Ботоксные дневники

5

Почти сразу после того, как Жак уходит, я проваливаюсь в волшебный, фантастический сон. Несколько блаженных часов его ничто не нарушает, но потом в мою спальню вбегает Джен, волоча за собой фиолетовый рюкзак, черную дорожную сумку, красный матрасик и розовую подушку с вышитым на ней словом «Принцесса». Дочь экипирована так, словно совершала переход через Гималаи, хотя на самом деле всего лишь ночевала у Лили.

— Как прошел вечер, мам? — спрашивает она.

Я быстро сажусь, чтобы Джен не догадалась, что я только что крепко спала и она меня разбудила. Внимательно посмотрев на свою большую дочку, я улыбаюсь про себя. На шее у нее болтаются наушники от плейера «Американ герл», в руках — стопка журналов «Космогерл!». В свои одиннадцать лет Джен прекрасно знает, что скоро станет девушкой. Хотя играть в куклы ей пока еще нравится ничуть не меньше, чем читать о мальчиках.

— Вечер прошел замечательно, — отвечаю я, подавляя зевок. — Но, похоже, я еще не совсем пришла в себя.

— Ты занималась сексом? — Джен небрежно бросает свой скарб мне на кровать.

Я судорожно кашляю. Интересно, она просто высказывает догадку или, прокравшись ночью к дому, подглядывала в окно? Скорее всего я допустила ошибку, сказав Джен, что собираюсь встретиться со своим бывшим мужем. Ведь во всех книгах написано, что одиноким матерям не следует слишком доверять своим детям. Поэтому я делаю то, что на моем месте сделали бы большинство женщин, — лгу.

— Ну конечно, нет, дорогая. Ведь незамужние женщины не занимаются сексом, разве ты забыла?

Видно, придется запретить ей смотреть сериал «Друзья». Как сможет она мне поверить, если на телеэкране одинокие женщины, наоборот, развлекаются вовсю?

— Жак просто старый приятель, — добавляю я.

Джен вполне удовлетворена.

— Это хорошо, — весело говорит она, — потому что мы с Лили нашли тебе мужа получше.

Получше? Меня подмывает сказать, что Жак не так уж плох, если на то пошло. Но я не хочу делать то, что в книгах о воспитании детей называется «сообщать лишнюю информацию», поэтому откашливаюсь и беззаботно чирикаю:

— А я и не знала, что мне нужен муж. Интересно, и кого вы для меня присмотрели?

Джен роется в кипе журналов и наконец достает из нее номер настоящего, а не девчачьего, «Космополитена».

— Вот здесь, мам. — Она помахивает журналом перед моим носом. — Статья называется «Двадцать пять самых завидных женихов». Я выбрала одного для тебя. Его зовут Баулдер. Как булыжник[28].

— Звучит многообещающе, — фыркаю я, но Джен не слышит меня: она быстро листает страницы, ища нужную.

— У всех моделей здесь такие большие сиськи, — огорченно произносит она и смотрит на свою футболку, под которой не угадывается никаких выпуклостей.

Потом начинает тереть рукой ткань, словно надеясь, что от этого грудь быстрее вырастет. Я могла бы отчитать Джен, сказав, что следует говорить не «сиськи», а «груди», и пообещать, что очень скоро они появятся и у нее. Но я знаю, что сейчас она мнё не поверит, и вместо этого предлагаю:

— Ну расскажи мне о Баулдере.

Подумать только: сиськи и булыжники. О чем только не пишут теперь в журналах!

— Ему тридцать три. — Джен смотрит на меня и слегка хмурится. — Он там самый старший, но, надеюсь, не покажется тебе слишком старым. У него такие классные мускулы, и потом, он профессиональный серфингист. Здорово, правда? Мне не хотелось бы из-за него переезжать в Калифорнию, но Лили говорит, что, поскольку Атлантический океан совсем рядом, он сможет работать и здесь. Я собираюсь написать ему письмо.

— Когда напишешь, покажи мне, я проверю, — храбро предлагаю я.

Не хотелось бы, чтобы мое любовное письмо к самому старому холостяку Америки, который тем не менее все же слишком молод для меня, было написано с ошибками.

