Богатый. Свободный. (не) Мой

Глава 7

Матвей

В свете фонарей наблюдаю, как Артем, Харитон и Борис о чем-то оживленно разговаривают недалеко от входа в ночной клуб. Смеются. Молодые, беззаботные. С модными стрижками, в брендовых шмотках, с дорогими телефонами, с карманами, набитыми деньгами.

И вспоминаю хрупкую девочку с пакетом с лекарствами и с синяком на поллица, трясущуюся у палаты бабушки, которой стало плохо, когда она увидела внучку, пришедшую со школы.

Вспоминаю и задаю в который раз себе вопрос – что за сука эта жизнь? Почему так?

Не то, чтобы жду на него ответ. Знаю, его не будет.

Но в такие моменты очень хочу его услышать от кого-то более взрослого и более умного.

Мне везет. Артем и Харитон садятся в подъехавшую тачку, а Борис остается. Подъезжаю к нему ближе, натягиваю капюшон толстовки на голову так, чтобы не было видно лица. Не торопясь, выхожу из машины.

Он выбрасывает окурок в сторону. На меня не обращает никакого внимания. Кто и что может ему сделать? Кто осмелится? Полная уверенность в собственной неприкасаемости служит ему плохую службу, потому что поравнявшись с ним, я провожу удушающий. И заталкиваю бессознательное тело в неброскую " Приору", которой и делать у этого клуба нечего.

Никто не заметил, что произошло. А если и заметил, то благоразумно промолчал. Вот она – одна из граней человека – равнодушие. Не вмешиваться в то, что тебя не касается. Не зашищать слабых, не отстаивать справедливость. Быть как все.

Сажусь на водительское место, трогаюсь с места, отъезжаю в какой-то темный переулок и связываю свою добычу. Он еще не очнулся. Да пока и не надо. Покидаю пределы Москвы. Сегодня Крещение, и моя потрепанная машина не вызывает особого интереса у полицейских. Они устали. Им надоели новогодние праздники, пьяные дебоши. Люди, очевидно, тоже. Мне это на руку.

Доезжаю до съезда к водоему. Про это место узнал несколько дней назад. Здесь тихо и никого нет. Только зима, ночь, мороз и снег. Вылезаю из теплого салона. Иду к воде и разбиваю тонкий лёд на подготовленной заранее проруби. В ночи громко раздается хруст снега под ногами, когда возвращаюсь обратно к машине.

Борька очнулся. Узнал меня и решил, что все это – шутка.

– Белов, ты охуел?

Губы сами собой расползаются в ухмылку, обнажая крепкие зубы.

– Не-а. Это ты и тебе подобные охуели. С чего ты решил, что сможешь безнаказанно издеваться над другими и тебе за это ничего не будет? Из-за папы?

Борька тоже лыбится.

– А чё ты мне сделаешь? Ну, чё? Чё ты можешь?

Вот это он зря. Те границы, за которые я не смогу зайти, мне пока самому не известны. В жизни меня тормозят от края две вещи – это мать и страх. Страх не того, что мне придется отвечать за то, что натворил, а страх перестать быть человеком. Потому что знаю за собой – могу сорваться. А потом, как бы не хотелось, обратно уже не встать. Даже на то место, откуда упал.

– Борь, тебе нравиться над людьми издеваться? – спрашиваю ласково.

Мне на самом деле интересно. Хотя я не думаю, что он мне ответит. Еще и честно.

Ну, а вдруг?

Жду минуту, вторую, однако отвечать он не торопится, прожигая меня гневным взглядом.

– Ты на меня не глазей так. Я ж не Алиска. Не хочешь мне об этом говорить? Ну и ладно. А мне вот иногда нравится. Тебе не повезло. Сегодня как раз такой день.

Вытаскиваю его из машины. Он связан по рукам и ногам, но все равно дергается и орет благим матом, пока я его тащу за ноги к воде.

Все ж таки не очень я нормальный.

