В общую гостиную я вошла со смутным ощущением, что сюда нужно было подниматься, как на эшафот. Действительность внесла свои коррективы: спальни располагались на втором этаже, и в моем появлении явно недоставало драматизма. Впрочем, следовало отдать леди Сибилле должное: она сумела одним взглядом расставить все акценты так, что я почти физически ощутила нависшую над головой петлю и досадную неуверенность в собственных ногах.
Джейден опаздывал.
Я уже предчувствовала изрядно неловкую ситуацию, когда лорд Кроуфорд вдруг отвернулся от пустующего камина и поздоровался со мной, как со старой знакомой. Мне оставалось только взять себя в руки, наскрести где-то под ведьмовским настроением остатки манер и сделать более-менее приличный книксен.
Лорд Кроуфорд проводил движение задумчивым взглядом — вниз и снова вверх.
- Присаживайтесь, — рассеянно велел он и указал на уютный диванчик с россыпью расшитых подушечек. — Джейден весь изошел на дифирамбы, миз Марион, и мне, признаться, интересно…
- Интересно? — с приятным удивлением переспросила я, когда пауза стала затягиваться, и неуверенно покосилась на Сибиллу.
Хозяйка Кроуфорд-холла переводила растерянный взгляд с меня на мужа и, кажется, не знала, как реагировать. Повышенное внимание ко мне ей не нравилось совершенно, но, с другой стороны, лорд Кроуфорд и без того редко проявлял интерес к чему бы то ни было. Ее радовало уже то, что он сам начал разговор, и прерывать его она не решалась.
- Джейден никому не показывает свою работу, — пожал плечами Каллум и умолк.
Я вспомнила единственную статуэтку, которую успела увидеть, и с трудом сглотнула ком в горле. Кажется, я тоже не хотела, чтобы кто-то еще ее видел.
Не потому, что она была не закончена или не слишком удачна — скорее уж наоборот. Этот момент незамутненного счастья, пойманный в проволоке и пластилине, хотелось спрятать и сохранить для себя одной. Может быть, потому, что я не верила в его реальность?
История Золушки хорошо заканчивается только в сказке. В реальной жизни концепция «долго и счастливо» работает из рук вон плохо.
- Мастеру Джейдену свойственен некоторый перфекционизм, — виновато улыбнулась я. — Боюсь, мы увидим статуэтку не раньше, чем она дойдет до серии.
- До серии, — эхом повторил Каллум и вдруг нахмурился, но так ничего и не сказал: в гостиную наконец-то спустился сам Джейден, и на нем лица не было.
- Что-то случилось? — встревожилась я, и леди Сибилла с обеспокоенным видом отложила незаконченную вышивку.
А Джейден улыбнулся в ответ так светло и искренне, что у меня защемило в груди. Улыбка разом сбросила с него десяток лет, но спрятать последствия бессонных ночей и измотанных нервов не смогла — только обрисовала ранние морщинки в уголках глаз и ямочку на левой щеке.
- Я боялся, что ты не придешь, — чистосердечно признался он, — раз уж я не успел поговорить с тобой перед обедом. Но так даже лучше. Пойдем? — спросил он и предложил мне опереться на его руку, словно не заметив негодование леди Сибиллы.
Я сделала вид, что тоже ничего не видела.
В конце концов мне придется исчезнуть из его жизни, чтобы уступить место другой женщине — с правильным воспитанием, мировоззрением и образованием; способной помочь ему с чудовищным бременем ответственности, которая неизбежно свалится на наследника финансовой империи, вздумавшего влезть во внутреннюю политику Ньямаранга. Но пока что Джейден принадлежал мне безраздельно — и я не собиралась терять ни одной секунды из отмеренного мне времени.
После столь занимательного утра мне кусок в горло не лез. Безо всякого энтузиазма попробовав охлажденный суп, я отложила ложку. Джейден, напротив, демонстрировал здоровый мужской аппетит и от тарелки оторвался, только когда она опустела. Зато на перемену блюд он уже не отвлекался, и всем быстро стало не до еды.
- Я поговорил с леди Изабель, — сообщил Джейден будто бы между делом, — и извинился за расторжение помолвки.
Я окончательно потеряла аппетит. Сибилла — наоборот, воспряла духом и впервые за весь день улыбнулась совершенно искренне. Каллум дернул бровью и продолжил механически зачерпывать суп, который определенно заслуживал большего внимания, чем мы могли дать.
