Босс для Белоснежки

Глава 31. Дежавю с беглянкой

Целый месяц у меня проходит на удивление спокойно — или, может быть, это только так кажется.

Свекровь после нашего громкого разговора на остановке вдруг притихла: никаких звонков с нотациями, никаких внезапных визитов. Бывший муж пару раз позвонил «занять до получки», но я так вежливо его послала, что сама собой горжусь — даже голос не повысила.

Офис корпорации живёт своей обычной, шумной жизнью.

Юлька каждую неделю приносит новую порцию сплетен на обед, словно у неё личный контракт с богиней интриг: то бухгалтерша поссорилась с охранником, то наш юрист случайно забыл пароль от сейфа и вызвал целый консилиум, чтобы его вскрыть. А Маргоша, как всегда, драматизирует на ровном месте — зачастую лишь из-за того, что кто-то передвинул её стул не туда или посмотрел не с тем выражением лица. К счастью сейчас, пока я заменяю секретаршу генерального директора, мы с ней практически не пересекаемся.

Я всё чаще ловлю себя на том, что прислушиваюсь к переговорам в приёмной.

В последнее время Батянин появляется в офисе гораздо реже — постоянно уезжает в командировки, а возвращается ещё более собранный и какой-то… отстранённый. Короленко почти не шутит. Когда они оба встречаются в офисе, между ними постоянно висит какое-то неясное напряжение, которое чувствуется даже сквозь закрытую дверь кабинета. Словно давний, невыясненный конфликт насчет чего-то важного для обоих.

А еще всё чаще звучит смутно знакомая фамилия Мрачко. Почти всегда — накануне совета директоров «Сэвэн».

Сначала я думала, что это какой-то очередной подрядчик или конкурент. Потом вспомнила, что именно о нем меня расспрашивал два года назад Короленко, когда исчезла Яна. И я начала догадываться, что всё куда серьёзнее. Слишком уж строгий тон у Батянина, когда он произносит эту фамилию.

Заседания совета директоров я вижу только краем глаза, но всё равно каждый раз ощущаю, будто оказалась на премьере спектакля, где все роли давно распределены.

Сначала в приёмную заходит Царевичев Артём — ресторанный магнат с внешностью голливудской суперзвезды, который даже в деловом костюме выглядит так, будто только что дегустировал устрицы. Следом появляется Бояров Василий — креативный шутник из рекламной сферы с вечно растрёпанной шевелюрой, раздающий остроты направо и налево. И только потом приезжает директор гостинично-туристического профиля «Сэвэн» — Волчарин Максим, эдакий терминатор с вежливой улыбкой на бесстрастном лице.

Что касается Артура Короленко, то этот каменнолицый тип всегда приходит последним: точный, собранный, как на разминке перед боем. Его сухие, спортивные реплики обычно ставят точку в любом споре.

Еще двух акционеров я вообще ни разу не видела вживую.

Говорят, что Матвей Морозов — по слухам, гениальный певец в прошлом, — до сих пор лечит травму головы и только изредка присылает голосовые сообщения, которые потом пересказывают на совещании. А директор модельного бизнеса Тимур Лебеда всё ещё за границей — в Сеуле, решает проблему загадочного химического ожога на своем лице.

И вот каждый раз, накануне таких встреч, я слышу, как фамилия Мрачко то и дело проскальзывает в переговорах. Коротко, хлёстко, без пояснений.

Я сижу в приёмной тихо, почти не двигаясь, и стараюсь быть невидимкой, но всё равно улавливаю напряжение в воздухе. Бояров иногда пытается разрядить обстановку какой-нибудь шуткой, но если раньше Батянин хотя бы криво усмехался, то теперь лишь бросает на него взгляд, от которого тот сговорчиво умолкает. А Короленко вообще выглядит таким набыченным и угрюмым, словно готовится к спаррингу.

От всего этого меня постоянно преследует странное чувство, что где-то рядом зреет что-то важное, о чём мне не положено знать.

Про исчезнувшую Яну я тоже не перестаю думать, и в середине месяца наконец решаюсь спросить. Захожу в кабинет. Батянин, как всегда, за ноутбуком, просматривает какие-то документы.

— Андрей Борисович… — начинаю я осторожно, стоя у двери.

Он медленно поднимает голову. Его внимательные чёрные глаза — проницательные и глубокие, будто приглашают говорить, но я ловлю себя на том, что забыла, как сформулировать вопрос. Увы, эта напасть всегда меня преследует, когда я с ним разговариваю.

— С нашим курьером… всё в порядке? — у меня выходит тише, чем я планировала.

Он откладывает ручку, делает паузу, слишком долгую для простого ответа. Потом медленно произносит:

— Ян на больничном.