Над водой склонилась припорошеная снегом ива. Цепляю веревку за ствол дерева и поднимаю парня вверх. Голова его почти касается водной поверхности.

Он перестает горланить и тихо спрашивает:

– Ты что собрался делать?

– Грехи тебе отпускать. Сегодня самое время. Дыхание задерживай, – советую ему и перестаю держать веревку.

Что должен чувствовать связанный человек, которого опускают в ледяную воду? Ужас. Безотчетный, сжимающий внутренности, парализующий сознание. Я это понимаю. Жизнь этого урода в моих руках. Но моя задача – не убить.

И да, я осознаю, что поступаю чудовищно. Но как по-другому донести, что девочка, над которой они издеваются несколько лет, чувствует то же самое?

Самое паскудное, что в ее случае ужас сплетается с беспомощностью. Она уговаривает себя потерпеть – день, неделю, месяц. Но ничего не меняется. И всем вокруг – все равно. Она же никто.

Отсчитав несколько секунд, вытаскиваю его назад. Он – молодец. Когда я его кунал в крещенскую водичку, молчал и рта не раскрывал. Зато теперь жадно хватает воздух, пытаясь отдышаться. Его начинает колотить от холода. Одежда быстро покрывается ледяной корочкой.

Только ума это все не прибавляет.

Стуча зубами, он принимается угрожать. Мне. Когда я держу веревку, которая отделяет его от ледяной бездны.

– Тебе – конец, Белов? Понял?

Я снова отпускаю веревку. На этот раз без всяких предупреждений. Раздается всплеск. И тишина. Держу его под водой меньшее время, чем прошлый раз.

Вытаскиваю. И все повторяется. Жадные, рваные вдохи, словно за ним гонятся черти. Замерзающая одежда. Синее лицо.

На этот раз он молчит.

– Короче так. Ты и твоя свора оставите Алиску в покое. В ее сторону ты больше не посмеешь бросить даже косой взгляд. Ты меня понял? Или продолжим водные процедуры?

Зубы Харламова отбивают чечетку.

– Поооо-няял, – пытается выговорить он.

– Ну и молодец! – хвалю я его.

Стаскиваю его с дерева, разрезаю веревки, помогаю подняться на ноги.

– Борь, если ты думаешь, что мне что-то будет за нашу с тобой сегодняшнюю прогулку, то не надейся. Не было меня с тобой.

Он, конечно, не понимает, о чем я. Но ничего, со временем поймет.

Довожу его до машины и командую:

– Мокрое все снимай и быстрее. Мне твой трупак не нужен.

Он, видимо, знает, как надо себя вести в такой ситуации, потому что послушно и быстро всё стягивает.

Даю ему плед. Он кутается в него и усаживается на пассажирское сиденье.

– Что, Борь, к папке с мамкой тебя отвезти?

Кивает, так как не может ответить. Из-за озноба.

Меня кусает чувство вины, которое я впрочем, сразу прихлопываю, как надоедливую муху.

Поделом ему. И нечего его жалеть.

Веду машину, не торопясь, размышляя, как лучше поступить дальше. Где живет Харламов, я не знаю. Но зато мне известно, где квартира Холодова. Не знаю обитает ли там старший, но младший возвращается именно туда. Поворачиваю голову в сторону своего пассажира и вижу, что он отключился. Тяну руку, проверяя пульс на шее. В норме, а вот кожа горячая. Температура. Спрашивать адрес теперь не у кого, да и жилище Артема рядом.

На такой случай в бврдачке у меня есть кнопочный телефон с левой симкой. Останавливаюсь за забором, так как территория элитной высотки охраняется. Еще раз внимательно осматриваю салон на предмет следов своего пребывания. Все собрал, ничего не забыл. Не хотелось бы спалиться по-глупому.

Нажимаю единственный контакт, жду ответа, слушая гудки.

– Да, – раздается недовольное.

– Друга своего забери. Он в серой приоре, недалеко от кпп твоего дома.

