Британский качок

19

Эшли

Не уверен, в каком купальнике я ожидал увидеть Джорджию, когда она выйдет на балкон, но точно не в бикини.

И не уверен, каким ожидал увидеть ее тело. Я видел достаточно, чтобы иметь отдаленное представление, но ее тело в бикини нечто невероятное.

У нее такие упругие сиськи и длинные ноги.

Я смотрю, как девушка с важным видом направляется к горячей ванне, и чертовски благодарен, что уже сижу в ней, а вокруг меня поднимаются пузырьки. Там есть полка для шампанского и бокалов — я налил каждому из нас по бокалу — огни под водой нежно-голубые.

Я приглушил их, чтобы не отвлекали от вида, за прозрачными перилами балкона.

Это невероятно и стоит головной боли, связанной с изменением моего графика, чтобы побыть здесь с Джорджией.

Кстати, о ней…

Девушка медленно опускается в воду, пальцы касаются поверхности, когда она садится.

Обычно я бы отвел взгляд, но сейчас наблюдаю, как каждый сантиметр ее тела погружается в воду, пока Джорджия не погружается по плечи. Ее грудь торчит над поверхностью, влажная и блестящая, поэтому я отвлекаюсь, беря бокал с шампанским с полки позади меня и протягивая его ей.

Иначе я буду пялиться.

Она чертовски сексуальна.

Черное бикини, влажная кожа.

— О, боже, это невероятно. — Слегка запрокинув голову, она делает большой глоток из бокала в своих длинных пальцах. — Посмотри на этот вид. Это потрясающе.

— Так и есть.

Только я говорю не о виде на город. Мне на него насрать.

Я говорю о ней.

Она сногсшибательна.

Я так думал в тот день, когда мы встретились, и думаю так сейчас.

Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не твоя соседка по дому? Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не просто твой друг?

Да.

Я ненавижу шампанское, но все равно пью его в надежде, что оно успокоит эту гребаную нервную бурю, бушующую у меня в животе.

Мне это не нравится — это кажется неестественным.

Не говоря уже о том, что те два вопроса, которые она задала сегодня вечером за ужином, продолжают крутиться в моем чертовом мозгу.

Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не просто твой друг?

Что, черт возьми, она имела в виду под этим?

Должен ли я был вчитаться в это или принять за чистую монету?

В любом случае, этот вопрос прокручивается в моей голове по кругу.

— Давай сыграем в игру.

Я стону.

— Еще в одну? — Я не знаю, смогу ли справиться с ее версией «игр» — похоже, они заставляют меня признаваться в дерьме, которое я предпочел бы скрыть.

— Да, почему бы и нет? Или ты просто хочешь поговорить как обычные люди?

— Хочешь снова поиграть в «да» или «нет»? Потому что я исчерпал вопросы.

Джорджия смеется.

— Нет. Что, если мы сыграем в правду или выпивку? Все просто, нужно ответить правду или выпить.

— Звучит достаточно просто. — Теперь я ворчу, как ребенок.

— Насколько полна эта бутылка? — Она снова смеется, уже пьяно.

— Достаточно полна. Но если ты не планируешь отвечать на все вопросы, тогда у нас возникнут проблемы, потому что я нигде не видел другой бутылки.

Кроме мини-бара, и я не слишком горю желанием трогать этот запас, если только это не чрезвычайная ситуация. Я видел, сколько стоит спиртное внутри этих штуковин, и сильно сомневаюсь, что Джорджия согласится заплатить такую сумму. Я также сомневаюсь, что это входит в приз.

— Давай ты первый, — говорит она мне, немного опьяневшая.

— Нет, это была твоя идея, ты и начинай.

— Уф. — Она фыркает. — Дай мне подумать секунду.

Надеюсь, что она начнет с простого, а затем перейдет к трудным вопросам, которыми, я уверен, она собирается меня поразить. Джорджия может выглядеть невинной и непритязательной, но за этими красивыми глазами скрывается разум, который, как я понимаю, чрезвычайно сложен.

У нее на уме есть вещи, о которых она хочет поговорить со мной, и эти дурацкие игры — единственный известный ей способ сделать это, не чувствуя себя глупо.

— Ладно, не забудь — ты должен ответить честно или выпить.

— Да, да. Хватит тянуть время.

На горизонте мерцают и светятся миллионы огней. Фальшивая Эйфелева башня соседнего отеля начинает мерцать, точно так же, как настоящая башня в Париже мерцает каждую ночь в течение часа.

Я видел все это собственными глазами — эта малышка не идет ни в какое сравнение с оригиналом.

— Ты когда-нибудь жалел, что приехал в Штаты учиться?

— Нет, — отвечаю я без колебаний. — Мне здесь нравится.

— Нравится здесь или нравится учиться?

Я наклоняю голову.

— Не жадничай — теперь моя очередь задавать вопрос. Тебе придется приберечь это для следующего раза, если хочешь узнать.

