Британский качок

8

Джорджия

515-555-9070: Я голоден.

Я: Простите, кто это?

515-555-9070: Это Эшли, с занятий. Я получил твой номер в группе…

Я: Ааа!!

Я: Привет

Я: Если ты голоден, то почему не поешь? Зачем ты МНЕ это рассказываешь?

Эшли: Я возвращаюсь на автобусе с выездной игры и подумал, что домашняя еда, та штука из пасты и сыра, сейчас звучит довольно аппетитно.

Я: Во-первых, снизь свои ожидания и перестань называть это домашней едой. Это продается в коробке. Это нездоровая пища.

Эшли: А во-вторых?

Я: Ты хочешь, чтобы я пришла и покормила тебя?

Эшли: Конечно.

Я: Не переворачивай так, чтобы это звучало так, будто я приглашаю себя приготовить для тебя. Просто для ясности — ТЫ просишь МЕНЯ прийти?..

Эшли: Сейчас всего 5. Ты занята?

Я опускаю взгляд на пушистые носки на своих ногах и на потрепанный плед, в который замоталась, и морщусь.

Я: Нет. Мои новые друзья заняты сегодня вечером.

Эшли: Или у них похмелье.

Я: Лол или похмелье. Я не спрашивала.

Грызу ноготь большого пальца, размышляя.

Я: Если ты действительно хочешь, чтобы я пришла приготовить мак для тебя, мне придется сбегать в магазин. Когда ты будешь дома?

Эшли: Выйду из душа к шести.

Я: Хорошо.

Я: Какой у тебя адрес?

Эшли: Хочешь, я заеду за тобой?

Я: Нет, нет, я могу дойти. На улице все еще будет светло.

Откидываю плед и встаю, подхожу к своему шкафу и заглядываю внутрь.

Эшли: Декер Драйв, 2213

Я примерно знаю, где Декер Драйв.

Я: Это дом?

Эшли: Безусловно.

Безусловно.

Кто так говорит?

Я: Буду в шесть.

Я стараюсь, чтобы это звучало не слишком восторженно, но дело в том, что я отчасти взволнована.

Эшли: Это свидание.

Но это не так. Он просто дразнится.

Я: Это макароны с порошкообразным сыром, а не свидание.

Он еще не одет.

Не совсем.

Конечно, на нем рубашка и штаны — но рубашка не застегнута, а штаны опасно низко висят на бедрах, и я сглатываю при виде его влажных волос.

Редкие волосы на его груди.

Босые ноги.

Татуировки, покрывающие его гладкую ключицу.

Один шрам.

Два.

— Привет. — Эшли распахивает дверь достаточно широко, чтобы я могла войти внутрь, в настоящую прихожую.

Прихожая?

Она ни в коем случае не огромная, но это необычно для любого жилья за пределами кампуса. Здесь даже есть маленький столик сбоку с подставкой для ключей, над которым висит зеркало.

— Только что вышел из душа, извини за беспорядок. Кухня вон там, дай мне секунду, и я сейчас вернусь.

Дай мне секунду. Эш звучал бы как обычный американский студент колледжа, если бы не шикарный акцент.

Определенно не похоже на Элизу Дулиттл с ее кокни, скорее на принца Уильяма.

Утонченный.

Элегантный.

Инстинктивно я нахожу кухню — она на обычном месте — через формальную столовую, заваленную спортивным снаряжением, брошенным на обеденный стол.

В задней части дома я мельком вижу его грузовик, припаркованный на подъездной дорожке рядом с окном.

Я в замешательстве.

Почему он живет здесь? Большинство студентов колледжа снимают дома-гадюшники — дома, которые следует признать небезопасными. Дома, которые домовладельцы запустили до ужасного состояния потому что… в них живут студенты колледжа, а им (домовладельцам) на это наплевать.

Однажды у моих друзей Кэт и Брук в доме была летучая мышь. Как вы думаете, хозяин позаботился о том, чтобы ее убрали?

Нет.

Им пришлось самим выгонять ее с помощью теннисных ракеток и нескольких отважных парней из братства.

Этот же дом ни дня в своей жизни не видел летающих грызунов.

