Блудная дочь

Глава 11

– Ну вот, разыскал я твоего доктора. – Голос Билла Левинсона доносился из трубки так ясно, словно их с Нейвом разделяли несколько метров, а не добрая тысяча миль.

– Где? – Нейв швырнул зубочистку в пепельницу.

– В земле сырой. «Вот черт!»

– Что с ним стряслось?

– Судя по всему, упился до смерти. Жил на Ямайке и вовсю налегал на местный ром. Вот уже года два, как отправился к праотцам.

Снова тупик!

– Ты уверен, что это тот самый человек?

– Все проверил и перепроверил. Если хочешь, могу сделать копии со всех бумаг и переслать тебе по факсу.

Нейв не сомневался в старом друге: в прошлом Левинсон не раз доказывал, что ему можно доверять. Однако информация лишней не бывает.

– Пришли, – ответил он. – Спасибо. – Жаль, нечем тебя обрадовать.

Мне тоже жаль.

Кстати, я тут звонил Шелби Коул – не дозвонился.

– Ее сейчас нет в городе, – объяснил Нейв, а затем попросил Билла проверить еще одного человека – Росса Маккаллума.

– А, твой старый приятель! – усмехнулся Билл. – Ладно, посмотрим, что смогу сделать, но сдается мне, за последние восемь-девять лет он чист, как первый снег.

– Пожалуй, даже за десять, – хмыкнул Нейв. – Проверь предыдущие годы – не найдется ли чего любопытного.

– Я думал, ты уже сам все про этого типа знаешь!

– Кое-что знаю. Но мне тут намекнули, что я необъективен, и, пожалуй, в этом есть здравое зерно. И, кстати, есть кое-кто еще...

– Дай угадаю. Судья Джером Коул?

– Да. Его тоже проверь. Не помешает.

– Осторожность никогда не мешает! – Судя по голосу, Билл самодовольно ухмыльнулся. – Будет сделано. Ладно, пока.

Нейв повесил трубку и прошел в спальню: здесь, на столике, у него стоял переносной компьютер и принтер. Минут десять спустя принтер выплюнул доклад детектива и свидетельство о смерти Неда Чарльза Причарта, доктора медицины, умершего, по мнению ямайского врача, от естественных причин в возрасте семидесяти одного года. Вместе с докладом Левинсон прислал и счет.

– Замечательно! – пробормотал Нейв. – А дальше что? За воротами послышался рокот мотора и скрежет шин по гравию, и Крокетт залаял во всю мочь.

– Тихо! – прикрикнул на него Нейв.

Он выключил компьютер и поднялся, в глубине души надеясь, что это Шелби. С самого ее отъезда у Нейва сердце было не на месте; он корил себя за то, что не узнал, где она остановится, и даже раздумывал, не отправиться ли за ней следом. Не странно ли – десять лет Шелби провела вдали отсюда, и ему в голову не приходило о ней беспокоиться, а теперь он сходит с ума, стоит ей уехать на денек в соседний город?

«Теперь – совсем другое дело, – напомнил себе Нейв. – Анонимное послание. Странные телефонные звонки. Маккаллум, что бродит по городу, словно зверь, подстерегающий добычу.»

Но что толку обманывать себя? С того самого дня неделю назад, когда Шелби впервые переступила порог его дома, он не может думать ни о чем, кроме нее.

И не только потому, что Шелби – мать его ребенка. Нет, его чувства к ней глубже, гораздо глубже.Так глубоки, что и думать об этом не хочется.

Нейв вышел на крыльцо, однако вместо белого «Кадиллака» Шелби увидел, как у сарая паркуется маленький голубой автомобиль. За рулем сидела незнакомая женщина. Крокетт глухо зарычал, вздыбив шерсть на холке и обнажив клыки.

– Спокойно, парень, – приказал Нейв.

Скрестив руки на груди, он смотрел, как незнакомка – стильно, по-городскому одетая, с элегантной сумкой на плече – выходит из машины. Миниатюрная, рыжеволосая, с упрямо вздернутым подбородком, она казалась совсем юной, но это впечатление рассеивалось, стоило взглянуть ей в глаза.

Нейв подобрался, инстинктивно ощущая опасность. Он не любил непрошеных гостей, а за последние дни их здесь перебывало больше чем достаточно.

– Добрый день, мистер Смит!

Незнакомка сверкнула ослепительной улыбкой – сияющей, словно снежная вершина в солнечный зимний день, и такой же холодной. Кто же она такая? – гадал Нейв.

