Он был толстым и розовым.
Никаких сомнений. Джордж Робсон поморщился.
Огромное трехстворчатое зеркало в его ванной комнате безжалостно отражало все его физические недостатки. Ему не нравилось то, что он видел. Казалось, с каждым днем у него на голове становится все меньше волос, и все больше их появляется на спине. Грудь обвисла, живот опустился, стал дряблым. И пенис казался не крупнее большого пальца.
Если бы он проводил поменьше времени за игрой в гольф и побольше в фитнес-клубе, ему бы удалось накачать мышцы. Но с остальным ему не справиться. И это его беспокоило. Молодую красавицу жену надо было удовлетворять. И обходиться ему приходилось тем, что было в наличии.
Прежде чем войти в спальню к Лайле, Робсон стыдливо надел трусы-боксеры. Жена лежала на кровати и просматривала модный журнал. Джордж устроился рядом с ней.
— Ты красивее любой фотомодели.
— Гм.
— Нет, в самом деле, — сказал он, и это были не просто слова. Джордж действительно так думал. Лайла была самой красивой женщиной из всех, что ему доводилось видеть.
Она надела ночную рубашку из тех, что ему так нравились: коротенькая, с тоненькими бретельками, одна сползла с ее плеча. Джордж потянулся и спустил ее пониже, погладил грудь Л аилы.
Она отбросила его руку.
— Сегодня слишком жарко.
— Но не в нашей спальне, дорогая. Я установил кондиционер на шестьдесят восемь, как раз как ты любишь.
— И все равно жара.
Джордж скромно устроился рядом, не мешая жене листать журнал. Он смотрел на ее лицо, красивые волосы, невероятное тело и постарался избавиться от страха. Почему она с ним так? Джордж этого не хотел знать, но узнать было необходимо, потому что неведение сводило его с ума.
— Похороны удались, согласна? — спросил он как можно беззаботнее.
Выражение лица Лайлы не изменилось.
— Я едва не заснула в церкви. Такая скука.
— Хафф устроил пышные поминки.
— Неплохие.
— А куда ты исчезла?
— Я исчезла? — Она перевернула следующую страницу. — Когда?
— Я не мог найти тебя в доме. Лайла обернулась через плечо:
— Я ходила в туалет.
— Я заглянул туда.
— Там была очередь, и я поднялась наверх. Ты что-то имеешь против? Или мне следовало терпеть до дома?
— Не сердись, любимая, я просто…
— Ладно, забудь. — Она бросила журнал на пол. — В такую погоду невыносимо спорить о таких глупостях, как мой поход в туалет.
Она принялась взбивать подушки за головой. Вышитые шелковые наволочки она приобрела в бутике в Новом Орлеане. Они стоили целое состояние. Джордж чуть не умер, когда увидел счет за них.
— И ты потратила столько денег на наволочки? — изумился он тогда.
Лайла пообещала вернуть покупку в магазин, но следующие несколько дней была такой несчастной, что Джордж сдался и сказал, что она может оставить эти чертовы тряпки. Лайла расплакалась, принялась его благодарить, уверяя, что он самый лучший из мужей. Джордж просто купался в ее нежности.
— Спасибо, что пошла со мной сегодня, — поблагодарил он, кладя руку на ее бедро. — Мы должны были там появиться.
— Разумеется. Ты же на них работаешь.
— Директор по технике безопасности труда — это очень важная должность, ты же знаешь. У меня огромная ответственность, Лайла. Без меня Хойлы…
— Ты кормил кота?
— Я смешал консервы из банки с сухим кормом, как ты и сказала. И потом, моя работа на предприятии так же важна, как то, что делает Крис. А может быть, и важнее.
Лайла перестала играть с украшенным кружевом краем наволочки и посмотрела на мужа.
— Никто не сомневается в этом, Джордж. Я лучше других знаю об этом, потому что ты проводишь столько времени на заводе. — Она надула хорошенькие губки. — Я знаю, потому что, когда ты там, ты не со мной.
