11

В среду утром среди пассажиров на железнодорожной станции Пайн-Хиллз я замечаю Дэна. С трудом пробравшись к нему сквозь толпу, собравшуюся в том месте, где предположительно открываются двери в вагон первого класса восьмичасового экспресса, хлопаю его по плечу:

— Привет, красавчик, часто ездишь этим поездом?

Двое мужчин, явно пребывающих в дурном расположении духа, недовольно поднимают головы от своих газет, раздраженные тем, что кому-то взбрело в голову шутить в столь ранний час да еще в непосредственной близости от них.

— Привет, Джесс, — равнодушно отвечает Дэн. Он стоит ссутулившись, лицо его кажется опухшим, взгляд — отсутствующим.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Вместо ответа он рассеянно бренчит в кармане ключами от автомобиля, очевидно, уже забыв о моем существовании.

— Дэн, ты в порядке? — повторяю я свой вопрос, не на шутку встревожившись.

— Не совсем, — отвечает он.

— Что случилось? Я могу чем-нибудь помочь? Или хочешь поговорить?

Он молчит, потом произносит:

— Да, пожалуй.

В этот момент показывается поезд, и я начинаю проталкиваться сквозь толпу, надеясь занять два соседних места. Когда пассажиры окружают нас со всех сторон, Дэн берет меня за руку:

— Может, пойдем отсюда? У тебя есть время на чашку кофе?

— Ты не собираешься ехать на этом поезде? — удивленно спрашиваю я. Должно быть, проблема, которую он хочет обсудить, действительно серьезна. — Я хотела сказать, конечно. Разумеется.

В конце концов, будет еще экспресс в восемь семнадцать. Ну а если дело совсем уж плохо, то в восемь сорок одну. К тому же еще немного кофе — утром я выпила только две чашки — мне не повредит. В конце концов, это отличное мочегонное средство, а поскольку через несколько дней приедет Жак, мне просто необходимо избавиться от отеков.

Мы идем в «Старбакс», через дорогу от железнодорожной станции, и я заказываю латте с тоффи, но без шоколада, экономя таким образом пятьдесят калорий. Дэн берет маленькую чашку чая с бергамотом.

— Я ухожу от Люси, — сообщает он сразу же, как только мы садимся.

— Что?!

Он молчит, я ставлю кружку на стол и шершавой салфеткой вытираю с губ пену от латте. Пожалуй, надо было взять кофе с шоколадом, небольшая доза серотонина мне бы сейчас не помешала.

— Нет, ты этого не сделаешь. Это совершенно невозможно, — говорю я. — Ты никогда от нее не уйдешь. Ведь ты ее любишь.

— У Люси роман. О чем тебе, наверное, уже известно. Вероятно, я единственный человек на Земле, который был абсолютно не в курсе.

Я долго молчу, пока до меня не доходит, что дело сейчас не в том, знала я об измене Люси или нет.

— У многих людей бывают романы, — наконец говорю я. — Но из этого совсем не следует, что они должны разводиться. Иногда это просто сущий пустяк. Так, мимолетное увлечение, которое не имеет абсолютно никакого значения.

— Я понимаю, — отвечает Дэн, но по его виду этого не скажешь. Вряд ли он сейчас способен что-нибудь понять. Дэн в замешательстве смотрит на свой чай, явно недоумевая, как можно пить его через отверстие для соломинки.

— Если ты уйдешь, это будет полным безумием. — Потянувшись через стол, я снимаю крышку с его чашки. — Наверняка существует какое-то другое решение.

— Не думаю. По крайней мере не сейчас.

— Люси не сказала мне, что ты решил уйти, — говорю я, удивленная тем, что моя лучшая подруга забыла поделиться со мной такой потрясающей новостью.

— Так уж получилось. Мы проговорили всю ночь. Я обо всем узнал и просто поставил ее перед фактом. Я уже давно что-то подозревал, но закрывал на это глаза. Но раз она так себя ведет, раз она меня разлюбила… Тогда, черт возьми, между нами все кончено.

— Но Люси тебя любит, — твердо говорю я. — Я видела вас вместе на научной выставке, помнишь? Вы казались такими счастливыми! Из-за детей… и не только… Мне тогда пришло в голову, что после стольких лет вы все еще влюблены друг в друга.

— Были влюблены. Пожалуйста, говори об этом в прошедшем времени. Что касается детей, то здесь у нас все в порядке. Но Люси говорит, что ей не хватает романтики. Всплеска эмоций. Ей каждый день хочется чего-то нового. А со мной она этого не получает.