– Да?

Она протянула руку:

– Я Катрина Неделески. Сотрудница журнала «Лон стар». Крепкое, уверенное рукопожатие. Однако Нейва не оставляло чувство, что этой репортерше доверять не стоит. Словно догадавшись о его сомнениях, она достала из бокового кармашка сумки и протянула ему визитную карточку:

– Можете убедиться, я – это я.

– Что вы, не стоит. – Однако Нейв внимательно изучил карточку, прежде чем вернуть Катрине. – Чем могу служить? – Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.

– Я хотела бы задать вам несколько вопросов о вечере, когда был убит Рамон Эстеван.

Нейв этому совершенно не удивился.

– Послушайте, я писал рапорт, потом давал показания в суде. Думаю, все эти материалы легко доступны.

– Знаю, знаю, но мне хотелось встретиться с вами лицом к лицу, выслушать вашу версию этой истории.

– Версию?

– Ну... ваш взгляд на происшедшее. Ведь вы там были. Вы видели все своими глазами.

Нейв не привык общаться с журналистами, да, по совести сказать, и недолюбливал эту братию – репортеры представлялись ему стервятниками, циничными и жадными до чужого горя. И эта дамочка, кажется, ничуть не лучше прочих. Однако было в ней – то ли в лице, то ли в манерах – что-то такое, что останавливало на себе взгляд. Нечто, не укладывающееся в расхожий образ бойкой и хваткой журналистки.

Может быть, он где-то ее видел? Да нет: внешность у нее яркая, запоминающаяся, а у Нейва хорошая память на лица. И все же в Катрине Неделески ему чудилось что-то смутно знакомое.

Он молча указал на пару пластиковых стульев во дворе. Крокетт, убедившись, что хватать незваную гостью за горло не требуется, звучно фыркнул и вернулся на свое любимое место под крыльцом. За оградой бродили по полю тонконогие жеребята, и на блестящих шкурах их играл свет заходящего солнца.

Нейв откинулся на стуле и скрестил ноги. Репортерша осторожно присела на самый краешек, словно боялась запачкать юбку.

– У меня с собой диктофон. – заговорила она, расстегивая сумку.

Записывать не надо.

Но...

– Послушайте, по правде сказать, не знаю, чем вообще могу вам помочь. Я слышал, вы брали интервью у Калеба. Он всем хвастался, какую выгодную сделку заключил с вашим журналом и как выручил за свой рассказ кучу денег. Думаю, он рассказал достаточно, и не уверен, что смогу что-то добавить.

– Но ведь вы вели расследование! – возразила она, нагнувшись к Нейву и обдавая его дразнящим запахом духов.

«Дорогих духов», – с некоторым удивлением заметил он. Да и одежда ее скорее куплена в «Неймане Маркусе», чем в «Кей-Марте»[19]. Нейв готов был поспорить на свою аппалузскую кобылу, что на всех вещах Катрины – и на облегающем топике, и на пиджаке, и на короткой черной юбке, и даже, черт возьми, на флакончике с духами – стоят имена известных дизайнеров. Это при том, что голубенький «Эскорт» ее явно на ладан дышит. Такая забота о своем имидже подсказала Нейву кое-что о характере леди из журнала – и еще раз подтвердила, что доверять ей не стоит.

– Вы с Россом Маккаллумом были заклятыми врагами, – все с той же рекламной улыбкой заговорила она. – А в тот вечер вы заявили, что он угнал ваш пикап.

– Я не знал, кто его угнал. Росса нашли в нем позже.

– Да, еле живого. Врезался в дерево, правильно?

– В рапорте все есть, – сухо ответил Нейв. Дамочка-репортер не нравилась ему все сильнее и сильнее.

– Однако в старших классах вы были друзьями.

– Нет, друзьями мы не были. Просто играли в одной футбольной команде.

Он вперил в нее свой самый суровый взгляд, но Катрина как-ее-там и бровью не повела.

– Насколько я понимаю, вы оба были увлечены одной девушкой. – Только тут Нейв сообразил, к чему она клонит. – Шелби Коул. Дочерью судьи Джерома Коула, которого, кажется, в здешних краях принято именовать Рыжим. И что же, вы оба с ней встречались?

«Спокойно, – сказал себе Нейв. – Спокойно».

– Я встречался с Шелби, – подтвердил он, – некоторое время.

– А Росс? – не отставала она.

