Богатый. Свободный. (не) Мой

Глава 10

Олеся

Мы с Владом заснули на диване. Я была настолько вымотана, что у меня не было сил размышлять о случившемся. Но где-то в глубине души кто-то наивный шептал: "а что если..."

Я проснулась, когда еще было темно. Не знаю, сколько было времени. Влад безмятежно спал, закинув на меня руку и ногу. И вот теперь, в ночной тишине я допускаю главную ошибку – я позволяю себе мечтать. Непрекращающиеся "а что если..." роятся в моей голове. Что если Влад захочет продолжения? Каково это будет с ним – ходить в рестораны, заниматься часами сексом, узнавать, что ему нравится, рассказывать о том, что нравится мне, делать кучу вещей, которые мы могли бы делать вместе? Возможно, даже съехаться? Я... Я бы хотела... Я четко поняла это вчера. Я бы хотела быть с ним. Ведь с ним я улетела... У меня давно не было этого чувства.

И я... Я не хочу быть одна. Во мне еще так много осталось любви, которую я хотела бы ему подарить. Ведь ничего хорошего в одиночестве нет. Как бы мы себя не уговаривали.

Я осторожно выбралась с дивана и залипла на открывшейся мне картине. Мощное тело притягивало взгляд. Даже во сне чувствовалась сила, исходившая от этого человека. И она привлекала. Притягивала магнитом. А потом во мне шевельнулся червячок сомнений. Сколько таких, как я, пускали на него слюни, мечтая, что смогут стать единственными? И не смогли... Он же как наркотик. Стоит на него подсесть, и отказаться будет невозможно.

Мое эмоциональное состояние каталось на качелях от надежды на совместное будущее до уныния от того, что шансов на него нет. Во время этих метаний я успела сходить в туалет и одеться. А потом какая-то сила толкнула меня к окну. Сердце сжалось от страха, потому что я заметила на улице людей. Нас нашли... Вот только кто?

– Влад! – тихо позвала мужчину, тряхнув его за плечо.

Надо отдать ему должное, он проснулся мгновенно.

– Что? – спросил у меня, потерев глаза.

– На улице – люди. Сколько, не знаю. Но не один и не два.

Он за считанные секунды натянул штаны и свитер, которые обнаружились в домике. Но даже этих секунд мне хватило, чтобы заметить. У него снова стоял. И мое тело, как будто запрограммированное, откликнулось на это зрелище волной жара и дрожью предвкушения. Да так, что пришлось себя одернуть. Сейчас не до этого. Вовсе.

В этот момент дверь в домик распахнулась.

И Холодов, заметно расслабившись, выдохнул:

– Тимур!

Тот, кого он так назвал, оказался здоровенным и лысым, занявшим немалую часть места в относительно небольшом охотничьем домике.

– Владислав Сергеевич, очень рад Вас видеть. Целым и невредимым.

– Не твоя заслуга, Тимур – в голосе послышалось недовольство.

И Влад, который вчера был здесь со мной, на моих глазах превратился в известного бизнесмена Холодова.

Следом за Тимуром в помещении оказались полицейские. Меня оттеснили от Влада. А я растерялась. Вдруг все изменилось между нами. Почему он на меня не смотрит? Ведь должен же сказать что-нибудь.

Я ждала, что окликнет, подойдет, оставит возле себя. Я ждала этого. Но Влад разговаривал с Тимуром и другими мужчинами и даже не поворачивал в мою сторону голову.

Незачем.

Он получил то, что хотел.

И то – видно, не впечатлился. Так, на один раз, сойдет. Размяться и согреться.

А все, что я себе придумала, это я себе придумала.

– Вы – Ярина? – спрашивает подошедший ко мне мужчина в форме.

А я ловлю себя на том, что смотрю туда, откуда доноситься голос Влада. И все еще жду.

Сделав над собой усилие, поворачиваюсь к собеседнику и киваю утвердительно. Ответить даже короткое "да" не получается. Во рту все пересохло.

– С Вами все в порядке?

Снова согласно киваю. В порядке. Конечно же, я в порядке. Вот только сердце в груди крошится словно стекло. А я-то думала, его не осталось и нечего больше ломать. Оказалось, что есть.

– Вам нужно пойти со мной, дать показания по поводу похищения.

Ненавижу себя в этот момент, но снова поворачиваюсь в сторону, где находится Влад. И о чудо! Встречаюсь с ним глазами.

А он… Смотрит на меня секунду, будто не узнает.

И отворачивается.

Я просто ему не нужна. Понимаю это. А остатки истерзанного сердца осыпаются стеклянной крошкой. И режут, режут меня внутри.

Тоже отворачиваюсь. Сил нет смотреть на него.