- Замечательно, дорогой, — подбодрила племянника леди Сибилла. — Давно следовало разрешить это недоразумение.
- Боюсь, я ничего не разрешил, — чистосердечно признался Джейден и одарил всех присутствующих обезоруживающей улыбкой нашкодившего мальчишки, — и вообще сделал только хуже. Кажется, леди Изабель ожидала от меня раскаяния за само расторжение, а не то, в какой форме оно было преподнесено. Ну и, возможно, не стоило говорить, с кем ее дочь сейчас и что она сама думает о договорном браке.
Пока опешившая леди Сибилла подбирала слова, я подскочила и немыслимым образом нарушила этикет: заговорила раньше хозяйки — и о женщине, которая не присутствовала при беседе и не могла сказать ничего в свою защиту.
- А с кем леди Линдсей сейчас? — с подозрением уточнила я, уже нутром чуя, каким будет ответ.
- С утра была с Элом, но потом собиралась в редакцию местной газеты, — безо всякой задней мысли отозвался Джейден. — Вроде бы они еще что-то раскопали касательно последнего дела, но так торопились, что ничего толком не объяснили.
Кажется, мы с леди Сибиллой побледнели совершенно одинаково, потому что встревожился даже безразличный ко всему Каллум:
- Какое общее дело может быть у дочери губернатора и помощника детектива?
Джейден осиял дядю такой улыбкой, что мне стало совсем не по себе.
- Полагаю, это как-то связано с перестройкой фабрики, — в лоб сообщил он. — Леди Линдсей горячо поддержала мою идею с ивуариновой линией, но опасалась, что найдутся желающие совать палки в колеса. Кажется, не всех устраивает снижение уровня безработицы в Лонгтауне. Кому-то выгодно недовольство ньямарангцев текущим положением дел, а это чревато беспорядками и погромами. Может быть, Линдз хотела повлиять на общественное мнение, заказав статью в газете? — Джейден неопределенно пожал плечами.
Каллум Кроуфорд нахмурился и наконец-то отпил из своего бокала. Дезервийское вино заговорщически подмигнуло заговоренным золотом, и я вздохнула с облегчением.
Разумеется, рановато.
Хозяин дома как-то заторможенно сморгнул, отставил бокал и глубоко вздохнул, выразительно нахмурившись, а потом задумчиво изрек:
- На ньямарангцев бесполезно влиять через газетные статьи. Они читать-то умеют через одного, и Линдз об этом прекрасно осведомлена. Здесь что-то другое. Ты уже отдал в разработку чертежи новой линии?
- Я нашел фирму, которая готова взяться за проектирование и строительство, — удивленно отозвался Джейден, — но мы застряли на обсуждении деталей и решили отложить все до завтра, пока я не прикину требуемую производительность линии. Может быть, ты взглянешь на расчеты? Помощь была бы весьма кстати.
Каллум неспешно кивнул, и Сибилла, которая уже собиралась встрять с возражениями, осеклась на полуслове. А Джейден, поначалу просиявший счастливой мальчишеской улыбкой, вдруг с подозрением уставился на вино — и на свой бокал тоже.
И не притронулся к нему даже пальцем.
- Собственно, я собирался поговорить совершенно о другом, — сообщил Джейден и заметно напряг плечи. — Раз уж мы так удачно собрались за одним столом, и минимальное количество свидетелей уже имеется… наверное, даже не минимальное, за нами ведь сейчас и лакеи присматривают, как обычно?
Суп коварно запросился обратно. Я нервно сглотнула, сосредоточившись на внутренних ощущениях, и пропустила тот момент, когда Джейден успел встать из-за стола, подойти ко мне — и опуститься на одно колено.
- Марион Лат-Блайт, ты сделаешь меня самым счастливым человеком на свете? — смертельно серьезным тоном поинтересовался Джейден и приподнял открытую ювелирную коробочку.
Перед глазами у меня поплыло, и тонкое колечко из белого золота на зеленой бархатной подушечке я рассмотрела не сразу — зато потом моментально сравнялась цветом с подушечкой. Бабочек в животе, положенных взволнованным дамам, у меня так и не появилось, а вот суп настаивал на своем.
Первое предложение руки и сердца за всю мою жизнь. Красивое, продуманное, в полном соответствии с традициями высшего света. От человека, в которого я, кажется, была влюблена как кошка.