Отключаюсь и вылезаю из машины, натянув капюшон куртки и подняв шарф. Отхожу от машины и жду, когда придет Артем. Если не придет, придется Борьку в больницу везти. Пока доходить до крайностей незачем.

Несмотря на мои сомнения, Холодов появляется быстро. Суетится возле машины, матерится, так как до меня долетают обрывки слов. Почти сразу же появляются крепкие парни в костюмах.

Ну, все. Мне здесь больше делать нечего.

Возвращаюсь домой, перебрасываюсь несколькими словами с матерью, которая чем-то расстроена. Расспрашивать бесполезно. В этом мы с ней похожи. Говорим лишь то, что считаем нужным. Остальное – наша личная территория, на которую ходу нет никому. Захочет – расскажет.

Но прежде чем уйти, спрашиваю, нужна ли помощь. Не удивляюсь отрицательному ответу. Хотя, если что было бы нужно, попросила бы.

Не знаю, что последует за моей выходкой. В принципе, жду приезда полиции. Но до утра так никто за мной и не явился. Поэтому собираюсь в школу.

У входа в школу замечаю Артема и Харитона. Меня ждут? Ну, ну.

Однако в следующий миг мое внимание приковывает еще один персонаж. Которого здесь не должно быть. И он точно ко мне.

Направляюсь к входной двери, прикидывая насколько велики шансы, что он поймет мой посыл, если я просто пройду мимо?

Понимать меня никто не собирается.

– Матвей, стой!

Как же неприятно его видеть!

Останавливаюсь. Лучше выяснить всё и сразу, чем замалчивать то, что давно просится наружу.

– Привет, бать.

Он не знает, с чего начать разговор.

Так-то зачем она нужна, его пустая болтовня?

– Привет, сынок, – слово царапает, скребет, так и хочется крикнуть: "Какой я тебе сын?!"

Естественно, ничего я не говорю.

– Как дела?

Два слово пробивают мою выдержку.

– Тебя это волнует?

– Ты – мой сын.

От этого факта почему-то во мне просыпается ошущение гадливости. Никогда не думал, что буду его испытывать при виде собственного отца. На крыльце толпятся ученики. А еще к школе подходят директор и отец Артема. Мне не хочется выглядеть маленьким обиженным мальчиком. Но еще меньше во мне желание позволить ему лить мне в уши всякий бред.

– Связи, рожденные одним заплутавшим сперматозоидом, сильно переоценивают. Ты сам мне это недавно продемонстрировал. Поэтому не понимаю, что ты здесь делаешь.

Вижу, как смотрит на нас Артем Холодов. Он, что, всерьез считает, что только у него проблемы с отцом? И поэтому весь остальной мир ему должен? Наивный чукотский юноша...

– Ты как со мной разговариваешь? – гнев прорывается у отца наружу.

Не привык он каяться.

– Как ты этого заслуживаешь.

Но он даже договорить мне не дает.

– Наши отношения с твоей матерью – это наше личное дело.

Теперь я имею счастье наблюдать, с каким интересом за нашим родственным общением следит старший Холодов.

– Я не про ваши отношения сейчас. Я говорю про ответственность за выбор. Вы с матерью – взрослые люди, разберетесь сами. Хотя она после всего и разбираться не будет. Но ты... Ты серьезно считаешь, что я – ребенок? Не понимаю, что произошло? Открою тебе секрет, я вырос. А ты в поисках лучшего места для жизни был более чем конкретен. Однако у меня тоже есть право выбора. И он не в твою пользу.

Его глаза наливаются кровью:

– Да что ты можешь, щенок?

– Без тебя? Без твоих денег? Оказалось, что все. Ты выбрал какую-то шалашовку. И не говори мне, что я не знаю из-за чего. Я как раз знаю. Поэтому, советую тебе пойти дальше и попытаться стать отцом еще раз. Со мной у тебя это не получилось. Меня не интересуют дурацкие оправдания. Пришло время для ответа за то, что натворил.