Слова короткие, но его низкий бархатный бас, как обычно, пробирает меня до мурашек, словно случайная ласка.

— А… — я сглатываю. — С ним что-то серьёзное?

Батянин чуть щурится на меня, как бы оценивая, сколько ещё подробностей я рискну спросить, и добавляет:

— Он под наблюдением. Вернётся — сами у него спросите, Лиза.

И снова берёт ручку, но взгляд остаётся на мне. Не строгий… скорее, какой-то слишком внимательный. Я чувствую, как уши предательски краснеют.

— Поняла, — бормочу, делая шаг назад, и быстро ретируюсь обратно в приемную.

Только там уже шумно выдыхаю. Боже мой, какой же это потрясающий мужчина… всего одним взглядом способен свести меня с ума! И как только продержаться до возвращения Ирины Константиновны, даже не знаю…

Прикрываю глаза на пару секунд, хлопаю себя по щекам и возвращаюсь к работе.

Через пару дней вдруг приходит короткое письмо от самой Яны: «Всё нормально. Вернусь, как только смогу».

Я облегчённо перечитываю строчки, но всё равно письмо кажется каким-то подозрительно скупым. Хотелось бы хотя бы смайлик или пару лишних слов… но, впрочем, Яна никогда не была щедрой на объяснения насчет своих дел.

Через несколько дней тревога перестаёт быть острой. Становится глухой, как дальний гул за стеной. Я успокаиваю себя, что раз она написала, значит, жива, значит, справляется.

И вот в один из таких вечеров, когда я ставлю тесто на стол и думаю, что успею долепить ещё десяток пельменей, прежде чем дети опять вломятся на кухню со своими роботами, всё резко меняется.

За окном декабрьская сырость, в доме тепло, печка потрескивает — хороший, обычный вечер. Внезапно раздается стук в дверь. Тихий, даже робкий какой-то.

— Женька, открой, — бросаю я через плечо старшему сыну.

Через минуту в прихожей слышится его голос:

— Привет. Мама на кухне.

Я выглядываю из двери и замираю: в полумраке стоит Яна — мокрая, бледная, с красными глазами, дрожит, как маленький зверёк. Сердце сразу проваливается куда-то в пятки от нехорошего предчувствия.

— Яна? — окликаю ее осторожно.

Она молчит, только смотрит на меня, будто не верит, что я настоящая.

Из кухни вопросительно подгагакивает гусь Гриша, которому я сегодня разрешила ночевать в доме. Мол, а кто это там к нам пожаловал, хозяюшка? Не нужно ли хорошенько припугнуть вторженца?

Обеспокоившись, как бы он не начал буянить из-за чужого человека, я быстро оглядываюсь на него и предостерегаю:

— Так, ты веди себя потише, понял? У нас гость! — и мягко предлагаю Яне: — Снимай пальто и садись. Чаю будешь?

Яна вешает на крючок пальто, пальцы её дрожат, как будто каждое движение даётся с усилием. Я не жду ответа, аккуратно беру её за локоть и веду на кухню. Усаживаю на табурет, под ноги подкладываю старый коврик, чтобы ее промокшие босые ноги не простыли на холодном полу.

— Только не надо ни о чем меня спрашивать, Лиз. Пожалуйста… — бормочет она куда-то в пол, низко опустив голову.

И в этот миг меня прошибает ужасная мысль.

Прямо сейчас Яна ведёт себя, как люди, пережившие что-то личное, страшное и физически болезненное. Слишком много вины в этом опущенном взгляде, слишком много застывшего напряжения в плечах. И если это то, о чём я думаю, то вопросов задавать нельзя тем более.

Я невольно прикусываю губу.

— Как скажешь, — бережно обнимаю её за плечи, чувствуя, как сжимается от жалости сердце, когда ее начинает мелко потряхивать дрожью. — Сейчас ты просто дышишь. Вот так. Медленно… Молодец.

Медленно поглаживаю ее по спине, пока она не утыкается мне в плечо, как ребенок в поисках утешения. Бедная девочка…

Интересно, ей вообще есть где ночевать?

Надо бы предложить остаться у меня. А еще срочно отвлечь и дать прийти в себя. Может, тогда она позволит ей помочь хоть чем-то более существенным. Или хотя бы оттает и выговорится.

— Спасибо… — сдавленно шепчет Яна.

— Тихо, всё хорошо, — отвечаю, старательно отодвигая все ненужные мысли в сторону. — Ты у меня. Всё хорошо. Посиди пока и подыши. А я пока делом займусь, ладно?.. Ты голодная?

