Британский качок

10

Джорджия

Я болтаю с Наллой и Прией, когда Эшли плюхается на сиденье позади меня, задевая длинными ногами спинку моего сиденья.

Его ноги раздвинуты — он должен их раздвинуть, иначе просто не поместится — его колени так высоко над спинкой моего сиденья, что я бы ударилась о них головой, если бы откинулась назад.

Прия подталкивает меня ногой, приподняв брови.

Что-то нацарапывает на листе блокнотной бумаги и пододвигает его в мою сторону.

«Он запал на тебя».

Я закатываю глаза. Нет, не запал. Что заставило ее сказать это?

О, да. Я ушла с ним с вечеринки в прошлую пятницу. Не то чтобы что-то случилось… но девочки и их активное воображение.

Когда расскажу им, что он пригласил меня жить с ним, они точно взбесятся.

За последние несколько недель, с тех пор как начались занятия, я сблизилась с этими двумя, не желая проводить со своими товарищами по команде больше времени, чем необходимо.

Когда профессор начинает свою лекцию в передней части аудитории, и мы уделяем ей все наше внимание, я все еще хорошо осознаю присутствие Эшли позади меня.

Это все равно, что сидеть спиной к стене, за исключением того, что она дышит и взглядом сверлит дырки у меня в затылке.

Я знаю, что он наблюдает, потому что чувствую это.

Я: Перестань пялиться мне в затылок.

Эшли: Я не пялюсь.

Я: Хорошо, что только что сказала профессор?

Я сама этого не знаю, потому что тоже не обращаю внимания, но ему необязательно это знать.

Эшли: Что-то о бизнесе.

Ха! Я знала это. Он не слушает.

Я: ЛОЛ. Хватит пялиться мне в затылок. Неужели ты думаешь, что я хотела бы жить с жутким типом, который так поступает? Могу представить, как просыпаюсь и вижу, что ты сидишь в кресле в углу комнаты и смотришь, как я сплю.

Эшли: Это чертовски странно, и этого бы не случилось. К тому же во всех спальнях есть замки.

Эшли: Может быть, мне пришлось бы остерегаться ТЕБЯ. Откуда мне знать, что ты не извращенка?

Я: Возможно. Кто знает?

Я хихикаю. Это даст ему пищу для размышлений.

И кроме того, на его месте меньше бы беспокоилась о том, что я извращенка, и больше о том, что потенциально могу быть убийцей. Он ведь не знает, вдруг я не в своем уме.

Я сижу прямо, словно проглотила шомпол, уставившись перед собой, изо всех сил стараясь слушать лекцию. Профессор и ее ассистент дают нам задание для работы в наших группах — мы должны взять повседневный предмет, которым все пользуемся, и создать бизнес-план по его продвижению на рынок — и я делаю заметки.

Я не слышу за спиной скрипа ручки или стука клавиш ноутбука, поэтому поворачиваю голову. Неужели Эшли не волнует, что у нас есть конкретные задачи, которые необходимо выполнить для этого проекта?

— Почему ты не делаешь заметки? — шиплю я, и это звучит как раздражение.

Он корчит гримасу.

— Я сделал снимок на свой мобильный. — Он поднимает свой телефон, показывая мне экран. — Разве не все так делают?

Он действительно сфотографировал заметки, которые ассистент профессора вывела на стену с помощью проектора.

Ох.

Хорошо.

Думаю, это облегчило бы жизнь — гораздо больше, чем кропотливое написание всего этого от руки, как приходилось делать моей маме, когда она училась в колледже.

Я краснею, смущенная собственной наивностью.

Я всегда делала это таким образом, ни разу не подумав сфотографировать дурацкую доску в передней части комнаты, чтобы не пришлось делать настоящие заметки.

Эшли хихикает у меня за спиной.

Эшли: Эй.

Я: Что?

Эшли: Ты рассматривала возможность расторжения договора аренды с университетом?

Я: Эм. Еще нет.

Эшли: Хорошо, что я погуглил это для тебя. Решил, что тебе будет лень.

Я: Ну, спасибо.

Эшли: Я не ошибся, правда?

Эшли: Все, что тебе нужно сделать, это изложить все в письменной форме и заполнить договор о расторжении за 30 дней, и они должны его одобрить. Есть небольшой штраф, но он нестрашный. Я мог бы вычесть его из твоей арендной платы за первый месяц.

Почему он это делает?

Почему его это вообще волнует?

Это почти как… теперь, когда идея засела у него в голове, парень не собирается отпускать ее, он одержим и полон решимости заставить ее сработать.

Я: Эм. Это все?

Эшли: Кроме уборки и проверки комнаты. Кажется довольно просто.

Ну, да, конечно.

Ему легко говорить. Это не он потенциально собирается переехать. Не ему нужно поговорить с родителями о возможности переезда к парню.

Мои родители…

Совсем забыла о них и о том, как они отреагируют, хотя они доверяют мне, так что, возможно, это не имеет большого значения?

Я никогда не была помешана на мальчиках. Большую часть своего времени уделяла спорту и учебе, а не своей личной жизни, которой последние два года практически не существовало.

На первом курсе я недолго встречалась с Кэлвином, но порвала отношения, когда он начал давить на меня, чтобы я занялась с ним сексом.

Чертов Кэлвин — просто не мог позволить событиям развиваться естественным путем.

Придурок.

Я больше не повторю эту ошибку, мне нельзя отвлекаться. Не дай Бог мне застрять в этом университете дольше, чем необходимо, потому что я позволю себе потерять концентрацию.

Ужасно.

Эшли: Штраф стоил бы того, чтобы временно остаться на мели и жить в настоящем доме, а не в общежитии.

Я поворачиваюсь на своем месте, чтобы поглазеть на него.

— Не мог бы ты перестать гуглить то, что относится к моей жизненной ситуации?

— Я пытаюсь тебе помочь.

— Нет, ты пытаешься помочь себе с новым соседом по комнате. — Я не хочу говорить ему, что не смогу позволить себе аренду и штраф, если съеду из общежития. Эти слова слишком неловки, чтобы произносить их вслух.

Эшли привилегированный — любой, у кого есть пара глаз, может это увидеть, и это непросто правильная речь. Это осанка и манеры, и теперь, когда я была у него дома…

Я не знаю, какую жизнь он ведет дома, в Великобритании, но она определенно отличается от моего воспитания в среде среднего класса.

— Нет, я пытаюсь тебе помочь.

Почему он такой упрямый? И почему его волнует, живу я с ним или нет? Не похоже, что мы что-то знаем друг о друге, хотя я накормила его и ходила к нему домой.

Возможно, он как бродячий кот — как только вы его кормите, он продолжает возвращаться.

— Прекрати спорить со мной, — отвечаю я приглушенным шипением.

— Ты хочешь жить со мной или нет? — ворчит он, поудобнее устраиваясь в тесном кресле.

— Откуда мне знать? Я не попала на грандиозную экскурсию — я была только в прихожей и на кухне.

Я даже не ходила в туалет, хотя мне нужно было пописать, когда была там. Боялась, что пукну или сделаю что-то такое же отстойное, а какой девушке нужна такая репутация?