"А чего ты хотела?" – снова слышу тихий шепот рассудка.

Мне надо домой. Отдохнуть. Взять совок и веник, собрать то, что разбилось. И выбросить. А вместе с ним и ненужную веру в людей.

Ничего. Это сейчас так невыносимо больно. А потом... Пройдет.

И я буду в порядке.

Снова.

Как зомби иду за сотрудником. Мне нужно отсюда уйти. Меня сажают в автомобиль, везут в отделение и там долго допрашивают. Не знаю, как я держусь. Но держусь. И даже отвечаю на вопросы. Хочется верить, что так, как было на самом деле, потому что в голове туман. А Холодова сюда не привезли. Зачем ему к простым смертным? Но это к лучшему. Я б не выдержала с ним сейчас в одном помещении.

После завершения допроса меня провожают вниз. Но никто даже не поинтересовался, смогу ли я добраться до дома. У меня ни ключей от квартиры, ни денег, ни телефона. И никому до этого нет никакого дела. А я слишком подавлена, чтобы искать выход из положения.

Словно наяву слышу голос, который вчера шептал: "Сводишь с ума..."

И где он сейчас, этот с ума сведенный, когда он нужен?

А я ведь помогла ему. Неизвестно, смог бы он справиться сам.

Только он из другого теста. Попользовался. И все. Всех сирых и убогих не согреешь.

Так, стоп. Хватит.

Оглядываюсь по сторонам в вестибюле полицейского отдела, чтобы понять, как быть дальше.

– Мам!

Нет, мне не чудится. Матвей.

Боль отпускает.

Делаю шаг навстречу своему ребенку и оказываюсь в его медвежьей хватке.

– Никогда так больше не делай! – цедит он.

Но в каждом этом слове – облегчение и радость.

Поняв, что можно расслабиться, организм выкинул со мной странную штуку – мне дико захотелось спать. С одной стороны, это было хорошо тем, что мучить себя гадкими мыслями не было сил. А с другой стороны, глаза слипались, и меня просто вырубило в такси, на котором мы с Матвеем возвращались в съемную квартиру. Наверное, у Матвея было полно вопросов ко мне, но отвечать на них я не могла.

После того, как он меня разбудил в машине и мы поднялись в свое жилище, я смогла лишь стянуть куртку. Пока стягивала, думала о том, что нужно принять душ и выпить какое-либо средство экстренной контрацепции. Но едва я присела на кровать, чтобы снять джинсы... Что случилось затем, я вспомнить так и не смогла.

Мне снился снег. Искрящееся снежное поле, слепящее глаза до слез. То, которое я часто видела в детстве, когда отец брал меня с собой. Я оглядывалась и звала его. Но не могла найти, хотя очень хотела. Потом посмотрев на себя, поняла, что я уже взрослая, а значит папа не отзовется. Ведь его больше нет. Сначала мне было очень холодно. Я почему-то была в одной спортивной майке. Среди солнца, мороза и снега. А вдали был лес. И там не было солнца. Деревья стояли хмурые, удерживая ветвями снежные шапки. Почему-то мой взгляд был прикован именно к лесной опушке. А еще лес был пугающим, заставляющим мою кровь стыть в жилах. Вдруг я уловила движение на опушке и увидела их. Волков. Огромных. Белых. Выделяющихся на темном фоне леса. Захотелось заорать от ужаса. Но я не могла издать ни звука. Потом они помчались в мою сторону. А я развернулась и побежала. Это было практически бессмысленно. Я тонула в снегу. А волки – нет. Я слышала их приближение, их дыхание. Мне показалось, что это все происходит на самом деле. Я чувствовала зверей позади себя. Мне было так страшно, что болело в груди.

И вот, когда мне уже начало казаться, что острые зубы сомкнулись на моей ноге, а когтистая лапа вдавила меня в снег, я услышала:

– Олесь, Олеся! Выпей. Это лекарство, – голос был девичьим, очень мелодичным.

И знакомым. Это был голос Полинки, девушки Матвея.

Но этого не могло быть. Что за странная галлюцинация? Полина в Европе. У нее контракт. Она не может поить меня какой-то дурнопахнущей гадостью. Гадостью – потому что мне удалось сделать несколько глотков.

Мне было очень трудно разлепить веки. Я боролось с собой долго. Или мне так только казалось.

В конце концов мне удалось победить.

Меня приветствовали стены, окрашенные зеленой краской, холодильник, тумбочки, телевизор и казенная койка, застеленная изначально белвм постельным бельём, превратившимся от постоянных кипячений в нечто очень оригинального цвета.