Улыбаясь, она стянула через голову ночную рубашку и игриво провела ею по груди Джорджа. Его маленький пенис напрягся.
— У тебя есть кое-что для Лайлы сегодня, а, Джордж? — промурлыкала она.
Ее рука скользнула в ширинку его трусов, и она постаралась доставить ему удовольствие. На это Лайла была мастерица. Когда Джордж принялся ласкать ее, Лайла застонала, словно получала огромное удовольствие от этой любовной игры.
Джордж решил, что ошибся. Возможно, он стал просто параноиком, воображает невесть что, ищет улики, доказательства того, чего никогда не было. Джордж Робсон был маленького роста, толстый, розовый. Крис Хойл был высокий, темноволосый и красивый. Он пользовался репутацией мужчины, получавшего любую женщину, которую он захочет.
Джордж лично знал мужчин на заводе, чей брак дал трещину или совсем развалился из-за того, что жены изменяли своим мужьям с Крисом Хойлом. Естественно, он не мог чувствовать себя спокойно, когда его Лайла оказалась так близко от известного бабника.
Робсон проработал на Хойлов двадцать лет. Он отдал им всего себя — свое время, свои силы, свою гордость. Но чем больше отдаешь таким людям, тем больше они берут. Они питаются людьми, жизнями, душами. Джордж давно это принял. Он с готовностью стал человеком, который согласен на все.
Но, господь свидетель, есть предел всему. Для Джорджа Робсона этим пределом была его жена.
Хафф спустился вниз по лестнице, одетый только в трусы-боксеры и старомодную полосатую майку. Он старался ступать неслышно, но ступени скрипели, так что к тому моменту, когда он оказался в холле первого этажа, Селма уже ждала его там, завернувшись в халат, слишком теплый для этого времени года.
— Вам что-то нужно, мистер Хойл?
— Немного уединения в моем собственном чертовом доме меня бы вполне устроило. Или ты все время прислушиваешься?
— Что ж, простите за то, что я беспокоюсь о вас.
— Я уже сотню раз тебе сегодня повторил, что со мной все в порядке.
— Вы не в порядке, вы просто держите себя в руках.
— Мы не могли бы продолжить этот разговор в другое время? Я в одних трусах.
Я подбираю и стираю эти трусы. Или вы считаете, что, увидев вас в них, я упаду в обморок? И потом, вы выглядите очень мило.
— Отправляйся спать, пока я тебя не уволил.
С высокомерием примы-балерины Селма сделала пируэт в своем махровом халате и исчезла в задней половине дома.
Хафф долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок в кровати. Его мозг не отключался никогда, даже когда он спал крепким сном. Как печи на его литейном заводе, серое вещество работало ночью с такой же интенсивностью, как и днем. Случалось, именно во сне Хафф решал самые острые проблемы. Он ложился спать с дилеммой, а утром просыпался с готовым решением, которое подсказало ему его активное подсознание.
Вот только на этот раз проблемы продолжали мучить и тревожить его, так что сон не шел. Стоило Хаффу закрыть глаза, как он видел свежую могилу Дэнни. Даже засыпанная цветами, она выглядела дырой в земле, и в этом не было ничего достойного.
Хаффу показалось, что стены его комнаты сдвигаются, смыкаются над ним, как земля над Дэнни, как потолок нависает над ним, словно крышка гроба с атласной обивкой. Хафф никогда не страдал клаустрофобией, тем более в собственном доме. И хотя поток воздуха из кондиционера был направлен на его кровать, простыни были влажными от пота и прилипали к телу.
Раздражение не покидало его. Не желая лежать в постели и лелеять свое несчастье до рассвета, Хафф решил встать и выйти во двор. Возможно, покой пригорода успокоит его и принесет сон.