— Она прямо так и сказала?! — изумленно спрашиваю я, не ожидавшая подобной жестокости даже от Люси.

— Ну, не сразу. Вначале она просила прощения и говорила, что любит меня. Но я этому не верю. Если любишь своего мужа, не будешь трахаться с кем попало. Потом она пыталась мне все объяснить. Как будто это можно объяснить. Она устала. Ей стало скучно. Мы слишком давно женаты, дети скоро уедут. Словом, говорила все, что обычно говорят в таких случаях. Но я совершенно не собираюсь играть роль страдающего мужа.

— Может, это просто такой период. Не очень счастливый, конечно, но ведь он когда-то закончится. Вы просто должны его пережить. Вы с Люси справитесь со всем этим.

— Я вообще не уверен, что мне хочется с этим справляться. — Голос Дэна звучит вызывающе. — Все это произошло не за одну ночь. Наши отношения не ладились уже несколько месяцев. Она от меня отдалялась. Я на работе, она на работе. Мы и говорили-то лишь о том, какой университет выбрать для близнецов. Если честно, то последний раз нам по-настоящему было хорошо в 1997 году, на Кони-Айленде.

— Вы были на Кони-Айленде? — Я на мгновение забываю обо всем, представив себе Люси с хот-догом в руке — пусть даже и без кислой капусты, — катающейся на «Циклоне».

— Да, один раз.

— Но это же опасно. А вот я никогда не была в Бруклине.

— Никогда? — Дэн тоже на минуту забывает о своей беде. — Постой, разве мы не ходили все вместе на концерт Лу Рида в БМА?

— Это было в Бруклине?

— В Бруклинской музыкальной академии, — подтверждает Дэн, впервые улыбнувшись. — Помнишь, мы шли через мост? Это был Бруклинский мост.

— Ну, во всяком случае, я этого не знала, — защищаюсь я. — А ведь правда, вечер был потрясающий. И всего-то прошло два года.

Дэн грустно кивает, его лицо вновь мрачнеет.

— Да, у нас были и хорошие времена. Слава Богу, остались видеозаписи. Но не думаю, что нас с Люси ждет потрясающее будущее. Если ей хочется жить своей жизнью, что ж, тогда я буду жить своей. С романтикой и всплесками эмоций. Посмотрю, как ей это понравится.

— Ей это не понравится. А в тебе сейчас говорит обида. Не принимай поспешных решений, подожди немного.

— Ладно, — ворчит Дэн, — так и быть, позвоню риэлтору после обеда.

Я слышу, как у меня в сумке звонит телефон. Наверняка это другая сторона конфликта — Люси, которая, должно быть, расстроена еще больше, чем Дэн. Что ж, для него я сделала все, что могла, и теперь готова прийти на помощь другим. Баулдер, Дэн, Люси… Если у меня появится еще хоть один клиент, власти штата Нью-Йорк заставят меня оформить лицензию консультанта по семейным проблемам.

Дэн смотрит на свой «ролекс» — подарок Люси ко дню рождения. Наверное, теперь он выбросит эти часы, заменив их символом своей новой жизни, полной приключений. Скорее всего это будет хронометр от «Таг Хоэр», показывающий время в шести зонах, высоту над уровнем моря, если вы поднимаетесь в горы, и глубину подводой — если погружаетесь с аквалангом в морскую пучину. Это ему, несомненно, пригодится, поскольку его ждет еще множество взлетов и падений.

— Может, поедем на следующем поезде? — спрашиваю я Дэна, приканчивая латте: мне не терпится позвонить Люси.

— Нет, езжай одна, — отвечает он, вновь накрывая свой чай крышкой, — а мне что-то не хочется. Пожалуй, возьму выходной.

— Выходной? Это на тебя не похоже. Что ты собираешься делать?

— Все, что захочу. Буду брать пример с Люси. Правда, пока еще не знаю, чего именно мне хочется.

Из поезда я звоню Люси и сообщаю, что только что была с Дэном в «Старбаксе». Подруга явно чувствует облегчение от того, что ей не придется сообщать мне неприятную новость.

— Я так расстроена, что все утро ела голубику и ативан.

— Ативан? У тебя что, опять разыгралась аллергия?

— Нет, средство от аллергии называется кларитин. Хотя, пожалуй, его тоже стоит принять — что-то у меня нос заложило.

— Наверное, это оттого, что ты плакала, — предполагаю я.