Я ставлю пакет с продуктами, который держу в руках, на кухонный островок, оглядываясь по сторонам.

Темное дерево.

Столешницы из черного камня.

Полы из твердых пород дерева.

Пространство невелико, но очень аккуратное и только добавляет несколько новых слоев в образ Эшли Драйден-Джонса.

Я распаковываю пакет с продуктами: три коробки макарон с сыром.

Полгаллона молока.

Одна пачка соленого сливочного масла.

Хот-доги, потому что, почему бы не подсластить полноценный американский опыт?

Я также добавила маленькую упаковку шоколадного молока и принесла еще кое-что, что вряд ли он пробовал: апельсиновый шербет.

Классика детства, по крайней мере, в моем доме, когда я росла.

Признаю, что комбинация немного отвратительная, но он может съесть их позже, я угощаю.

Роясь в поисках кастрюли, я нахожу одну и наполняю ее водой, зажигаю конфорку на плите. Довожу воду до кипения, ожидая, когда появится Эш, на этот раз полностью одетый (вот только, если честно, полуголый Эшли — чертовски привлекательное зрелище).

Стою спиной к двери, когда он входит на кухню, и замираю с деревянной ложкой в руке, когда поворачиваюсь.

Он побрился.

Не совсем — у него все еще есть волосы на лице, — но парень определенно привел в порядок загривок на шее и щеках, волосы на лице стали более аккуратными, чем были, когда он открывал дверь.

Эшли сменил штаны на шорты.

Ноги все еще босые.

Волосы все еще влажные, зачесаны набок.

Мило.

Очень мило.

Он улыбается мне, подходя ближе.

— Чувствуй себя как дома, — дразнит он.

Ха-ха.

— Извини, просто хотела быстрее приняться за дело.

— Приняться, — повторяет он. — Это южное слово?

— Нет. Обычное слово.

Я краснею.

Он садится на стул у стойки.

— Тебе нужно… какое-нибудь содействие?

Содействие.

Обычный парень сказал бы: «Тебе нужна помощь?»

Настолько правильно, что заставляет меня еще больше задуматься о его воспитании — откуда он, кроме Суррея, Англия.

Я не спрашиваю.

Вместо этого возвращаюсь к кастрюле с водой.

— Все в порядке. Это несложно.

И совсем нездоровая пища, я могла бы добавить. Последнее, что кому-либо из нас следует употреблять, если мы следим за своим рационом ради занятий спортом, хотя ему, вероятно, приходится потреблять тысячи калорий, сжигая их во время своих матчей.

— Что это такое?

Я поворачиваюсь и вижу, как он размахивает пачкой хот-догов.

— Хот-доги.

— О. — Он поворачивает упаковку то так, то эдак.

— Ты это серьезно? Все знают, что такое хот-дог.

Кроме того, это написано на упаковке. Или подождите, может быть, там написано «Болл Парк Фрэнкс»^[7]…

— Никогда такого не пробовал. — Его единственный ответ.

— Так и думала, поэтому и принесла их. — Очень умно с моей стороны. И очень любезно.

— Выглядят чертовски отвратительно.

— Ну, спасибо.

— Я не говорил, что ты выглядишь чертовски отвратительно, расслабься. Я сказал, что сосиски такие.

Я смотрю на него, протягивая ложку.

— Пожалуйста, не говори «сосиска»^[8].

— Почему? — Он смеется, показывая щербинку между зубами.

— Сам знаешь почему.

— Нет, на самом деле, не знаю.

— Ну, сосиска… это как… — Я не могу сказать «пенис», становясь пунцовой, когда парень выжидающе смотрит на меня, ожидая, когда я закончу свое предложение.

Пусть даже не надеется.

Вода закипает, я вскрываю все три коробки «Мак-н-чиз», вынимаю пакетики с приправой и высыпаю туда всю лапшу.

— Серьезно, Джорджи? Три коробки?

Я приподнимаю бровь.

— Поверь мне, я сама могу съесть целую коробку. На двоих три коробки самое то.

— Плюс эти сосиски. — Он все еще держит их в руках. — Что ты собираешься с ними делать?