— Хорошо, потому что я собираюсь ему все про нас рассказать.

Про нас. Конечно, Джен не просто хочет найти мне мужа. Это комплексная сделка: одновременно она хочет получить отца.

Я беру журнал и разглядываю фотографию Баулдера: с нее на меня смотрит парень с обнаженным торсом, доской для серфинга в руках и улыбкой, такой ослепительной, что я еще раз читаю подпись, желая убедиться, что по ошибке не открыла рекламу зубной пасты «Брайтсмайл». У меня нет ощущения, что передо мной моя судьба, однако я могу понять, что привлекло в нем Джен. Этот парень идеально подходит для того, чтобы отнести ее на плечах к океану, где они смогут вмести забавляться прыжками на волнах.

Джен вопросительно смотрит на меня.

— Да, похоже, он мог бы стать замечательным папой, — осторожно говорю я, потому что старое чувство вины вновь дает о себе знать. В принципе меня вполне устраивает, что мы живем вдвоем. Но, несмотря на всю мою безумную любовь к Джен, я не могу заменить ей отца — разве что наполовину. И я постоянно думаю о том, как она относится к тому, что у нее нет стандартного набора из двух родителей, как у других детей.

Однако Джен всецело поглощена устройством свидания, а потому игнорирует мое робкое предложение высказаться о том, как ей живется без папы.

— Для того чтобы принять участие в конкурсе, я должна написать ему письмо, — излагает она правила завоевания Баулдера. — Он прочитает все письма и…

«Или за него это сделает кто-то другой», — думаю я.

— …и выберет девушку, на которой захочет жениться. Вначале «Космо» устроит свидание. Да, кстати, мам, забыла тебе сказать: свидание могут показать по телевидению. Ты не против?.

— Конечно, нет, милая. Чтобы выиграть, я согласна на все.

Слава Богу, что Джен в руки попался именно «Космополитен», а не «Холостяк». По крайней мере надеюсь, мне не придется лезть с этим парнем в горячую ванну, как предлагает последний. К тому же вероятность того, что все это будет иметь хоть какие-то последствия, ничтожно мала.

Джен морщит усыпанный веснушками нос: вероятно, оценивает мои шансы.

— Мам, помнишь, ты говорила, что хочешь сделать колорирование? — напоминает она.

— Что? Ты думаешь, мне не удастся заполучить мужа, не покрасив волосы? — спрашиваю я и притворно вздыхаю: — Хорошо, завтра же пойду в салон. Очень не хочется тебя подвести.

Однако Джен относится к этому делу очень серьезно, и теперь ей кажется, что она меня чем-то обидела.

Дочь подбегает ко мне, обнимает за шею и смачно целует в щеку:

— Я люблю тебя, мам. Ты и так очень красивая. И могла бы иметь любого мужа, какого только захочешь.

— Спасибо, дорогая. Я тоже тебя люблю. — Я крепко обнимаю Джен и провожу по ее спине пальцем, изображая сердце. Она хихикает. — Давай разбирай свои вещи, и пойдем завтракать.

Джен убегает, унося свои сумки.

— Погоди, ты забыла подушку! — кричу я ей вслед, но она не слышит меня, и я улыбаюсь. Какая уважающая себя принцесса будет сама носить свои пожитки?

Когда Джен уходит, я поднимаюсь и надеваю шелковый халат. Хорошо, что она не заметила его валяющимся на полу: она ни за что не поверила бы, что я облачилась в него, чтобы произвести впечатление на Джея Ленно[29]. Я поднимаю собственную подушку и крепко прижимаю ее к груди. Невозможно поверить, что всего несколько часов назад на этой кровати, рядом со мной, лежал Жак. Может, мне все это приснилось? Оглядевшись, я не нахожу никаких свидетельств его недавнего пребывания в моей спальне, вроде забытого носка. Тогда я изо всех сил втягиваю носом воздух, и мне удается уловить слабый аромат его одеколона. Прошлая ночь была потрясающей, и мне до сих пор не верится, что все это произошло на самом деле.