Ее рот приоткрывается от моего дерзкого ответа.

Я ухмыляюсь.

— Нам разрешено пить просто так, или только не желая отвечать на вопрос?

Она пожимает плечами.

— Я так не думаю. Подожди — это твой вопрос?

— Нет, просто интересуюсь.

— Думаю, нет, иначе у нас все закончится.

— Может быть, а может и нет — я не планирую сдаваться. В этом деле я буду биться до конца.

— О-о-о, серьезно? Ладно, крутой парень, посмотрим.

Звук вертолета, рассекающего воздух, отвлекает нас обоих на секунду, и мы наблюдаем, как один из них появляется из-за угла отеля, летит к другому отелю и зависает возле крыши, прежде чем опуститься.

— Это так круто, — затаив дыхание, говорит Джорджия, опершись обоими локтями о бортик джакузи, чтобы посмотреть.

Я согласен.

— Люблю смотреть, как самолеты садятся и взлетают на взлетно-посадочной полосе, — говорю я. — Я бы хотел, чтобы они разрешили людям парковаться рядом со взлетно-посадочной полосой. Было бы здорово лечь на крышу машины и просто смотреть, как они пролетают.

— Это было бы забавное первое свидание, не так ли? Типа пикник на крыше машины или в кузове грузовика?

— Ты романтик, Джорджия Паркер?

Она удивленно смотрит на меня.

— Э-э, да? Разве большинство девушек не безнадежные романтики?

Моя мать — нет.

Кэролайн, подружка Джека, — тоже нет. Она всегда даст ему список подарков, которые хочет, ненавидит элемент неожиданности (или, возможно, не доверяет ему покупать ей то, что она хочет). В любом случае, она избалованный ребенок и совсем не романтична.

Я качаю головой.

— Ты не похожа на романтичную особу.

— Нет? — Девушка хмурится в замешательстве. — Может быть, это просто потому, что ты не видишь меня такой — я просто твоя соседка по дому, и за те несколько недель, что жила с тобой, я не ходила ни на какие свидания или что-то в этом роде, так что ты никогда не видел меня такой… приодетой и все такое.

— Ты была приодетой сегодня вечером.

Джорджия медленно кивает.

— Да, но это было не свидание. Я имею в виду, не романтическое свидание.

За ее заявлением следует долгая пауза, ночной воздух прерывается звуками снизу и несколькими громкими голосами людей, празднующих неподалеку в другом гостиничном номере.

Я далек от того, чтобы указывать на то, что свидание не было романтичным, лишь потому что она продолжала говорить всем, кто подходил к нашему столику, что мы не пара, это не свидание и не особый случай.

В Джорджии может быть много хороших качеств, но утонченность — не одно из них.

Она словно слон в посудной лавке.

— Ты продолжаешь указывать на это. — Я немного скриплю зубами. — Без всякой причины.

Со своего наблюдательного пункта я вижу, как девушка в смущении сжимает губы.

— Это часть игры, или мы можем продолжать? — Я теряю с ней терпение — это ее постоянное напоминание о том, что мы всего лишь соседи по дому, прекрасно, потому что это правда, но это также становится утомительным.

— Чья очередь? — Ее голос едва слышен.

— Моя.

Она кивает, и теперь я чувствую себя колоссальным засранцем.

Черт возьми!

Лучше всего задать забавный вопрос.

Хорошо. Забавный вопрос, забавный вопрос.

— Эм… ты жалеешь, что перевелась сюда? — Вот. Это достойно, и я хочу знать ответ.

— Я привыкла… Не то чтобы я была здесь так уж долго. Знаю, что все требует времени, но, честно говоря, после того вечера, когда мы с тобой встретились, мне хотелось уйти. Я ненавидела это место. Мне не нравились эти девушки, я винила их в том, что произошло, хотя это была моя вина. Но… — Она тянется пальцами к нескольким плавающим пузырькам. — Больше нет. Я счастливее, и это становится легче.

— Это хорошо. Я имею в виду, что ты больше не ненавидишь это.

Она улыбается и голубое сияние от воды отбрасывает тени на ее кожу.

Ее очередь.

— Ты когда-нибудь был влюблен?

Вау, ситуация быстро обострилась, но ответ прост.

— Нет.

Отсюда невозможно прочесть выражение ее лица, но, судя по молчанию, Джорджия ожидает, что я уточню.

Теперь моя очередь, так что ей придется придержать лошадей.

— Какая самая глупая вещь, которую ты когда-либо делала?

Джорджия фыркает.

— Это просто — позволить Ронни и девочкам одурачить меня.

Теперь я фыркаю.

— О, да ладно. Это не может быть самой глупой вещью, которую ты сделала. Разве ты никогда… я не знаю, не разыгрывала кого-то, и что-то шло не так? Или переспала с кем-то и потом почувствовала себя отвратительно из-за этого?

— Нет. — Она смеется. — И это не дебаты. Ты спросил, я ответила, теперь мы двигаемся дальше.