Полинка сидела возле меня со стаканом в руках с жидкостью, которая мне так не понравилась, и обеспокоенно вглядывалась в мое лицо потрясающей красоты голубыми глазами с изящно изогнутыми густыми и черными как смоль ресницами.

Вопрос, где я, задавать не имело смысла. Ответ был очевиден – в больнице.

А вот сколько я здесь, было очень интересно.

– Давно я тут? – выговорила и сама поразилась.

Как ворона прокаркала. Неужели это мой голос? По сравнению с Полинкиным – жуть.

Чувства потихоньку возвращались в мое измученное болезнью тело. И от этого становилось хуже. Болело все.

– Ты неделю была без сознания, в бреду. Мы с Матвеем очень испугались, – ответила девушка.

Это было приятно, что они за меня волновались. Очень приятно. Хоть мне и не хотелось их волновать. Но неделя... Я мысленно застонала. Я так и не выпила контрацептив. И что теперь делать? А с другой стороны, может я зря себя накручиваю. Не могу же я быть настолько невезучей, чтобы забеременеть после одной единственной ночи.

Мысли о Холодове попытались впиться в меня больными колючками, но я отогнала их. Не время сейчас переживать из-за этого.

Да и вообще, кто он такой, чтобы я из-за него переживала?

– Поль, а ты сама почему здесь? У тебя ведь работа, – спросила я, переключившись на свою жизнь.

Девушка улыбнулась. И в палате словно вспыхнуло солнце.

Все-таки какая же она красавица! Удивительная. Не верится даже, что она реальная.

– У нас перерыв в съемках объявили. И я по Матвею очень соскучилась. Вот и прилетела. Очень вовремя. А то Матвей сам бы в больницу попал. Он ведь не отходил от тебя почти.

Чувство вины и благодарность сыну сплелись в один клубок. Эх, Олеся, Олеся, а ведь мать – ты. Взрослая тоже – ты. А заботится о тебе несовершеннолетний сын. Но ведь я не всемогущая, а тоже живой человек.

– Я вам все испортила, – вырвалось у меня с сожалением.

Полька отрицательно покачала головой и пожурила меня:

– Хватит глупости говорить. Главное, что с тобой все было в порядке. Давай я врача позову. Пусть тебя посмотрит.

Я печально вздохнула.

– Давай.

Доктор – невысокая женщина лет пятидесяти в колпаке на голове, из-под которого выбивались каштановые кудряшки, появилась минут через десять, внимательно меня осмотрела, послушала, спросила, на что я жалуюсь.

– На все, – проговорила я тем же каркающим голосом и решила выяснить, – Что со мной?

– Пневмония, – огорошила меня врач. – Но самое страшное уже позади.

Она рассказала мне о схеме моего лечения. Удивленно задрала бровь на мое робкое "когда можно домой".

– Вы чересчур торопитесь. Пока рано. Отдыхайте.

Я и правда чувствовала себя вымотанной. И как только врач вышла из палаты, уснула. Даже не узнав, куда делась Полина. И где Матвей.

Следующие пару дней я много спала, пила таблетки, мне делали уколы и капельницы. Круглосуточный пост в моей палате дети сняли. Я удивилась, что нахожусь в палате одна. На это Матвей ответил, что это специфический сервис. Уточнять, что он имел в виду, я не стала. Когда мысли о Владе лезли в голову, я их гнала от себя. Правда, с переменным успехом. Но мне на выручку пришла болезнь. Потому что даже банальное усилие, направленное на то, чтобы выпить чашку чая или съесть пять ложек супа, заставляло все внутри меня дрожать, будто холодец, а еще мой бедный организм покрывался ручьями холодного пота. Я ложилась снова, отдыхала какое-то время и только потом допивала чай или съедала суп. Мне было не до сердечных терзаний. Да и потом, у меня был классный секс. И на этом всё! Никого я завоевывать не собираюсь. И что-то доказывать – тем более.

После обеда в дверь палаты постучали. Мне это показалось странным, так как в это время меня не беспокоили.

После приглашения в палату зашел тот мужчина, которого я видела в охотничьем домике, Тимур, кажется. Он, как и в нашу прошлую встречу, занял значительную часть пространства.

Я уже почти задремала, поэтому даже не стала удивляться тому, что он находиться здесь.

Я ожидала, что он заговорит, но он стоял, молчал и разглядывал меня с нескрываемым интересом. Загадочные мужчины вызывали у меня с недавнего времени приступы раздражения, поэтому я спросила, не стараясь прятать недовольство в голосе:

– Вам что-то нужно?

Выражение лица визитера приобрело оттенок – не обращайте внимания на раздраженных женщин – может быть, у них неудобные трусы. Однако учитывая, что вслух он ничего не озвучивал, придраться мне было не к чему.