Он распахнул парадную дверь. В доме не было сигнализации, и дверь редко запирали. Кто осмелится обокрасть Хаффа Хойла? На это мог решиться либо необыкновенно смелый человек, либо сумасшедший. Хафф презирал арабов точно так же, как и евреев, латиноамериканцев, черных и азиатов, то есть всех, кто не был похож на него. Но он восхищался быстротой арабского правосудия. Так что, если бы Хафф поймал того, кто покусился на его добро, он бы отрубил виновному руку и только потом передал того неторопливой системе правосудия, которая в последнее время больше озабочена чертовыми гражданскими правами, а не тем, чтобы наказать преступника.
От этих мыслей его недовольство усилилось. Хафф грязно выругался.
Усевшись в любимое кресло-качалку на галерее, Хафф закурил. Он удовлетворенно дымил, посматривая на ту часть неба, которую окрашивали в розовый цвет огни литейного завода. Над городом тонкой пеленой повис дым из труб. Пусть сам Хойл отдыхает, его предприятие не спит никогда.
Летом на галерее вентиляторы никогда не выключали, потому что в такие ночи, как эта, они оставались единственным источником ветра. Хафф откинулся на спинку, наслаждаясь прикосновением ветерка к липкой коже. Он закрыл глаза и стал вспоминать, когда он впервые увидел вентилятор. Он не забыл этот день, словно это все было вчера.
Его отец искал работу. Хафф вместе с ним зашел в аптеку. На продавце красовались галстук-бабочка и широкие подтяжки. Держа шляпу в руке, низко опустив голову, отец Хаффа сказал, что мог бы натереть паркетные полы в магазине или сжечь мусор. Он был готов на любую, даже тяжелую работу, которую мог предложите владелец. Кстати, он видел несколько осиных гнезд под свесом крыши. Может быть, владельцу угодно, чтобы он их снял?
Пока мужчины обсуждали условия временной работы Хойла-старшего, маленький Хафф стоял, задрав голову, и смотрел на лопасти удивительной машины, которая мешала холодный воздух с горячим и охлаждала его обгоревшее, красное от жары лицо.
Весь тот день его отец натирал полы, расставлял товары по полкам, мыл окна. Он жег мусор на палящем солнце и велел Хаффу следить, чтобы не разлетались искры. Мальчик как зачарованный смотрел на языки пламени и ощущал потоки жара, исходившие от баков.
Его отец проработал на аптекаря целый день без перерыва. Но в тот день у Хаффа был ужин: сандвич с сыром и остатки содовой из фонтанчика в аптеке. Он еще не ел ничего вкуснее, хотя ему и было стыдно есть перед отцом, который сказал, что не голоден.
Хаффу очень хотелось, чтобы аптекарь предложил ему мороженое в вафельном стаканчике. Он видел, как такое ели посетители. Прохладная масса спиралью поднималась так высоко, что Хафф удивлялся, как она не падает из рожка на пол.
Но аптекарь не предложил. Когда Хафф покончил с сандвичем, растягивая удовольствие как можно дольше, хозяин аптеки предложил им с отцом двигаться дальше, как это уже бывало.
Свет фар, перечеркнувший лужайку, прервал воспоминания Хаффа. Он потер лицо руками, словно стирая тот день со своего лица. Он бы почувствовал себя неловко, если бы кто-то узнал о его детстве.
Сияющий «Порше Каррера», принадлежащий Крису, остановился у дома. Сын Хаффа выбрался на дорожку и пошел к дому. Отца он заметил не сразу.
— Что ты делаешь здесь в такой час?
— А как по-твоему?
— Симпатичный костюмчик, — прокомментировал Крис, падая в качалку рядом с отцом и забрасывая руки за голову. — Я так устал, что завтра мог бы проспать весь день напролет.
— У тебя есть работа.
— Я скажу, что заболел. Кто меня уволит? Хафф хмыкнул.
— Где болтался столько времени?