— Да, правда, скорее всего от этого. Что же тогда принять?

— Не знаю. А от чего помогает ативан?

— Это бензодиазепин, — любезно поясняет Люси, как будто мне это что-то говорит.

— А… — неуверенно тяну я.

— Я точно не знаю, от чего он. Трейси дала его мне вместе с диет-колой. Сказала, что всегда принимает это, когда я на нее кричу. Он вроде бы успокаивает и снимает напряжение.

— А при чем здесь голубика? — Похоже, так мы никогда не доберемся до Дэна.

— Это посоветовал Аткинс.

— Я думала, Аткинс рекомендует есть чизбургеры без хлеба.

— Видишь ли, в последнее время очень многие предпочли ему программу «Уэйт уочерс», поэтому ему пришлось добавить голубику, чтобы сохранить конкурентоспособность.

— Когда он добавит мороженое, я, пожалуй, к тебе присоединюсь.

Люси вздыхает:

— Пожалуй, ты права. Черт с ним, с Аткинсом. Может, встретимся и поедим мороженого сразу же, как ты приедешь в город?

— Это будет в девять сорок две.

— Отлично, — соглашается Люси, наплевав на свою диету, из-за чего я прихожу к выводу, что она, вероятно, немного не в себе.

И точно, войдя в кафе, расположенное по адресу: улица Серпендити, дом три, я вижу подругу, сидящую перед огромным сливочным мороженым-сандэ.

— Это называется «Кухонная мойка», — сообщает Люси. — Заказать тебе такое же? — Она опускает ложку в вазочку, зачерпывает огромное количество мороженого с карамельным сиропом, кусочками банана, взбитыми сливками, орехами и мараскиновой вишней, и отправляет все это в рот.

— Боюсь, мне не съесть целую «мойку», — дипломатично отвечаю я. — Может, ты со мной поделишься?

Люси смотрит на свое мороженое, очевидно, решая, сможет ли уступить мне хоть ложечку, и говорит:

— Нет, лучше я закажу тебе новую порцию. Боюсь, свою мне придется съесть самой. Во всяком случае, это действует лучше, чем ативан.

А может, она просто наконец кое-что поняла? В том числе и то, что натворила?

— Дэн казался очень расстроенным, когда ты с ним говорила? — спрашивает Люси. — Он угрожал, что бросит меня, но я уверена, он этого не сделает. — Она зачерпывает еще мороженого, потом кладет ложку на блюдце. — А все этот дурацкий «Ле Ретрит». Они во всем виноваты. Говорили, что строго следят за соблюдением конфиденциальности. А на самом деле оказались компанией идиотов. Можешь себе представить? Нас зарегистрировали в одном номере под нашими настоящими именами, и, казалось бы, нетрудно догадаться, что Хантер Грин вовсе не «мистер Бэлдор».

— Мистер Бэлдор? — переспрашиваю я, чувствуя, как у меня начинает кружиться голова. — И что же случилось?

Люси слизывает с ложки немного сиропа и вздыхает:

— Хантер забыл в номере свои часы, а какой-то придурок решил отослать их в Пайн-Хиллз — мистеру Бэлдору. Дэн открыл бандероль, думая, что она адресована ему, и обнаружил там «ролекс» Хантера. Тот самый, который я подарила ему на день рождения, с надписью на крышке: «Хантеру от Л. с объятиями и поцелуями».

— Люси, ты в своем уме? Ты что, купила Дэну и Хантеру одинаковые часы?

— «Ролекс» Хантера я отнесла на расходы телекомпании, — отмахивается она. — Ему ведь придется появляться в нем перед камерой.

— Ты хоть понимаешь, что это непорядочно? Нельзя покупать одинаковые часы мужу и любовнику, — говорю я так, словно имею хоть какой-то опыт в подобных вещах.

— Знаю, — мрачно говорит Люси. — Если бы только можно было все исправить! Тогда я обязательно подарила бы Хантеру «Баум и Мерсье».

— Люси, у тебя серьезные неприятности. — Я решаю сразу перейти к делу.

— Дэн очень злится?

— Да, очень. И, знаешь, его угроза уйти от тебя показалась мне вполне реальной.

— Хантер пообещал, что женится на мне, — заявляет Люси. — Это первое, что он сказал сегодня утром, когда я сообщила ему о случившемся. Или нет, второе. Вначале он порадовался, что часы все-таки нашлись.

— Ты считаешь, что брак с Хантером — наилучшее решение? — потрясенно спрашиваю я.