Хорошо.

Угрюмый, я жду ее следующего вопроса, отчаянно нуждаясь в глотке алкоголя, желая, чтобы у нас было что-нибудь покрепче, чем шипучая золотистая моча.

— Почему ты одинок?

Ее вопрос смелый и неожиданный, и, похоже, теперь мы переходим к более острым вопросам, которые сделают этот вечер более интересным.

— Я одинок, потому что не люблю случайные встречи.

— Что ты имеешь в виду? Секс? Или просто случайные интрижки?

Я не отвечаю, потому что она получила ответ на свой единственный вопрос.

— Это не дебаты. Ты спросила, я ответил, теперь мы двигаемся дальше.

Ее рот приоткрывается.

— Прекрати бросать правила мне в лицо.

— Не я устанавливаю правила, я лишь следую им, красотка.

Красотка.

Я намеренно использую это слово и наблюдаю, как она делает вдох и выдох, пытаясь скрыть это, делая глоток шампанского. Я пропускаю это, не упоминая о запрете, потому что никто из нас даже не пригубил напиток, и если мы этого не сделаем, то все пропадет даром.

Похоже, это единственная игра на честность, от которой мы не отступаем.

Джорджия вздергивает подбородок.

— Твой вопрос.

Отлично.

— Когда был твой первый snog^[18]?

— Мой первый что?

Ах, точно. Здесь это так не называют.

— Поцелуй. Твой первый настоящий поцелуй.

— О. — Она нервно смеется. — Эм, в семнадцать?

В семнадцать? Как парни не поцеловали ее раньше — они что, с ума сошли?

— Это твой окончательный ответ?

Смех Джорджии звучит застенчиво и мило.

— Окончательный ответ.

Я киваю.

Жду.

— Когда был твой первый сног? — подражает она, хихикая, потому что использовала британский сленг.

— Думаю, в шестнадцать. С Викторией Ченнинг на вечеринке в доме моих родителей. — В этом не было ничего хорошего. Я все испортил, не имея ни малейшего понятия, что делаю. Слишком много языка, слишком много слюны. Виктория дразнила меня с несколькими приятелями, и я до сих пор этого не пережил.

Стал ли я лучше целоваться? Кто знает.

Обычно это случается только тогда, когда трахаюсь с кем-то случайным после долгого периода засухи, слишком приправленный алкоголем к тому же.

В отчаянье — это не то слово, которое я использую, но…

Если обувь подходит.

— Ты хочешь поцеловать меня?

Она пьяна? Я думал, мы протрезвели, потому что с ужина не выпили ни капли, если не считать наших крошечных, тайных глотков.

— Ты только что задала два вопроса подряд. — Я не могу удержаться, чтобы не указать на это.

— Отказываешься отвечать?

Так ли это? Нет, я не отказываюсь отвечать, а пытаюсь играть по правилам.

— Теперь уже три. — Джорджия дерзко приподнимает бровь. — Дай мне ответ, или тебе придется выпить.

Черт.

Она дерзкая маленькая штучка, которая вот так ставит меня в неловкое положение.

Если я скажу «да», она может подумать, что я чертов извращенец. Если скажу «нет», то подумает, что я не хочу с ней целоваться. Если решу не отвечать, то она сделает свое собственное предположение и…

Я слишком много думаю об этом.

«Просто ответь на чертов вопрос, придурок».

Маленькая нахалка заставляет меня спасовать и не отвечать; просто смотрит на меня, ухмыляется, такая самоуверенная.

«Сотри эту улыбку с ее лица. Сделай это».

— Хочу ли я поцеловать тебя? — повторяю я, чтобы оттянуть время. — Хочу ли поцеловать тебя?

Девушка раздраженно закатывает глаза.

— Конечно. Какой теплокровный парень не захотел бы тебя поцеловать?

Вот.

Дипломатично, не будучи слишком откровенным, не выплескивая кишки наружу.

Я здесь не для того, чтобы устраивать кровавую баню; я здесь, чтобы принять горячую ванну.

Джорджия неподвижно сидит на противоположной стороне, сиськи практически парят на поверхности, бокал зажат между изящными пальцами. Ее волосы собраны в пучок на макушке, и если бы свет был включен, я бы, наверное, увидел, как ее лицо покраснело.

Слава богу, она не может видеть, как я смотрю на ее сиськи в темноте — не то чтобы я хорошо их разглядел, но они влажные и отражают синий свет.

Так или иначе.

У нее фантастические сиськи.

— Твоя очередь.

Точно.

— Ты хочешь поцеловать меня?

Джорджия колеблется, слегка покачиваясь в воде.

— Конечно.

Конечно?

Что за фигня.

— Не могла бы ты прекратить это? Ты все время повторяешь за мной.

— Ну, не то, чтобы есть миллион способов сказать это! — Она смеется, снимая напряжение. — Черт возьми, я не тезаурус.