– Об этом вам лучше спросить у него самого. – И ответил собеседнице такой же ослепительной и пустой ухмылкой. – Впрочем, не советую, мисс... – он заглянул в ее визитку, – мисс Неделески. У него, знаете ли, дурная репутация. Да и характер скверный. На вашем месте я бы не напрашивался на неприятности.

Катрину передернуло, но она мгновенно овладела собой.

– Что еще вы можете рассказать о своих отношениях с Россом Маккаллумом?

– Не сказал бы, что у нас были какие-то отношения, – хмыкнул Нейв.

– Вы ненавидели друг друга. Об этом знает весь город. Начали цепляться друг к другу еще в школе, а за несколько недель до убийства Эстевана подрались так, что оба попали в больницу. Вы почти потеряли зрение в одном глазу, он отделался сломанной рукой и несколькими ребрами. Из-за чего была драка?

– Мы поспорили. Слово за слово... Я вам уже говорил, характер у Росса скверный.

– А у вас?

– Я умею держать себя в руках. Ладно, думаю, хватит. Все подробности дела вы найдете в репортажах из зала суда. – Нейв поднялся, давая понять, что интервью окончено.

Катрина предпочла этого намека не заметить.

– Где находились вы, когда произошло убийство?

– Читайте мой рапорт. Объезжал город на патрульной машине.

– Один?

– Напарника в тот момент со мной не было, – подтвердил Нейв.

– Так-так... – Катрина выразительно вскинула брови. – А орудие убийства так и не нашли?

– Насколько я знаю, нет.

– И у вас пропал служебный револьвер – такого же калибра, как тот, из которого застрелили Рамона?

– Верно. – Он переступил с ноги на ногу.

– Вы его так и не нашли?

– Револьвер? Нет, не нашел.

– А ваша охотничья винтовка была обнаружена в пикапе вместе с Маккаллумом.

– Эстевана убили не из охотничьей винтовки.

– Вскоре после окончания расследования вы уволились из департамента. Почему?

Нейв почувствовал, что терпение его на исходе.

– По личным обстоятельствам.

– Каким?

Похоже, намеков эта женщина не понимает. Придется говорить прямым текстом.

– Интервью окончено, мисс Неделески.

– Это правда, что вы обвинили Маккаллума из мести?

– Обвинял его прокурор. А приговорил суд.

– Но свидетелей-то представили вы! И, как теперь выясняется, эти свидетели были ненадежны.

– Я сказал, интервью окончено. Катрина неохотно поднялась с места.

– Знаете, мистер Смит, в этой истории много белых пятен и загадок.

– Вот как?

– Именно так. – Она значительно кивнула. – И я их раскрою!

– Желаю удачи.

В последний раз одарив его ледяной улыбкой, Катрина повернулась и зашагала к машине. На ходу она соблазнительно покачивала бедрами, но Нейв отвел глаза. Скорее уж он переспит с гадюкой.

Солнце уже ушло за дальние холмы; закат догорал, в небесах мерцали первые робкие звездочки, и на полях лежали долгие пурпурные тени. Где-то вдали затянул свою тоскливую песню койот.

Широко расставив ноги в тяжелых ботинках и скрестив руки на груди, Нейв наблюдал, как дряхлый «Эскорт» Катрины Неделески трогается в путь. «Волноваться не о чем, – убеждал он себя. – Пусть рыщет по городу и пристает с расспросами к старожилам – ничего по-настоящему опасного ей не раскопать».

И все же Катрина всерьез его беспокоила. Прежде всего потому, что Нейв чувствовал: у этой проныры-журналистки есть какие-то серьезные причины интересоваться делом Маккаллума. Личные причины.

Задние фары «Эскорта» в последний раз мигнули между деревьями и исчезли за поворотом. «Забудь о ней», – приказал себе Нейв и вошел в темный дом, чтобы позвонить Шелби.

Однако дома у Коулов никто не отвечал. Не потрудившись оставить сообщение, Нейв повесил трубку и в раздумье опустился в скрипучее кресло. Дурные чувства не давали ему покоя – беспокойство о том, что может выкопать в своем репортерском рвении мисс Неделески, тревога за Шелби, досада от того, что доктор Причарт унес все, что знал об Элизабет, с собой в могилу. Причарт был стариком, и смерть его можно было предвидеть. Но глухая досада грызла Нейва оттого, что тупиком окончился и этот путь. Путь к дочери – его и Шелби.

Странно, как легко он сжился с мыслью, что где-то у него растет дочь. Как быстро стал принимать это как должное.