— Нет, на самом деле я не хочу выходить за него замуж. Но кто знает? Если Дэн и дальше будет так же невыносим, придется воспользоваться этой возможностью. Странно, правда? Я думала, мой муж меня любит, а вон как все получилось. — Зачерпнув ложкой мороженое, она долго держит ее в руках, после чего все же отправляет в рот. Потом зачерпывает еще одну. И еще.

— Люси, осмелюсь заметить, что это ты изменила Дэну, а не он тебе. Тебе не приходило в голову, что он мог решить, будто ты его тоже не любишь?

— Не смеши меня. Мы женаты целую вечность. Он прекрасно знает, что я его люблю. Я говорила ему об этом каждый день. Ну, пусть и не каждый, но он знает.

От этого разговора у меня начинает болеть голова. Видимо, идея стать консультантом по семейным проблемам все же не так хороша, как показалось вначале.

— Люси, ты должна понять, что все очень серьезно. Не делай вид, что это какой-то пустяк, вроде незакрытого тюбика зубной пасты. Дэн говорил, что после обеда будет звонить риэлтору, а ты сидишь тут и занимаешься самолечением.

— Не драматизируй, я приняла всего одну таблетку ативана.

— Я говорю не о пилюлях, а о мороженом. Того, что ты съела, достаточно, чтобы отправить в больницу всех защитников «Питсбург стилерс» в полном составе. А тебе, похоже, наплевать. Еще два дня назад ты бы устроила себе трехмильную пробежку, если бы по ошибке съела одну апельсиновую карамельку.

— Хорошо, вечером буду бегать, — апатично говорит Люси, судя по всему, не поняв ничего из того, что я сказала. — Как бы то ни было, я не хочу больше об этом говорить. Лучше развесели меня. Расскажи мне что-нибудь хорошее. Как у тебя с Жаком?

Я вздыхаю:

— Не знаю, насколько это тебя развеселит. В следующую пятницу мы с Жаком отправляемся в Вермонт, где будем жить на каком-то потрясающем постоялом дворе.

— Жак собирается в Вермонт? — восклицает Люси, действительно оживившись. — Разве он не знает, что там коровы?

— Он считает, что это будет очень романтично, — смеюсь я. — Мы уедем так далеко, что нам не надо будет думать ни о чем, кроме нашей любви.

— Он сделал прививки?

— Да. От малярии, тропической лихорадки, лептоспироза и коровьего бешенства — на всякий случай.

— Когда же я с ним познакомлюсь? Ведь мы собирались как-нибудь поужинать вчетвером. Я помню, Дэн что-то говорил об этом.

Похоже, мороженое заморозило ей мозги. Интересно, как это мы сможем поужинать вчетвером, если еще не ясно, будет ли у Люси пара?

— Ты обязательно с ним познакомишься, — неопределенно обещаю я. — Кстати, в свете последних событий, ты сможешь взять к себе Джен на эти выходные? Наша договоренность остается в силе?

— А почему нет? — флегматично спрашивает принцесса Самоотречение. Нет, королева, потому что если уж Люси за что-то берется, то делает это лучше всех. — Послушай, — вздыхает она, — тебе пора идти. Ты уже и так слишком долго со мной нянчишься. Наверняка у тебя есть и свои дела. — Она уныло смотрит на огромную вазу, стоящую перед ней на столе. — А мне предстоит одолеть еще по крайней мере четыре тысячи калорий.

— Что ж, желаю тебе приятно провести время, — говорю я. — И смотри, не сдавайся. Я слышала, что тот, кто съест одну «Кухонную мойку», вторую получает бесплатно — за счет заведения.

В последний раз, когда я ездила в Вермонт, я провела в автомобиле шесть часов, дважды останавливалась, чтобы зайти в грязный туалет, заплатила штраф за превышение скорости и залила свои белые шорты шоколадным коктейлем «Рой Роджерс», пытаясь затормозить перед двумя канадскими гусями, неторопливо переходившими дорогу. И мне даже не с кого было взыскать ущерб. В самом деле, на кого я могла подать в суд? На Канаду? Матушку Гусыню? Или на «Рой Роджерс»? Я успокаивала себя тем, что теперь шорты выглядели даже стильно — белые с коричневыми пятнами.