— Ими больше никто не пользуется. Теперь это называется гугл.

— Иногда ты такой буквальный, что мне хочется… придушить тебя.

Придушить. Хорошее британское слово, если я когда-либо его слышал.

Теперь ее ход.

— Ты хочешь поцеловать меня… сейчас?

Молодец, Джорджи, взяла и заставила меня покраснеть до кончиков пальцев ног, которые уже были горячее Ада в этой стоградусной воде.

Хочу ли я поцеловать ее прямо сейчас, хочу ли поцеловать ее сейчас…

Здесь, в джакузи.

Я не уверен, кивает ли моя голова, открывается ли рот или издается ли звук, но я, по крайней мере, пытаюсь сказать «да», не совсем уверен, что она услышала меня из-за шума.

— Что это было? Я видела, как шевелились твои губы, но ничего не вышло. — Джорджия оттопыривает ухо свободной рукой.

Она собирается заставить меня сказать это снова.

Что за дерьмо.

— Да.

Ее губы складываются в удивленную букву «О», и мне приходит в голову, что она, возможно, подумала, что я не захочу ее целовать, ни сейчас, ни когда-либо вообще.

— О, — говорит она на выдохе. — Хочешь?

Я не отвечаю, потому что это дало бы ей два вопроса подряд, и теперь моя очередь.

— Ты хочешь поцеловать меня сейчас?

Джорджия прикусывает нижнюю губу.

— Да.

Что теперь делать? Обуздать наш энтузиазм и продолжать сидеть по разные стороны джакузи? Или мне перейти границу и что-то с этим сделать?

Это проверка на прочность, мы оба прикованы к своим скамейкам в горячей ванне, напряжение такое же густое, как пар, поднимающийся от воды.

Мы могли бы разрезать его тупым ножом.

— Иди сюда, — говорю я, ставя бокал с шампанским на полку позади себя.

Джорджия плывет по воде, затем встает в середине, чтобы перейти вброд на мою сторону.

Я смотрю, как вода стекает с ее живота и верхней части бикини.

Девушка тянется за мной, чтобы тоже поставить свой бокал, чтобы он не мешал. Затем плюхается на сиденье рядом со мной. Обнаженные плечи, влажные волосы прилипли к ее затылку.

Мы смотрим друг на друга, думая об одном и том же: ты собираешься сделать ход или я?

Медленно мы притягиваемся друг к другу, наше дыхание смешивается, когда мы становимся все ближе и ближе; я замираю, когда Джорджия касается кончиком своего носа моего. Движение вперед и назад так заботливо и нежно, что я ошеломлен.

Игриво и мило.

Неожиданно.

Прошло действительно много времени с тех пор, как кто-то делал со мной так, тем более девушка. Я не понимал, что пропустил это, потому что как можно пропустить то, с чем тебе никогда не приходилось иметь дело? После сегодняшней ночи, если ничего больше не произойдет, кроме этого поцелуя, не думаю, что я когда-нибудь забуду об этом.

Наши губы соприкасаются, сначала осторожно, потому что так требует настроение, а затем нежно прижимаются друг к другу.

Мое тело гудит.

Оживает.

А мы на самом деле еще даже не целуемся.

Все в этом моменте отличается от всех других поцелуев, которые были до нее.

Джорджия наклоняет голову так, чтобы, когда я накрываю ее рот своим, наши носы не соприкасались. Один целомудренный поцелуй. Другой.

И еще один, пока наши рты не открываются и наши языки робко встречаются, сначала застенчиво, а затем все смелее. У нее вкус шампанского, пара и теплого воздуха Вегаса.

Было ли необходимо пролететь весь этот путь, чтобы пережить этот момент?

Возможно.

Я бы никогда не сделал первый шаг дома, и она бы продолжала ходить по дому на цыпочках, чтобы игнорировать любые возникающие флюиды.

Мы целуемся вот так некоторое время, с открытыми ртами. Поднимаю свою руку из воды, чтобы обхватить ее лицо. Другой рукой слегка обхватывают ее шею сзади.

Джорджия наклоняется ближе, ее сиськи прижимаются к моей коже, рука на моем бедре под водой, пока она сладко целует меня.

Затем.

Она отстраняется.

Двигается, чтобы забраться на меня сверху. Мы вдвоем смещаемся, чтобы Джорджия могла завести ноги мне за спину, а руками обвить мою шею.

Мы целуемся, языки переплетаются, знакомятся так, как никогда раньше не знали друг друга. Это опьяняет, особенно с привкусом алкоголя на наших языках от шампанского, о котором мы совершенно забыли и которое нам больше не нужно.

Мои руки на ее позвоночнике, медленно двигаю ими вверх… затем вниз по ее восхитительно влажной коже, притягивая девушку к себе так, что она прижимается вплотную к моему телу. Теперь обхватываю руками ее задницу.

Сжимаю плоть, которая заполняет мои ладони.