— Тогда приходи, и я покажу тебе окрестности, — шепчет он, наклоняясь так, чтобы быть у моего уха. — Что делаешь сегодня вечером? У меня есть время.

Прия толкает меня коленом, все еще глядя прямо перед собой, притворяясь, что слушает профессора, хотя я знаю, что она подслушивала нас все это время.

Какая здравомыслящая девушка не стала бы этого делать?

— Я ужинаю с Прией и Наллой…

Я получаю удар в грудную клетку острым локтем.

— Она свободна, мы сегодня не будем ужинать — никто не голоден, — торопливо сообщает нам моя новая подруга.

Не будем сегодня ужинать?

— С каких это пор?

— Поскольку никто не голоден.

Я непонимающе смотрю на нее. Что она делает, играет в сваху?

Мы не собираемся встречаться, Эшли и я. Потенциально мы будем соседями по комнате — нет необходимости сводить нас вместе.

Она ведет себя так странно.

— Может быть, поужинаем завтра вместо этого, да? — Она начинает игнорировать меня, не очень деликатно передавая Налле записку в олдскульном стиле, на листе бумаги, сложенном треугольником.

Кто все еще так делает?

— Тогда все решено. — Эш кивает. — Придешь около шести?

Профессор заканчивает свою лекцию, и загорается свет, все встают, чтобы уйти, включая Эшли и моих одногруппников.

— Я не соглашалась приходить! — говорю ему в спину, Прия и Налла подходят и смотрят на меня широко раскрытыми глазами.

— Что ты делаешь? Замолчи!

— Что? Я не хочу идти к нему…

Налла закатывает глаза.

— Прекрати, ты хочешь, просто не хочешь этого признавать. — Она хватает меня за руку и ведет по проходу. — Сделай нам всем одолжение и посети эту дурацкую экскурсию. Теперь мы живем опосредованно через тебя.

Я понижаю голос.

— Я не встречаюсь с Эшли Драйден-Джонсом, и я, конечно, не встречалась бы с ним, если бы жила с ним. Вы обе сумасшедшие.

— Если не пойдешь к нему домой сегодня вечером, то ты для нас покойник. — Прия задирает нос. — Он искал информацию для тебя в гугле — какой парень так делает?

Мы выходим из лекционного зала, Брайана, Джамала или Эшли нигде не видно.

— Кто так делает? Вмешивающиеся опекающие друзья, вот кто.

— О, так вы теперь друзья?

— Можешь пригласить его на следующую пижамную вечеринку? — Налла смеется. — А еще лучше, можешь пригласить нас на следующую вечеринку с ночевкой, когда устроишь ее у него дома, когда переедешь.

— Тьфу, он живет недостаточно близко к кампусу. Мне придется везде ходить пешком, — протестую я, пытаясь вытащить протеиновый батончик из своего рюкзака.

— Ходить? Зачем? Можешь бегать. Разве ты не в легкоатлетической команде?

— То, что я состою в легкоатлетической команде, не поможет мне быстро добираться до кампуса из того дома за пределами кампуса.

— Эм. Из твоего шикарного дома за пределами кампуса! — Налла снова смеется. — Разве ты только что не закончила рассказывать нам, как там было великолепно, и теперь он просит тебя переехать к нему, чтобы ему не было одиноко?

— Он никогда не говорил, что ему одиноко. — Я чувствую необходимость поправить ее, хотя, честно говоря, верю, что одна из причин, по которой Эшли попросил меня переехать, действительно заключается в том, что ему одиноко.

Наверное, скучно.

— Пожалуйста, мы все знаем, что ему скучно. Вероятно, он еще и педантичный, если предпочитает жить с девушкой, а не с одним из тех шутов из команды по регби, с которыми тусуется.

Прия откидывает свои черные блестящие волосы.

— Это просто означает, что он умный.

— Этот парень такой самоуверенный, он знает, что ты появишься в шесть, хотя ты сказала, что не пойдешь.

— Мы все знаем, что она появится в шесть. — Прия ухмыляется. — Джорджия никого не обманет.

Налла ахает.

— Эй, может быть, нам стоит пойти с тобой?

— Нет! Вы не пойдете со мной.

Налла хихикает.

— Итак, хочешь сказать, что все же пойдешь к нему домой?

Я вижу, что она делает.

— Мы могли бы сказать, что нам нужно поработать над классным проектом, — добавляет Прия свое собственное ужасное предложение.

Я яростно качаю головой.

— Сначала вы хотели пижамную вечеринку, теперь хотите прийти и сделать классный проект у него дома? Вы, черт возьми, не в своем уме.

— О боже мой, мне нравится, когда ты говоришь по-южному.

Я закатываю глаза и машу рукой, когда мы выходим на развилку. Им двоим в одну сторону, а мне — в другую.

Мой телефон звонит, когда я делаю первый шаг в общежитие, место, которое я буду называть домом в течение следующих нескольких месяцев и нерешительно достаю его из кармана.

Стону.

Эшли: Итак, в 6?

Я: Ты такой раздражающий. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил это?

Эшли: Нет.

Я: Мне трудно в это поверить.

Эшли: Раздражающий — это другое слово для настойчивого?

Я: Только ты мог бы использовать такое слово.

Эшли: Только тебя оскорбило бы хвастовство.

Я: Я НЕ ОСКОРБИЛАСЬ.

Между сообщениями долгая пауза, целых семь минут, прежде чем он отвечает снова.

Эшли: Увидимся в шесть.

Закатив глаза, я сканирую свою карточку-ключ и открываю входную дверь. Мне нужно убраться в комнате, поэтому беру пылесос на стойке регистрации и тащу его вверх по лестнице на третий этаж.

Слава богу, я в форме.

Пинг!

Еще одно сообщение.

Эшли: Хочешь поесть, когда будешь здесь? Я могу что-нибудь заказать.

Подождите.

Он готов заказать мне еду?

Ладно, может быть, я могла бы заскочить ненадолго. Меня не убило бы, если бы я огляделась и получила бесплатную еду в процессе.

Девушке нужно есть.

Я бросаю ключи на свой крошечный стол, когда захожу в свою комнату, сумка падает на пол, проверяю часы на запястье.

Несколько часов до ужина и экскурсии — идеальное время, чтобы вздремнуть. Уборке придется подождать.

Скидываю туфли, и падаю на кровать.

Закрываю глаза.

Через несколько минут снова открываю только для того, чтобы уставиться на пружины кровати надо мной. Эшли был прав насчет двухъярусных кроватей.

Я сплю на нижней, используя верхнюю как хранилище для всякого хлама, сваливая туда вещи, для которых нет места или которые занимают слишком много ценной площади в этой крошечной комнате.

Представляю, что у меня есть целый дом.

И настоящая кухня, где я могла бы готовить, покупать здоровую пищу и хранить ее в настоящем холодильнике.

В холодильнике в общежитии ничего нет. Ничего, кроме бутылок с водой и маленьких компактных вещей, когда на самом деле мне хочется купить сельдерей, морковь и гигантские хрустящие яблоки.

