сохранить этот визит в тайне. У Майкла не было сомнений относительно цели его визита. Впрочем, и сам сенатор сразу перешел к делу.

– Дело в том, что у меня, – начал он, – есть кое-какие фотографии. Думаю, вам стоит на них взглянуть.

Сенатор наклонился к портфелю, который он поставил у своих ног, расстегнул его и вытащил конверт. Потом медленно протянул его Майклу.

Майкл взял конверт и вытащил из него фотографии. Краска отхлынула от его лица.

– Откуда это у вас? – сдавленно проговорил он, не пытаясь скрыть своего изумления.

– Они сделаны частным детективом, – сказал сенатор.

– Вы наняли частного детектива, чтобы он следил за вашей дочерью? – Майкл не верил своим ушам.

– И за вами, – невозмутимо кивнул сенатор. – Вы не хотите спросить почему?

– В этом нет нужды, – ответил Майкл. – Фотографии говорят сами за себя.

– А вы смышленее, чем я думал. Не то чтобы я недооценивал сына Джона Бьюкенена… – Он кивнул на фотографии. – Но с вашей стороны было весьма непредусмотрительно ввязываться в это дело.

– Мой отец не имеет к этому отношения. Я сам отвечаю за свои поступки.

– Ну что ж, тогда слушайте, – сказал сенатор. – Держитесь подальше от моей дочери! Не смейте с ней больше встречаться.

– Я не мальчик, сенатор. Да и ваша дочь уже не ребенок. Неужели вы, законодатель, действительно полагаете, что подобными средствами можно заставить людей быть послушными?

– Это вы нарушили закон. Вы крутите роман с чужой женой. Это предосудительно, вы вмешиваетесь в личную жизнь моей дочери, вы угрожаете спокойствию и существованию ее семьи.

Глупо было что-либо отрицать. В руке у Майкла была пачка фотографий, на которых он был запечатлен с Даникой. Вот они целуются в автомобиле. Вот обнимаются в затененной нише ресторана. Вот Даника входит в гостиничный номер, а затем в тот же номер входит он, Майкл… Их только что не засняли в постели. Впрочем, и без этого доказательства были весьма красноречивы.

– Я все понимаю, – сказал Майкл. – Но не знаю, как вам, а мне известно, что ваша дочь несчастлива в браке. Не стану отрицать, я дал ей любовь, которой она никогда не знала.

– Вы много на себя берете, молодой человек. Откуда вам знать о ее жизни?

– Мы много раз говорили об этом с вашей дочерью, сенатор Маршалл. Независимо от ваших личных впечатлений, я полагаюсь на мнение самой Даники.

– Сейчас речь не об этом, – резко оборвал Майкла сенатор. – Я получил эти снимки с определенной целью. Я собираюсь показать их мужу Даники, который найдет им соответствующее применение. Я продемонстрирую их журналистам, которые придут на презентацию вашей новой книги… А кроме того, если понадобится, я покажу их вашему отцу. Я сделаю это, если вы не оставите в покое мою дочь!

В Майкле медленно закипала ярость.

– Вы мне угрожаете, мистер Маршалл? – спросил Майкл, едва сдерживаясь.

– Именно так, черт побери!

Ноздри Майкла гневно затрепетали, пальцы яростно стиснули фотографии.

– Ничего у вас не выйдет, – с ледяным спокойствием проговорил он. – Я не так легко поддаюсь дрессировке, как ваши подчиненные в Вашингтоне. Может быть, там вы и пользуетесь властью, сенатор, но только не здесь! Этими фотографиями вы навредите лишь своей семье, но не мне. Я ничего не теряю. Мои читатели будут покупать мои книги, даже если вы решитесь выплеснуть свои помои. Мои издатели не прекратят со мной сотрудничать, потому что мои книги покупают… Что касается моего отца, то я давно не вижусь с ним. Единственный человек, которому вы действительно сделаете больно, – это Даника. Если вы ее любите, вы откажетесь от своей затеи.

Сенатор поморщился.

– То же самое я могу сказать и вам. Если вы ее любите, то оставите ее в покое.