Запускаю пальцы под ткань ее плавок, задевая гладкие округлости ее ягодиц.

Она гладкая с головы до пят, свежевыбритые ноги, от которых я не могу оторвать рук. Шелковистая от текучей воды, в которой мы находимся.

Джорджия блуждает руками по моим широким плечам, ногти слегка царапают мою кожу, большой палец играет с впадинками на моей ключице, пока посасывает мой язык.

Почему она так хорошо чувствуется?

Черт возьми, эта горячая ванна была хорошей идеей.

Джорджия стонет мне на ухо, когда я перемещаю ее по своему набухающему члену, тонкая ткань моих плавок и ее стрингов не делает ничего, чтобы скрыть удовольствие.

Я целую ее в шею сбоку, облизывая влажную кожу.

Посасываю изгиб ее плеча.

Скольжу ладонями по ее грудной клетке, большим пальцем касаясь нижней части ее груди.

Вниз по ее грудной клетке.

Вверх.

Вниз по ее спине.

Вверх по ее позвоночнику, пальцы теперь играют с завязками ее верха от купальника.

Я делаю паузу, размышляя.

Колеблюсь так долго, что Джорджия перестает целовать меня и немного отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Что, если… — неуверенно шепчет она. — Что, если мы отложим в сторону соседей по дому и дружбу и повеселимся в эти выходные, не думая об этом?

Значит ли это, что она хочет, чтобы я снял с нее верх купальника?

Все еще наблюдая за ней, я позволяю своему большому и указательному пальцам развязать шнуровку ее бикини. Пробираюсь к завязке на ее шее и развязываю и ее тоже. Они были завязаны простыми бантиками, и это легко.

Девушка у меня на коленях, обнаженная до пояса, руки у меня в волосах.

Джорджия приоткрывает губы, когда я медленно провожу руками вверх по ее животу и обхватываю грудь, мягко играя с ее сосками. Она наклоняет голову набок, наблюдая за мной.

Великолепная.

Делает вдох, когда я наклоняюсь вперед, чтобы взять в рот сосок и пососать, руки в моих волосах теперь перебирают пряди, ногти впиваются в мою кожу головы.

Она двигает бедрами, трется об меня. Вода вокруг нас выплескаться на пол.

Мы целуемся.

Обхватываю ее грудь и дразню соски.

Мы целуемся.

Провожу руками по ее гладкой, влажной коже.

Мы целуемся до тех пор, пока не срабатывает таймер в джакузи, подсветка гаснет, и только городские огни освещают балкон.

Мой член тверд, как камень, и не могу сказать, что когда-либо был так возбужден тем, что целуюсь, но не трахаюсь. Чувствую себя подростком на вечеринке. Вернее, я чувствую себя взрослым на отдыхе со своей пташкой, хотя Джорджия даже близко не моя девушка.

В конце концов, Джорджи отстраняется и слезает.

— Становится холодно. — Наклоняется, чтобы поцеловать меня еще раз, на этот раз более целомудренно.

Она стоит посреди джакузи, выжимая воду с верхней части бикини, которая в какой-то момент опустилась на дно.

— Я собираюсь ополоснуться. — Она зевает. — Затем если хочешь можем… посмотреть телевизор в постели?

Вопрос задается, когда она вылезает, задница практически у меня перед носом. Быстрый взгляд через плечо, когда вода капает с ее тела, цепляет указательным пальцем стринги, чтобы вытащить их из щели.

Хочу ли я смотреть телевизор в постели?

Лягушка бьет себя по заднице, когда прыгает?

Джорджия исчезает за раздвижными дверями, и вскоре я слышу, как в душе льется вода.

До сих пор все в этом вечере было неожиданным: странное настроение в ресторане, игра в воде, сеанс поцелуев, который я не мог предсказать.

Если бы можно было поспорить на пять миллионов долларов в казино внизу, что она поцелует меня, а я бы поставил против и проиграл бы снова, и снова, и снова.

Вылезаю из воды, стягиваю свои промокшие плавки с бедер, затем вешаю их над джакузи, чтобы они высохли. Коврик в номер мокрый, так как мы не догадались принести полотенца на улицу.

К счастью, в комнате есть туалетный столик с несколькими пушистыми белыми полотенцами, и я хватаю одно, оборачивая его вокруг талии.

Терпеливо жду своей очереди, пока Джорджия закончит принимать душ. Последнее, что я хочу сделать, это забраться в постель, пахнущий хлоркой.

Забраться в постель и смотреть телевизор…

Это все, что мы собираемся сделать? Ради всего святого, мои руки только что были на ее сиськах, а теперь мы собираемся просто смотреть телевизор?

Бросаю беглый взгляд на кровать, когда Джорджия выходит из ванной, оставляя за собой облачко пара.

— Все в вашем распоряжении, сэр.

Она закутана в пушистый белый халат с логотипом отеля, и на ней такие же тапочки. Я не могу не наблюдать за ней несколько мгновений, прежде чем отправиться в душ, когда девушка подходит к своему чемодану и заглядывает внутрь.