И еще одна задача не давала Нейву покоя. Хорошо, он найдет Элизабет... они с Шелби найдут. Что дальше?

Впервые в жизни он столкнулся с вопросом, на который не мог найти ответа.

Солнце скрылось. Месяц поднялся над холмами, и на черном бархате неба высыпали мириады звезд.

Подъезжая к Бэд-Лаку, Шелби опустила крышу «Кадиллака» и открыла окна. Жаркий техасский ветер ворвался в машину, взъерошил Шелби волосы. Впереди мерцали городские огни. Шелби не замечала красоты летней ночи, не слышала мелодии, доносящейся из приемника, – мысли ее были заняты бесполезной поездкой в Сан-Антонио, и в висках ломило от горького разочарования.

Два дня потеряны попусту. И теперь она знает об Элизабет не больше, чем неделю назад, когда, снедаемая нетерпением и жаждой восстановить справедливость, вернулась на давно покинутую родину.

Кажется, целая вечность отделяет Шелби от того утра, когда почтальон опустил в ее почтовый ящик плотный конверт из коричневой бумаги.

А ведь прошла всего неделя. Почему же с каждым днем все туже затягивается в груди узел отчаяния? Почему бесконечными кажутся каждые сутки, проведенные вдали от дочери?

«Где же ты?» – прошептала она. И, конечно, не получила ответа.

Но Шелби не собиралась поддаваться отчаянию. Рано или поздно, она найдет Элизабет. Жить не сможет, пока не найдет!

У обочины призывно замигала вывеска мотеля «Добро пожаловать», по странной ассоциации напомнив Шелби о доме. Еще несколько минут – и она взбежит по знакомой лестнице на второй этаж, наполнит ванну, и два дня тревог и мучительных раздумий останутся позади.

Но у самого въезда в город что-то словно подтолкнуло Шелби повернуть руль. Она направлялась на запад – к ранчо Нейва Смита. Вдруг ему удалось узнать что-то новое?

«Хоть сама-то себе не ври, Шелби!»

От этой мысли пальцы ее крепче стиснули руль, и Шелби снова машинально взглянула в зеркало заднего вида. Каждые десять-пятнадцать минут она проверяла, не едет ли кто за ней следом, – хоть и сама понимала, что это глупость. С какой стати кому-то за ней следить? Правда, перед самым отъездом кто-то позвонил ей в отель и молчал в трубку, но это, конечно, просто совпадение. Мало ли людей ошибаются номером!

Проезжая через дубовую рощу, она вновь и вновь повторяла себе, что едет к Нейву с одной-единственной целью – «отчитаться» о своей безуспешной поездке и услышать новости. В конце концов, они связаны общим делом и обещали делиться друг с другом всем, что удастся узнать. «Ты прекрасно знаешь, что это еще не все».

Шелби приказала внутреннему голосу заткнуться и прибавила скорость. Узловатые корни, вылезающие из почвы, царапали днище «Кадиллака». Возбуждение и страх туманили Шелби голову, вспотевшие руки соскальзывали с руля, и за каких-то пять минут она успела сто раз пожалеть, что свернула со своего пути.

Она снова взглянула в зеркало – проверить, не размазалась ли губная помада, – и тут же выругала себя: «Смешно, честное слово!»

И в самом деле, смешно – словно школьница на первом свидании! Она-то думала, что подобные волнения остались в прошлом.

Роща осталась позади; потянулись поля. В призрачном лунном свете паслись коровы, печально пригибая к земле длиннорогие головы. А в конце дороги стоял дом, в окнах горел свет, и приоткрытая дверь приглашала войти.

Во рту у Шелби пересохло, словно в пустыне. Она подъехала к дому и быстро, не давая себе времени передумать, вышла из машины. Откуда-то из темноты залаял Крокетт; дверь распахнулась, и огромная тень закрыла от Шелби свет.

Почему раньше она не замечала, какой Нейв огромный? Настоящий великан, вскормленный суровой техасской землей, – сильный, неукротимый, словно ветер над холмами.

– Шелби! – радостно воскликнул он, осветив темную ночь белозубой улыбкой. – Вот так сюрприз! Что, соскучилась?

– Ночь не спала, – усмехнулась она.

– Я тоже. – Глаза его засветились весельем, на небритых щеках нежданно-негаданно родились забавные ямочки – и Шелби поняла, что боялась напрасно. – Вот не ожидал, что признаешься!