И сейчас ему ответят вместо меня.
- Джейден, об этом и речи быть не может! — не разочаровала леди Сибилла.
Джейден не шелохнулся, словно и не слышал ничего. Даже не вздрогнул — и взгляд не отвел, темный и требовательный, как самая восхищенная на свете бездна.
- Миз Марион! — с нажимом произнесла леди Сибилла, явно рассчитывая напомнить мне об утренних договоренностях, которые вдруг разом перестали иметь какой-либо смысл.
Быть любовницей — бесперспективно, скандально и глупо. Но брак заткнет рты всем сплетникам разом… и додуматься до того, чтобы сделать предложение на семейном обеде, мог разве что Джейден. Кому еще пришло бы в голову спасать мою репутацию подобным образом?
Я не умею манипулировать, как Сирил, или выстраивать виртуозные, тонкие интриги, как Линдсей, или даже просто нравиться всем, как Саффрон. У меня нет талантов в области управления, строительства или политики. Я не гожусь в некоронованные королевы.
Даже забавно, что Джейдена это не волновало ни капли.
- Ты обдумал это предложение, как учил мистер Раклон? — деликатно поинтересовалась я, взяв себя в руки, и едва обозначила затылком движение в сторону возмущенной леди Сибиллы. — С точки зрения всех вовлеченных сторон?
Джейден забавно наморщил лоб.
- Да. А ты?
- Подловил, — задумчиво признала я.
Да, я думала только о том, что не справлюсь, и тут леди Сибилла определенно была со мной согласна. Моя же семья, напротив, наверняка встала бы на сторону Джейдена: на свете не так много мужчин, которые не побоятся сделать предложение потомственной ведьме — и вдобавок настаивать на своем решении наперекор покровителям. Этим Джейден невыносимо напоминал мне папу — но главная проблема заключалась в том, что вопрос женитьбы наследника Кроуфордов никогда не был чисто семейным.
Фабрика. Фермы. Инвестиции. Кресло в Парламенте. Что я в этом понимала?..
Разве что смутно надеялась на то, что в высшем свете перед обсуждением действительно важных решений партнеры частенько встречаются и выпивают в неформальной обстановке — просто чтобы понять, будет ли комфортно вести дела вместе. А когда дело касалось выпивки, я могла дать сто очков вперед любому манипулятору… только понятия не имела, что и кому нужно внушать.
Еще была моя работа в Тайной Палате и полтора десятка лет, положенных на то, чтобы создать репутацию безупречной компаньонки, которую не стыдно приставить и к принцессе, и к дочери влиятельного чиновника. Ни любовник, ни муж в легенду не вписывались категорически. Кто же в здравом уме наймет для своей дочери порченую или, того хуже, несвободную девицу?
Правда, в родном ведомстве уже не раз заговаривали о том, что от старых традиций в воспитании юного поколения отказывается все больше семей, а в числе влиятельных лиц все чаще оказываются те, кто и в страшном сне не задумывался о том, что их дочери нужна компаньонка. За обычаи прошлого века цеплялись разве что самые древние рода вроде тех же Эвансов, но много ли из них сохранило реальную власть, чтобы попасть в поле внимания Тайной Палаты?
Выходило, что о моей семье и работе можно было не переживать. Не бросят, поддержат, что бы я ни натворила.
Оставались негодующая леди Сибилла, мой страх не справиться и чудовищная ответственность перед всем Ньямарангом разом.
- Я уже по выражению твоего лица понимаю, что обдумываешь ты не то, — вздохнул Джейден, так и не соизволивший подняться.
- О чем здесь вообще думать?! — не выдержала леди Сибилла. — Тебе нужна жена из одного из старших семейств, чтобы помочь тебе влиться в высшие круги! Ты не можешь просто…
Джейден наконец-то обернулся — через плечо, по-прежнему протягивая мне коробочку с кольцом.
- Говоришь по своему опыту? — неожиданно жестко осведомился он. — Мне не нужны высшие круги. Это им нужны деньги и влияние Кроуфордов — даже не титул: он за последние полвека изрядно обесценился. Половина кресел в Парламенте принадлежат сыновьям лавочников и мастеровых, сумевших выбиться в люди своими силами, а не опираясь на благородных предков. И чем дальше, тем больше сообразительных работяг будет оказываться у власти. Только им почему-то дозволено выбирать свою судьбу самим и быть счастливыми, а я должен соответствовать. Кому, Сибилла? Если я недостоин жить в твоем доме и носить фамилию главной ветви рода, то так и скажи, и я с радостью вернусь на Пхум Ми На-Тааб. Но Марион заберу с собой, потому что она для меня важнее твоих денег.