Ну что ж, сказано было точно – Майкл не сразу нашелся, что ответить. Помолчав, он сказал:

– Я люблю Данику больше, чем вы даже можете представить. Она добрая и нежная. Любящая и ранимая… Единственное, что не укладывается у меня в голове, как такая чудесная женщина может быть дочерью такого человека, как вы… Давайте, сенатор! Действуйте, как сочтете нужным. – Майкл протянул Маршаллу смятые фотографии. – Могу вам пообещать одно: когда вы разобьете семью Даники, я приду склеивать осколки. Что же, это не такая уж плохая идея! Я слишком долго пытался оберечь Данику от любых неприятностей. Давайте, сенатор, лейте свою грязь! Только не удивляйтесь, если сами окажетесь вымазаны в ней с головы до ног.

Сенатор Маршалл не был готов к такому отпору. В глубине души он понимал, что этот молодой человек в чем-то прав. Но Уильям Маршалл был слишком упрям, чтобы отступиться.

– Вы думаете, что она прибежит к вам? – самоуверенно усмехнулся он. – Я придерживаюсь иного мнения. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Выйдет то, что вы заставите ее страдать, – как можно спокойнее сказал Майкл. – Послушайте, сенатор! Я не желаю зла вашей семье и я не имею никакого отношения к тому, что писали о вас наши газеты. Когда я впервые увидел вашу дочь, то даже не знал ее имени. Когда я понял, что полюбил ее, было слишком поздно. И для нее, и для меня. Мы уже были неразрывно связаны. Причем в самом чистом смысле этого слова… – Майкл тяжело вздохнул. – Если вы думаете, что любить замужнюю женщину легко и приятно, то вы ошибаетесь… Я бы отдал все на свете, чтобы было иначе. Кстати, должен вам сказать, что я на несколько месяцев уезжаю за границу. Хочу дать время Данике… Пусть решает сама. Вы довольны?

– Я буду доволен, если вы дадите мне слово больше никогда не попадаться ей на глаза, – сказал сенатор.

– Увы, этого я не могу вам обещать. Простите.

Уильям Маршалл выпрямился.

– В таком случае советую вам не забывать об этих фотографиях. Помните о них, когда вам снова придет в голову тащить ее в отель. Вы говорили, что любить замужнюю женщину – сплошное мучение. Обещаю вам, что вы скоро узнаете, что есть мучения еще большие. Теперь я знаю, что мне делать. Вы ни на минуту не сможете забыть об этих фотографиях и не будете знать, когда я сочту нужным пустить их в дело… – Он шагнул к двери и, задержавшись на пороге, бросил через плечо: – Можете оставить их у себя. Негативы находятся в надежном месте.

Майкл стиснул зубы. Ему нечего было сказать сенатору. Холодным взглядом он проводил Уильяма Маршалла до машины. Только когда машина скрылась из виду, Майкл закрыл дверь. Потом он что есть силы ударил кулаком по стене. Но физическая боль так и не смогла заглушить боль душевную.

– Привет, любимая!

Даника бросилась в объятия Майклу.

– Наконец-то я тебя вижу! – Она отступила на шаг. – У тебя усталый вид. – Она погладила его по плечам и только потом заметила, что он прячет за спину руку. – Что у тебя с рукой?

– Так, ерунда, – беспечно сказал он.

– Ничего себе ерунда! Правая рука! Как же ты будешь работать?

– Ничего, до свадьбы заживет!

– И не надейся! – рассмеялась Даника и вдруг серьезно спросила: – Что-то случилось, верно? Меня не обманешь. Что-то не так?

– Даника, сегодня не смогу остаться на ночь. Мне нужно возвращаться.

– Но я думала, что…

– Экзамены уже закончились, но мне так хотелось повидать тебя…

Уильям Маршалл рассчитал правильно: его угроза засела в сознании Майкла. Но никакие угрозы не могли заставить Майкла покинуть Данику. Но на душе у него было тревожно: теперь ему казалось, что за ним постоянно следят. У него не шел из головы тот фотограф, который шпионил за ними. Лучше бы он не попадался ему на глаза… Если бы нечто подобное случилось во Вьетнаме, Майкл знал бы, что делать. Но здесь не Вьетнам, и он был не готов к такому развитию событий. Поэтому он постарался выбросить из головы все мысли о слежке.

– Майкл, в чем дело?

Даника догадывалась, что он что-то от нее скрывает, и ей стало по-настоящему страшно.

Он обнял ее за плечи здоровой рукой.