Шелби твердила себе, что не должна поддаваться на его издевки, не должна вступать в обмен фривольными любезностями – и все же какой-то бесенок подтолкнул ее сказать:

– Но я упорно боролась со своими чувствами. И победила.

– Черта с два!

Сильные руки обвили ее, прижали к могучей груди.

– Леди, вы совершенно не умеете врать! Поверьте специалисту – я в своей жизни встречал немало лгунов.

– Охотно верю.

Шелби выпрямилась и попыталась отстраниться, упорно не желая замечать, как жар медленно, но верно разгорается во всем ее существе.

– И что дальше, Смит? – не удержалась она. Он снова сверкнул улыбкой.

– Хочешь знать, что дальше?

– М-м... может быть.

Господи боже, что это она такое несет? Неужели, о ужас, с ним заигрывает?! Нейв вскинул бровь:

– Сейчас узнаешь.

И медленно-медленно, нежно-нежно повел загрубевшим от работы пальцем по нежному изгибу шеи. О боже! Она поняла, что сейчас растает. Если раньше не взорвется сердце. Или кровь не вскипит в жилах. Одного только Шелби не понимала: откуда эта дрожь во всем теле, если изнутри ее сжигает опаляющий жар?

Рука его легла ей на плечо, большой палец нежно погладил ямочку над ключицей. К основанию шеи ее, где пульсировала жилка, прижались его теплые губы – и Шелби застонала.

«Прекрати, идиотка! Он хладнокровно тебя соблазняет, а ты и рада! Остановись, пока еще можешь!» Оторвавшись от нее, Нейв взглянул ей в глаза. «Я хочу тебя.»

Кто это сказал – она или он? Или эти слова сами родились в напоенном страстью летнем воздухе?

Вспыхнули угли костра, тлевшего десять лет. Шелби знала, что бросается в пропасть, что совершает ошибку, о которой будет горько жалеть, но остановиться уже не могла.

Нейв прижал ее спиной к стене и склонил голову. Шелби знала: самое опрометчивое, самое безумное, что можно сейчас сделать, – поцеловать его. Знала – и не могла удержаться: губы их встретились.

– Ты самая непредсказуемая, упрямая и самая сексуальная женщина на свете! – прошептал он, на секунду отрываясь от нее.

– А ты... ты – страшнейший из моих кошмаров!

– Знаю.

Шелби сама не понимала, как ухитряется разговаривать. Думать, например, она уже не могла. Угли разгорались все ярче, и у Шелби осталось только одно желание – обнять Нейва крепче и никогда-никогда не отпускать!

А в следующий миг он ее поцеловал. Так, словно хотел продлить этот поцелуй на целую вечность. Губы его, жаркие, как лето в Восточном Техасе, впились в ее губы – и Шелби забыла обо всем. Рот ее сам собой приоткрылся, и дерзкий язык Нейва проскользнул внутрь. Какое там сопротивление – она даже вздохнуть не могла! В голове проносились невероятные, неописуемые образы, тело содрогалось от яростного, судорожного желания. Как будто она перенеслась на десять лет назад.

Только это уже не прошлое. Это настоящее.

Языки их сплелись в древнем как мир танце, губы ласкали друг дружку. Сильные руки Нейва блуждали по телу Шелби, и тяжелое неровное дыхание его сливалось с ее таким же взволнованным дыханием.

Десять лет назад она любила его в весеннюю грозу, и дождь охлаждал их пылающие тела, сплетенные воедино. Но даже тогда она не желала его так, как сейчас!

Нейв оторвался от нее, и она тут же прильнула к нему.

– Что, ни секунды без меня прожить не можешь? – усмехнулся он, запрокидывая ее голову, чтобы взглянуть в глаза.

– Вот еще выдумал! Нейв тихо рассмеялся.

– Ты и в самом деле совсем не умеешь врать. Не знаешь, когда остановиться.

– Остановиться? – задыхаясь, повторила она. – Когда все только начинается?

– Милая, ты играешь в опасную игру.

– Да неужели? – усомнилась Шелби. – И что же в ней такого опасного?

– Сейчас увидишь.

И он снова поцеловал ее – жадно, яростно, страстно. Требовательные губы впились в ее губы, мозолистые, но ловкие пальцы принялись расстегивать пуговички на платье. Вот обнажились груди, лишь слегка прикрытые черным кружевным лифчиком. Шелби чувствовала, как напряжены ее соски, жаждущие его прикосновения.

Он зарылся лицом в ложбинку меж грудями, и у Шелби сладко замерло сердце. Как давно она не знала прикосновений Нейва – и, боже, как жаждала еще и еще!