– Я начальник службы безопасности Холодова – Саркисян Тимур Аркадьевич, – представился мужчина.

Знакомая фамилия заставила меня поморщиться. Тимур Аркадьевич, уловив такую мою реакцию, стал выглядеть еще более заинтересованным. В руках он держал полиэтиленовый пакет черного цвета, который, подойдя к моей койке, протянул мне.

– Что это? – спросила, разглядывая пакет.

Он был непрозрачным и определить, что в нем, у меня не получилось.

– Ваши вещи, – ответил мужчина.

После этих слов я приняла пакет и, заглянув в него, обнаружила свою сумку, которая была со мной в день похищения. Я выхватила ее из пакета и поспешно открыла, с облегчением увидев свой паспорт. Это было просто чудесно, потому что восстанавливать документ у меня не было возможности. Остальные вещи тоже были на месте. Телефон Матвей нашел еще тогда.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я.

Я ждала, что мужчина уйдет. Но он явно не спешил. Окинул неторопливым взглядом палату. И такое выражение было в нем... Конечно, обстановка была не фешенебельной. Но в палате было чисто. И вообще, что он хотел от обычной больницы?

– Владислав Сергеевич просил узнать, не хотите ли Вы перебраться в более комфортабельную клинику?

Я опешила, услышав его предложение. Но быстро пришла в себя.

– А что же сам Владислав Сергеевич не пришел и не поинтересовался?

Такими, как этот Тимур Аркадьевич, принято пугать детей. Поэтому, когда он еще и усмехнулся, мне стало сильно не по себе.

– Вы бы сами позвонили и спросили.

Теперь уже я с удивлением посмотрела на здоровяка. Что он имеет в виду?

На секунду представила себе эту картину. Как беру телефон, набираю номер Влада (который я не знаю) и, дождавшись ответа говорю: "Владик! Привет, это Олеся. Помнишь, мы с тобой в охотничьем домике отрывались? Помнишь, значит... Это хорошо. А то я ведь в больницу попала. Ты не хочешь мне лечение в частной клинике оплатить? Ведь это ты во всем виноват." Интересная беседа бы получилась.

Под влиянием своей буйной фантазии выпалила:

– Обойдусь.

Лицо начбеза стало еще страшнее. Хотя куда ж еще?

– Ну и дура! – охарактеризовал он меня и добавил, – Он бы давно уже у тебя под дверью сидел. Если б позвонила.

Я в изумлении уставилась на него.

– Так в другую клинику не хотите? – переспросил он, переходя на "вы"

Я отрицательно покачала головой и выдала воинственно:

– Послушайте!

На начале моей пламенной речи мужчина повернулся ко мне мощной спиной и крепкой задницей.

– Тогда я пойду.

А когда он практически взялся своей лапищей за дверную ручку, я услышала его тихое бормотание:

– Не хватало мне еще с чужой бабой разбираться.

И он очень быстро, несмотря на внушительную комплекцию, покинул мою палату.

Я осталась сидеть на кровати, не понимая, что вообще происходит. Это что было только что? Холодов вспомнил про мою скромную персону и решил меня облагодетельствовать таким образом? Спасибо, конечно, но не стоит.

И еще. Почему я ему должна звонить? И как это сделать? Я номера его даже не знаю. Позвонить Алле, спросить? Абсурд какой-то.

Потом я взглянула на свой сотовый, который лежал на тумбочке. И что-то меня торкнуло. Я взяла его в руки и открыла список контактов. Листать особо не пришлось. Почти сразу же я наткнулась на контакт, который был обозначен как "Влад". И его в свой телефон я не заносила.

Спать расхотелось. Я сидела, сжав аппарат в ладони, и думала, что все это значит. Но ничего придумать не смогла. Объяснения такому поведению у меня не было. Если Влад чего-то хотел от меня, то мог позвонить сам. Не надорвался бы. А если он решил меня игнорировать, то почему ко мне явился начальник его службы безопасности лично? Ведь мог бы прийти и кто-то другой попроще.

Звонить сама я не буду. Я себя не на помойке нашла, чтобы навязываться.

Меня вдруг заинтересовал вопрос, почему я в палате одна. В обычных больницах нет отдельных палат. Даже таких, в которой лечилась я.

Я позвонила Матвею:

– Да мам? Что случилось?

– Сынок, а кто оплатил отдельную палату в больнице?

Матвей вздохнул. Тяжко. Я поняла, что он хотел избежать распросов.

Но на прямо поставленный вопрос он всегда отвечал честно.

– Этот твой. Холодов.

– Почему ты мне раньше не сказал?

– Ты не спрашивала.

– Ясно, – сказала я и отключилась.

Хотя "ясно" мне ничего не было.