Я вздыхаю, переворачиваясь на матрасе, уставившись в свой шкаф — тот, что всего в метре от меня. Смотрю на стопку обуви, на полутора метрах свободного пространства, на банные полотенца, сложенные на верхней полке.

Это как жить в спичечном коробке.

Я не жалуюсь, просто… Чувствую себя слишком взрослой для этого, ведь я жила в общежитии, когда была первокурсницей. Мне двадцать один год; я не должна возвращаться вспять. Предполагается, что я должна двигаться вперед.

Но…

Переехать к парню, которого я едва знаю — это не решение.

Это было бы импульсивно и…

И…

И…

Я ломаю голову, выстраивая аргументы и споря сама с собой.

«Не будь сексисткой, Джорджия».

Просто потому, что он парень, это не значит, что нельзя переехать к нему. Мужчины и женщины могут быть платоническими соседями по комнате. Миллионы людей делают это каждый день.

Это единственное, что тебя сдерживает? Его пол?

Факт: если бы Прие или Налле понадобился сосед по комнате, я бы ухватилась за возможность съехать из этого места! Черт возьми, мое барахло было бы упаковано, и я бы вылетела за дверь еще до того, как они озвучили приглашение.

«Так почему же ты колеблешься?»

Потому что глубоко внутри я большая трусиха.

Лежу еще какое-то время, переписываясь с одной из моих товарищей по команде, Тришель, которой не было на вечеринке, когда я встретила Эшли, и которая хочет знать, какого размера футболку я хочу для заказа, который она делает вместе с одним из менеджеров.

Я сожалею, что не ушла тем вечером.

Все могло бы быть по-другому… если бы они не обращались со мной как с новичком. Если бы они не были неуважительными и… честно говоря, мерзкими — возможно, я смогла бы продержаться год, немного повеселившись с некоторыми из них.

Теперь я не хочу иметь с ними ничего общего.

Я хожу на тренировки, на соревнования, прихожу домой.

Тренировки, соревнования… и так по кругу.

Я перестала общаться со всеми ними после того первого пятничного вечера. Мне нечего им сказать, включая девушек, которые просто стояли и лениво наблюдали. Но правда в том, что больше всего на свете я все еще злюсь на себя.

Я должна была уйти, но не сделала этого.

Следовало бы послать их подальше, но я этого не сделала.

С самого начала мне вообще не следовало заходить в тот дом.

Какой я образец для подражания?

Если бы у меня был младший брат или сестра, мне было бы стыдно, если бы они узнали, как я себя вела.

Так стыдно.

Обычно я не такая унылая.

Это совсем на меня не похоже, и я задаюсь вопросом, не подавлена ли я решением приехать сюда, перевестись — не то чтобы сейчас с этим что-то можно было поделать.

Я заварила кашу, мне ее и расхлебывать.

И я все еще лежу здесь, беспокойная, у меня миллион дел, которые нужно сделать, но нет мотивации делать их теперь, когда решено, что поеду к Эшли на этот так называемый ознакомительный тур.

Тур.

Ха!

Он мог бы показать мне все в прошлый раз, но не сделал этого. С другой стороны, тогда ему не хотелось, чтобы я жила с ним, не так ли?

Должно быть, я приготовила волшебные макароны с сыром.

Вызывающие повышенный интерес.

Переодевшись из спортивной одежды, которая была на мне ранее, я меняю леггинсы на джинсы, а толстовку (с майкой с открытой спиной и спортивным бюстгальтером под ней) на более презентабельный свитшот.

Розовый.

Не такой свободный и менее мешковатый. Розовые кроссовки и на кого я пытаюсь произвести впечатление, надев симпатичную одежду? Господи.

Уже почти шесть часов, и, поскольку мне нужно идти пешком, я перекидываю лямку сумки через голову, поправляю ее на груди и засовываю внутрь ключ-карту и телефон. По пути к двери хватаю белую бейсболку и натягиваю ее на свои длинные прямые волосы. Я знаю, что выгляжу мило, и знаю, что парням нравятся девушки в бейсболке, но это не мой мотив, клянусь.

Э…

Да.

Мне требуется добрых десять минут, чтобы добраться к дому Эшли, пытаясь по пути очистить свой разум, но это невозможно.

Когда парень открывает входную дверь, я знаю причину этого.

Вау.

Он такой милый.

Что… может стать проблемой. Как я должна жить с парнем, к которому вдруг тайно испытываю вожделение?

Дерьмо.

— Привет. — Я слабо машу ему рукой.

Эшли широко открывает дверь, чтобы я могла войти.

— Извини, здесь нет дворецкого, чтобы поприветствовать тебя получше.

— Очень смешно. Там, откуда ты родом, у вас, вероятно, есть дворецкий.

Тишина неловкая, говорящая сама за себя.

— Только не говори мне, что у тебя дома есть дворецкий.

Он кивает.

— Хорошо, не буду.

Кладу руку ему на плечо, чтобы он не ушел.

— Стой, быть не может.

Мне нужно больше деталей.

Он пожимает плечами.

— У нас большой дом, и там нет дверного звонка.

— У вас есть дворецкий, потому что в вашем доме нет дверного звонка. Ясно.

Как будто есть какой-то хороший ответ на это заявление.

Мы стоим в прихожей, и, в отличие от прошлого раза, я трачу время на то, чтобы беззастенчиво осмотреть свое окружение — в конце концов, именно поэтому я здесь.

Здесь мило.

Плиточный пол и лестница, ведущая на площадку второго уровня, с видом на пространство.

Новый бежевый ковер ведет на второй этаж, а все остальные полы выглядят как паркетные. Столовая справа — которую я уже видела — официальная гостиная слева, которую он, похоже, использует как офис. В центре стоит письменный стол, обращенный к стене напротив большого панорамного окна, а в центре всего этого — настольный компьютер старого типа (в комплекте с системным блоком).

Классическая золотая люстра, свисающая сверху.

— Мистер Задавака, — поддразниваю я.

— Просто мистер Задавака, ищущий свою миссис Задаваку, — шутит он в ответ, хотя улыбка исчезает с его лица, когда Эшли понимает, что это звучит так, будто он ищет жену. — Э-эм.

Я нервно смеюсь, позволяя ему сорваться с крючка.

— Я знаю, что ты имел в виду.

Для меня это тоже неловко.

— Вон там столовая, — указывает он. — Это гостиная, или мой кабинет. Кухня вон там, но позволь мне показать тебе логово.

Логово.

Кто теперь говорит «логово»?

Мы проходим через кабинет, под арочным дверным проемом в помещение рядом с кухней, которое я не видела, когда обедала здесь в прошлый раз. Это утопленная комната с двойными раздвижными дверями и стенами, выкрашенными в темно-зеленый цвет. Мой взгляд падает на массивный телевизор, висящий над кирпичным камином.

Коричневый секционный диван.

Деревянный журнальный столик.

Много удобных на вид подушек.

Вся комната просто кричит: «Останься и обнимайся!», и у меня в животе возникает боль, когда я представляю, как холодными вечерами расслабляюсь в этой комнате после тяжелого дня на легкоатлетическом поле.