– Какая же ты красавица! – прошептал он и легко коснулся сперва одной груди, потом другой, обводя языком кружевной контур лифчика. Шелби стонала и трепетала в его объятиях, дрожащими пальцами зарывшись ему в волосы. Глухо застонав, он легонько прикусил ее сосок, и Шелби почувствовала, что сейчас умрет от наслаждения.

– Нейв! – вскрикнула она – и сама не узнала своего голоса.

Что, милая? – прошептал он, лаская ей кожу горячим дыханием.

Я...я...

– Знаю. – Он подхватил ее на руки и понес в дом – через гостиную, в маленькую темную спальню. – Знаю, милая. Я тоже.

Они упали на кровать, прогнувшуюся под их тяжестью. И снова, как когда-то давно, Шелби забыла обо всем, кроме бешеного, неутолимого желания. Она знала, что это безумие, что она должна остановиться, но тот же неукротимый мятежный дух, что десять лет назад пробудил в ней Невада Смит, снова взял верх над разумом. На какой-то сладкий миг – или, быть может, на целую вечность – Шелби позволила себе забыть и о жизни, оставшейся в Сиэтле, и о всезнающем отце, и даже о потерянной дочери.

Он стащил с нее платье и лифчик; она торопливо расстегнула на нем рубашку, наслаждаясь прикосновениями к гладкой коже и тугим мускулам. Сомнения, сожаления – все это придет позже: сейчас она не знала и не хотела знать ничего, кроме Нейва и его страсти.

Скомканное платье слетело на пол, и Шелби осталась в одних трусиках. Горячее дыхание Нейва обжигало ей грудь, спускаясь все ниже, ниже... Вот язык его нырнул ей в пупок, а сильные руки приподняли ягодицы – и Шелби вскрикнула, задыхаясь от неописуемого наслаждения.

Когда Нейв сбросил джинсы и ботинки, она не видела – только в какой-то миг заметила, что он обнажен, и на долю секунды ее охватил прежний ужас.

«Опомнись, Шелби! Не делай этого!»

– Скажи мне «нет», – хрипло взмолился он.

«Вот именно! Скажи ему «нет»! А потом вставай и убирайся отсюда, и больше не приходи!»

– Не... не могу!

– Шелби, это опасно! – прошептал он.

Но Шелби уже не понимала, что он говорит, – чувствовала лишь, что горячее дыхание его щекочет кожу в самом интимном месте. Как может она остановиться, если разум ее сгорел в огне желания, если «вчера» и «завтра» превратились в пустой звук и теперь для нее существует лишь этот миг – сладчайший миг, растянувшийся на целую вечность?

Он прильнул губами к нежной коже на внутренней стороне бедра – и Шелби ахнула, наслаждаясь и страстно желая большего.

Он целовал ее так, как позволено целовать лишь любимому, и Шелби радостно открывалась ему навстречу, всю себя, без остатка доверяя этому человеку.

Как могла она хоть на миг вообразить, что любовь ее позади! Как могла назвать это блаженство простым сексуальным желанием, игрой гормонов? Между игрой гормонов и тем, что творится с ней сейчас, такая же разница, как между небом и землей.

Где-то в глубинах тела властно рождался могучий отклик на его ласки. Миг – и Шелби забилась в объятиях Нейва, исступленно выкрикивая его имя:

– Нейв!

– Сейчас, милая, сейчас!

Он приподнялся над ней, приблизил лицо к лицу, щекоча щетиной нежную кожу ее щеки.

– Шелби, радость моя, как же я мог жить без тебя!

Он вошел в нее одним мощным толчком – и жгучая радость пронзила Шелби, и легко и без усилий, словно Нейв был для нее давним и постоянным любовником, она ответила на его ритм.

– Шелби... прекрасная моя Шелби... – шептал он, словно в бреду.

Они двигались слаженно, без слов понимая друг друга. «Я люблю тебя, Нейв, как же я тебя люблю!» – думала Шелби и хотела прокричать о своей любви на весь белый свет, но голос ей не повиновался.

Они достигли кульминации одновременно и замерли, тяжело дыша, совершенно обессиленные.

Что-то влажное смочило Шелби щеки, и с удивлением она поняла, что это слезы.

– Прости... что я плачу... я не потому...

– Тише, милая. Не надо извиняться. Все хорошо.

Он приложил ее руку к своей груди, и, замерев в сладком блаженстве, Шелби слушала, как постепенно успокаивается и умеряет ход размеренное биение его сердца.