– Мне нужно сказать тебе кое-что. Дело в том, что я собираюсь ненадолго уехать.

Она изумленно вскинула брови.

– Что значит уехать? Куда?

– Я лечу в Лиссабон. Хочу поездить немного по стране, навестить друзей.

– Немного – это сколько? И почему ты ничего не говорил мне об этой поездке раньше? – У нее перехватило дыхание.

Его сердце разрывалось от жалости и отчаяния, но он заставил себя сказать заранее приготовленные слова.

– Я должен уехать, милая. Тебе нужно побыть без меня…

– О чем ты говоришь?! Зачем мне быть без тебя? – начала она, но он коснулся кончиками пальцев ее губ.

– Тебе нужно побыть одной. Ты должна закончить книгу и вообще разобраться в своей жизни.

– Но я хочу быть рядом с тобой! Книга не помеха.

– Разрываясь между матерью и мной, ты потеряла уйму времени. Теперь ты сможешь прийти в себя, собраться с мыслями. Всю осень я не находил себе места. Я очень устал… В этом-то все и дело. Мне нужно время, чтобы прийти в норму.

– У нас будет время! Я приеду в Мэн, и тогда…

– Ты сможешь поехать со мной в Европу? – вдруг жестко спросил Майкл.

– Нет, – прошептала Даника. – И ты знаешь почему.

– Знаю. Поэтому я и должен уехать. Нам нужно решить, как быть дальше. Сколько можно скрывать наши отношения, прятаться? Может быть, когда я вернусь, что-то изменится. Возможно, Блейк согласится на развод? А может быть, ты найдешь в себе силы оставить его… А может, отдохнув, я пойму, что будет лучше оставить все как есть…

– Господи, Майкл! Я не понимаю тебя! Быть рядом с тобой – для меня все… – Даника в отчаянии покачала головой. – Несколько месяцев! Что со мной будет, если я столько времени не смогу с тобой видеться?

– Все будет хорошо, – успокоил ее Майкл. – Вот увидишь. Ты сама не знаешь, какая ты сильная. Одно дело, когда я говорю тебе об этом, и совсем другое, когда ты сама это почувствуешь. Тебе это просто необходимо. Иначе ты никогда не сможешь разбить преграды, которые нас разделяют.

Чувствуя себя побежденной, она опустила голову ему на грудь.

– Я буду очень скучать! Я буду плакать, не спать ночами! Я с ума сойду!

– Я тоже буду скучать! Сам не знаю, как я выдержу разлуку?!

Когда Даника подняла на него глаза, в них блестели слезы.

– Береги себя, хорошо? – прошептала она.

– И ты себя береги, любовь моя.

Он наклонился и припал к ее губам долгим, проникновенным поцелуем.

– А теперь иди, – с трудом проговорил он. – Если ты сейчас не уйдешь, будет только больнее. И тебе, и мне. До встречи, Даника! Я люблю тебя!

Она молча кивнула, глотая слезы, и покорно пошла по направлению к машине. Оглянулась и, опустив голову, ускорила шаг. Только захлопнув дверь «Ауди», она дала волю чувствам и разрыдалась. В слезах она доехала до дома. В надежде успокоиться она несколько раз объехала квартал. Но лишь далеко за полночь, уже в постели, усталость победила слезы, и Даника заснула тяжелым сном.

Целую неделю Даника жила словно во сне. Часто, неожиданно для самой себя, она вдруг заливалась слезами. Подобного отчаяния ей еще не доводилось переживать. Ей было так одиноко, как не бывало даже в детстве. Казалось, что и в те дни, когда она потеряла своего ребенка, она не была так безутешна.

Она говорила себе, что Майкл вернется и что несколько месяцев не такой уж большой срок. Она вспоминала о тех женщинах, которые провожали мужей на войну. Им приходилось еще горше: они не знали, когда вернутся мужья и вернутся ли вообще… Она убеждала себя в том, что Майкл много работал, и ему нужно отдохнуть… Увы, эти уговоры мало помогали. Ей казалось, что она лишилась части собственной души.

