Ботоксные дневники

8

Когда я возвращаюсь из Пуэрто-Валларты, индикатор сообщений на моем автоответчике мигает с такой скоростью, словно это не телефон, а игорный автомат в Лас-Вегасе. Я пытаюсь сосчитать сообщения, но, дойдя до семнадцати, сдаюсь и включаю воспроизведение. Первой следует серия гневных заявлений от мамаш-театралок с Парк-авеню. Они шокированы, да, шокированы тем, что вокальный и сценический талант их детей не был оценен должным образом и не принес им главных ролей в «Моей прекрасной леди». Я задумываюсь над тем, почему им пришло в голову звонить именно мне, и тут одна из родительниц раскрывает секрет. Оказывается, мой номер был указан на извещении о результатах кастинга, разосланном по электронной почте нашим умнейшим режиссером Винсентом. Видимо, сам он отвечает только на звонки Натана Лейна.

После этого я прослушиваю несколько сообщений от Жака, в которых звучит нарастающее беспокойство. У него изменились планы, деловая встреча должна состояться не в Нью-Йорке, а в Дубае.

«Мне так жаль тебя разочаровывать, ma cherie, — с грустью произносит он. — Ты ведь ждала меня, правда? Увидимся в другой раз. Очень скоро. Je promis. Telephone moi[44].»

В следующем сообщении (когда, интересно, он позвонил: через час или на следующий день?) Жан сожалеет, что я не ответила ему immediatement[45].

«Я знаю, тебя нет в городе, — говорит он, и его голос звучит несколько встревоженно, — но ты обязательно перезвони».

Очевидно, ему неизвестно, что я единственный человек во Вселенной, который, выкладывая за услуги «Веризон» сто пятьдесят долларов ежемесячно, так и не удосужился изучить искусство переадресовки звонков. Журнал «Тайм» вполне может поместить мою фотографию на обложке, сопроводив соответствующей подписью.

«Ты сердишься на меня? — вопрошает Жак в очередном сообщении, и в его голосе уже отчетливо слышны панические нотки. — Je t'aime. Je t'aime[46]. Не злись на moi[47]».

Далее следуют еще два сообщения, в которых мне предлагается не грустить. Изменились планы, а не его отношение ко мне. Он докажет мне это. Он любит меня.

Я сбрасываю туфли и сажусь. Все это длится несколько дольше, чем я рассчитывала.

«Вот что мы сделаем, — сообщает Жак, и в его голосе вновь звучит обычная для него самоуверенность. — В четверг ты вместе со мной полетишь в Дубай. Я пришлю тебе билет. Ты получишь его завтра».

Действительно замечательный план. В четверг я лечу в Дубай. Кстати, где это? Вроде бы в Африке. Или на Аравийском полуострове… Интересно, а Аравийский полуостров еще существует? Может, я путаю с Абу-Дабу[48]? Или с Абба-Дабба? Ябба-дабба-ду… Нет, так было у Фреда Флинстона.

Я глубоко вздыхаю. Независимо от того, куда хочет услать меня Жак, мой мозг продолжает жить собственной жизнью.

Так, следующее сообщение.

«Вы думаете, если мой Чанси учится в Далтоне, значит, ему можно подсунуть роль торговца рыбой? — слышу я разъяренный голос. — Чанси не будет играть в этой пьесе! Лучше он будет участвовать в соревнованиях по лакроссу! Пусть кто-нибудь из Стайвезанта изображает вашего торговца!»

Похоже, это не Жак.

Может, вот это последнее сообщение от него?

«В четверг, ma cherie. Мой автомобиль будет ждать тебя в аэропорту. — Голос у Жака нежный, как creme fraiche[49]. — Мы будем заниматься любовью каждую ночь. Днем мне нужно будет присутствовать на переговорах, а ты сможешь ходить по магазинам. Или осматривать город. Подниматься в горы. И еще я устрою для тебя катание на верблюдах, je promis».

Пустыня! По крайней мере теперь я понимаю, о каком континенте идет речь. И я могла мечтать о мужчине, который обещает прокатить меня на верблюде? Хватит! Я выключаю автоответчик и вижу среди еще не разобранной почты конверт с логотипом «Федэкс». Да, секретарша Жака всегда прекрасно справлялась со своими обязанностями. Почему вдруг все захотели путешествовать именно со мной? В прошлом году моей самой длительной поездкой было посещение открытия «Сэме клаб». В этом же Жак и Люси просто забросали меня авиабилетами.