Конечно, она будет в своей обычной футболке и шортах, когда я вернусь. И, конечно же, на матрасе будет возведена баррикада из подушек — тот факт, что мы целовались, и я щупал ее грудь, ничего не значит, когда дело доходит до постели, это я знаю точно.

Никогда не делайте предположений.

— Я быстро, — говорю ей.

Она кивает, улыбаясь мне через плечо.

— Хорошо.

Все, о чем я могу думать, пока нахожусь в душевой кабинке, это тот факт, что Джорджия только что была здесь совершенно голая — возможно, я и видел ее обнаженную грудь, но мне не удалось увидеть ее киску. И на краткий миг мне становится интересно, на что это похоже. Делает ли она эпиляцию или оставляет в естественном виде, как сейчас делают многие девушки — по крайней мере, я так слышал.

Многие парни из команды по регби не являются большими поклонниками этого, но это то, что делают девушки.

Не брить и не удалять воском.

Шампунь и кондиционер Джорджии и крошечный флакон средства для мытья тела стоят на полке, и она использовала одну из гостиничных мочалок — она аккуратно сложила ее в крошечный квадратик и повесила на крючок.

Я беру ее шампунь и откручиваю крышку, вдыхая аромат. Не собираюсь им пользоваться; просто хочу знать, как он пахнет.

Пахнет как она.

«Ты не будешь дрочить с Джорджией в другой комнате, придурок. К тому же, никогда не знаешь наверняка…»

Никогда не знаешь наверняка? Извращенец.

Покачав головой, я быстро промываю волосы шампунем, хотя они и не намокли, и намыливаю тело мылом, предоставленным отелем.

Когда заканчиваю, выключаю воду, вытираюсь полотенцем, прежде чем выйти на холодный кафельный пол, и снова заворачиваюсь в белое махровое полотенце. Я захватил свои трусы-боксеры в ванную, чтобы мог просто надеть их, как только вытрусь, и мне не нужно было бы рыться в сумке с голой задницей перед Джорджией.

Я самоуверен, но не показушник.

Возвращаясь в комнату, я стараюсь оставаться равнодушным к Джорджии, наблюдающей за мной, когда открываю дверь. Она уже устроилась в постели, лежа на левой стороне. Я почти ничего не вижу, поэтому не уверен, во что она одета, но на ней определенно нет ее обычной футболки — я знаю это, потому что ее плечи обнажены.

Ни за что на свете она не голая.

Нет никакого гребаного способа.

Тем не менее, мой пульс учащается при мысли о возможности того, что девушка может быть обнажена, когда откину покрывало и лягу на правую сторону.

Телевизор включен, и она переключает каналы.

— Я зарегистрировалась на «Нетфликс», чтобы мы могли посмотреть фильм и не покупать их. Нормально?

Она такая милая.

— Конечно, все в порядке. Спасибо.

Мне больше нечего делать, кроме как забраться в кровать, но сначала я выключаю весь остальной свет в комнате, запираю дверь на засов и на маленькую цепочку. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Я видел слишком много фильмов ужасов, действие которых происходит в Лас-Вегасе, где находят чей-то труп на одном из матрасов.

На ощупь пробираюсь обратно к кровати и откидываю покрывало со своей стороны, хрустящее белое белье прохладное, когда я проскальзываю внутрь. И с облегчением вижу, что Джорджия не воздвигла барьер из подушек, как я думал, просто чтобы у меня не возникло неправильных представлений.

Девушка приподнимается на локте, глядя на меня со своей стороны кровати, и мой взгляд быстро осматривает верхнюю часть ее тела. На ней кремовая майка — но это одна из тех вычурных, причудливых, сшитых из атласной ткани. Или шелка, или один из тех материалов для нижнего белья, о которых я ничего не знаю.

Внезапно холодный палец касается моей ноги откуда-то из-под простыней.

— О, боже, мне так жаль. У меня такие холодные ноги. — Она хихикает.

Я не уверен, сделала ли она это нарочно или это действительно была случайность, но мне кажется, что это похоже на то, что сделала бы девушка, когда пытается прикоснуться к тебе, не будучи слишком очевидной. Сейчас, вероятно, не время напоминать ей, что мои руки были буквально по всему ее телу — включая ее задницу.

Интересно, что у нее внизу?

Штаны? Шорты?

Трусики?

Ее пальцы на ногах снова шевелятся.

— Ждешь приглашения засунуть свои ноги мне между ног? — Я смеюсь.

Джорджия пожимает плечами.

Никогда бы не подумал, что она из тех, кто стесняется, но вот она флиртует со мной, как профи.

Девушка придвигается ближе по матрасу в моем направлении — это огромная кровать, в которой достаточно места для нескольких человек, — пока наши тела почти не прижимаются друг к другу.