А утром? Утром он сказал, что все еще любит меня. Я бросаю подушку на кровать. Господи, что же я ему ответила? Что-то вроде того, какой он замечательный. Почему я не сказала просто, что тоже его люблю? Это было бы так просто! Мужчина, которого я страстно любила, вернулся в мою жизнь. После всех этих лет, проведенных вдали друг от друга, мы вновь вместе, как в сказке. Или как в любовном романе. Когда мы с Жаком засыпали вчера, обняв друг друга, я была уверена, что люблю его.

А сейчас?

Я делаю несколько шагов по спальне, ровняю стопку книг на столике у кровати, наклоняюсь, чтобы поправить сбившийся коврик. Потом иду в ванную, чтобы выпить воды и взглянуть на себя в зеркало. Действительно ли у нас есть будущее? Что он сказал, когда прощался у двери? Все решено? Я чувствую знакомый холодок в желудке. Может, Жак в чем-то и изменился, но у него осталась привычка принимать решения за нас обоих.

Я медленно возвращаюсь к кровати. Нет, на этот раз я должна принять собственное решение. Я пристраиваю подушку в изголовье и вновь улавливаю запах его одеколона. Может, пока не менять простыни? И может, все же стоит дать ему еще один шанс? Конечно, если я не влюблюсь в Баулдера.

Следующие три дня я жду, когда Люси позвонит и спросит меня о моем свидании с Жаком, но этого не происходит. Сама же я не могу с ней заговорить, поскольку Хантер сейчас находится в Нью-Йорке и поглощает все ее свободное время. На четвертый день Люси объявляется, чтобы сообщить, что я должна, просто обязана познакомиться с ее бойфрендом. Пожалуй, лучше было бы подобрать для Хантера другое слово — все же ей сорок один, и она замужем.

— Он тебе обязательно понравится, — произносит она с придыханием, когда звонит, чтобы договориться о встрече. — То есть я просто уверена, что ты будешь от него без ума. А кроме того, мне действительно очень важно знать твое мнение.

Поскольку Люси считает, что наше знакомство должно состояться за чем-то более экзотическим, чем кружка латте или даже бокал зеленого яблочного мартини, у неё рождается план. Хантера пригласили на вечеринку в честь Вилли Нельсона[30], где соберется целая толпа звезд, и мы обе пойдем с ним. Нам даже придется отправиться на концерт. Эта мысль мне нравится. Раз уж я выступаю в роли главного советника в голливудском романе моей лучшей подруги, то по крайней мере должна извлечь из этого какую-то выгоду.

Люси звонит мне еще дважды, чтобы спросить, что я надену. Мне кажется, что она больше беспокоится о том, какое впечатление я произведу на ее любовника, чем наоборот. Поскольку у меня нет ботинок из крокодиловой кожи, Люси соглашается с моим решением облачиться в юбку из кожзаменителя и даже предлагает мне свои туфли от Джимми Чу, которые занимают в списке ее любимой обуви почетное третье место. Через два дня мысль о том, что на мне будет наряд из искусственной кожи, вдруг приводит ее в ужас, и вместе с туфлями она привозит мне свою собственную юбку — натуральную.

Вечером я в туфлях на четырехдюймовых шпильках стою на углу Тридцать четвертой улицы, ощущая себя настоящей уличной проституткой. Мимо, склонив головы друг к другу и не замечая меня, проходят Люси и Хантер. На их улыбающихся лицах такое выражение, словно им известно что-то, недоступное пониманию остального человечества.

— Люси! — кричу я.

— О, Джесс! — Подбежав, Люси быстро обнимает меня. — Прости, что заставила тебя ждать. — Она отбрасывает волосы назад и добавляет: — Познакомься, это Хантер.

Можно подумать, я не догадалась. Он выглядит в точности так же, как по телевизору, разве что немного толще. Как это ему удается? Я всегда считала, что камера добавляет еще по крайней мере десять фунтов. А может, это происходит только с женщинами? Этакая своеобразная шутка природы? Кожа у Хантера очень гладкая, и вначале я решаю, что он в гриме. Но нет, я улавливаю легкий аромат «Аведы» для мужчин, и это означает, что он только что побрился, надушился и намазался автозагаром.