Тем не менее о том, чтобы встретиться с Жаком в Дубае, Дюбуке или где-то еще, не может быть и речи. Потому что сегодня вечером домой вернется Джен — если только какая-нибудь семья из Аппалачей не решила ее удочерить. Я жду не дождусь ее возвращения. «Ну пожалуйста, Жак! Ведь ты же помнишь о том, что у меня есть дочь! И понимаешь, что я не могу так вот взять и отправиться за шесть тысяч миль только для того, чтобы заняться с тобой сексом. Хотя, видит Бог, мне бы этого очень хотелось!»

Я собираюсь отнести чемодан наверх, но тут, словно в ответ на мои мысли, звонит телефон. Жаль, что у меня нет определителя. Я не хочу обсуждать с матерью Чанси оскорбление, которое мы нанесли ее драгоценному отпрыску, предложив ему роль торговца рыбой. И я пока не готова говорить с Жаком. Но, может, это звонят с Аппалачей? И на проводе медсестра? Я же просила Джен быть осторожнее с этими инструментами… Произошел несчастный случай. Ужасный, кошмарный несчастный случай! Моя девочка поранилась!

Я бросаю чемодан и хватаю трубку, едва не сбросив телефон со стола.

— Алло! — испуганно кричу я. — Все в порядке?

— Qui, qui, mon amour[50]. Теперь, когда я наконец-то слышу тебя, я вновь счастлив, — отвечает Жак, и его сладкий голос успокаивает меня даже на таком расстоянии. — Ты получила билет? Я увижу тебя через два дня?

— Мне бы очень этого хотелось, — отвечаю я, удивляясь тому, насколько рада вновь слышать его, — но, боюсь, это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Во всяком случае, когда речь идет о нас с тобой.

— На этот раз я не смогу с тобой увидеться. Ведь у меня есть дочь. Боюсь, ты забыл о Джен.

— А, Джен, твоя юная девица! Но это ведь так просто — всего лишь заказать еще один билет! Только подумай, как ей понравится катание на верблюде!

Я смеюсь и прижимаю трубку к уху. Как бы мне хотелось увидеться с Жаком в четверг! Я бы сделала все, чтобы встретиться с ним! Но я никогда не смогу оставить свою дочь одну.

— К сожалению, школьные каникулы заканчиваются, и Джен предстоит очень тяжелая неделя. Особенно по истории. Они будут приходить Льюиса и Кларка. — Я невольно забегаю вперед, думая о расписании на следующую неделю.

— Льюиса? Джерри Льюиса? — спрашивает Жак, внезапно заинтересовавшись школьной программой. Боже, я не могу больше слышать эти французские анекдоты о Джерри Льюисе! Нужно сменить тему.

— Мне очень жаль, Жак, но лучше бы тебе приехать самому. Я соскучилась по тебе.

— Боже мой! — произносит он удрученно. — Я так мечтал о нашей встрече! Но c'est d'accord, я понимаю. Твоя маленькая девочка. Только мысль о ней заставляет меня смириться с отказом. Но я должен как можно скорее вновь тебя обнять.

— Я тоже этого хочу.

— Тысяча поцелуев!

Целых три дня после возвращения с Аппалачей Джен сводит меня с ума, и я перестаю понимать, что происходит. Может, мне все же следовало полететь в Дубай? Она почти силком тащит меня в торговый центр и угрожает опустошить мою кредитку. Платья из «Лимитед дрессес» недостаточно хороши для нее, и мы идем в «Бетси Джонсон». Не важно, что предлагаемые там модели ей носить еще слишком рано, а мне, увы, слишком поздно, — Джен они безумно нравятся. Она решает купить изящные босоножки с закрытой пяткой и предлагает мне обзавестись точно такими же. Список ее желаний, кроме того, включает висячие серьги для меня, блестящий браслет для нее, розовую помаду для нас обеих, несмываемую удлиняющую тушь (этот пункт я даже не обсуждаю) и две семидесятипятидолларовые стрижки в салоне Хосе Эбера. Ощущая себя настоящей транжирой, я тем не менее соглашаюсь на платья и раскошеливаюсь на браслет. Однако когда я отказываюсь оплатить все остальное, моя обычно спокойная и послушная девочка топает ногами в припадке ярости:

— Ты ничего не понимаешь! Ты вообще ничего не понимаешь! — Она надувает губы и отворачивается, когда мы поднимаемся на эскалаторе.