Она не отвечает, но я и не жду. Включаю плиту, ставлю чайник, перекладываю тесто в миску. Делаю всё медленно, спокойно, чувствуя, как она отчаянно цепляется взглядом за каждое мое движение. Словно утопающий за соломинку.

Из соседней комнаты раздаётся восторженный визг Павлика и ворчание Женьки про гуся, незаметно сбежавшего к ним из кухни. Я невольно улыбаюсь на их детский спор и вижу, что даже уголок губ Яны слабо дёргается, словно она на секунду вернулась в реальность.

Хороший знак.

Убираю миску с тестом и тихонько тяну ее в сторону дивана с пледом и чаем. Она откидывается на спинку и отстраненно спрашивает, прикрыв глаза:

— У тебя… всё хорошо?

— Ну… как сказать, — усмехаюсь я. — Знаешь, меня зачем-то перевели временно на этаж генерального. Представляешь?

— В пентхаус?.. Это же хорошо.

— Это странно, — качаю головой. — Я же простой офис-менеджер с первого! Но, говорят, у Батянина его секретарь временно помогает с реабилитацией его матери. Они родные сестры… И теперь мне выдали супер-кресло, личную кофе-машину и доступ к лицам, которые раньше видела только на постерах. Сижу там, как пельмень на подносе с суши…

Делясь с ней новостями, я невольно увлекаюсь.

Обычно все эти вещи я обсуждаю со своей сестрёнкой Машей, но в последнее время она вся в работе и не так-то часто заглядывает. Так что теперь я отыгрываюсь на Яне, рассказываю всё подряд — и про новый этаж, и про кофемашину, и даже про робота с глазами из пуговиц.

Она слушает молча, но я вижу, как на её лице постепенно проступает жизнь: взгляд становится чуть яснее, плечи уже не такие напряжённые.

Кажется, мои домашние сплетни работают лучше успокоительного. Как и возгласы моих детей, всецело увлеченных который уже день конструированием самодельного робота-трансформера.

— Ты только посмотри на них, а? — качаю головой. — Из старых дощечек построили робота, как в кино. Будущие инженеры-изобретатели мои…

Некоторое время в комнате слышны только детские голоса из-за стенки. Яна сидит неподвижно, рассеянно слушает их, словно сквозь сон, а я вдруг замечаю её руки, до сих пор сжатые в кулаки так крепко, что побелели костяшки.

Вздохнув, я шутливо предлагаю:

— Давай, пей свой чай. Сегодня я заварила свой лучший травяной сбор… Это чашка чистой энергии!

Она послушно пригубливает. Такая тихая и покорная, что на миг напоминает мне маленького Павлика, когда у него температура: пьёт всё, что дают, лишь бы оставили в покое.

Только теперь я решаюсь осторожно коснуться её рук, чтобы разжать кулаки.

Пальцы разжимаются с трудом, но я всё равно расправляю их, согревая своими ладонями. Она моргает, глядя на мои действия, с сонным вниманием бездомного котёнка, осоловевшего от внезапного тепла и еды.

— Яна.

— М-м..?

— Я не знаю, что у тебя произошло. И не хочу лезть, пока ты сама не захочешь рассказать… но в моем доме есть одна традиция. Когда кто-то прибегает ночью, перепуганный, измученный и с большими глазами, то он автоматически получает пижаму, чай… и право спать в моей комнате, рядом с гусём. Без вопросов.

— А гусь не будет против? — её губы едва заметно вздрагивают.

— Он потерпит, — отмахиваюсь я. — Он у нас вообще дисциплинированный, когда надо. — И, подумав, добавляю на всякий случай: — А ещё приучен к лотку!

Она кивает, неловко шевельнув губами в безмолвной благодарности.

— Не переживай, — говорю я, тихо радуясь ее сговорчивости. — Оставайся у меня столько, сколько тебе нужно. А пока давай попьём чай и побудем просто нормальными людьми.

— Га-га! — поддакивает вернувшийся Гриша.

Внезапно Яна прикрывает глаза рукой и начинает тихо всхлипывать.

Я просто обнимаю её и остаюсь рядом, пока её дыхание не становится ровнее. Она засыпает прямо у меня на плече, словно ребёнок, вымотанный до предела. Но в голове так и остаётся главный вопрос…

Кто довёл эту девочку до такого и как ей теперь помочь?

Внезапно в голове всплывает фамилия, которую я слышала в приёмной уже не раз. Та самая, которую Короленко упоминал, разыскивая когда-то Яну. И мне становится очень, очень не по себе.

Уж не замешан ли этот странный Мрачко в том, что Яна сейчас сидит здесь, сжавшись в комок?

[*] Традиционно рекомендую всем интересующимся, что там стряслось у Яны, перечитать историю Несмеяны и босса Короленко.