— Очень рада познакомиться, — говорю я, протягивая руку, но Хантер, вместо того чтобы пожать ее, наклоняется и обнимает меня.

— Люси рассказывала о вас самые удивительные вещи. И теперь я понимаю почему, — отвечает он, сжав мою руку повыше локтя в манере Билла Клинтона, и смотрит на меня с искренней радостью. — Надеюсь, эти синие глаза никогда не плачут под дождем.

Я непонимающе мигаю. Что?

— Это из песни Вилли Нельсона. Помните «Синие глаза плачут под дождем»? А у вас такие красивые синие глаза.

— А, спасибо.

— А какая ваша любимая песня Вилли Нельсона? О нет! Как я могла забыть, что он ведущий игрового шоу? Интересно, какой приз разыгрывается на этот раз — сборник «Вся музыка кантри за 200 долларов»? С уверенностью могу сказать одно: уж «бьюик» мне точно не удастся заполучить.

— Мне нравятся все песни Вилли, — тупо говорю я.

— Нет-нет, назовите только одну — самую любимую. Тогда я поговорю с Вилли, и он исполнит ее сегодня.

Он уже готов сделать мне приятное, и я вынуждена ответить тем же.

— Когда я была маленькой, мне нравилась «Я иду».

— Это Рик Нельсон. — Хантер широко улыбается.

— Ну, может, Вилли ее тоже знает. — Я пытаюсь как-то спасти ситуацию. К тому же все эти исполнители кантри очень похожи.

— Не сомневаюсь, — великодушно соглашается он. — Малыш Рики Нельсон! Вы, должно быть, часто смотрите «Оззи и Харриет».

— У меня не слишком много свободного времени, — смущенно отвечаю я.

Хантер запрокидывает голову и весело смеется:

— Прелесть! «У меня сейчас мало свободного времени» — одна из моих любимых. У нас много общего. — Он подмигивает, и я чувствую себя немного лучше.

Как это мило с его стороны! Сначала сам же припер к стенке, а потом спас. Теперь, когда викторина окончена, Хантер берет нас за руки — меня с одной стороны, Люси с другой, — и теперь мы напоминаем участников группы «Рокеттс».

— Я самый счастливый мужчина в Нью-Йорке, — сентиментально произносит он, — со мной две прекраснейшие женщины этого города.

Люси смотрит на него с восхищенной улыбкой. Я стараюсь не поддаваться его обаянию, но у меня это не очень хорошо получается. Хантер очень мил и чрезвычайно разговорчив, и я, кажется, догадываюсь, почему он так много зарабатывает. Когда мы идем по улице, я замечаю несколько направленных на него взглядов, которые, похоже, не ускользают и от него. Может, именно это нравится в нем Люси? Когда идешь под руку со звездой телевидения, поневоле начинаешь ощущать себя чертовски важной персоной. Я даже не удивлюсь, если Джоан Риверс вдруг спросит меня, от кого на мне наряд. Правда, мне придется ответить: «От Люси».

Однако Хантер, вероятно, уже слишком привык находиться в центре внимания. Оказавшись в «Мэдисон-Сквер-Гардн», где должен состояться концерт (Люси тихо сообщает мне, что у нас билеты на VIP-места), он вальяжно идет по проходу, посматривая из стороны в сторону, явно ожидая увидеть обращенные к нему восхищенные взгляды. Но большинство зрителей роются в сумках или складывают на сиденьях верхнюю одежду. Какая-то молодая женщина, сидящая с самого края, мельком смотрит на него и отворачивается, чтобы снять теплый свитер. Хантер тут же останавливается.

— Да, это я, Хантер Грин, — произносит он, похлопывая ее по плечу. — Я видел, как вы на меня уставились.

— Я… нет… я не смотрела. — Женщина начинает заикаться, но Хантер наклоняется и выхватывает у нее программку.

— Сейчас я вам ее подпишу, — великодушно говорит он и ставит свою подпись с огромной завитушкой.

Женщина с испуганным видом забирает программку. Мне совершенно ясно, что она понятия не имеет, кто такой Хантер, а потому не знает, что делать дальше: поблагодарить его или позвать на помощь охранников.