— Нарежу их и положу в кастрюлю, как только макароны будут готовы.

— М-м-м, вкуснятина. Я почти чувствую, как мое тело отвергает механически обработанное мясо. Какой я счастливчик.

Это заставляет меня засмеяться.

— Твое тело определенно что-то почувствует после того, как съешь это.

— И вы едите это дерьмо?

— Выросла на этом, — говорю я с улыбкой. — Это был основной продукт в доме Паркеров. Моя мама работала полный рабочий день, когда я росла. — Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на него. — А как насчет твоих родителей? Твоя мама работала?

Кажется, он колеблется, подбирая слова.

— Нет, мама не работала.

— Так она была мамой-домоседкой?

Он моргает.

— Можно и так сказать.

Это странный ответ.

— А как насчет твоего отца?

Он кивает.

— Инвестиции.

Его ответ краток.

— Значит, твоя мама, должно быть, готовила еду каждый вечер, раз уж она была дома.

Эшли наблюдает за мной еще несколько секунд.

— Не совсем.

Я кладу ложку и прислоняюсь к столешнице.

— Что значит «не совсем»? Ты только что сказал, что она была домохозяйкой.

— Нет, это ты так сказала.

Но он не стал этого отрицать.

— Знаешь, что у меня сейчас к тебе миллион вопросов, не так ли?

Эшли откидывает голову назад, когда смеется.

— Можешь спросить, но это не значит, что я отвечу.

Умник.

Я протягиваю руку, чтобы он мог передать мне упаковку хот-догов, открывая ящик за ящиком на этой полностью укомплектованной кухне в поисках ножа или ножниц.

Разрезаю упаковку, положив на разделочную доску, которую нашла прислоненной к задней панели.

Достаю пять хот-догов и начинаю нарезать их на небольшие кусочки. От ностальгии у меня слюнки текут, а восторг от этого детского блюда нарастает.

— Не думала о кулинарной школе? — раздается его забавный комментарий, когда я режу.

Ха-ха. Большой парень — комик.

— Не смейся, пока не попробуешь. — Я замечаю, что шербет все еще на острове, вероятно, наполовину растаявший. — Черт. — Я указываю на фруктовый десерт. — Не мог бы ты положить это в морозилку, пожалуйста?

— Дай угадаю, тема этого грандиозного мероприятия — оранжевый цвет?

Я снова закатываю глаза, не оценив его сарказм по поводу моих попыток сделать что-нибудь веселое.

Не обращая на него внимания, я отмеряю масло и молоко, нахожу дуршлаг для процеживания лапши.

Наливаю ему стакан шоколадного молока. Подвигаю его через стойку, как бармен.

— Прибереги до ужина, — предупреждаю я. — Кроме того, это отлично помогает от похмелья. — Я подмигиваю.

— Принято к сведению.

Думаю, он дразнит меня, но трудно сказать наверняка. У Эшли Драйден-Джонса бесстрастное лицо, как ни у кого другого — осмелюсь сказать, что оно лучше моего — и он не боится этим пользоваться.

— Твой дом меня удивил, — говорю я, доставая две миски из шкафчика.

— Почему?

— Потому что. Здесь… намного приятнее, чем то, к чему я привыкла. — Этот дом не так далеко от кампуса, чтобы быть частью жилого района — района, в котором вы не найдете ни одного живущего студента.

— О. — Он замолкает на несколько секунд. — Мама нашла его. Э-эм, думаю, с помощью риелтора. Мне позволили пожить в общежитии только семестр… сказали… что я…

Его фраза обрывается.

— Сказали, что ты… что?

Эшли делает вдох.

— Сказали, что я достаточно пожил в общежитиях и должен жить в настоящем доме, если не собираюсь учиться дома. Думаю, мама чувствовала себя виноватой.

— Виноватой?

— Я не жил дома с тех пор, как мне исполнилось десять.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит.

— Что?! Почему?

— Школа-интернат. — Парень пожимает массивными плечами. — Ничего страшного, Паркер, иногда такое бывает.

Паркер.

Он назвал меня по фамилии.

Это хорошо или плохо?