Теперь же я сижу, прижавшись к Жаку, в вертолете и с высоты шести тысяч футов смотрю из иллюминатора на расстилающиеся внизу горы, извилистые реки и, конечно же, стада коров. Мне очень нравится Вермонт. Или, может быть, мне нравится, что мы с Жаком не переставая целуемся и ласкаем друг друга на протяжении всего часового полета? Когда мы приземляемся, я умудряюсь вылезти из-под вращающихся лопастей с неповрежденной головой, хоть и с немного растрепанными волосами. Мы идем прочь от вертолета, Жак обнимает меня за плечи, словно защищая от окружающего мира, и я чувствую себя героиней фильма сороковых годов, увезенной Кэри Грантом[58].

Гостиница «Брэдфорд-инн» тоже напоминает делегацию из старого фильма, правда, относящегося уже к другой эпохе. Похоже, ее отделкой руководила Бетси Росс[59], а модернизацией — Теренс Конран. В нашем номере стоит огромная антикварная латунная кровать, вместо кружевного покрывала ручной работы застланная вполне современным ватным одеялом с геометрическим рисунком. Рядом с кроватью — уютный старинный лоскутный коврик, положенный на мягкое напольное покрытие, занимающее все пространство от стены до стены. На огромном комоде розового дерева эпохи первых поселенцев установлен телевизор с плоским экраном, DVD-плейер и аудиосистема «Боус», все с пультами дистанционного управления, лежащими на тумбочках по обе стороны от кровати. Вот еще одна проблема современности: как можно одновременно управлять двумя пультами?

Но Жаку, чтобы контролировать ситуацию, не нужен пульт. Едва за нами закрывается дверь, как он загоняет меня в угол.

— Наконец-то, — говорит он, целуя меня и настойчиво прижимаясь ко мне всем телом.

Я роняю кашемировый кардиган, который держала в руках, и обнимаю Жака за талию, отвечая на его поцелуи. Но у обычно неторопливого Жака сегодня как будто включили режим перемотки. Не тратя зря времени, он стягивает с меня футболку и жадно набрасывается на мои груди.

— Я хочу заняться с тобой любовью прямо здесь, — говорит он, расстегивая ремень и подталкивая меня к стене.

Что ж, ладно. Это даже интересно. Но я бы не прочь еще немного разогреться. Может, он считает, что час поцелуев в вертолете — вполне достаточная прелюдия? Но ведь это было в воздухе. Разве с изменением высоты над уровнем моря не следует начинать все сначала? Но лучше перестать об этом думать и просто перейти к делу.

Жак стоит передо мной, уже совершенно обнаженный и, несомненно, готовый действовать. Я нахожусь в двух шагах от него.

— С тобой все в порядке, дорогая? — спрашивает он.

Я решаю, что ответ «нет» покажется ему слишком сложным. Почему бы и не заняться любовью прямо сейчас, если ему так хочется? Ну и что, что у меня не будет оргазма? Впереди еще целые выходные, придет и моя очередь. К тому же я где-то читала, что секс в положении стоя хорошо укрепляет четырехглавые мышцы.

Жак, похоже, не замечает, что я нахожусь на другой волне, и уже через несколько минут содрогается от наслаждения. Я не имитирую оргазм, просто издаю удов летворенные возгласы, искренне радуясь тому, что он получил удовольствие.

— Это было удивительно, правда, дорогая? — спрашивает он, нежно гладя мою щеку.

— Да, — шепчу я в ответ, не спуская глаз с кровати и представляя, как было бы здорово просто полежать в его сильных объятиях под этим одеялом.

Но очевидно, наши биологические ритмы сегодня не совпадают, потому что у Жака совсем другие намерения.

— Знаешь, — говорит он, отстраняясь от меня и направляясь в ванную, — у меня есть идея. Почему бы нам не покататься на лодке?

На лодке? А может, просто полежать на кровати? Я с вожделением оглядываюсь на мягкое одеяло, на котором, по всей видимости, в ближайшее время не появится ни морщинки. Может, мы с Жаком оба стареем? Мне нужно слишком много времени, чтобы достичь соответствующего настроя, а ему необходима передышка перед вторым раундом. Раньше секс со мной был единственным занятием, которое его интересовало, теперь же он лишь один из пунктов в длинном списке дел.

Жак быстро натягивает шорты — конечно, от «Нотика», поскольку мы собираемся кататься на лодке, — а я иду в огромную ванную, чтобы быстренько принять душ.

— Только не очень долго! — кричит он, лишь только я успеваю намылиться.

— Куда мы так спешим? — интересуюсь я.

— Боюсь, что река пересохнет, — шутит он в ответ.