— Обожаю приносить радость своим поклонникам, — рассеянно замечает Хантер, когда мы продолжаем свой путь. — Я потратил на это минуту, а ей — память на всю жизнь.

Да, она теперь всю жизнь сможет зарабатывать себе на ужин, рассказывая о сумасшедшем парне, выхватившем у нее программку на концерте Вилли Нельсона.

Добравшись до своих мест в первом ряду, мы наконец усаживаемся, и Хантер обнимает одной рукой меня, а другой — Люси. Я чувствую приятное прикосновение дорогой материи — на Хантере пиджак от «Кэнэли», но уже через две песни он решает, что произвел на меня достаточное впечатление, и обе его руки перемещаются на бедро Люси. Он поглаживает ей колено и прижимается губами к ее шее. Может, сказать им, чтобы перестали? Неужели Люси не приходит в голову, что среди восьми тысяч человек найдется один, который знает ее — или Дэна. Но Люси, похоже, полностью поглощена Хантером, и окружающие ее совершенно не интересуют.

Когда Вилли исполняет «Синие глаза плачут под дождем», Хантер, оторвавшись от Люси, сжимает мне руку, но уже через секунду вновь продолжает лапать мою подругу. Ситуация накаляется. Здесь действительно становится жарко, или мне кажется? К тому моменту, когда Вилли затягивает «Я вновь на дороге» (как бы мне сейчас хотелось там оказаться!), Люси с Хантером уже издают такие стоны, словно озвучивают римейк «Глубокой глотки». Я не сомневаюсь, что кто-нибудь вот-вот предложит им перебраться отсюда в другое место.

Концерт подходит к концу, и мы покидаем свои места, очевидно, направляясь в личный трейлер Вилли. Я не прочь сейчас же пойти домой — ведь смотрины уже состоялись. Я познакомилась с Хантером, посмеялась над его шутками, даже видела, как он занимается сексом, — куда уж больше? Однако, несмотря на адскую боль в ногах, я все же решаю остаться: не каждый день удается познакомиться с Вилли Нельсоном. Надеюсь лишь, что к концу вечера не начну называть его Риком.

Я плетусь в трех шагах позади Люси с Хантером, как шестилетка, не успевающая за родителями, которые целиком поглощены друг другом, — с той лишь разницей, что на ногах у меня не удобные и практичные туфли «мэри-джейн». Наконец, когда мой каблук в миллионный раз попадает в трещину в асфальте, мы оказываемся перед трейлером. Дорогу нам преграждают три вооруженных охранника. Хантер достает служебное удостоверение и величественно произносит:

— Я друг Вилли.

Один из секьюрити достает список приглашенных и начинает водить по нему пальцем. Видимо, он все же находит в нем фамилию Хантера, потому что машет рукой, и мы поднимаемся по ступеням.

В трейлере мне требуется несколько минут, чтобы хоть что-то различить. Когда мои глаза наконец привыкают к табачному дыму, я вижу ребят из группы Вилли, которые сидят на потертом плюшевом диване, потягивая текилу. Каждый обнимает полуодетую подружку (поклонницу, проститутку?). Сам Вилли стоит в дальнем конце трейлера и, заметив Хантера, быстро подходит к нему и заключает в медвежье объятие. После этого он поворачивается к нам с Люси, протягивая одну руку, а другую убрав за спину, и произносит:

— Привет, леди!

Хантер смеется и обходит Вилли со спины, чтобы посмотреть, что тот от нас прячет.

— Не волнуйся, Вилли, они свои, — успокаивает он приятеля и глубоко затягивается вынутой у него из руки сигаретой. Сделав еще одну затяжку, Хантер передает сигарету Люси.

Наконец до меня доходит. Я никогда не принимала ничего крепче двойной дозы мотрина, но хорошо знаю запах марихуаны. Значит, то, что рассказывают о Вилли, правда. Это человек действительно все последние годы сидит на шоколадных конфетах и марихуане. Звучит неплохо, но посмотрите на его кожу.