Может быть, даже перед горящим камином.

Я прочищаю горло.

— Мило.

Эшли фыркает.

— Это не мило, это по-мужски.

— Конечно.

Он выключает свет и пятится к выходу на лестницу.

— Я покажу тебе свободную комнату.

Это заставляет меня рассмеяться.

— Говоришь как настоящий домовладелец.

Парень не оглядывается на меня, просто продолжает подниматься по ступенькам на лестничную площадку, но я улавливаю тихий смешок. Он не смог этого скрыть, но попытался.

Комната, которую он мне показывает, больше, чем я ожидала — намного больше, чем вся моя комната в общежитии и…

— Вот ванная.

ЧТО ОН ТОЛЬКО ЧТО СКАЗАЛ?!

— Здесь есть ванная?

— Здесь нет ванны, только душ, но…

Кого это вообще волнует!

Я практически отпихиваю его со своего пути, направляясь в эту великолепную отдельную ванную комнату, мало чем отличающуюся от той, что есть у меня дома, в доме моих родителей.

Застекленная душевая кабина.

Раковина со столешницей приличных размеров для всей моей косметики и прочего хлама. Нижние шкафы для хранения.

Туалет.

По сути, это Тадж-Махал студенческой жизни — не многие люди могут претендовать на отдельную ванную комнату.

Остальная часть спальни меблирована, что является еще одним приятным сюрпризом и означает, что мне не придется искать мебель, экономя таким образом время, деньги и усилия.

«Вау, ты забегаешь вперед, Джорджия. Притормози».

Забегай, не забегай, но отдельная ванная соблазняет меня.

Моя собственная раковина?

Мой собственный душ?

— Какие еще сокровища ты прячешь от меня в этом доме? — Я хихикаю, возвращаясь из ванны в спальню.

— Шкаф?

О, мне и в голову не пришло заглянуть в шкаф!

В комнате есть еще одна дверь, и я подхожу к ней, бесцеремонно распахивая ее.

Ангелы поют: «Аллилуйя».

Снаружи начинают распускаться цветы, тучи в небе расступаются, и я упоминала о пении ангелов?

— Почему шкаф такой большой? — Я кружусь внутри, широко раскинув руки. Это намного больше, чем то, что мне нужно! У меня едва хватит вещей, чтобы заполнить половину!

Меня так и подмывает сделать колесо.

— Выглядишь так, словно вот-вот испытаешь оргазм, — говорит Эшли позади меня, заполняя дверной проем своим огромным телом.

Я, не раздумывая, бью его по руке.

— А ты не испытал бы?

Фу. Реально.

— Нельзя заговаривать о сексе со своим потенциальным новым соседом по комнате. Это пошло.

— Не я поднимал тему секса. Ты ведь знаешь, что необязательно заниматься сексом с кем-то, чтобы испытать оргазм, не так ли?

Он издевается надо мной, и я краснею от такого небрежного упоминания мастурбации.

Кстати, об этом…

Насколько тонки эти стены?

— Да, я знаю, что чтобы испытать оргазм, необязательно… заниматься сексом с кем-то. Я не вчера родилась. — И я не девственница, хотя с таким же успехом могла бы ей быть.

Я только что использовала слово «заниматься сексом» вместо «трахаться», что так по-британски звучит с моей стороны.

Интересно, начну ли я использовать британские слова в повседневной жизни, когда перееду к нему, или начну говорить с акцентом, как Мадонна, когда та жила в Лондоне?

Если я перееду к нему.

Если.

Эшли, кажется, доволен тем, что я довольна ванной, шкафом и спальней, грудь слегка выпячена, дерзкая ухмылка растянута на его губах.

— Думаю, мне больше нечего тебе показывать. — Он делает паузу. — Ой. Да, есть. Следуй за мной.

Обратно вниз по лестнице, через столовую, через кухню, через боковую дверь и мимо его грузовика, припаркованного рядом с домом.

Рядом с задним двором есть отдельно стоящий гараж, и Эшли набирает код на клавиатуре на двери, толкая ее, как только слышится звуковой сигнал и мигает зеленым.

Это небольшой домашний тренажерный зал.

Скамья для жима.

Штанги, гантели.

Гребной тренажер.

Беговая дорожка и эллиптический тренажер.

Вдоль задней стены расположены зеркала, другая стена выкрашена в угольно-серый цвет, на ней висит маркерная доска с его целями. Календарь. Графики. Рядом со всем этим другое оборудование: скакалки, эспандеры, коврики для йоги.

Здесь аккуратно.

Чисто.

Организованно.

— Эм. Что это?

Кто этот парень?

Он живет как мужчина за тридцать, у которого все под контролем и его жизнь идет своим чередом, и я никогда не была так сбита с толку.

Это так их воспитывают в Англии? Чтобы быть самодостаточным и самостоятельным, а не бездельничать, пока учатся в колледже, в отличие от своих американских сверстников, которые любят напиваться по выходным и тратить свое время впустую?

— Это тренажерный зал.

— Я вижу, что это тренажерный зал, я просто… вау. Это… безумно круто.

Я подхожу к скамье для жима и оседлываю ее, ложусь на спину, сняв бейсболку, и смотрю в потолок.

Поворачиваю голову в сторону.

— Это холодильник с бутылками воды? — Это небольшой холодильник со стеклянной передней панелью, заполненный бутылками с водой и спортивными напитками.

— Да. Хочешь одну?

Эшли такой гостеприимный, и мне интересно, со всеми ли он так мил.

— Нет, спасибо.

Но серьезно.

Я впечатлена.

— Плата за вход не взимается.

— Я хожу в спортзал в кампусе, — язвительно усмехаюсь я. Веду себя как ребенок, потому что не уверена, что с собой делать.

— Да, но иногда там становится тесно или необходимый тренажер занят.

— Ну, на меня не действует твой пиар-ход. — Я оглядываюсь вокруг, изображая безразличие, как будто ежедневно вижу подобные домашние тренажерные залы в гараже. Честно говоря, я нигде и никогда не видела такого крутого домашнего тренажерного зала в гараже, даже по телевизору.

— Я констатирую факт. Если хочу потренироваться в десять вечера, то могу это сделать.

Я хмурюсь.

— Если бы я тренировалась в десять, то бодрствовала бы до трех.

— Хм. Похоже, это объясняет, почему я не сплю до трех.

Парень подмигивает мне, прежде чем поднять что-то похожее на двадцатифунтовую гантель и начать делать упражнение на бицепс.

Мышцы рук напрягаются, и мне приходится отвести взгляд.

— Ты не мог бы остановиться?

Он выдыхает струю воздуха, как будто это напряженное действие.

Парень определенно выпендривается.

Эшли сгибает руку и целует выпуклую мышцу.

— Ты серьезно?

Когда он снова с ухмылкой сгибает руку, я теряю самообладание, разражаюсь приступом хихиканья и практически падаю со скамьи. Наклоняюсь, беру свою бейсболку, водружаю ее обратно на голову.

Эшли кладет гантели обратно на стойку.

— Может, поедим?

Я думала, что он никогда не спросит, и мои уши навостряются.