В этом она права. Я действительно ничего не понимаю.

В воскресенье утром Джен почему-то будит меня необычайно рано. На ней новое платье от «Бетси Джонсон», сверкающий браслет и шесть украшенных стразами заколок, которые Лили подарила ей на день рождения.

— Тебе пора вставать, мам, — настойчиво говорит она. — Надевай свое новое платье. Я выбрала для тебя туфли. Они не такие красивые, как те босоножки, которые ты не захотела купить, но вполне подойдут.

Я моргаю, пытаясь понять, что происходит. Для чего это она так разоделась? Неужели опять Пасха? Так рано?

— Подойдут для чего? — спрашиваю я.

— Потом скажу. Вставай. Нужно еще испечь блинчики. Поэтому тебе лучше поторопиться.

По воскресеньям мы с Джен всегда едим на завтрак блинчики, но сегодня она настолько возбуждена, что не может усидеть на месте достаточно долго, чтобы съесть хотя бы один, не говоря уже о своей обычной порции — четырех блинчиках с банановым пюре.

Вдруг кто-то звонит в дверь, и она вскакивает как ужаленная.

— Открой! Открой скорее, — кричит Джен пронзительным голосом, и я решаю, что пришел ее бойфренд и товарищ по играм Клэй Эйкен. — Жаль, что ты не успела надеть новое платье, но, думаю, и в джинсах будет неплохо.

— В чем дело? Кто это? — спрашиваю я, стараясь понять, что она от меня скрывает.

— Просто открой дверь, ну пожалуйста!

Я складываю руки на груди.

— Так, немедленно говорите, что происходит, юная леди!

Джен находится на грани истерики.

— Просто открой! Открой! — визжит она.

И мне не остается ничего другого, как открыть дверь.

На пороге я вижу парня с внешностью фотомодели, с короткими выгоревшими на солнце волосами, ослепительной улыбкой и охапкой розовых роз.

— Поздравляю! — говорит он и смачно целует меня в щеку.

Он выше меня примерно на две головы, атлетического телосложения и одет в майку без рукавов от «Эберкомби энд Фич» с надписью «Крутой серфингист».

— Я — Баулдер! — заявляет он таким тоном, словно это сообщение должно привести меня в необычайный восторг. — Ты победила, и у нас с тобой свидание!

Забыв о розах, он протягивает руки, чтобы обнять меня, и цветы падают на пол между нами. Похоже, один из шипов впился мне в ногу. Все же не зря я всегда предпочитала орхидеи.

— Посмотри сюда! Улыбнись! — предлагает Баулдер.

Он поворачивает меня за плечи, и я вижу нетерпеливо переминающихся телеоператоров, коренастых мужчин с видеокамерами, и молодых стильных женщин с блокнотами и секундомерами, столпившихся на лужайке перед нашим домом. На подъездной дорожке маршируют музыканты из средней школы, одетые в парадную форму, при всех регалиях. Оркестр играет единственную известную ему мелодию — «Звездно-полосатый навсегда».

Перед носом у меня неожиданно оказываются одновременно микрофон, папка и кисточка для макияжа.

— Какого черта!.. То есть я хотела спросить: что здесь происходит? — Я старательно уворачиваюсь от микрофона.

Один из операторов подходит ко мне так близко, словно собирается снять крупным планом «гусиные лапки» у меня в уголках глаз или застрявшую в ноге колючку. Я вытягиваю руку, чтобы оттолкнуть его, но тут же понимаю, что совершила ошибку. Этот жест ассоциируется с плохими парнями из крупных корпораций, которые не хотят, чтобы их лицо увидели зрители программы «Шестьдесят минут».

— В чем дело? — опять спрашиваю я. — Что здесь, наконец, происходит?

— Я выбрал тебя, — отвечает Баулдер, и его неестественно белые зубы ярко сверкают на солнце. — Семь тысяч писем. Или семьсот тысяч? — Он обращается к одной из молодых женщин с блокнотом: — Мелинда, что я должен сказать? Сколько писем с предложением познакомиться я получил?

— Говори сколько хочешь, — выкрикивает она.

— Миллионы писем! — с воодушевлением продолжает Баулдер. — И ты — моя идеальная пара! Самый завидный холостяк «Космо» нашел свою девушку!