— Люси, ведь ты не куришь! — нервно восклицаю я.

Люси меряет меня убийственным взглядом, однако передает косяк дальше, даже не поднеся его к губам.

Дымовая завеса в трейлере становится плотнее, а уровень децибел — выше. Я изо всех сил стараюсь следить за разговором Хантера с Вилли, но тут мое внимание привлекает затянутый в кожу музыкант, сидящий в углу теперь с уже совершенно голой девицей. Взобравшись ему на колени, она широко расставила ноги и энергично раскачивается взад и вперед, вытворяя вещи, о которых я читала лишь в разделе писем журнала «Пентхаус» — не может же девушка узнавать обо всем только из «Гудхаускипинг»[31].

— Трахни меня! — визжит девица, заглушая все остальные звуки. — Возьми меня! Трахни меня! Трахни меня, папочка!

Да, вечеринки в Пайн-Хиллз проходят по-другому. Где канапе и соус из авокадо? Однако и здесь умеют развлекаться, хотя я, похоже, единственная, кто обращает на это внимание. Я оглядываюсь по сторонам, но парни из группы заняты собственными подружками. Вскоре на сцене появляется кое-что новенькое. Колокол? Ну уж нет, я вам не какая-нибудь лохушка. Я смотрела фильм «Чич и Чон», когда училась в колледже. Не спорю, в нем много интересного, но шоу в углу заслуживает приза зрительских симпатий, и я возвращаюсь к нему. Могу поклясться, что музыкант с крикуньей действительно занимаются там этим. А юная леди тем временем озвучивает новую просьбу.

— Трахни меня посильнее! Давай, детка! — орет она.

Еще одна девица в другом углу трейлера, найдя идею интересной, с громким криком срывает с себя блузку и присоединяется к первой:

— Вставь мне, малыш! Покажи им, как это делается!

Внезапно меня охватывает ужасное предчувствие, что гигантская оргия в стиле кантри вот-вот поглотит всех присутствующих и Люси с обкуренным Хантером с радостью прыгнут в самую ее гущу.

Я настойчиво дергаю подругу за рукав.

— Мне пора домой, я должна отпустить бебиситтера, — говорю я сквозь зубы, — давай убираться отсюда.

Люси кивает. Вероятно, она чувствует себя так же неловко, как и я, и мы, прихватив Хантера, спотыкаясь, пробираемся к двери. Когда мы проходим мимо бдительных секьюрити, я не могу сдержать смеха. Подумать только, две дюжины лучших молодцов Нью-Йорка бдительно несут службу, охраняя Вилли и его придурков! Если бы сюда вдруг заглянули копы, они нашли бы здесь столько марихуаны, сколько обычно изымают за неделю.

К счастью, возле нас тут же останавливается такси, и мы вваливаемся в салон. Когда мы подъезжаем к отелю «Уэлдорф», где высаживаем Хантера, на лице Люси появляется такое выражение, точно она сейчас выбежит следом. Однако на часах два ночи, и даже ей не под силу придумать убедительное оправдание своему возвращению домой на рассвете. Хантер дарит Люси прощальный поцелуй и вручает водителю пятидесятидолларовую купюру, сопровождая это патетическим заявлением:

— Позаботьтесь о ней как следует. Она очень много для меня значит.

«Прости, Люси, но это я позабочусь, чтобы твоей последней поездкой за сегодняшнюю ночь стала поездка домой».

Такси отъезжает, и Люси, глядя в заднее стекло, машет Хантеру рукой.

— Потрясно, правда? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне с удовлетворенным вздохом.

— Правда, — соглашаюсь я, хотя не знаю, что она имеет в виду — Хантера, концерт или оргию. Но в конце концов, одинаково потрясающим было все перечисленное. А кроме того, в это время суток я не расположена к дискуссиям.

— На следующей неделе мы идем на вечеринку к Шер, — сообщает Люси, светясь от удовольствия. — А после этого ужинаем с Вупи. Это будет в Лос-Анджелесе, иначе я бы обязательно тебя пригласила.

— Вупи! — повторяю я, надеясь, что этого достаточно, чтобы подвести черту под сегодняшним вечером[32].