Леди Сибилла замолчала, и только вдолбленное с младых ногтей придворное воспитание не позволило ей изумленно приоткрыть рот.
Не позволило и мне.
А ведь мы с ней из одного теста, вдруг подумалось мне. Обе принялись просчитывать брак так, словно речь шла о договорных отношениях, и ни одна не спросила, чего бы на самом деле хотелось Джейдену — и мне.
К счастью, Джейден как раз был воспитан так, что об этом подумал в первую очередь, и для него все было предельно просто и понятно. Как всегда.
В повисшем молчании вдруг стало слышно, как безуспешно пытается подавить хохот Каллум Кроуфорд, и мне не к месту вспомнилось, что сам он когда-то был всего-навсего предприимчивым торговцем тканями, которому несказанно повезло с партией. С его точки зрения, должно быть, ситуация выглядела ироничнее некуда, и в конце концов он все-таки не выдержал и расхохотался в голос, заставив супругу вздрогнуть и обернуться.
- Молодец, парень, — отсмеявшись, постановил Каллум. — Не забудь показать чертежи. А пока обговорите все с миз Марион с глазу на глаз: кажется, к сюрпризам она относится точно так же, как Сибилла. Пойдем, дорогая, я устал.
Воспитание сыграло свою роль и тут: Сибилла подчинилась без единого возражения, и в столовой мы с Джейденом остались вдвоем — не считая слуг в отдельном закутке, который, наверное, сейчас целиком и полностью превратился в слух.
Джейден об этом, конечно же, не подумал и устало заметил:
- Ты что-то сделала с вином. Каллум за одну перемену блюд сказал больше слов, чем за всю предыдущую неделю. На что ты рассчитывала?
Я пристыженно отвела взгляд. Рассчитывала, что прежний хозяин вспомнит, как все в доме решал он один? Снова захочет оказаться на коне и вершить людские судьбы?
Ну, так именно это он и сделал. Просто результат получился далек от ожидаемого — но куда ближе к запретному, сладостному и желаемому.
- Так и будешь стоять? — не выдержала я его испытующего взгляда.
- Ну, колено затекло, — задумчиво признался Джейден, прислушавшись к ощущениям, — и рука, пожалуй, устала, но ты в студии и не то терпела, так что я уж как-нибудь подожду ответа. Ты хочешь выйти за меня замуж?
Правильная формулировка — половина дела. Спроси он меня, пойду ли я за него или что об этом вообще думаю… но так — я вздрогнула, беспомощно улыбнулась и созналась:
- Хочу.
Джейден просиял улыбкой и, напрочь позабыв о кольце, потянулся за поцелуем — разумеется, прежде, чем я успела вспомнить о здравом смысле и добавить сакраментальное «но».
А потом уже язык не повернулся.
Джейден увлеченно обрисовывал линию моих скул и шеи, словно пытался запомнить их наощупь и воспроизвести в ивуарине и шпиатре — вот так же, с закрытыми глазами и умиротворенным блаженством на лице. К счастью, о лакеях в закутке для слуг он все-таки вспомнил раньше, чем я успела окончательно смутиться, и наконец-то надел кольцо мне на палец — так уверенно и твердо, будто завершал отделку своего очередного шедевра.
Я пошевелила пальцами, привыкая к новому ощущению. Носить драгоценности мне еще не доводилось: компаньонке кольца не полагались, а ведьме они были просто ни к чему.
- Теперь я точно обязан познакомиться с твоим отцом, — усмехнулся Джейден с таким довольным видом, что я невольно заподозрила, что предложение мне он сделал исключительно ради того, чтобы заполучить в натурщики заместителя Главы Тайной Палаты. — Когда, говоришь, он будет здесь?
Я сглотнула и малодушно пожала плечами.
Скоро. Очень скоро. Гораздо быстрее, чем я подберу слова и смогу более-менее внятно объяснить, что тут произошло и как я дошла до жизни такой.
- Теперь-то ты встанешь? — не выдержала я.