— Мать Джорджа свалилась с кишечным гриппом. Она позвонила в совершенно неподходящее время. Бедняге Джорджу пришлось встать с постели и ехать к ней. Он оставил бедняжку Лайлу в полном одиночестве и тоске.
— От этой девчонки одни неприятности.
— Определенно. Это-то и заводит. Хафф выпустил струю дыма.
— И ты намерен потратить лучшие годы на то, чтобы обслуживать чужих обиженных жен? Может быть, ты все-таки вернешь собственную жену и сделаешь ей ребенка?
Крис крепко прижал ладони к глазам, словно вопрос причинил ему боль.
— Я не хочу говорить об этом сегодня.
— Мы будем говорить об этом тогда, когда я сочту нужным. Ты давно избегаешь разговоров о Мэри Бет. Я хочу знать, что происходит.
Ладно. — Крис откинул голову на подголовник и глубоко вздохнул. — Она отказывается подписывать документы о разводе. Бек консультировался с лучшим адвокатом по бракоразводным делам в Новом Орлеане. Этот тип всегда выступает на стороне мужчин, а не их жадных до денег жен. Он крутой мужик. Этот адвокат составил документ, Бек все просмотрел. С его точки зрения, это идеальный вариант для меня и очень щедрый по отношению к Мэри Бет. — Крис перестал раскачиваться и подался через подлокотник к отцу. — Она не подписывает.
— Значит, вы можете помириться.
Крис коротко хохотнул и занял прежнее положение.
— Мэри Бет отказывается разводиться не потому, что хочет вернуться ко мне. Она просто не хочет. Моя жена ненавидит меня, ненавидит тебя, ненавидит этот город, ненавидит наш завод. Она презирает нас и то, что мы делаем.
— Черт побери, мальчик, она всего лишь женщина. Женщина. Прекрати трахать Лайлу и отправляйся в Мексику. Обработай жену. Делай то, что требуется. Подари цветы, драгоценности, новый автомобиль, новые титьки, если она их хочет. Заставь ее вернуться, умасли подарками и романтикой. Трахни ее. От тебя не убудет. И трахай до тех пор, пока она не забеременеет. Потом запри ее, пока не родится ребенок. Как только мы получим внука, мы объявим ее никуда не годной матерью и отправим на все четыре стороны без единого пенни.
Крис покачал головой.
— Этого не будет, Хафф. — Он поднял руку, призывая отца к молчанию. — Даже если бы я захотел снова соблазнить эту сучку, а я этого не хочу, даже если бы я трахнул ее, как ты романтически выразился, тысячу раз, ничего бы не вышло.
— Почему это? О чем, черт побери, ты толкуешь?
— Она перевязала трубы.
Хафф почувствовал, как подскочило давление. За доли секунды его смутное недовольство превратилось в пылающий костер ярости, не дающий ему дышать.
Крис продолжал:
— Когда я в последний раз предлагал ей помириться, Мэри Бет высмеяла меня. Она сказала, что я хочу этого только потому, что нам с тобой необходим наследник. И почему я решил, что она глупа? — Он покосился на Хаффа. — О ней можно много чего сказать, но она далеко не дура. Мэри Бет в пух и прах разбила наши надежды, когда объявила, что перевязала трубы. Она сказала, что от противозачаточных таблеток толстеет. И это было правдой. У нее задница стала как корма. А теперь она носит бикини-тонги, так что никаких лишних килограммов и задержки жидкости. Я процитировал ее слова. Так что она пошла на стерилизацию. Вот почему она может трахаться со своим мексиканским чистильщиком бассейнов, может вернуться сюда и быть любящей, преданной женой, может уйти в монастырь, но зачать ребенка она не может. — Крис вздохнул. — Я боялся говорить с тобой об этом, но теперь я рад, что этот разговор уже позади.