Наконец до меня доходит. Это то самое свидание, о котором Джен прочитала в журнале. Я вспоминаю письмо, которое она отправила ему от моего имени. Но ведь я даже не проверила ошибки… Впрочем, Баулдер, наверное, их не заметил.

— Джен! — кричу я, вглядываясь в море вспышек и объективов. — Джен! Где ты? Иди сюда немедленно!

Она появляется передо мной, хихикая и подпрыгивая в своих белых лакированных туфлях без каблуков. Да, пожалуй, девочка уже слишком взрослая для такой обуви. Надо было все же купить ей те босоножки.

— Мам, я сдержала слово! Я не проболталась! Ты ведь ничего не знала, правда? Я пообещала ничего не говорить — и не сказала.

— Абсолютно естественная реакция, — восхищенно говорит Баулдер, обращаясь ко мне. — Вы вели себя как настоящая мамочка из пригорода.

Я радуюсь, что десять лет, проведенные в Пайн-Хиллз, не прошли бесследно, хотя, уверена, не всякая женщина сочла бы подобное сравнение комплиментом. В этот момент ко мне подходит Минди, размахивая своей папкой с надписью «Продюсер фрагмента».

— Превосходно, Джесс, вы держались потрясающе, — весело говорит она. — Я так рада, что не придется переснимать сцену первой встречи. Все прекрасно получилось с первого дубля. Вы очень правдоподобно изобразили удивление.

— Но я действительно удивлена, — говорю я. Похоже, это объяснение ни одному из них не пришло в голову. — И что здесь все-таки происходит? Вы не можете просто так являться ко мне в дом.

— Мы получили все необходимые разрешения. — Минди улыбается. — От вашей дочери.

— Но ей только одиннадцать!

— Совершенно верно! — Минди улыбается еще шире.

Как Джен могла, все зная, ничего не сказать мне?

Наверно, я перестаралась, убеждая ее, что нужно всегда выполнять свои обещания. Надо было сделать оговорку: то, чему тебя учат в воскресной школе, не обязательно применять к продюсерам телевизионных реалити-шоу.

— А теперь вы с Баулдером можете пройти в дом и немного поболтать, пока мы будем готовиться к съемке следующей сцены. Но не выдавайте друг другу никаких секретов, — предостерегает нас Минди. — Мы хотим запечатлеть на пленке, как вы начинаете узнавать друг друга.

— Превосходный способ завязать отношения — сообщать о себе интимные подробности перед камерой.

— Кстати, — продолжает Минди, — следующую сцену мне хотелось бы снять на кухне, если вы, конечно, не возражаете.

— Конечно, я возражаю, — отвечаю я, начиная закипать. — Там все перемазано жидким тестом. Сначала я должна хотя бы немного убраться.

— Реквизитор и два помощника приведут кухню в полный порядок, — говорит Минди таким тоном, словно санитарная команда из трех человек — обычное дело в каждом доме. — Мы даже захватили с собой овсяную муку, на тот случай, если у вас нет. Компания «Квакер оутс» заплатила нам за скрытую рекламу.

А я-то думала, что получу одного только Баулдера.

Укрывшись в доме от солнечного света и вспышек фотокамер — такое двойное освещение не очень-то выгодно в моем возрасте, к тому же на мне нет косметики, — я пытаюсь вновь обрести спокойствие.

— Не хотите что-нибудь выпить? — спрашиваю я Баулдера, стараясь казаться гостеприимной хозяйкой.

— Нет, спасибо. Я состою в обществе анонимных алкоголиков, — радостно отвечает он.

— Может, апельсиновый сок? — не отступаю я, поскольку изначально именно его и имела в виду.

— Сок я тоже не пью. — Он расплывается в улыбке. — Только с пониженным содержанием кислоты. У вас есть соевое молоко?

— Нет. А воду вы пьете?

— Конечно. Если это «Перье» или «Пеллегрино». Можно даже «Поулэнд спринг», — добродушно добавляет он.

— А как насчет воды «Пайн-Хиллз»?

— Никогда не слыхал о такой, но рискну, — отважно соглашается Баулдер.

Я протягиваю ему стакан воды из-под крана и пытаюсь сообразить, что у меня с ним может быть общего. Пожалуй, ничего.

— Вы правда серфингист? — наконец спрашиваю я, вспомнив статью в «Космополитене».