Когда мы подходим к навесу для лодок, у нас еще очень много времени. Воды в реке тоже вполне хватает, и Жак волочит к берегу двухместное каноэ.

— Прыгай, — приказывает он, бросив на дно два весла и подавая мне руку.

Я неуклюже залезаю в лодку и усаживаюсь на переднем сиденье.

— Встань на колени, — командует Жак.

Ну и ну! Я только-только приняла душ, а он уже собирается вновь заняться сексом.

Однако Жак обходит корму, объясняя, что я должна присесть, чтобы лодка удержала равновесие. Решительно оттолкнув каноэ от берега, он некоторое время бежит по щиколотку в воде, потом запрыгивает внутрь.

— Ты умеешь грести? — спрашивает он и подает мне одно весло, а сам берет другое. После шестидесятисекундного урока гребли Жак напоминает мне, что именно он будет задавать темп, поскольку сидит на корме, а я должна под него подстраиваться. Что ж, весь сегодняшний день я только этим и занимаюсь. — Раз-два, раз-два! — отрывисто командует он.

Мне удается выдерживать темп, и лодка, мягко рассекая волны, быстро летит вперед. Пожалуй, мне даже нравится грести. Но через несколько минут мои нетренированные руки начинают болеть, и становится все труднее удерживать весло. Но это, похоже, никак не влияет на скорость движения лодки.

— Ты можешь отдохнуть, mon amour! — кричит Жак сзади. — Я прекрасно справлюсь один. Позволь мне позаботиться о тебе.

Прекрасная мысль. Я потягиваюсь, наслаждаясь теплом ясного дня, отражением солнца в воде и видом покрытых зеленью гор, величественно возвышающихся на заднем плане. Мы блаженно отдаемся быстрому течению, и волны мерно плещутся об алюминиевые борта лодки. Глядя на проплывающий мимо берег с высокими кленами, раскинувшимися вдали лугами и порхающими над всем этим великолепием крохотными птицами, я вдруг понимаю, как хорошо, когда за спиной у тебя — сильный мужчина, указывающий дорогу.

Я закрываю глаза, чтобы насладиться прекрасными мгновениями. Какой легкой может быть жизнь женщины, если у нее есть партнер! Человек, на которого можно положиться. Мои мысли начинают путаться, и тут вдруг раздается громкий всплеск, и каноэ резко бросает в сторону.

— Что?.. — Я оборачиваюсь и вижу Жака, быстро плывущего рядом с лодкой.

— Вода просто потрясающая! — кричит он. — Не смог удержаться. Но ты не беспокойся, я немного поплаваю и сейчас же вернусь.

Вот он, человек, на которого я собиралась положиться…

Решив, что смогу догнать Жака, я опускаю весло в теперь уже неподвижную воду. Однако вместо того чтобы двигаться вперед, лодка почему-то разворачивается влево. Неужели меня ничему не научили в лагере «Непакавани»? Похоже на то. Я погружаю весло в воду с другой стороны, и нос лодки описывает полукруг вправо.

Чертов Жак! Почему он бросил здесь меня одну?

Ну ничего, я вполне могу справиться сама. Я напрягаю мышцы, выравниваю лодку, и, к моему огромному удивлению, она движется вперед. Я вновь обретаю уверенность в себе и начинаю напевать попурри из песен, посвященных прогулкам на воде: «Майкл, греби к берегу», «Мост над бурной рекой» и «Ниже по течению я пристрелил свою крошку». Последняя композиция наводит меня на мысль о том, что я сержусь на Жака больше, чем готова это признать. Течение усиливается, и грести становится легче. Прямо по курсу я замечаю скалы, но мне удается проскочить мимо. Да я просто молодец! Небольшой водоворот впереди не кажется мне опасным, но на всякий случай я меняю направление движения лодки.

Внезапно каноэ ударяется о скалу, и тут же раздается металлический скрежет, от которого у меня останавливается сердце. Лодку подбрасывает, и она переворачивается вверх дном.

Становится абсолютно темно: я оказываюсь в воде и начинаю бешено колотить руками и ногами, как за путавшаяся в сетях выдра. Вода заливает мне рот и нос, и я не сомневаюсь, что мои легкие вот-вот лопнут. Неужели я сейчас утону? Так быстро? Моя нога застряла между камней, и мне никак не удается ее вытащить. Да, я определенно тону, хотя вся прожитая жизнь почему-то не проносится у меня перед глазами. Я знаю, что не должна поддаваться панике, но абсолютно неспособна взять себя в руки. Кажется, именно так погибла Мерил Стрип в «Бешеной реке»? Нет, она не могла погибнуть. Это был ее единственный удачный фильм.