Обдумывая неприятную информацию, Хафф искурил сигарету до фильтра. Его глупая, ветреная невестка — слишком громкий титул для строптивой потаскухи — лишила себя возможности иметь детей. Ладно. У Криса остается лишь одна возможность. Он должен развестись с ней любой ценой и жениться на женщине, которая родит ему детей.
Хафф снова расслабился. По крайней мере им незачем больше придумывать, как поступить с Мэри Бет. Она потеряла право на участие в принятии решений. И Хафф был готов поблагодарить ее за это. Теперь перед ним и Крисом стояла новая цель, и они могли галопом устремиться к ней.
— Ты сказал об этом Беку? — спросил Хафф.
— Никому не говорил, — ответил Крис. — Я только предупредил, что больше не надеюсь на примирение и хочу развестись как можно быстрее.
— И Бек считает, что этот адвокат из Нового Орлеана лучший?
— Он дорого берет, но его клиенты не уходят из зала суда, обобранные до нитки, неся в бумажном пакете собственные яйца.
Хафф рассмеялся и похлопал Криса по колену.
— Держись этого парня, яйца тебе еще пригодятся. Крис улыбнулся в ответ, но оставался удрученным.
— Мне следовало прислушаться к твоим словам и сделать Мэри Бет ребенка сразу после свадьбы. А я пошел у нее на поводу и согласился, что следует подождать, пока она «приживется в семье», как она выразилась.
Крис об этом не знал, но Хафф не оставил новобрачным права самим решать. Он отправился к доктору Кэроу и попросил его заменить противозачаточные таблетки Мэри Бет сахарными плацебо. Доктор сделал это. Разумеется, за солидный гонорар.
Вложение денег оказалось неудачным. Проходили месяцы, но Мэри Бет все не беременела. Почти сразу после свадьбы они с Крисом чаще ругались, чем занимались любовью.
— Все уже в прошлом, сынок, — сказал Хафф. — Незачем тратить время на пустые сожаления. Мы должны сосредоточиться на том, чтобы побыстрее добиться развода. Если она спит с мексиканцем, мы можем заявить о супружеской измене.
— А Мэри Бет в ответ представит список моих любовниц, большинство из которых были ее лучшими подругами. Нам надо придумать что-то еще.
Хафф снова похлопал сына по колену и встал.
— Хорошо, что этот адвокат из Нового Орлеана на нашей стороне. Даже если мы не сможем рассчитывать на него, у нас есть Бек. Идем-ка спать. Долгий был день, — заметил Крис, когда они вошли в погрузившийся в тишину дом. — Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как мы уехали на похороны, правда?
— Гм. — С отсутствующим видом Хафф растирал грудь, где бушевал огонь.
— А что ты думаешь о Сэйри? У нас не было возможности поговорить о ней.
— Все такая же злюка.
— Злюка? — фыркнул Крис, поднимаясь по лестнице следом за отцом. — Это все равно что называть Усаму бен Ладена хулиганом.
— Твоя сестра не уехала из города, как собиралась. Мне звонил менеджер мотеля «Приют». Она забронировала комнату.
— Почему Сэйри так поступила?
— Возможно, она устала так же, как и мы, или не захотела ехать в Новый Орлеан в темноте.
Крис скептически посмотрел на отца.
— Если бы моя сестрица очень хотела убраться из города, она бы на карачках поползла. Она ничуть не лучшего мнения о нас и Дестини, чем Мэри Бет. А может быть, и худшего.
— Проклятые бабы! Кто поймет, почему они поступают так, а не иначе? — рявкнул Хафф. — Во всяком случае, Бек провел с ней часть вечера.
— Ты ему приказал?
— На этот раз нет. Он спас ее от Шлепы Уоткинса. Крис остановился на площадке.
— Я не ослышался?
Хафф повернулся к нему. Он улыбался и покачивал головой.
— Я так слышал. Бек заехал в ресторанчик, чтобы перекусить, и увидел там Сэйри, что само по себе удивительно. Но там был еще и Шлепа со своими большими ушами и всем прочим, который пытался ее закадрить.