Наконец Данике удалось занять себя работой. В этом она видела единственное спасение от тоски. Несколько раз в неделю она приходила к Джеймсу Брайанту, а вернувшись домой, снова усаживалась за книгу. Она изнуряла себя в танцклассе до тех пор, пока преподаватель не сделал ей замечание: упражнения нужны для того, чтобы поддерживать форму, а не для того, чтобы изнурять себя до бесчувствия… Тогда Даника стала много гулять. Часами бродила по городу.

Несколько раз она летала в Вашингтон, чтобы создать хотя бы видимость семейных отношений. Конечно же, Блейк не заводил с ней никаких опасных разговоров. Вообще вел себя так, словно между ними ничего не произошло. Было видно, однако, что он пытается уделять ей больше внимания, но эти усилия были вымученными и лишь раздражали их обоих. Только возвращаясь в Бостон, Даника вздыхала с облегчением.

Но внешне Даника держалась, она умела скрывать свои чувства. И только мать ей не удавалось ввести в заблуждение.

– Тебя что-то беспокоит, дорогая, – заметила как-то Элинор. – Может, поделишься со мной?

Здоровье Элинор заметно улучшилось. Правда, при ходьбе она теперь прихрамывала, но рука обрела подвижность и речь стала более четкой и беглой. Только что Элинор вернулась из Вашингтона, где пробыла целую неделю. Но в Коннектикуте ей было спокойнее.

Даника пригласила мать в небольшой ресторанчик, где они завтракали незадолго до того, как у Элинор случился удар. Вопрос матери заставил сжаться сердце Даники. Ей вдруг остро захотелось все рассказать матери.

– Это касается меня и Блейка, – взяв себя в руки, начала она. – И Майкла…

Элинор поджала губы, а потом промолвила:

– Так я и знала.

– Что ты знала? – удивилась Даника.

– Я знала, что ты и Блейк отдаляетесь друг от друга и что ты увлечена Майклом…

– Все гораздо серьезнее, мама. Я люблю его, – сказала Даника.

Элинор долго молчала. Даника даже начала жалеть, что решилась на это признание. Но она так нуждалась в нем! За последние несколько месяцев их отношения с матерью так изменились. Даника стала лучше понимать свою мать. Конечно, своим признанием Даника могла вызвать неудовольствие матери, но это Данику не остановило.

– А как же Блейк? – поинтересовалась Элинор.

– То, что я испытываю по отношению к нему, это не любовь.

– Как так? Ты разлюбила своего мужа?

– Наверное, я его вообще не любила. Мне просто хотелось выйти замуж, а Блейк был совсем неплохой кандидатурой. Теперь-то я понимаю, что, выходя за него, я лишь хотела устроить свое будущее – в том смысле, как все девушки его представляют… Но то, что я чувствую к Майклу, это нечто совершенно другое. Они такие разные! Знаешь, мама, по-моему, я только сейчас стала женщиной, только сейчас поняла, что значит любить и быть любимой.

– Дорогая, поверь, я понимаю тебя, – с чувством сказала Элинор. – Что же ты намерена делать?

– Не знаю, мама! Просто не знаю, – вздохнула Даника. – Я пыталась говорить с Блейком о разводе… – Элинор испуганно заморгала. – Мне это тоже не по душе, поверь, мама! Но должна же я была хотя бы попытаться узнать, что он думает о нашем браке. Конечно, я понимаю, что у нас с Блейком мало общего. И я не могу поверить, что он счастлив со мной. Ну а он, конечно, утверждает обратное.

– А он знает о твоих чувствах к Майклу, девочка?

– Нет, нет! – испуганно воскликнула Даника. – Я не могу говорить с Блейком об этом.

– Почему?

– Не хочу делать ему больно. Он почувствует, что его предали.

– Значит, он тебе все-таки небезразличен?

– Ну, конечно же. Я уважаю его. И, знаешь, даже жалею по-своему.

– В браке это очень важно, – многозначительно заметила Элинор.

– Но я его не люблю! – воскликнула Даника. – А Майкла люблю. Эта двойная жизнь рвет мне душу.

Элинор долго молчала и наконец решилась спросить:

– И как долго это продолжается?

– Около двух лет. С той весны, как я познакомилась с Майклом. Но наши отношения с Блейком испортились задолго до этого.

– Но почему ты именно сейчас заговорила со мной об этом? Почему молчала все это время?

Даника вертела в руках серебряную ложечку.

– Потому что Майкл уехал… Потому что я поняла, что так не может продолжаться вечно и я могу его потерять. И это смертельно напугало меня. Я не могу жить без него!