Он злится, не имея на то никакого права. Он выкинул нас с матерью из дома и своей жизни, оставив без средств к существованию. Тогда ему было хорошо. Но как только что-то пошло не по плану, решил, что без труда отыграет назад. Так не бывает.

– А что, если я так и поступлю?

– Флаг в руки. Мне это неинтересно. К матери только не ходи. Она все равно не простит. Только переживать будет.

Догадка прошивает меня мгновенно , как только он отводит глаза.

– Или ты – уже? – конечно, он у нее был.

И она его послала.

– И ты решил через меня попробовать?

– Ты тоже мужчина. Еще несколько лет, и ты меня поймешь.

– Не дай Бог.

Как говорит Полинка: "Фу, таким быть!"

– Не приходи больше.

Разворачиваюсь, протягиваю руку к школьной двери. За мной заходят другие ученики. Но он, я знаю, не пойдет.

Он просто где-то просчитался. И показал истинного себя во всей красе.

Хотя я и не понимаю, как так можно. Он был неплохим отцом. Водил меня в цирк и зоопарк, катался вместе со мной на аттракционах, возил меня в секцию болел за меня на соревнованиях. А потом, почему-то решил, что я ему не нужен. Я принял его решение, но расценил его, как предательство. А предателей не стоит прощать. Предавший однажды, сделает это снова.

Разве я бы на его месте отказался от своей семьи?

Да никогда.

А он смог. Вот пусть и живет с этим.

День пошел своим чередом. Только я постоянно чувствовал на себе взгляды Артема Холодова.

Но учитывая, что меня еще не пригласили в кабинет директора, либо Борис не очнулся и не рассказал о наших ночных приключениях, либо младший Холодов решил разобраться со мной самостоятельно.

За столом в обед я оказался один. Ребята уехали на соревнования, а Артур веселил каких-то девчонок. Но в одиночестве я просидел недолго.

За мой стол подсели Артем и Харитон.

Я перестал есть и стал ждать дальнейшего развития событий.

– Матвей, как ты думаешь, что будет, если Борис напишет на тебя заявление?

– А что было бы, если бы Алиса на него написала? – ответил вопросом на вопрос.

Ответ я, конечно, знал. Но хотел услышать его от Холодова.

На лице парня не было ненависти или возмущения, в то время, как у Панкова вот-вот должен был пойти пар из ушей. На лице Артема застыла маска. И эта вечная скука в глазах.

– Ничего, – он мне все же ответил.

– Мне тоже ничего не будет. Не знаю, что привиделось Боре. Он или напился, или обдолбался. Я был в "Демоне". С друзьями. В два ночи меня отвезли домой. Это смогут подтвердить. Из дома я ушел утром в школу. Всё. А его версия – плод больного воображения и личных неприязненных отношений.

В разговор неожиданно вклинился Харитон:

– Так это из Алиски всё? Правда, что ли понравилась? Только Борис тебя за нее убьет...

Одного недовольного взгляда брюнета было достаточно, чтобы Харитон замолчал.

– Странные вы, ребята. "Игру престолов" пересмотрели? Готовитесь управлять стадом? Только оно может и взбунтоваться. А если Борьке нравится Алиса, то девочку надо было пригласить на свидание. Цветочки, конфетки, а не так, чтобы она тряслась как осиновый лист. У нее итак жизнь не сахар, а тут еще и вы, и Борис . Чересчур как-то.

– Не надо меня учить, как жить.

Артем резко нагнулся в мою сторону. Синие глаза вспыхнули гневом.

– С чего ты решил, что с тобой также нельзя? – спросил он, с трудом сдерживая бешенство.

Ледяной мальчик.

Я усмехнулся. Припугнуть меня хочет? Или нет?

– А папка не заругает? – мой вопрос был задан наугад.

– Думаешь? Ты-то со своим не очень считаешься. С чего ты решил, что это делаю я? Ведь можно... Ты просто исчезнешь, как и не было тебя никогда. Или твое изуродованное тело найдут в какой-нибудь подворотне. Но тех, кто это сделал не найдут. И мама твоя будет горько плакать. А может, она с работы домой не вернется? С женщиной вообще может произойти много плохого...