Хафф повторил Крису то, что сообщил ему Бек. Когда он закончил свой рассказ, его сын лишь качал головой от изумления и недоверия.
— Что мог Шлепа сказать Сэйри?
— Напоследок он обложил все наше семейство. — Хафф нахмурился. — Я рад, что Бек вмешался. Кто знает, на что способна эта белая шваль. Как только они с Сэйри расстались, Бек позвонил мне по сотовому. Он ехал за ней до мотеля и проследил, как она вошла в номер. Сэйри знала, что Мерчент следит за ней, и, вероятно, сообразила, что он все время разговаривал со мной. По словам Бека, если бы взглядом можно было убить, он был бы уже мертв.
— Ну еще бы.
— Беку она сказала, что хочет отдохнуть, чтобы утром начать все сначала. Но я уверен: это не вся правда. Думаю, Сэйри жалеет о том, что ее не было в тот момент, когда семья в ней нуждалась.
— По-моему, ты слишком хорошо о ней думаешь, я с тобой не согласен, — возразил Крис. — Полагаю, твоей дочери просто наплевать на всех нас.
— Не будь так уверен в этом. Бек говорил, что она расспрашивала его о деле Айверсона.
— Как мило с ее стороны, что она заглянула к нам и поинтересовалась этим.
Хафф лишь улыбнулся сарказму сына.
— Я считаю, что твоя сестра чувствует себя виноватой, потому что не была рядом с тобой, когда ты в ней нуждался, и, вероятно, сожалеет о том, что ничем не сумела помочь Дэнни.
— Что такого могла сделать для него дражайшая Сэйри. чего не сделали мы?
Остановившись в полутемном коридоре, Хафф посмотрел на запертую дверь спальни Дэнни.
— Скорее всего, ничего. Черт, я никогда не мог понять этого парня. Видимо, из-за того, что он лишился своей мамочки в таком юном возрасте, Дэнни что-то потерял и так и не смог этого вернуть.
Крис положил руку на плечо отца.
— Надеюсь, теперь Дэнни обрел то, что искал, и покоится с миром.
На этом они пожелали друг другу спокойной ночи и отправились в свои комнаты. Хафф, который редко чувствовал себя усталым, на этот раз буквально выбивался из сил. Но спать он не лег, а уселся в большое кресло у окна, выходившее на заднюю лужайку и залив за ней.
К нему вернулись беспокоившие его мысли, которые он надеялся прогнать, посидев на веранде. Этому поспособствовал Крис со своим запоздалым рассказом о Мэри Бет. И еще Сэйри. Как она на него злится! И это на собственного отца!
Хафф не винил Лорел за то, что она так рано умерла. Но жена оставила его с тремя детьми на руках. Хафф старался изо всех сил, но лишь Крис вырос таким, как он хотел.
Сложная штука жизнь. Но альтернатива куда хуже.
Хафф не верил в загробный мир. Священники могли сколько угодно толковать о сокровищах, ожидающих людей на небесах, но, с точки зрения Хаффа, со смертью все кончалось. Дальше не было ничего. Умер — значит умер. Хафф не стал возражать Крису, когда тот сказал, что Дэнни обрел покой, но он был с этим не согласен.
Дэнни не обрел покой, и у ворот рая его не встретили ангелы и не предложили ему нимб и пару крыльев.
Его младшего сына поглотила пустота, вечная черная бесконечность. Такой Хафф представлял себе смерть.
Вот почему человек должен брать от жизни все. Награда дается только при жизни. Хафф царапался, кусался, хватал рее, только бы стать самым лучшим, самым великим, самым ужасным. И пусть провалятся к чертям все те, кто осуждает его методы. Хафф Хойл ни перед кем не отчитывается.
И если его жизнь никогда не бывает спокойной, отлично. Без этого можно и обойтись.