– Значит, ты твердо решила развестись?

– Я хочу быть счастливой, – сказала Даника, глядя матери прямо в глаза. – А с Блейком я несчастлива… Когда я с Майклом, мне кажется, что сбылся мой самый прекрасный сон. Он любит меня так же сильно, как и я его. Он вдохновляет меня, рядом с ним я хочу жить полной жизнью. Когда мне трудно, он всегда рядом со мной.

– Но только не сейчас, – мягко возразила Элинор. – Кроме того, дорогая, кажется, ты несправедлива к Блейку. Ты даже не попыталась наладить ваши отношения.

– В июле будет десять лет, как мы женаты. Если уж за этот срок наши отношения не наладились…

– Но Блейк тоже изменился. Может быть, тебе следовало проникнуться его интересами, а не бежать от него. Он все-таки твой муж. И в конце концов у тебя перед ним есть определенные обязательства.

– А как насчет его обязательств по отношению ко мне? Он совершенно обо мне не думает, меня словно вообще нет в его жизни.

– Что ж, мужчины часто ведут себя подобным образом. Взять хоть твоего отца, и он, и Блейк целиком погружены в свои дела, в работу. Иногда им и правда нужна встряска.

Даника покачала головой.

– Я пыталась его расшевелить. Бесполезно. Когда я познакомилась с Майклом, я даже утроила свои усилия в этом направлении. Потому что уже тогда боялась зарождающегося во мне чувства. Я была так счастлива, когда забеременела. Ты, наверное, не поверишь, мама, но я вовсе не хотела влюбляться в Майкла… Это случилось само собой, я даже не знала, что такое бывает. – Она немного помолчала. – Я так хочу, чтобы ты поняла меня.

– Я пытаюсь, дорогая, – заверила дочь Элинор. – Просто я смотрю на это несколько иначе. Помнишь, мы с тобой как-то говорили о моих отношениях с папой? О том месте, которое я занимаю в его жизни… – Даника кивнула. – Я чувствую себя счастливой, хотя не могу сказать, что в моей жизни не было моментов, когда я испытывала совершенно иные чувства. Например, меня постоянно мучила вина – что я бросила тебя одну… У меня и сейчас на сердце неспокойно. Я мечтаю, чтобы отец уехал из Вашингтона и мы смогли бы пожить здесь вместе, а он не может этого сделать. Каждый из нас несет свой крест. Просто одни ропщут, а другие нет.

– А как быть, если этот крест становится непосильным? – воскликнула Даника. – Силы оставляют тебя, и пробуждается инстинкт самосохранения…

– Думаю, если есть цель, можно преодолеть все что угодно. Ты сама должна в себе разобраться, девочка моя.

Даника заглушала свою тоску работой. К концу февраля книга уже лежала в издательстве, и Даника занялась поисками нового дела. Ей повезло: Джеймс Брайант рекомендовал ее Артуру Бруку, продюсеру радиостанции, и тот пригласил Данику для беседы.

Артур Брук предложил Данике вести в эфире новое ток-шоу.

– Я в курсе, что вам раньше не приходилось заниматься ничем подобным, – заметив ее изумление, сказал Артур Брук. – Но Джеймс говорил мне, что у вас дар вести беседу и к тому же у вас прекрасная артикуляция. Нам на радио нужны свежие голоса. Думаю, что вы нам подойдете.

– Это так неожиданно, – растерянно пробормотала Даника. – Когда Джеймс направил меня к вам, он даже не предупредил меня…

– Подумать только, какой злодей! – рассмеялся Артур Брук. – Представляю, как он сейчас потирает руки, довольный своим планом.

– Он удивительный человек.

– Согласен… Ну так как, что вы скажете в ответ на мое предложение?

Даника озабоченно наморщила лоб.

– Скажу, что ваше предложение весьма заманчивое… Не понимаю, что дает вам уверенность, что я справлюсь с этой работой?