— Конечно. В Малибу я каждый день тренируюсь по десять часов. Но на самом деле мне бы хотелось сниматься в кино, — говорит он таким тоном, словно эта мысль никому до него не приходила в голову. — Между прочим — просто чтоб вы знали, — я вступил в общество анонимных алкоголиков с единственной целью завязать знакомства. На встречах в Санта-Монике, которые проходят в семь утра, обычно собирается все руководство студии. Там можно узнать абсолютно все о каждом из них.

— Я это запомню, — говорю я, хотя пока еще точно не знаю, стоит ли загружать драгоценные клетки мозга подобной информацией.

— Но Боже вас упаси пойти на четырехчасовые собрания в Венис-Бич, — любезно добавляет он. — Их посещают только неудачники.

Я оглядываю кухню, уже приведенную в порядок двумя помощниками. Они на совесть потрудились над раковинами. Может, предложить снять следующую сцену в ванной Джен?

Баулдер протискивается мимо штатива камеры, установленного рядом с кухонным столом, и вновь заключает меня в медвежьи объятия.

— Вы можете в это поверить? — восторженно спрашивает он. — Мы сделали это! Вы и я! Мы попали не только на страницы журнала, но и в телешоу!

— Да, я тоже очень удивлена. — Мне приходится тщательно подбирать слова. — Я хочу сказать, мне понятно, почему они выбрали вас. Но вот что заставило вас выбрать меня?

— О, я все хорошенько рассчитал! — Баулдер так доволен собой, что его улыбка становится еще шире, хотя всего секунду назад это показалось бы невозможным. — Я подумал, что все остальные холостяки «Космо» наверняка предпочтут молодых сексапильных девиц. Но для участия в шоу отбирают только десять пар. И я сказал себе: «Ищи пожилую! Мамочку! Такую, на которую больше никто не польстится! Женщину, которую никто не ожидает увидеть в подобном шоу. Зрители будут в восторге!»

— Думаю, это сработало, — потрясенно бормочу я.

Кто бы мог подумать, что преклонный возраст, провалы в памяти и недостаток коллагена станут моими преимуществами и именно мне назначит свидание молодой красавец? Но я совсем в этом не нуждаюсь. Такое свидание еще хуже, чем романы Люси! С чего они взяли, что я обязательно соглашусь?

— Видите ли, эта идея целиком принадлежала моей дочери, — говорю я, осторожно отодвигаясь от него. — Может, вам все же стоит найти кого-нибудь помоложе? Посексуальнее? Одного с вами возраста?

— Нет, что вы, мне действительно нужна была такая женщина, как вы. — Голос Баулдера совершенно серьезен. — Мне нравятся женщины вашего возраста. Кроме того, вы напоминаете мне мою собственную мамочку. Она такая классная!

— Возможно, как-нибудь мы с вашей матерью вместе пообедаем, — холодно говорю я. — Но давайте посмотрим правде в глаза: у нас с вами никогда ничего не получится.

— Нет, вы ошибаетесь, — возражает он, поглаживая свой рельефный пресс под майкой с надписью «Крутой серфингист». — Вы довольно хорошо сохранились. Мужчине вашего возраста вы должны казаться очень привлекательной. — И он похлопывает меня по заднему месту с такой же нежностью, с какой десятилетний ребенок поглаживает своего сенбернара.

Мое терпение лопается.

— Большое спасибо, но тем не менее я думаю, что лучше вам всем немедленно убраться отсюда. — Я машу руками, словно стараясь прогнать залетевших в дом птиц.

— Невозможно. Вы должны это сделать, потому что это наш единственный шанс.

— Какой еще шанс? — повышаю я голос. — Я вполне довольна своим положением одинокой женщины с ребенком. Мне нравится моя жизнь. Я люблю свою дочь. Я только что отказалась от поездки в Дубай. Я не шучу. Пусть все уйдут.

— Ну пожалуйста! — умоляет он. — Мне это действительно очень нужно. Прошу вас, не отказывайтесь!

В следующий момент нижняя губа Баулдера начинает дрожать, лоб морщится. Неожиданно он становится похож на маленького мальчика, и во мне просыпается материнский инстинкт.

— Вы должны мне помочь, — уныло бормочет он. — Серфинг не приносит никаких доходов, а мой агент говорит, что участие в шоу сделает мне рекламу. — Его по-детски голубые глаза подозрительно блестят, ресницы часто-часто мигают.