Подавшись немного вниз, я с силой, которой никогда в себе не подозревала, отталкиваюсь от скалы и вытаскиваю из расселины ногу. Но в следующую секунду с ужасом понимаю, что потеряла всякую способность ориентироваться и совершенно не представляю, где верх, а где низ. Тем не менее я барахтаюсь изо всех сил, стремясь выбраться туда, где, как мне кажется, и есть поверхность воды. Но и здесь не видно неба и солнца — одна кромешная тьма. Я поднимаю руку вверх и чувствую, что она ударяется о металл. Слава Богу, опасность миновала! Сделав глубокий вдох, я ныряю, чтобы выплыть из-под лодки, как вдруг чувствую, что две сильные руки хватают меня за талию и тянут назад. Должно быть, это Жак пытается меня спасти, только почему он так странно это делает? Я пытаюсь освободиться, но чем сильнее вырываюсь, тем крепче он меня держит.

Теперь я действительно вижу всю свою жизнь: она быстро проносится у меня перед глазами. Черт, как же крикнуть ему под водой, чтобы он меня отпустил? Некоторое время мы продолжаем бороться — он тащит меня к себе, я вырываюсь, — и наконец оба выныриваем на поверхность, кашляя и отплевываясь.

— Слава Богу! — кричит Жак, обхватив, как рекомендует Красный Крест, мою грудную клетку, и тянет за собой мое пропитанное водой тело. — Берег совсем рядом. Держись. Осталось всего deux minutes[60].

Берег? А как же лодка? В какое-то мгновение я замечаю каноэ, все еще перевернутое вверх дном: течение уже унесло его на приличное расстояние.

Мы выходим на песчаный берег, и я произношу свои первые после того, как разыгралась трагедия, слова.

— Мои босоножки от Стефании Келайан! — пронзительно кричу я, глядя на Жака. — Я купила их специально для этой поездки! Почему ты не спас их?

— Я спасал тебя, — обиженно отвечает он. — Я спас тебе жизнь. Разве я не твой герой?

Я смотрю на свои босые, лишившиеся босоножек, исцарапанные ноги. Разве справедливо обвинять во всем Жака? Хотя с какой стороны посмотреть. Кто оставил меня в лодке одну?

— Что же нам теперь делать, мой герой? — спрашиваю я, глядя на реку слева от нас и на густой лес — справа.

— Плыть слишком далеко, поэтому пойдем пешком. Marchons[61], — отвечает он, направляясь к деревьям.

Я следую за ним, и мы гуськом пробираемся сквозь густые заросли кустарника. Я промокла до нитки и продрогла до костей. Наверное, нужно было снять футболку, но я пока не готова предстать перед Жаком в одном купальнике. Хоть он и видел меня обнаженной, когда мы занимались любовью. Может, если бы мне удалось еще немного похудеть, он предложил бы понести меня на руках?..

Мы идем очень долго, наверное, несколько миль, и наконец в просвете между деревьев видим луч света. Счастливая, я направляюсь к залитому солнцем полю — и цивилизации.

— Дом! — радостно кричу я и, спотыкаясь, бегу вперед, но тут же останавливаюсь перед колючей проволокой, за которой мирно пасутся — кто бы вы думали? Правильно, знаменитые вермонтские коровы. Белые, с коричневыми пятнами, совсем как мои шорты, облитые шоколадным коктейлем.

— Не подходи слишком близко, такие ограды обычно под напряжением, — со знанием дела предупреждает Жак.

Интересно, когда это мой герой успел превратиться в фермера Джека? Он идет рядом со мной, в нескольких футах от колючей проволоки.

— Смотри, — обрадованно восклицает он, — этот участок немного приподнят, и мы сможем под ним проползти! На животе.

Если бы мой живот был таким же плоским, как у него! Есть и еще одна проблема: моя довольно объемистая попа. Но Жак уже лежит на земле и через мгновение быстро, как змея, проскальзывает под проволокой. Не услышав шипения, я готовлюсь последовать за ним. Я поджимаю ягодицы и втягиваю живот, как меня учили в клубе «Лоте-Берк». Инструктор по фитнесу всегда говорила, что хорошая осанка продлевает жизнь, хотя, конечно, даже не представляла себе, насколько справедливы ее слова.

Миновав опасную преграду, я гордо выпрямляюсь и тут же обнаруживаю следующую — стадо коров, идущих прямо на нас.