Вот это уже другой разговор!

— Ты серьезно собираешься накормить меня?

Я не видела никакой еды, когда мы проходили через кухню, хотя пахло там вкусно.

— Да, нам обоим нужно заморить червячка.

Он реально пополнил словарный запас, живя в Штатах, и я мало, что знаю о его маме, но держу пари, что она не одобрила бы его сленг.

Снова войдя на кухню, Эшли направляется прямо к духовке, открывает ее и заглядывает внутрь.

Выпрямляется и выдвигает ящик, доставая две прихватки.

Как завороженная, я смотрю, как он достает сковороду из духовки: запеченная курица с овощами. Аромат ударяет мне в нос.

— Ничего захватывающего, но полезно для здоровья.

— Для меня изысканная любая еда, которая не из кафетерия или которую мне не нужно готовить самой. Я съем все, что угодно.

Он устанавливает сковороду на центральный островок.

— Это комплимент?

— Это… — Это был комплимент? — Просто говорю, что ценю то, что ты меня кормишь.

Эшли стоит ко мне спиной, пока достает посуду и хватает тарелки.

— Я научился готовить в школе.

— В школе-интернат?

Он помешивает овощи деревянной ложкой.

— Совершенно верно.

Кто говорит «совершенно верно» вместо «да»?

Этот парень.

— Ну, пахнет вкусно. — Я оглядываюсь по сторонам. — Чем помочь?

— Принесешь соль и перец?

Я вскакиваю, открываю шкафчик рядом с плитой, нахожу приправы. Размещаю их на острове, чувствуя, что мне нужно сделать больше.

Щелкаю пальцами.

— Салфетки!

— Спасибо.

— А как насчет воды? — спрашиваю я, выуживая стаканы из шкафа.

— Пожалуйста.

Эшли Джонс такой вежливый.

Более вежлив, чем любой человек, которого я когда-либо встречала, что только заставляет меня задуматься о его воспитании.

Школа-интернат.

Это должно означать, что его учили этикету? Этим они там занимаются? Прививают хорошие манеры?

Мне также интересно, что это за школа-интернат? У них же есть различные градации? Должно быть, есть, хотя у меня нет никаких знаний об этом. Я бы поискала в интернете, если бы хотела узнать о нем больше, но спускаться в кроличью нору прямо сейчас было бы странно, не так ли?

Мы едим в тишине после того, как Эшли накрывает стол для нас, оба умираем с голоду.

Жуем в тишине.

Совсем не странно не разговаривать — молчать легче, чем я могла бы подумать.

Комфортно.

По-свойски.

Так и должно быть?

Ужин, который он приготовил, вполне приличный: простая нежная курица, свежие овощи с фермерского рынка.

«Ага, как будто он пошел бы за овощами ради меня».

— У тебя действительно отличный дом, Эшли. — Я облизываю губы и вытираю их салфеткой, откидываясь на спинку стула.

— Но?

Даже не могу себе представить, сколько бы он хотел получить в качестве платы за аренду в таком месте, но спрашивать кажется так невежливо. Тот факт, что я слишком напугана, чтобы даже спросить, нелеп — это бизнес, а не личное. Какой дурак заключает договор, не зная деталей?

Я откладываю вилку.

— Но не думаю, что я могу себе это позволить.

Брови взлетают вверх, он повторяет мою позу, откидываясь на спинку стула и откладывая вилку.

— Откуда ты знаешь? Ты даже не спросила меня, какова арендная плата.

Я открываю рот.

Закрываю.

Я чувствую себя как рыба, выброшенная из воды, настолько не в своей тарелке.

Переговоры — не мой конек; цифры — не моя тема.

Я ужасна в математике, дробях и дебатах.

— Я просто предположила… — Я хочу спрятать голову, но спрятаться негде.

— Сколько ты платишь сейчас?

— Эм.

Эшли наклоняет голову, чтобы изучить меня.

— Джорджи, ты хотя бы пыталась разобраться в этом?

— Я ужасна в математике, — слабо оправдываюсь я.

Если бы глаза могли вылезти из орбит, то сделали бы это сейчас, когда Эшли таращится на меня.

— Ты хочешь съехать из общежития или нет? Я уже говорил тебе, как это было бы просто. Все, что тебе нужно сделать, это направить им письменное уведомление, заполнив форму. Особого ума не надо.

Он что, называет меня идиоткой?

Трудно понять с этим британским акцентом; кажется, все, что он говорит, звучит так, будто ему немного скучно.

— Да, я хочу съехать из общежития, просто… — Я снова беру вилку и начинаю гонять морковь по тарелке, как ребенок. — Как я уже сказала, не могу позволить себе аренду, кабельное телевидение, коммунальные услуги и… и вывоз мусора. И… уборку снега.

— Уборку снега? — невозмутимо переспрашивает Эшли. — Ты это серьезно?

Я пожимаю плечами.

— Джорджия, если ты не хочешь здесь жить, имей смелость сказать это.

Я действительно хочу здесь жить — вот в чем проблема!

Недовольная собой, я накалываю оранжевую морковку, которая рассыпалась у меня на тарелке, и отправляю ее в рот, пережевывая, чтобы не реагировать.

Я создаю беспорядок в этом точно так же, как создаю беспорядок во всем.

— Я сказал тебе узнать, сколько стоит общежитие.

Его тон раздражает, и я бросаю на него острый взгляд.

— Я помню, папочка, но спасибо, что напомнил. Снова.

Эшли откидывается на спинку стула, заливаясь смехом — за мой счет, заметьте — рот широко открыт, сверкают белые зубы. Они не все прямые и идеальные, но все совершенно ослепительны.

— Папочка? — Он фыркает. — Блестяще. О, мне это нравится. — Эшли посмеивается себе под нос, орудуя ножом и нарезая курицу надлежащим образом, вместо того чтобы вонзать в нее вилку, как я делала со своей.

Я краснею.

— Рада, что смогла тебя развлечь.

— Ты действительно забавляешь меня, Джорджи Паркер, иначе я бы не захотел жить с тобой.

Я могу сказать, что он думает, выстраивает в уме утверждение по тому, как парень смотрит в окно, щурится и жует, как это делают люди, когда думают о том, что сказать дальше.

Сглатывает.

Промокает рот салфеткой.

— Я готов сбить все, что ты платишь сейчас, на двести долларов.

— Ты не знаешь, сколько я сейчас плачу.

— И что? — Он ухмыляется. — Ты тоже.

Туше.

— Сейчас не время для сарказма, Эш, но я ценю твои усилия.

— Почему не время?

Я упрямо фыркаю.

— Ты действительно думаешь, что сможешь соблазнить меня, снизив арендную плату на двести долларов?

— Э-э, ты была бы тупицей, если бы не согласилась. И я не соблазняю тебя — это всего лишь деловое соглашение.

Мои щеки вспыхивают.

— Я не имела в виду буквально.

— Я знаю, — говорит он, откусывая еще кусочек курицы. — Но мне нравится видеть, как ты краснеешь.

О, боже мой, почему он такой?

— Пользование тренажерным залом в гараже, полностью меблированная спальня. И, кстати, там матрас новый. Никто еще на нем не спал.