В десяти футах от нас я вижу Джен, которая выглядит такой же испуганной. Дочь потрясена тем, что я, вместо того чтобы выйти замуж, собираюсь выйти из себя. А ведь ей так хотелось сделать меня счастливой! Она разработала целый план, как заполучить Баулдера, и, черт возьми, ей это удалось!

Я не могу разочаровать Джен. Не могу, и все. А кроме того, мне совсем не хочется, чтобы Баулдер расплакался прямо здесь, у меня на кухне.

— Ну ладно, хорошо, — сдаюсь я. — Только скажите помощникам, чтобы они не протерли мои полы до дыр.

— Спасибо! — Баулдер снова улыбается. — Я никогда этого не забуду. — Моего согласия участвовать в шоу достаточно, чтобы примирить его с человечеством. Должно быть, ребенком он не доставлял родителям особых хлопот.

— Ну что, Джессика, разве это не сказка? — выкрикивает Минди, появляясь в дверях. — Могли бы вы представить такое в своих самых смелых мечтах? Как это приятно — исполнять желания!

Баулдер нервно посматривает на меня, но я твердо намерена сдержать слово и даже намеком не даю понять, что это свидание — совсем не то, о чем я мечтала.

— Как бы то ни было, пора начинать, — заявляет Минди, прикрепляя к моей блузке салфетку. — Сцена два, завтрак. Декорация готова.

Декорация? Я всегда называла это кухней.

— В своем письме вы утверждаете, что потрясающе готовите, — сообщает Минди, теперь уже возясь с моими волосами. Она подводит меня к кухонному столу и поправляет на моей груди золотой медальон в форме сердечка.

— Это письмо написала не я, — повторяю я как заклинание. — Его написала Джен. Поэтому она тоже должна принять участие в съемках. — Я оглядываюсь в поисках юной любительницы конкурсов и замечаю ее стоящей в дверях с лихорадочно блестящими глазами. — Иди с нами завтракать, — зову я дочь.

Джен тут же подбегает, но Минди хватает ее за руку:

— Не сейчас, милая. Позже у тебя еще будет сцена катания с Баулдером на велосипедах. Нам ни к чему видеть тебя дважды.

Я поднимаюсь из-за стола. Пусть моя кухня всего лишь декорация, но этот дом, в конце концов, пока еще принадлежит мне, и правила здесь устанавливаю я.

— Я хочу, чтобы Джен была со мной, — твердо заявляю я. — Я не собираюсь продолжать съемки без нее.

— Как вам будет угодно, — отвечает Минди. — Но у меня есть предложение получше. — И, поворачиваясь к Джен, она спрашивает: — Хочешь быть моим ассистентом?

— Круто! — выдыхает Джен.

Потерпев поражение, я снова усаживаюсь за стол и только теперь замечаю, что моя кухня поразительно напоминает иллюстрации из журнала «Эль декор». Я переворачиваю одну из чашек вверх дном. Где же я до сих пор прятала посуду из веджвудского фарфора. А ирландскую льняную скатерть с такими же салфетками и хрустальные бокалы от «Коста-Бода»?

— Баулдер, прежде чем мы продолжим съемку, сценарист хочет тебе кое-что сказать, — говорит Минди, указывая на стоящего рядом с ней тощего парня. — Это действительно хороший сценарист. Он имел потрясающий успех в «Последнем герое».

— В «Последнем герое» есть сценаристы? — изумленно спрашиваю я. — Разве это не реалити-шоу?

— Разумеется, это реалити-шоу, — отвечает Минди. — Но разве можно положиться на обычных людей? Они никогда не ведут себя естественно без сценария.

Сценарист, на котором, как и следовало ожидать, очки с толстыми стеклами, черные кеды и не очень чистая рубашка, делает шаг вперед.

— Баулдер, не забывай, твое преимущество перед остальными участниками заключается в том, что ты холостяк, любящий детей, — говорит он, теребя блокнот с пожелтевшими страницами. — Обязательно скажи ей, какой замечательный у нее ребенок. — Он поворачивается к Джен: — Забыл, как тебя зовут, красавица.

— Джен, — с готовностью отвечает она.

Потрясающе! Съемочная группа провела в моем доме не больше часа, а моя одиннадцатилетняя дочь уже откликается на обращение «красавица».

— Правильно! И не забывай говорить комплименты своей избраннице. Скажи ей, что тебе нравятся ее волосы и большие карие глаза. А может, они голубые? Или зеленые? Мне отсюда не видно. Кто-нибудь, посмотрите, какого цвета глаза избранницы!