— Снимай шорты! — кричу я Жаку. — Быстрее!

— Только не здесь, дорогая, — отвечает он, беря меня за руку. — Подожди, пока мы вернемся в гостиницу.

— Сними же их! Они красные! — в отчаянии повторяю я, дергая его за резинку. — Сними сейчас же. Коровы нас забодают.

— Non, non, mon petit chouchou, — бормочет он, ероша мои мокрые волосы и целуя меня в нос. — Коровы — это женщины. Они послушные. Бодаются только быки.

«Послушные? Я тебе покажу «послушные»!» Тем не менее известие о том, что коровьи особи женского пола не убивают людей, немного меня успокаивает.

Но через секунду мне в голову приходит новая мысль.

— А откуда ты знаешь, что среди них нет быка?

— Быки с коровами никогда не пасутся вместе. Они встречаются, только когда спариваются. Иначе быки делаются очень агрессивными.

Еще бы.

Мы отгоняем любопытное стадо и осторожно пробираемся между коровьими лепешками.

Да, чертовски приятно. Я вся в крови и грязи, да еще, наверное, от меня несет коровьим навозом, который, несомненно, является афродизиаком, — иначе почему Жак выбирает именно этот момент, чтобы крепко прижать меня к себе и поцеловать в губы?

— Знаешь, ma petite, ты права. Давай займемся любовью прямо здесь.

— На пастбище? Но ведь мы заплатили за номер. — Я отрицательно мотаю головой. — К тому же тебе не кажется, что на сегодня острых ощущений уже достаточно?

— Ощущений? Каких ощущений? — Жак удивленно поднимает брови, и я уверена, что он надо мной смеется.

— Я чуть не утонула, — мрачно отвечаю я. — Нас могло убить током. И еще неизвестно, что на уме у этих коров.

Жак начинает хохотать:

— О Боже, все это было не опаснее, чем — как это называется? — поход бойскаутов!

Что ж, раз мой бойскаут всегда ко всему готов, тогда почему бы нет? Сияет солнце, мычат коровы, и он уверен, что я была права насчет его красных шорт. Поэтому они падают на траву.

Ночью, после нашей обычной пенной ванны, я наконец забираюсь под стеганое одеяло и кладу голову Жаку на плечо. Я все ему простила. Два оргазма, бутылка «Вдовы Клико» и ужин при свечах помогли мне это сделать. Мы уже засыпаем, как вдруг раздается резкий звонок, от которого я испуганно поднимаю голову.

— Что это, пожарная тревога? — спрашиваю я, еще не решив, что делать — волноваться или злиться. Я-то думала, все сегодняшние приключения уже позади.

— Нет-нет, это просто мой мобильный телефон, — отвечает Жак, вылезая из кровати. Он смотрит на определитель номера, отходит в дальний конец комнаты и, понизив голос, шепчет в трубку: — Bonjoure, ma cherie.

Так, похоже, меня ждет еще одно приключение. Только не такое, на какое я рассчитывала. Я поворачиваюсь на другой бок и делаю вид, что сплю.

— Qui, Vermont est tres belle. J' ai vu les vaches aujourd'hui.

Сегодня он видел коров. Ну, это звучит не слишком романтично.

— J'ai nage, aussi.

Совершенно верно, он ходил купаться. Но кого это так интересует? Сестру? Секретаршу? Или подругу? Тогда это какая-то другая подруга, не я.

Он разговаривает еще несколько минут, но беседа не становится интереснее. Разве только в самом конце, когда он произносит:

— Je reviens tout de suite.

Что означает: он скоро вернется. И наконец после долгой паузы Жак добавляет:

— Moi aussi.

«Я тоже»? Что — тоже? Это дурной знак. Жак вновь забирается в постель, обнимает меня и гладит мои волосы:

— Извини, ma petite. Пришлось обсудить одно незаконченное дело. Прости, что побеспокоил тебя.

Насколько серьезно мне следует беспокоиться? Пока не знаю, но должна узнать.

— Кто это был? — Я внимательно смотрю ему в глаза. — Ничего, что я спрашиваю?

— Конечно, ничего, — отвечает Жак, нежно целуя меня в шею. — Ты можешь задавать любые вопросы. И я на каждый из них отвечу. Я хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому между нами не должно быть секретов. Bien?

Bien, думаю я с таким облегчением, что сразу же засыпаю. И, только проснувшись, понимаю, что он так и не ответил на мой вопрос.

Загрузка...