— Как раз собиралась спросить об этом. Почему в комнате полно мебели, когда ты живешь здесь один?

— Мама все собирается приехать на каникулы, и отказывается спать на матрасе, «испачканном детьми из колледжа». Ее слова, не мои. Но в тот единственный раз, когда она все-таки приехала, то забронировала номер в шикарном отеле. — Эшли закатывает глаза. — Она даже водила меня в «Таргет» и «Костко», когда была здесь, что, похоже, вполне в духе американской мамы.

— Моя мама водит меня за продуктами, когда навещает, хотя… — Я прочищаю горло. — Она еще не была здесь. Слишком далеко.

Слишком далеко.

Мне хочется стукнуть себя.

Почему я рассказываю ему о том, что мои родители слишком далеко, когда его родители за океаном? Звучит так, будто я ною? Или неблагодарная?

— Ты больше не первокурсник — вот что происходит, когда ты становишься взрослым. Мама и папа перерезали пуповину. Ты чувствуешь себя никудышной, потому что все еще живешь в общежитии.

Никудышной?

Что, черт возьми, это значит?

— Не делай мне такое лицо. Ты знаешь, что это правда.

Мой рот приоткрывается, но я быстро его закрываю, потому что это невежливо.

— Джорджия?

— Хмм?

— Может, есть причина, по которой ты не хочешь здесь жить? — Эшли насаживает на вилку кусочек брокколи, готовый отправить его в рот. — Ты… Я не знаю. — Он почти неловко ерзает на своем стуле. — Ты ведь не боишься меня, правда?

Как будто ему только что пришла в голову мысль, что у молодой женщины могут быть сомнения и опасения по поводу жизни с большим парнем, которого она едва знает.

Конечно, студенты в колледже делают это постоянно, живут с людьми, которых едва знают. Такого рода вещи нормальны — но мысль о том, что Эшли может быть слишком физически пугающем?

В этом есть смысл.

Он не может заставить себя съесть брокколи, пока я не отвечу на его вопрос. Знаете, откуда я знаю? Вилка парит перед его губами, подвешенная в воздухе, рот слегка приоткрыт.

— Я не боюсь тебя. И не боюсь жить с тобой. — Я делаю паузу. — Ты просто гигантский плюшевый мишка.

На секунду он, кажется, не знает, что сказать. Затем:

— Плюшевый мишка?

Он так хорош в ровных, невыразительных ответах, что его вопрос звучит как утверждение, лицо пустое.

— Ну, знаешь — большой и задумчивый, но мягкий внутри.

Он моргает.

— Я мягкий внутри?

Я пожимаю плечами.

— Если бы ты не был большим добряком, тебе не было бы так жалко меня, что освободил для меня комнату в своем доме.

Эшли хмурится, как будто это самые нелепые слова, которые он когда-либо слышал.

— Во-первых, мне тебя не жалко. Во-вторых, у меня была свободная комната, я не освобождал ее. Таким образом, я не слабак.

— Таким образом, ты не слабак. — Я смеюсь, чуть не выплевывая воду, которую собиралась глотнуть. — Таким образом.

— Не смейся надо мной. — Он хмурится.

— Извини, это просто так мило.

— Мило.

— Ты знаешь, что делаешь заявления из всего, что тебе не нравится, когда ты раздражен.

— Ты полоумная, — говорит он, и на его лице появляется улыбка.

Знаю, что он прикалывается и совсем не злится, только немного взъерошил перья, потому что я заставила его почувствовать себя менее крутым, чем он привык чувствовать, и это его проблема, а не моя.

— Полоумная? Мне это нравится

— Это означает «сумасшедшая».

— Все еще нравится. Это так по-британски.

Он качает головой в легком раздражении.

— Есть гораздо лучшие слова, если хочешь звучать истинно по-британски.

— Например?

— Чушь собачья.

Я закатываю глаза.

— Это ругательное слово.

— Чтоб мне провалиться.

Я фыркаю.

— Оболтус.

— М-м-м, — мычу я. — Вот это мне нравится — звучит как сосиска^[11]. — Я бросаю на него беглый взгляд. — А как по-британски называют член?

Он давится брокколи, брызгая слюной, как будто никогда в жизни не слышал слова «член».

— Предупреди парня, прежде чем говорить подобные вещи.

— Ведешь себя как ханжа. — Я наклоняюсь, щурясь на него. — Ты девственник?

— Это не твое дело.

Теперь я откидываюсь назад, изучая его. Дерьмо. Вдруг он реально девственник, а я только что вторглась в его личную жизнь?

Я крепко сжимаю губы.

Он прав, это не мое чертово дело, но это не значит, что я не буду лежать сегодня ночью на своей двухъярусной кровати, размышляя над ответом.

— Итак. Слово, обозначающее член?

— Член.

Я ему не верю.

— Это скучно.

Эшли вздыхает.

— В крайнем случае, штык.

Штык?

— Фу. Мне не нравится. — Я фыркаю.

Это заставляет его смеяться, и парень откидывает голову назад, громко хихикая.

Я улыбаюсь в свой стакан с водой, довольная, что позабавила его, щель в его передних зубах сверкает мне самым привлекательным образом.

«Остынь, Джорджи. Он может быть твоим новым соседом по комнате».

О, кого ты пытаешься обмануть — ты же знаешь, что переезжаешь сюда.

«Это не значит, что я не могу оценить, какой он милый, когда улыбается и смеется».

— Очаровательно.

Это заставляет меня выпрямиться на своем месте, выпрямив спину. Он только что назвал очаровательной меня или мое презрение к слову «штык»? В любом случае, это вряд ли имеет значение — так что, что бы ни делали узлы в моем животе и трепетание моего сердца… они должны остановиться немедленно.

— Джорджи, я не буду надоедать и насаждать свою точку зрения. Держи меня в курсе. — Эшли снова вонзает вилку в курицу и нарезает ножом мясо.

Все мое тело замирает; я знаю, что должна принять решение, и должна сделать это сейчас.

Нет лучшего времени.

— Я хочу жить здесь. — Уверенно киваю головой.

Его рот образует прямую, ошеломленную линию.

— Не говори так восторженно.

— Я хочу жить здесь! Я… просто… уф! — Вздыхаю. — Это важное решение! — Снова фыркаю, когда он смотрит на меня, уставившись так, будто я сошла с ума. Как там он меня назвал? Полоумная? — Я полоумная.

Эшли смеется.

— Я бы сказал, что ты слегка сумасбродна.

Слегка сумасбродна.

Обожаю это.

— Тебе не страшно будет спать в одном доме со своим ПОЛОУМНЫМ СОСЕДОМ ПО КОМНАТЕ? — Я смеюсь своим лучшим злодейским смехом, откидывая голову назад. Бейсболка падает на пол во второй раз за вечер.

— Уверен, что ты не зарежешь меня во сне. — Как будто эта идея настолько абсурдна, что он не может сдержать ухмылку на своем лице.

Пряча собственную улыбку, я поднимаю бейсболку с пола и водружаю ее обратно на голову.