— Я уточню, — обещает Минди, делая в блокноте соответствующую пометку.

Думаю, им даже в голову не придет спросить об этом меня. Ведь я могу ошибиться.

— Одним словом, скажи что-нибудь о ее глазах, — продолжает сценарист. — Девушки обожают подобные вещи.

Так вот что имеют в виду, когда говорят о мести зануд! Убогий идиот-сценарист рассказывает красавчику с обложки глянцевого журнала, как меня соблазнить!

— И не забывай, что ты выбрал Джесс еще и потому, что она очень хорошо готовит, — никак не может успокоиться Мистер Знаток Женских Сердец. — Это имеет для тебя большое значение. Поэтому на завтрак она приготовила тебе салат из кусочков ананаса, омлет из одних белков и оладьи из овсяной муки «Квакер оутс». Не забудь сказать, какие они вкусные и питательные.

Помощник приносит приготовленный мною домашний завтрак и две чашки двойного капуччино.

— Ладно, поехали! — кричит Минди. — У нас все готово. Начинай, Баулдер!

Повинуясь приказу, Баулдер протягивает над тарелками руку и кладет ее на мою ладонь.

— Ты приготовила потрясающий завтрак! — уверяет он. — И я хочу, чтобы ты знала: меня совершенно не волнует, что ты на восемь лет старше.

Минуточку! Я согласилась ему помочь, а он вместо благодарности объявляет на всю Америку, что я совращаю младенцев! Почему бы просто не написать у меня на лбу: «Старше сорока»? Или мать-природа уже сделала это за нас?

— У зрелых женщин есть свои преимущества, — говорю я, надеясь отвоевать несколько очков. — У нас опыт, мы кое-что умеем.

— Ну? — восклицает Баулдер. — Я бы с удовольствием убедился в этом чуть позже. — Он подмигивает — мне или в камеру? — Я тоже покажу тебе несколько штучек, если ты понимаешь, о чем я.

Я морщусь. Разве мы не собирались обсуждать мои кулинарные таланты? Я смотрю на омлет из белков, стоящий перед Баулдером. Он выглядит как настоящее диетическое блюдо. Может, предложить ему соль с перцем? Думаю, ничего страшного в этом нет.

— Не знаю, любишь ли ты острое, — начинаю я.

— Кто же не любит остренького? — Его ответ опять звучит двусмысленно.

И как назло, этого идиота сценариста нет рядом. Куда он запропастился? Наверно, чистит свои кеды.

Желая хоть как-то разрядить обстановку, я передаю Баулдеру огромную перечницу, поставленную на стол помощником. Видимо, на телевидении считают, что у хозяйственной мамаши из пригорода должна быть именно такая.

— Какая толстая! — Голос Баулдера звучит похотливо. — Двумя руками не обхватишь.

Это добивает меня окончательно. Через долю секунды перечница летит в хрустальный бокал, свежевыжатый апельсиновый сок заливает льняную скатерть и уже не так безупречно выглядящий омлет.

— СТОП! — вскрикивает Минди.

Я откидываюсь на спинку стула, наблюдая, как струйки апельсинового сока стекают со стола на безупречно отглаженные брюки Баулдера. Впервые в жизни я не извиняюсь. И, как следует усвоив урок, преподанный мне доктором Пауло, не опускаюсь на колени, чтобы вытереть пятна.

Помощники бросаются наводить порядок, и на столе тут же появляются новые бокалы, салфетки, скатерть и апельсиновый сок.

— Сделаем еще один дубль, — заявляет Минди. — Приготовьтесь.

— Но у меня промокли штаны! — жалуется Баулдер.

— Мы не будем снимать то, что ниже пояса, — деловито произносит Минди. — Если хочешь, сними их.

Баулдер следует ее указаниям, без всякого стеснения стягивая брюки цвета хаки. Советуя сыну на всякий случай всегда надевать чистое белье, его мать скорее всего не имела в виду, что он может облиться апельсиновым соком. К счастью, на Баулдере не короткие плавки, а длинные боксерки.

Но настоящая катастрофа еще впереди.

— У нас закончились яичные белки, — с дрожью в голосе сообщает ассистентка, подбегая к Минди. — Мы не сможем сделать ему еще одну порцию омлета.

— Тогда, черт возьми, сделайте ему омлет из желтков! — раздраженно отвечает та.