Позже, когда они лежали обнявшись в сгущающихся сумерках, а за окном щебет дневных птиц сменялся воркованием ночных, Нейв сказал:

– Знаешь, я о тебе беспокоился.

– Почему?

– Сам не знаю. Но в городе происходят какие-то странные вещи, и мне это не нравится.

Он перекатился на бок и зажег настольную лампу. При слабом электрическом свете Шелби с любопытством оглядывала его тесную, скромно обставленную, но безупречно чистую спальню.

– Ты просто нервничаешь оттого, что Росс Маккаллум на свободе. Все здесь его опасаются.

– А ты – нет?

Шелби поколебалась. Может быть, пора признаться? Ведь рано или поздно Нейв должен узнать, что отец Элизабет, быть может, вовсе и не он! Но нет, ни за что на свете она не расскажет ужасной правды – тем более в такую минуту!

– Я больше всех его боюсь, – призналась она, облизнув пересохшие губы. Господи, что почувствует Нейв? Какими глазами на нее посмотрит, когда узнает, что ее касались грязные лапы насильника? – Но стараюсь бороться со своим страхом.

Нейв пристально и серьезно взглянул ей в лицо.

– Шелби, – сказал он тихо, – я знаю, что случилось.

– Да нет, едва ли, – принужденно усмехнувшись, ответила она. Но глаза Нейва не отрывались от ее лица, и сейчас она читала в их стальной глубине лишь любовь и понимание.

– Маккаллум изнасиловал тебя, Шелби. Поэтому ты и уехала из города.

Сердце ее болезненно сжалось, и на глазах вновь заблестели слезы.

– Раньше я не знал, что ты была беременна, – продолжал Нейв вполголоса. – Но теперь все понимаю. Ты боялась рассказать мне о ребенке, потому что не знала, кто его отец – я или Маккаллум.

– Нет, только не он! – вскрикнула Шелби. Слезы потекли у нее по щекам. – Это не он! Это... этого просто не может случиться!

– Шелби, не все ли равно?

Конечно, нет! – Только вообразить, что ее дочь, ее драгоценное дитя, могла быть зачата в этом кошмаре... Шелби зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Нейв привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб.

Ты не знаешь, кто отец твоей дочери, и это тебя мучает.

Нет-слабо запротестовала она.

Он приподнял ее голову за подбородок, заставив смотреть себе в глаза.

Шелби, милая, ты ни в чем не виновата.

Но...

– Ты меня слышишь? – настаивал он, не давая ей отвернуться. – Ты не виновата. Ни в чем.

– Но я... я... – Рыдания мешали ей договорить.

– Не надо, милая! Все позади.

Он снова прижал ее к себе – и Шелби рыдая, уткнулась ему в грудь. Те чувства, что она десять лет носила в себе и скрывала от себя самой, наконец-то пролились очистительными слезами.

До сих пор ее тайны не знал никто, исключая разве отца – узнав, что дочь беременна, он заставил ее поведать обо всех событиях той ужасной ночи. Но отец не мог утешить ее, не мог стать ей опорой, и даже в самом смелой фантазии Шелби не пришло бы в голову рыдать у него на плече. А Нейв... Нейв – совсем другое дело.

– Все позади, Шелби. Теперь все будет хорошо.

«Если бы!» – мысленно ответила Шелби. Как хотелось ей поверить его утешениям, уцепиться за них, словно за соломинку! Но Шелби знала: ее испытания еще не окончены. Не найдена дочь, не раскрыты семейные тайны, а где-то во тьме, словно хищник, подстерегающий добычу, бродит Маккаллум и ждет своего часа.

Но она выдержит все. Она будет сильной. Ради Элизабет.

Когда Шелби немного успокоилась, она осмелилась спросить:

– Откуда ты узнал?

– О Маккаллуме? – скривив губы, уточнил Нейв. – От Бэджера Коллинза.

Сквозь пелену невысохших слез Шелби видела его упрямо выдвинутый, словно из гранита высеченный, подбородок, плотно сжатые губы, трепещущие от гнева ноздри.

– Маккаллум не сумел держать рот на замке. Разболтал все своему приятелю Коллинзу, а тот – мне.