— Мне неудобно спрашивать, потому что не хочу запутывать тебя, но знаешь ли ты, когда хочешь переехать? Это будет легко — у меня есть грузовик, и я могу позвать на помощь нескольких товарищей. — Он жует. Глотает. — У Стюарта тоже есть грузовик.

Тот, на котором его девушка, вероятно, переехала бы меня, с Ариэль на пассажирском сиденье.

Я обдумываю это. Нужно лишь войти в интернет и оставить заявку университету о расторжении договора. Общежитие оплачено до конца семестра, и я не получу назад свои деньги по крайней мере в течение нескольких недель, но технически нет никаких причин, по которым я не могла бы переехать к Эшли в ближайшее время.

Официально.

Тем более, если он готов помочь мне вывезти мои вещи…

— Почему ты такой милый? — выпаливаю я.

Он поднимает голову, наблюдая за мной.

— Почему ты такая подозрительная?

Я хмыкаю.

— А почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?

— А ты почему?

Веский довод.

— Это ни к чему нас не приведет.

— Нет.

— Ну, а если серьезно. Почему ты так добр ко мне?

— Честно?

«Нет, я хочу, чтобы ты солгал».

Вместо сарказма я просто киваю.

— Да, честно.

— Это весело.

Весело?

Что за фигня?

— В смысле «весело»? — После неудачного начала знакомства? Когда наша дружба началась таким постыдным хреновым образом?

Он, должно быть, лучше умеет прощать, чем любой на его месте.

— Мне нравится видеть тебя смущенной. Это занимательно, — говорит словно кошка мышке.

— Занимательно?

Эшли улыбается мне.

— Видишь? Теперь ты делаешь это.

— Что делаю? — Я хмурюсь.

— Превращаешь утверждения в вопросы. Весело, правда?

Я стону.

— Ты и твои странные способы веселиться. Неужели в Великобритании все мальчики такие?

Это вызывает у него смех.

— Вряд ли. У парней, с которыми я вырос, нет чувства юмора, а если бы оно у них было, они бы в ту ночь издевались рядом с тобой. Мой приятель Чарли обожает розыгрыши в туалете — по крайней мере, мой юмор не такой отстойный. Я забавный.

Это не так.

Не совсем. Не обхохочешься какой забавный.

Обычно я смеюсь над выражением его лица, над его реакцией на то, что я делаю и говорю, а не над словами, слетающими с его губ.

Так что, полагаю, у нас есть кое-что общее: мы забавляем друг друга.

Эшли встает и берет мою тарелку, ставя ее поверх своей.

— Когда захочешь переехать, скажи только слово. Но кроме субботы. У нас матч, и меня не будет.

В эти выходные?!

Он думает об этих выходных?

Я думала скоро, но…

Не в эти выходные.

— В следующие выходные? — Боже, что я говорю? Мне хочется забрать эти слова обратно. — Или в начале месяца?

— Сейчас и есть начало месяца.

— Я имела в виду следующий месяц. В начале следующего месяца.

Он кривится.

— Теперь ты просто оправдываешься.

Наверное, он прав.

Нет, не «наверное» — так и есть.

Эшли ставит наши тарелки рядом с раковиной, и я присоединяюсь к нему с нашими стаканами для воды. Выбрасываю наши испачканные салфетки в мусорное ведро, которое находится в конце стойки.

Открываю кран, чтобы вода стала достаточно теплой, чтобы я могла помыть посуду.

— Ты не обязана этого делать. — Он выключает кран. — Пойдем, я отвезу тебя домой.

Отвезет меня домой?

— Но…

— Уборщица придет завтра утром.

Что на это сказать?

Постойте.

— Прости, что?

Конечно же, он не мог только что сказать…

— Уборщица придет завтра, — повторяет он забавным голосом.

Должно быть, я схожу с ума, или только что выиграла в жилищную лотерею колледжа?

— У тебя есть уборщица? Почему?

Он берет ключи от своего грузовика со стойки у двери.

— Это все мама. Она не позволит мне спать на грязных простынях, и знает, что я не буду менять их регулярно.

Ладно, в этом вообще есть какой-то смысл? Но только если вы богаты — остальные из нас, простых смертных, сами выполняют работу по дому, сами стирают, моют посуду, убирают в своих домах. А если мы этого не сделаем, то будем спать на грязных простынях и выживем.

Мой друг Адам провел целый семестр, ни разу не пропылесосив свою комнату и не поменяв простыни, и с Адамом все в порядке.

Девушки хотят спать на этом? Нет.

Парней это заботит? Тоже нет.

Мама Эшли, должно быть, действительно контролирует ситуацию, если нанимает людей, чтобы управлять его жизнью вне Англии.

— Не могла бы эта уборщица не трогать мои вещи? Я не могу позволить себе заплатить ей.

Парень пожимает плечами.

— Она может оставить твои вещи в покое, если тебе это не нравится.

Мне не то, чтобы не нравится, просто такое чувство, что это означало бы пользование преимуществом, а у меня нет никакого желания это делать. Не хочу с самого начала злоупотреблять его гостеприимством и не вносить свой вклад. Теперь я даже не смогу принять участие в мытье полов или уборке дома.

— Спасибо. Хотя это здорово, что у тебя есть… эм. Кто-то.

Странно, но неважно. Не мое дело.

— Ее зовут Мелоди, и она великолепна. На самом деле она старше, вроде как мама вдали от дома. — Эшли улыбается. — Она и ее муж иногда приглашают меня к себе, если я не дома на каникулах. В День благодарения я пошел к ним на ужин и посмотрел игру с ее семьей. Это было довольно непринужденно.

Это меня удивляет. Я бы подумала, что парень его возраста провел бы такой праздник, как День благодарения, на вечеринке. Знаю, что он проводит много времени в доме регби, но, может быть, это потому, что он… одинок?

Вот тут-то я и вступаю в игру.

Он не хочет жить один, как и я.

Эшли помнит, где я живу, и мне не нужно давать ему указания. В конце концов, это общежитие, и нужно быть идиотом, чтобы заблудиться по дороге к нему.

Остановившись у тротуара, парень опирается рукой в спинку моего сиденья, смотря в сторону здания.

— Хочешь, чтобы я поднялся и проверил все, что у тебя есть, чтобы понимал, сколько людей нам понадобится, чтобы тебя перевезти?

Мысль о том, чтобы увидеть его в моем крошечном пространстве, заставляет меня вспотеть.

— Нет, думаю, мы сами справимся. Там нет ничего массивного — ни кровати, ни дивана. Будет только несколько коробок и одежда.

— Если ты уверена…

Он знает, что я отказываюсь из вежливости, но не собирается обвинять меня в этом.

Я киваю.

— Я уверена, но спасибо тебе. — Сделав паузу, я на секунду замолкаю. — И спасибо тебе за… все, Эшли. Экскурсию, еду…

— Не делай это странным. — Его смех достигает глаз, когда он дразнит меня.

— Я пытаюсь быть милой!

— Отлично. Это было мило. А теперь вылезай из моего грузовика.

Мой рот приоткрывается.

— И закрой рот, а то муха залетит.