Баулдер, который готов был приударить за немолодой женщиной, повторять всякие глупости за придурком-сценаристом и усесться за стол в одних трусах, вдруг встает в позу.

— Я не буду есть омлет из желтков, — заявляет он. — Я не съел ни одного желтка за последние полтора года!

Это уж слишком. Вместо того чтобы расстроиться, я неожиданно начинаю смеяться. Все громче и громче. Баулдер смотрит на меня с изумлением, но это веселит меня еще больше.

— Это не из-за тебя, — с трудом выговариваю я между приступами смеха. — Не из-за желтков и даже не из-за боксерок. А может, все же из-за боксерок, — бормочу я, стараясь успокоиться. — Мне почему-то казалось, что ты должен носить плавки.

С другого конца кухни до меня доносится хихиканье Джен и гоготанье членов съемочной группы. Через минуту вся кухня сотрясается от оглушительного хохота. Мой крутой серфингист кажется смущенным, но его добродушная натура одерживает верх, и он присоединяется к общему веселью.

— Прошу прощения, — говорит он мне, — вообще-то я редко снимаю штаны в первый день знакомства. А ты такая классная!

И это правда, черт возьми!

Но тут вновь появляется сценарист.

— Послушай, Минди, — говорит он, прекрасно зная, что размер его гонорара будет зависеть от числа пришедших ему в голову блестящих идей, — раз уж Баулдер все равно снял штаны… Может, ему переспать с Джесс?

Что это, еще одна возможность получить деньги за скрытую рекламу? Наверное, помимо «Квакер оутс», они прихватили с собой презервативы.

Минди заглядывает в блокнот:

— Отличная мысль, но это уже сделали три других холостяка. — Она поворачивается к сценаристу: — Наши герои должны казаться невинными и трогательными. Никакого секса. Только всякая сентиментальная семейная чепуха.

Я чувствую огромное облегчение. Невозможно столько успеть за один день!

Съемки в доме закончены, и мы идем в парк, чтобы, как я подозреваю, заняться всякой сентиментальной семейной чепухой. Сценарист, за неимением новых идей, прислоняется к стволу дерева. Джен не нуждается в посторонней помощи, чтобы выглядеть невинной и трогательной. К счастью, Баулдер тоже. Они катаются на велосипедах и соревнуются в метании колец, покупают у лоточника сладости и даже устраивают стрельбу из водяных пистолетов. Джен визжит от восторга.

Совершенно очевидно, что, поставив на Баулдера, дочь сделала правильный выбор — если не для меня, то для себя. Может, мне не выходить замуж за этого парня, а просто усыновить его?

Через шесть часов, после того как мы пять раз сменили дислокацию и четыре раза получили нагоняй от Минди, съемки заканчиваются.

— Когда это шоу покажут по телевизору? — спрашивает Джен, глядя, как съемочная команда в последний раз приводит в порядок мой дом, прежде чем уехать.

— Мы выйдем в эфир в конце августа, — отвечает Минди. — Это будет специальный часовой выпуск.

— Передача будет идти целый час? — с изумлением переспрашиваю я.

— Ну, если точно, то сорок четыре минуты, не считая рекламы, — уточняет Минди. — Десять минут уйдет на рассказ ведущего, три минуты — на беседу с редакторами «Космо». Может, четыре. Еще две с половиной минуты — обзор всех полученных писем. Интервью со всеми десятью холостяками. И, наконец, свидания. Ваш фрагмент займет… — она колеблется, — ваш эпизод получился действительно неплохим. Мы можем сделать из него двухминутный ролик.

Всего две минуты? Я рассчитывала по крайней мере на четверть часа славы.

Но Баулдер вполне счастлив. Он уходит последним.

— Ты классная девчонка, — говорит он Джен, которая уже устроилась на диване, утомленная всем, что произошло за день.

— Мне было очень весело, — с довольным видом заявляет она. — Спасибо за прогулку на велосипеде.

Новый приятель целует ее в макушку, потом подходит, чтобы обнять меня.

— Я действительно прекрасно провел время, — говорит он, одаривая меня своей последней на сегодня неотразимой улыбкой. — И я могу повторить все, что уже сказал. Вы действительно классно выглядите для своего возраста.

— Спасибо, — отвечаю я, невольно улыбаясь ему в ответ, и, когда он уже идет по дорожке от нашего дома, кричу ему вслед: — И передай от меня привет своей маме!