Джейден хитро сощурился и, кажется, опять забыв про лакеев, обрисовал пальцем выступающую косточку на моей щиколотке. Я вспыхнула, но сказать по этому поводу ничего не успела: двери столовой распахнулись, и на пороге возник взъерошенный Элиас, потрясающий какой-то смятой бумажкой. За его спиной маячил бледный от волнения дворецкий.
- Прошу прощения, мастер Джейден, я пытался остановить его и сказать, что момент не лучший, но… — начал было дворецкий, но Джейден с тяжелым вздохом прервал его:
- Все в порядке, не думаю, что Эла кто-то сумел бы остановить. Что случилось?
- У меня тот же вопрос, даже два раза подряд, — после небольшой паузы сознался Элиас и, должно быть, рассмотрел кольцо. — Вам уже можно посочувствовать?
Поскольку Джейден именно в этот момент решил все-таки встать и распрямить затекшую ногу, физиономия у него была в достаточной мере страдальческой, чтобы принять соболезнования немедленно, но на подколку он отреагировал совершенно искренним возмущением, и я поспешила вклиниться:
- А почему вопрос два раза?
Элиас спохватился и взмахнул смятым листком, как оберегом от неравных браков.
- Результаты экспертизы места исчезновения детектива Чаннаронга, — известил он таким тоном, словно это объясняло все разом, и даже честно их предъявил, но понятнее не стало ни мне, ни Джейдену. Элиас убедился, что так ничего не добьется, и тяжело вздохнул: — В песке обнаружены парные браслеты, представляющие собой историческую ценность, и следы пепла, очень похожего на тот, что остается после кремации усопших. Установить точно, кому именно он принадлежит, уже не представляется возможным, но я готов биться об заклад, что это как раз останки Виная Чаннаронга. Не хочешь объяснить, что там все-таки случилось, Марион? И как это связано с предыдущим местом работы твоего кузена?..
Я вздрогнула и недоверчиво уставилась в отчет. Сухие казенные слова складывались в невыразительные предложения, и в сумме они не давали никакого смысла. Тем не менее, я произнесла именно то, что чаще всего приходилось повторять, когда в дело оказывался вовлечен мой дражайший кузен.
- Сирил тут ни при чем, — сообщила я и не к месту подумала, что это, кажется, был едва ли не первый раз, когда эти слова оказались чистейшей правдой.
- Тогда что там произошло? — устало поинтересовался Элиас, даже не попытавшись оспорить столь сомнительное утверждение.
Я неопределенно пожала плечами и снова покосилась на отчет, но он был неумолим. В песке и на браслетах действительно нашлись частички пепла, и это не вписывалось ни в какие представления о ньямарангских жертвоприношениях и удаленных деревушках.
Тогда я обреченно вздохнула и, нащупав чей-то бокал, выпила его залпом. Вино кольнуло язык наведенными чарами и переплавилось в твердую решимость.
- Хочешь сказать, что без пол-литра здесь не разберешься? — нервно хохотнул Элиас.
Джейден, наученный горьким опытом, следил только за вином.
- Именно, — смертельно серьезным тоном подтвердила я и кивнула в сторону графина. — Выпей-ка тоже. И ты, Джейден. Поговорим с призраками, раз уж от живых людей никаких толковых объяснений не дождешься.
Предложение энтузиазма предсказуемо не вызвало, но особого выбора у нас не было: я понятия не имела, как превратить человека в пепел за долю секунды, да еще под тропическим дождем; а в теорию Элиаса о вовлеченности моего дражайшего кузена не вписывался банальный географический фактор — в день исчезновения Чаннаронга Сирил по поручению Джейдена ошивался на фабрике Кроуфордов, где успел потрепаться с таким количеством народа, что вопрос об алиби можно было сразу считать закрытым.
Поэтому я стащила с обеденного стола декоративный подсвечник с тремя незажженными свечами, ощутимо полегчавший графин с вином и начищенное медное блюдо — и беспрепятственно унесла в свои комнаты, сопровождаемая ни много ни мало наследником поместья и помощником детектива из местного управления.
- Думать не хочу, как указывать в официальном рапорте свой источник информации, — уныло пробурчал Элиас, когда я завела всех в полупустую гардеробную.
Я снова пожала плечами, поставила на трельяж блюдо и щедро облила вином, а в получившуюся лужу водрузила подсвечник.