Какая наглость!

Что…

Вот… задница!

— Привет, мам. Папа рядом?

Я решила позвонить родителям, как только вышла из душа, пока волнение свежо в моей памяти, и когда они оба будут дома.

На самом деле, я могу предсказать, что они делают прямо сейчас, в тот самый момент, когда позвонила им, настолько предсказуемы были Паркеры.

Мои родители смотрят то одно, то другое шоу по благоустройству дома — вероятно, сейчас «Дизайн за копейки», поскольку они оба заядлые любители «сделай сам» с ограниченным бюджетом. Дом, в котором я выросла, подвергся капитальному ремонту с тех пор, как мама начала смотреть эти шоу, заставляя смотреть и моего отца, и каждые выходные это новый проект.

Сделать шкафчики в прихожей. Установить панели на кухне. Выложить плиткой ванную комнату в коридоре после снятия линолеума. Поменять освещение. Покрасить кухонные шкафы вместо того чтобы поменять на новые.

Список можно продолжать и продолжать — мои родители никогда не останавливаются, и всегда смотрят шоу по благоустройству дома.

Возвращаться домой — это утомительно.

Последнее, что я хочу делать в выходные, это мульчировать грунт, или чистить москитную сетку, или высаживать цветочные клумбы, или устанавливать полку со скрытым креплением.

Иногда девушке просто хочется поваляться на диване и побездельничать.

Как нормальный человек!

— Привет, милая, да, папа здесь. Мы как раз готовимся посмотреть передачу.

Я улыбаюсь, представляя, как они сидят бок о бок на бежевом диване, между ними огромный пакет с попкорном.

— Ну, просто чтобы он был рядом… Есть кое-что, о чем я хотела бы поговорить с вами обоими. — Я поспешно добавляю: — Не волнуйся, ничего страшного.

Моя мать заметно расслабляется.

— Что происходит? Как дела в колледже?

В большинстве случаев мы переписываемся в течение дня, но это не то же самое, что поболтать по телефону.

— Все хорошо и в колледже, и с занятиями. Кажется, прошла целая вечность, и я с нетерпением жду окончания, но все в порядке. Мне все здесь нравится. — Хотя это не правда. — Я только что вышла из душа. — Который, кстати, отвратителен.

Я придумываю еще несколько вещей, чтобы успокоить своих родителей, когда они спрашивают о легкой атлетике, внеклассных занятиях и моих тренировках, торопясь закончить, потому что я знаю, что им пришлось приостановить шоу и им не терпится снова включить воспроизведение.

— Я звоню, чтобы сказать вам, что съезжаю из общежития — я нашла соседа по комнате, разве это не здорово? — Я заставляю себя говорить бодро, хотя внутренне съеживаюсь, зная, что будет дальше.

— О, хорошо! Ты сможешь разорвать договор аренды с общежитием?

— Это договор аренды не с общежитием, мама, а с университетом. Технически. И да, я могу его расторгнуть. Уже заполнила форму онлайн, прежде чем позвонить. Это было действительно легко, и они вышлют мне чек за те месяцы, когда я не буду здесь жить. Деньги должны прийти в течение пятнадцати дней после того, как администрация все проверит.

Я слышу, как хрустит пакет с попкорном, когда один из них запускает в него руку.

— С кем ты будешь жить, дорогая? С девушками из команды?

Я до сих пор не рассказала ни одному из них об инциденте с дедовщиной или о том факте, что я терпеть не могу капитана.

— Нет, это не из команды. Это кое-кто из класса.

Я съеживаюсь, когда она спрашивает:

— Правда? Кто?

— Вот поэтому я и звоню. — Я неловко прочищаю горло. — Это тебя удивит, но я хочу, чтобы ты мне доверяла. — Это прозвучало ужасно. — Я имела в виду, что беспокоиться не о чем.

— Ты же не переезжаешь в притон наркоманов, не так ли? — Мой папа смеется на заднем плане, потому что они, очевидно, включили меня на громкую связь.

— Папа, — ругаюсь я, ожидая, пока он перестанет хихикать.

— Прости, тыковка. Что ты там говорила?

Мой желудок — это комок нервов, и они не облегчают ситуацию своими шутками. Мне просто нужно выплюнуть это. Сорвать пластырь, как говорится.

Раз.

Два.

Два с половиной…

— Мой новый сосед по комнате — парень. — Я выпаливаю новость, мгновенно затаив дыхание.

Я слышу звук жевания.

— Алло?

— О, — говорит мама. — Мы думали, что в твоем объявлении будет что-то еще.

Еще что-нибудь в объявлении?

— Так ты не злишься?

Хрум, хрум.

— Злюсь из-за чего? Что ты встречаешься с парнем?

— Нет, я не встречаюсь с этим парнем — я бы сказала тебе, если бы встречалась с кем-то.

Снова хруст.

— Алло?

— Извини, папа включил программу, и они устанавливают бетонные столешницы в старом фермерском доме. Я подумала, что мы могли бы устроить бар в подвале… — Ее голос затихает, когда колесики в ее творческом мозгу начинают вращаться.

— Ребята, я пытаюсь с вами поговорить.

На их конце становится тихо, когда папа нажимает на паузу на пульте телевизора.

— Продолжай, — снова говорит мама.

Открываю рот, запинаясь. Я поделилась своим важным объявлением, а им нечего сказать по этому поводу, так что…

— Я просто подумала, что вы расстроитесь.

— Ты хочешь, чтобы мы расстроились?

— Нет, я хочу, чтобы вы смирились с этим.

— Это одна из тех вещей, которые ты делала в старшей школе, когда твои друзья просили тебя куда-то сходить, а ты отвечала: «Мои родители сказали, что я не могу пойти», хотя на самом деле даже не спрашивала нас?

Она поглощает попкорн, жует и болтает с набитым ртом.

— Мама права, тыковка?

Эм… может быть.

Хотя не совсем уверена, что бы я делала, если бы мои родители не были согласны с тем, что я живу с Эшли. Отступила бы? Ищу ли причину для этого?

— Нет, я рада, что вы не против, потому что он порядочный парень. И реально очень занят, так что его не будет большую часть времени, и это отличный дом. В моей комнате есть собственная ванная комната и гардеробная.

— О, это так здорово, дорогая! — рассеянно бормочет мама, и я решаю, что пришло время закончить разговор и избавить ее от страданий. Она любит меня до смерти, но не беспокоится о моем благополучии; они верят в мой здравый смысл.

— Когда ты переезжаешь? — спрашивает папа.

— Эм, думаю, в следующие выходные? Скоро.

— Это здорово — мы знаем, как сильно ты хотела выбраться из общежития. Будет приятно закончить свой выпускной год. Оставь немного воспоминаний со своими новыми друзьями.

— Я взволнована. — Наверное…

— Что ж, хорошо. Если тебе что-нибудь понадобится, дай нам знать.

— Так и сделаю. Спасибо, что отнесся спокойно к тому, что я живу с чуваком.

— Чувак? Это слово снова вернулось? — спрашивает папа.

Мы с мамой обе смеемся.

— Не думаю, что оно уходило, папа.