Так, значит, об этом шептались по всему городу! И не только по городу – быть может, ее грязная тайна достигла баров и закоулков Куперсвилла, Остина и даже Сан-Антонио. Шелби поморщилась, вспомнив тот ночной разговор с отцом. Это случилось уже после того, как он узнал, что дочь беременна. Даже судья, хоть чуткостью он и не отличался, понимал, что уныние и подавленность Шелби одной беременностью не объяснишь – и однажды ночью, когда он, зайдя перед сном к ней в спальню, услышал ее глухие рыдания, Шелби во всем ему призналась. Она умоляла его не обращаться в полицию, чтобы никто не узнал о ее позоре. И судья, белый как мел, за эти минуты постаревший на десять лет, охотно дал обещание. Кому же было понять чувства Шелби, как не ему, человеку, который всю жизнь превыше всего ставил незапятнанную репутацию?

Шелби вспомнилось, как отец неуклюже топтался у ее кровати, бормотал какие-то бессмысленные утешения, пытался погладить по голове и тут же, словно обжегшись, отдергивал руку, а у самого дрожали и как-то странно кривились губы. Судья никогда не умел быть нежным. Не умел утешать плачущих. Теперь, вспоминая об этом, Шелби испытывала непривычное чувство – жалость к отцу.

– Я подумал, что Бэджер Коллинз и соврет – недорого возьмет, и спросил у самого Маккаллума, – глядя ей в глаза, бесстрастно рассказывал Нейв. – Он все отрицал, но при этом так гнусно ухмылялся, так лучился самодовольством, что, право, не нужно было быть гением, чтобы понять, кто прав.

Тогда вы и подрались?

Да.

– За несколько недель до убийства Рамона Эстевана?

– Где-то так.

Следующий вопрос дался ей с трудом.

– В городе говорили, что ты специально направлял следствие так, чтобы обвинить Маккаллума. Значит, ты...

– Подтасовал улики? Подкупил свидетелей? Отправил в тюрьму невиновного? – резко ответил Нейв. – Нет, Шелби, я не мошенничал и никого не подкупал. Но ты права, я сделал все, чтобы этот негодяй оказался за решеткой. Пусть не за изнасилование, а за убийство – но, так или иначе, он это заслужил!

Несколько минут оба молчали. Слезы на щеках Шелби высохли; потрясение и горе ее медленно сменялись душевным покоем.

– Что рассказал тебе Финдли? – спросил вдруг Нейв, видимо, чувствуя, что пора перевести разговор на другую тему.

– Ничего. Молчал как рыба. А ты узнал что-нибудь?

– У меня дурные новости, – вздохнул Нейв. – Док Причарт мертв.

– Что?!

– Пару часов назад позвонил Левинсон. Он выяснил, что последние годы жизни старик провел на Ямайке – и там же два года назад упился до смерти. На столе, возле компьютера, лежит отчет Билла – можешь почитать.

Накинув платье, Шелби поднялась с постели и принялась просматривать распечатанный на принтере отчет.

– Два года назад. – пробормотала она, ежась, словно от холода. – А я-то надеялась.

Но тут же, распрямив плечи, приказала себе не раскисать. Поревела – и хватит. Она должна быть сильной. Ради Элизабет.

– Мы ее найдем. – Неслышно поднявшись с кровати, Нейв подошел к ней сзади, обнял за плечи. – Непременно найдем. Не забывай, где-то в городе у нас есть союзник – или, по крайней мере, человек, который хотел, чтобы ты узнала о дочери.

– Но кто это? И почему он просто не скажет мне, где она?

– Хороший вопрос, – нахмурился Нейв. И в этот миг за дверью, на кухне задребезжал телефон.

– Смит слушает, – произнес Нейв, взяв трубку. Шелби вышла на кухню следом и вдруг увидела, что лицо его потемнело, словно темная ночь.

– Когда? – коротко спросил он. И потом, после паузы: – Как? – Еще несколько минут он молча слушал. Наконец бросил: – Хорошо, буду здесь, – и повесил трубку.

– Это Шеп Марсон. Едет сюда.

– Зачем? – По спине у нее пробежал холодок – словно кто-то коснулся позвоночника ледяными пальцами.

– Умер Калеб Сваггерт. – Нейв сел на кровать и принялся натягивать джинсы.

– Но он... врачи же обещали ему еще несколько недель. – растерянно пробормотала Шелби.

– В том-то и дело. – Нейв натянул через голову рубашку, пригладил ладонью волосы. – Похоже, кто-то не стал дожидаться, пока костлявая сделает свою работу, и решил ей помочь.

– Ты хочешь сказать...

– То, что ты слышала, Шелби, – мрачно ответил он. – Полиция подозревает, что Калеб Сваггерт убит.