– Думаю, что вам она вполне по силам. Раз в неделю вы будете приходить на студию и в течение часа беседовать с местными знаменитостями. Сначала мы все хорошенько подготовим, а спустя некоторое время, если вы, конечно, будете готовы, вы сможете сами выбирать собеседников. Само собой, вам тоже придется готовиться к передачам. В ток-шоу все на живую нитку – вам нужно научиться импровизировать. Если мы не найдем человека, вокруг которого разворачивается очередная сенсация, в этом случае пригласим, например, писателя – автора нового бестселлера. Вы, скажем, прочли его книгу, и она вас заинтересовала… Уверен, вы прекрасно ориентируетесь в том, что происходит в мире, и, конечно, у вас все получится.

Несмотря на то, что сомнения все еще не покидали Данику, она улыбнулась и сказала:

– Когда же вы предполагаете начать передачу?

– В следующем месяце. Передача будет выходить по средам в вечернее время. Это лучшее время… Ну что, уговорил я вас?

С одной стороны, ей хотелось попросить Артура Брука, чтобы тот дал ей возможность немного подумать, а с другой – не терпелось согласиться, полагаясь на интуицию.

– Уговорили, – кивнула она.

На душе у Даники сделалось необычайно легко. Она шагала по улице с улыбкой на лице. Потом позвонила матери и поделилась с ней новостями. Затем села писать длинное письмо Рэгги… Когда она вспомнила, что надо позвонить и Блейку, радость ее мгновенно потухла. Если уж звонить, то не Блейку, а Майклу!.. Но она даже не знала, где он теперь, как его найти и когда вернется.

На выходные, как всегда, она полетела в Вашингтон. Блейк был очень внимателен к ней, но на ее восторженный рассказ о новом предложении отреагировал сдержанно. Собственно, ничего другого Даника и не ждала. Эти дни не были полны спокойствия – Даника все время ловила себя на мысли, что ждет звонка отца и одновременно боится его. В глубине души она надеялась, что гордость не позволит отцу вмешиваться в ее личные дела, но в то же время понимала, что отца ничто не остановит.

Вернувшись в Бостон, она засела за периодику: нужно было просмотреть все местные газеты. Увы, она не могла не думать о Майкле. Она листала подшивки, но все ее мысли были о нем. Где он? Что с ним? Чем он занимается? Скучает ли по ней так же, как она по нему?.. Почему ни разу не позвонил, не написал? Ей ужасно хотелось рассказать ему о предложении с радио. Он бы порадовался за нее, это точно.

Прошла и еще одна неделя. Приближались выходные. Данике казалось, что если она не найдет какой-то отдушины, то ее сердце разорвется от тоски. И она решила поехать в Мэн. Только не в дом на побережье в Кеннебанкпорте, а прямо в Кэмден.

Мать Майкла очень обрадовалась ее приезду и пожурила за то, что Даника так долго не заглядывала к ней.

– Но у вас столько дел! – оправдывалась Даника. – Я и сегодня не была уверена, что застану вас…

– Дела? Какая чепуха! Для тех, кого я люблю, у меня всегда найдется время.

Эти искренние слова растрогали Данику чуть не до слез. Чтобы не выдать своих чувств, она закусила губу, но в следующий момент уже была в нежных объятиях Джины.

– Не надо, Даника! Все будет хорошо, – торопливо зашептала Джина, гладя ее по волосам.

– Я так… скучаю по нему! – выдохнула Даника. – Я думала, что со временем привыкну к разлуке, но теперь стало только хуже… А тут еще эта новость!

– Ну-ну, – успокоила ее Джина, смахивая с ее щеки слезу. – Что за новость?

Отдышавшись, Даника рассказала о предложении с радио. Джина искренне порадовалась за нее, но именно это еще больше расстроило Данику.

– Джина… – начала она.

– Что, детка?

Даника не знала, с чего начать, поэтому заговорила о самом главном:

– В прошлый раз, когда мы были у вас с Майклом, мы ничего не сказали вам, но, кажется, вы обо всем догадались…

– Я хорошо знаю своего сына, – улыбнулась Джина. – И сразу поняла, что он в вас влюблен. Он действительно ничего мне не говорил. Наверное, потому, что боялся моей реакции. Он, конечно, рассказывал вам о моих семейных делах? – Даника утвердительно кивнула. – Ну вот, – продолжала Джина. – Но Майкл, возможно, не знает, что его отец очень счастлив со своей второй женой. А может быть, Майкл просто не хочет этого замечать. Он очень меня любит и даже не догадывается, что я давно со всем примирилась. – Она взяла Данику за руку. – Одно меня огорчает. Слишком многое вас с ним разделяет. Я знаю, что вы его любите. Это так заметно, – она снова улыбнулась. – Вы с ним – чудесная пара. Оба красивые, глаза сияют радостью. Смотреть на вас – одно удовольствие… Я – мать, и хочу счастья своему сыну, а его счастье – это вы. Вы можете наполнить его жизнь счастьем.