Взгляд у парня сделался тяжелым. Такие, как он, не угрожают. Они обещают. И, как правило, сдерживают обещания. Возможно, я бы струсил. Возможно, пожалел бы, что ввязался. Это всё было бы возможно. Если бы я сам не был бы таким же отмороженным, как Холодов.

– Почему ты, Артем, уверен, что этого же не случится с тобой? Ты тоже можешь исчезнуть, а твои близкие пострадать. Ты так забавно уверен в том, что я не перейду черту... Когда я сам в этом не уверен... И прежде чем ты начнешь переть. Запомни. На каждое твое действие я отвечу.

Я тоже завелся. Хотя не надо было. Жить по тарифу "все позволено" я могу с тем же успехом.

Артем откинулся обратно на спинку стула.

Я приглушил в себе забурлившее раздражение.

Не здесь. Здесь нельзя позволить ему выплеснуться.

– И к чему же мы придем? – брюнет продолжил разговор снова тем же тоном, каким его начал.

Отстраненным и равнодушным.

– Я предлагаю остановиться на нейтралитете. Борис оставит в покое Алису. Я не буду трогать Бориса. А мы с тобой будем делать вид, что ни тебя, ни меня не существует.

Некоторое время парень, казалось, размышлял над моими словами.

– Не выйдет. Я не люблю делиться. Тем более короной. Жди ответку.

Я лишь пожал плечами. Что он хочет услышать? Или думает, я кинусь драться на него в школе?

Глупо. А я не страдаю от отсутствия интеллекта.

Нужно быть осторожнее. И мать предупредить.

Олеся

В юности все воспринималось легче. Ну, подумаешь, мальчику, который понравился мне, я не понравилась. Ничего, кругом полно других мальчиков. Еще интересней. Ну, подумаешь, Антон, (Саша, Петя) сказал, что больше меня не любит. А я познакомилась с Артуром, который носит мне цветы, говорит, что я самая красивая и зовет гулять.

Сейчас на середине жизненного пути, вдруг столкнувшись с тем, что ты ошиблась с выбором "раз и навсегда" больно дышать. Ведь я бы за ним босиком на край света. А он... Он жил по-другому. Вокруг него были все те же Даши, Оли, Нины, которых он хотел. Не меня одну. Не навсегда.

И как теперь верить кому-то?

Может и нет её, любви?

Только лишь секс. Когда тебе делают приятно, а ты делаешь приятно в ответ.

И все они для тебя ничего не значат. Не один, так другой.

Я даже не спросила у Саввы, почему. Теперь мне это не важно. Он просто не тот. Не мой.

Белый снег не спеша падает вниз, а я медленно бреду по набережной. Мне даже не холодно. Или я настолько замерзла от лжи, что уже не обращаю внимание на реальный холод?

Звмираю у ограждения, разглядывая заснеженную реку. Берусь руками за металлическую решетку.

И в следующую секунду подпрыгиваю.

– Ты топиться, что ли, собралась? Так там лед.

Я слишком ушла в себя, поэтому сейчас мне кажется, что сердце лопнет с перепугу.

Я же была здесь одна.

Откуда он взялся?!

– Владислав Сергеевич! Вы в своем уме? Зачем подкрадываться?

– Не так давно я был Владом. Ты бы уже определилась, Олесь.

Пытаюсь справиться с бешено колотящимся сердцем. И сама себе задаю вопрос – а как он тут очутился? Случайно не мог. Его трудно заподозрить в меланхолии. И привычке любоваться падающим снегом.

– Мне не нужно определяться. У меня всё по плану. Только я не понимаю, почему Вы оказываетесь там, где Вас быть не должно?

Холодов подходит ближе. Единственное, на чем могу сосредоточиться, это – на его глазах. Они удивительного синего цвета. Они приковывают все мое внимание, гипнотизируют, притягивают ближе. Опасно близко.

Блин, какие красивые.