Пока я не смотрю вниз на реальность того, что на ней надето под одеялом.

Просто.

Трусики.

Джорджия смотрит на меня глазами лани, невинно, в то же время осторожно кладет свои ступни между моих ног, чтобы согреть их, мое тело — горячий сосуд огня. Они не кажутся мне такими уж холодными, но я не собираюсь жаловаться, что она прикасается ко мне добровольно, одетая только в тонкий лоскуток шелка и узкие стринги.

— Нормально? — Клянусь, она нарочно покусывает нижнюю губу. Что она пытается сделать, соблазнить меня?

— Все в порядке.

— Спасибо. Не займет много времени, чтобы согреть меня.

Ее улыбка достаточно безобидна.

Ее взгляд опускается, пока не упирается в мою грудь, прямо в центр, и она поднимает руку, чтобы начать водить кончиком пальца по моей ключице. Так легко, что почти щекотно.

Затем скользит ладонью вниз по центру моей груди и по твердым грудным мышцам.

К моему бицепсу, вниз по руке, которая просто лежит рядом со мной, ее большой палец прижимается к коже моего предплечья, как будто проверяя его прочность прикосновением.

Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что она восхищается моей кожей и моим телом. А, может быть, так оно и есть. Оказывается, я знаю ее не так хорошо, как мне казалось, потому что никогда бы не ожидал, что она будет вести себя так, как вела сегодня вечером — и это хорошо. Если Джорджия и выходит из своей зоны комфорта, то отлично это скрывает.

Все это ново для меня; у меня даже никогда не было настоящей девушки, только молодые леди, которых мои родители подбрасывали в мою сторону, надеясь, что я влюблюсь в одну из них, остепенюсь и останусь в Англии — все, что они могли сделать, чтобы удержать меня дома. Симпатичные, хорошо воспитанные девушки.

И веселые девушки.

Но ни одной из них не было достаточно, чтобы заставить меня остаться, и ни одна из них не была достаточно хороша, чтобы заставить меня взять на себя обязательства. Так что у меня никогда не было девушки.

Никогда не было никого, кого я мог бы назвать своей, или позвонить, когда мне нужно было поговорить, или посмеяться, или поплакать. Я не идеален. И часто все порчу. И разве не было бы хорошо в конце дня иметь кого-нибудь, с кем можно поговорить? Кого-то, кто любил меня за все мои недостатки?

— Могу я тебе кое в чем признаться? — говорит она тихим голосом.

— Конечно.

— Мне нравится щель между твоими зубами. — Девушка поднимает руку, чтобы провести пальцем по моей нижней губе. Оттягивает ее немного вниз, чтобы обнажить мои зубы — я, должно быть, выгляжу так, будто чувствую отвращение или рычу как медведь.

— Серьезно?

Щель между зубами — это одна из тех вещей во мне, которые я ненавижу, единственная вещь, которую вижу изо дня в день, когда смотрюсь в зеркало.

— Да. Я думаю, что это очень… — Джорджия застенчиво смотрит на меня и сглатывает. — Сексуально.

— Думаешь?

Почему я звучу так глупо? Я могу придумать что-то получше, чем односложные предложения, просто не в данный момент. Не с ее пальцем на моих губах, ее сиськами, прижатыми к моей груди, и ее телом, одетым только в эти сексуальные обрывки ткани.

Джорджия наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в губы, сначала в один уголок рта, потом в другой. Оставляет еще один поцелуй на кадыке у меня на шее. На линии подбородка.

Ее ладони не перестают двигаться. Она медленно ласкает меня, и если бы мой член не становился тверже с каждой секундой, то я, возможно, просто заснул бы под ее успокаивающими руками.

— Что-нибудь еще, кроме щели?

Пока она размышляет, из ее горла вырывается гул.

— Брови, и… мне нравятся твои татуировки.

Серьезно? Она никогда о них не говорила.

Чувствую, как жар приливает к моему лицу от ее похвалы. Я не наивен и знаю, что девушкам нравятся татуировки, потому что незнакомцы постоянно говорят мне об этом. Мужчины тоже. Но кого они волнуют, когда у меня есть Джорджия Паркер, обводящая их пальцем, пока мы лежим вместе в постели.

На моей груди растут волосы, и ей, должно быть, это тоже нравится, потому что она опускает голову и целует мой сосок. Высовывается язык, облизывая его. Затем дует до тех пор, пока он не становится твердым.

Черт.

Я не могу не быть загипнотизированным, наблюдая, как моя соседка водит руками по всему моему телу и лижет мой сосок. Прижимается к моей груди гладкой кожей своей щеки. Кажется, ей действительно нравится прикасаться ко мне, и я здесь ради этого, не желая пошевелить ни единым мускулом. Позволяя ей делать, трогать, пробовать на вкус и смотреть на все, что она захочет.

Почти невозможно не протянуть руку и не прикоснуться к ней тоже. Я не вижу ее груди, но ложбинка у нее аппетитная, и мне хочется знать, как она выглядит в своих стрингах.