– Вы так говорите, словно уверены в том, что когда-нибудь мы будем вместе, – вздохнула Даника.

– Я это знаю. Когда я сказала, что вас с ним многое разделяет, то не имела в виду, что эти препятствия непреодолимы. Было бы желание. Ваше счастье в ваших собственных руках.

Даника вспомнила, что мать говорила ей почти то же самое. Как странно, что такие разные женщины смотрели на ее ситуацию одинаково! Только вкладывали в свои слова совершенно различный смысл… Мать хотела, чтобы Даника попыталась сохранить семью, а Джина желала ей поскорее освободиться от уз, которые стали для нее источником боли.

– Вы о нем что-нибудь слышали? – неуверенно спросила Даника.

– Ну конечно, – усмехнулась Джина. Она ласково потрепала Данику по колену. – Подождите минутку!

Она вышла из комнаты и скоро вернулась с пачкой писем в руке.

– Но это он вам писал! – покачала головой Даника. – Я не имею права их читать…

– Чепуха! Вы любите его так же, как и я. Уверена, эти письма предназначались не только мне, но и вам.

– Но он мне не писал! Ни одного письма!

– Совсем не потому, что не хотел. Давайте читайте! Вы сами все поймете.

Видя, что Даника все еще колеблется, Джина ласково сказала:

– Прочти их, детка!

Даника развернула первое письмо, в котором Майкл описывал свои приключения в Португалии и Испании. Почерк у него был не слишком разборчивым. Но стиль ничуть не изменился. Он очень красочно описывал людей, города, природу. Что особенно взволновало Данику, это коротенькие ремарки, в которых он упоминал о ней: «Как жаль, что со мной нет Даники… – писал он из Барселоны. – Этот портовый город так отличается от того, в котором мы с ней познакомились…» В другом письме, которое он прислал из Франции, Майкл писал: «Я езжу на велосипеде, путешествую из одной деревушки в другую. Даника, я уверен, была бы в восторге от местных красот. Когда дорога взбирается на высокие холмы, открывается вид на далекий горизонт. Правда, все эти дни здесь ужасно холодно…»

Даника прочла все пять писем. Из Франции Майкл отправился в Бельгию, потом в Голландию. Затем поехал навестить знакомых в Данию. Конец последнего письма Даника перечитывала не один раз.

«Я так скучаю по тебе, мама. Раньше я никогда не тосковал по дому, но теперь все иначе. Может быть, я стал старше, ударился в сентиментальность, с трудом отрываюсь от привычной обстановки? Интересно, как там Даника? Все время думаю о ней. Слышала ли ты что-нибудь о ней? А может быть, ты даже виделась с ней? Кажется, я совсем сошел с ума. Спрашиваю тебя о ней, а ты все равно не сможешь мне ответить, потому что не знаешь, где я окажусь через неделю… Я и сам этого не знаю. Мне вспоминается одно изречение, которое я прочел на чайном блюдце, когда был в гостях у Даники: «Если вы не знаете, куда идти, все дороги хороши…» Когда я отправлялся в путешествие, то действительно не знал, куда поеду… Но зато теперь я знаю точно, когда вернусь. Я приеду в середине апреля. Жду не дождусь встречи с тобой.

С любовью, Майкл».

Отложив в сторону последнее письмо Майкла, Даника чуть слышно прошептала:

– Господи, он такой необыкновенный!

– Я тоже так думаю, – согласилась Джина. – Его письма помогли тебе?

Даника поняла, что она имеет в виду.

– Да, конечно. Он всегда мне помогает. Даже когда его нет рядом. Теперь я это понимаю. Он был совершенно прав, когда решил уехать. Мне было нужно время, чтобы разобраться в своей душе.

– И ты разобралась? – мягко поинтересовалась Джина.

– Кажется, да, – кивнула Даника.

Через два дня она вылетела в Вашингтон. Она твердо решила попросить у Блейка развода.