Я пинаю одеяла, так что они падают — по крайней мере, половина, прикрывающая верхнюю часть ее торса, — позволяя своим глазам насмотреться досыта. Наконец, сдаюсь и кладу на нее руки, притягивая девушку к себе. Провожу ими вниз по изгибу ее позвоночника, чтобы обхватить ее ягодицы своими гигантскими ладонями.

Джорджия издает хриплый тихий стон.

— Я могла бы съесть тебя.

Вау.

Вау, Джорджия.

— Я собираюсь съесть тебя, — обещаю я ей на ухо, покусывая мочку с тихим смехом, намереваясь спуститься вниз по ее телу и между ног.

Отодвигаюсь на пару сантиметров.

Переворачиваю ее так, чтобы она оказалась на спине и в центре матраса, начиная путешествие вниз по ее телу к изножью кровати, отмечая, что ее ноги раздвигаются сами по себе — идеальное место для приземления моего лица.

Как я и подозревал, на ней стринги; они того же цвета, что и ее майка, но почти полностью прозрачные. Где, черт возьми, она прятала такое нижнее белье? Где-то в волшебном ящике? Что еще она прячет в своей спальне?

Джорджия уже издает тихие восхищенные постанывающие звуки предвкушения, дыхание прерывается, когда я широкими плечами раздвигаю ее бедра.

Скольжу пальцем вниз по центру ее киски, по тонкой ткани ее нижнего белья.

Я бы не отнес Джорджию к тому типу девушек, которые делают эпиляцию воском, и не уверен, почему это меня удивляет. Наверное, потому что не думал о ней в сексуальном плане до того, как она переехала ко мне.

Наклоняясь вперед, я накрываю ее киску своим ртом и позволяю теплому дыханию согревать ее щелочку. Девушка тихо стонет, темные волосы веером разметались по белой подушке.

Она прекрасна.

И умная. И дерзкая.

И она моя на выходные.

Если есть что-то, в чем я хорош, кроме регби и того, что я большой, сильный и задумчивый, так это куннилингус. Возможно, у меня и не было большого опыта в сексе, поцелуях и романтике, но у меня есть большой опыт в оральном сексе. Думаю, это потому, что я никогда не думал, что настолько хорош собой, хотя женщины всегда хотели встречаться со мной — вините в этом шрамы и синяки на моем лице или щель между зубами, из-за которых я чувствовал себя в основном непривлекательным подростком.

Так что я научился хорошо ублажать девушек.

Вскоре присоединяю палец к моему рту, зацепляясь за край ее трусиков, отрывая их от ее кожи. Оттолкнув их в сторону, вызываю замечательное трение, которое, знаю, сведет ее с ума.

— О боже мой… — Она ахает. — Так приятно.

Джорджия приподнимается на локтях, чтобы посмотреть, как я прикасаюсь ртом к ее киске, и делает то, что всегда делает, когда возбуждена — прикусывает нижнюю губу. Это признак того, что я узнаю о ней больше; она делает это, когда нервничает или возбуждена.

И прямо сейчас думаю, что, вероятно, и то, и другое.

Открыться вот так кому-то, кого ты едва знаешь, даже если прожил с ним несколько недель, — это уязвимое положение, и мы даже не дома. Мы в незнакомом городе, окруженные миллионами людей, и в гостиничном номере высоко в небе.

Это выходные для приключений и отличного секса.

Скольжу языком по щелочке Джорджии.

По чувствительному бугорку между ее ног, облизывая и посасывая, пока ее ноги не начинают дрожать. Я должен держать их открытыми, потому что она пытается их свести вместе, а мне хочется, чтобы они были у меня на плечах. Хочется, чтобы она оставалась открытой, когда она жестко кончит, но только тогда, когда я этого захочу и ни минутой раньше.

Я вот-вот узнаю, относится ли Джорджия к тем девушкам, которые кончают быстро, у которых уходит немного больше времени или которые вообще не кончают.

Джорджия не торопится.

Она мотает головой из стороны в сторону, раскачиваясь от нетерпения, руками сжимает наволочку.

Я разрываюсь. Наблюдать ли за ней в муках экстаза? Или продолжать лизать и сосать ее клитор?

В итоге делаю и то, и другое, поднимая взгляд, пока языком исследую ее чувствительные места — из-за которых она громко стонала и звала меня по имени.

Она повторяет это снова.

— Эшли…

И снова, когда я сосу.

— Эшли… Эшли…

Раньше я ненавидел свое гребаное имя. Когда переехал в Штаты, все смеялись над ним, но слышать, как Джорджия стонет его, пока я трахаю ее своим ртом?

Великолепно.

— О, боже… — Она использует имя господа всуе во второй раз за сегодняшний вечер, взывая к молитве о том, чтобы кончить.

Бог не собирается спасать ее сейчас.

Я собираюсь быть тем, кто это сделает.