- Возможно, у тебя и источника никакого не будет, — не стала никого обнадеживать я. — Лучше расскажи, с чего вас с Линдз понесло в редакцию газеты.
Несмотря на пессимистичный прогноз, Элиас несколько повеселел.
- Повязали главного редактора, — сообщил он. — Линдз задумалась, почему вообще детектив Чаннаронг рискнул одолжить кому-то семейные реликвии. Он ведь не мог не понимать, насколько они важны и как опасно передавать их из рук в руки, но все же вручил их Джейдену и позволил напялить их на тебя. Зачем ему это могло понадобиться?
- А действительно, зачем? — озадачился Джейден и тут же поник. — А, конечно…
Я поймала его погасший взгляд в зеркале и сочувственно сморщила губы.
В связке с арестом главного редактора поступок Чаннаронга приобретал смысл: невозможно совершить полноценный переворот, не подготовив к нему людей. Это в Свамп Холлоу все были готовы взорваться, и хватило бы малейшего толчка, чтобы коренные жители Лонгтауна похватали вилы и факелы и пошли брать штурмом администрацию города. Но изрядная часть населения была вполне довольна своей жизнью и полагала ее если не идеально благополучной, то вполне пристойной. Обыватели думать не думали о Ньямаранге и его древних обычаях, и Чаннаронгу нужен был кто-то, кто напомнил бы о них. И не просто напомнил — а выставил в наилучшем свете, деликатно умолчав о темной стороне веры в вечно скучающего бога.
Например, известный скульптор, увлеченный историей о жрице, которая решила предать своего императора во имя лучшей участи для всех.
Но одной работы Джейдена, при всей его взлетевшей после смерти Саффрон популярности, было бы недостаточно. Кто-то должен был осветить вопрос в печатных изданиях, а в идеале — и по телевидению. Своего канала у Лонгтауна не было, а вот газета издавалась уже добрый десяток лет, и слово главного редактора имело определенный вес.
- Линдз подняла выпуски газеты за последний месяц и обнаружила в них рекламу услуг некой Нарит Аволокорн, две статьи о пророчествах и три — об экспозиции в Национальном музее Ньямаранга, — сочувственно кивнул Элиас, без труда отследив мою логическую цепочку. — А я отправил запрос в банк и обнаружил, что мисс Аволокорн регулярно платила главному редактору и одному из журналистов. Очевидно, что сама она этого делать не могла: у нее просто отродясь не было таких сумм, чтобы проплатить несколько газетных публикаций подряд. Кто-то действовал от ее имени, и я практически на сто процентов уверен, что следы снова приведут к Чаннаронгу — либо к кому-то еще из заговорщиков.
- И что теперь? — с потерянным видом спросил Джейден. — Не буду же я отказываться от серии статуэток, ради которой уже начал разработку новой производственной линии на фабрике! На ней же держится половина программы действий!
- Не отказывайся, — невольно улыбнулась я и зажгла свечи. — Просто постарайся не приукрашивать. Солада — вовсе не ангел во плоти, и ее поступок сложно оценивать исключительно с положительной точки зрения.
- Но она… — начал было Джейден возмущенно — и тотчас затих, по новообретенной привычке рассматривая ситуацию с разных сторон.
Я похлопала его по руке, но, кажется, ни капли не успокоила: его воображаемый идеал, женщина, которая предпочла окончание войны справедливой мести, дал огромную и уродливую трещину. Солада все-таки получила свое — и отомстила насильнику куда изощреннее и масштабнее, чем можно было ожидать. Но не предусмотрела реакции ньямарангской знати, которая в одно мгновение оказалась смешана с простолюдинами в общую массу дикарей: вайтонцы не делали различий между рыбаками и князьями — впрочем, ровно до тех пор, пока последние не начинали заикаться о дальнем родстве с императором и праве на престол: тогда войска захватчиков реагировали молниеносно.
Одна обиженная женщина стоила Ньямарангу суверенитета, свободы выбора религии и целого фамильного древа древнейшей династии на континенте. Не говоря уже о последовавшем тотальном обнищании нации.
Я не могла осуждать Соладу, но жалеть ее тоже что-то не тянуло.
Как, впрочем, и пропавшего детектива.
- Если пепел принадлежит кому-то другому, на зов Чаннаронг не явится, — предупредила я, не став дожидаться, когда же Джейден обмозгует новую концепцию серии статуэток (и примется подробно излагать, чем она будет грозить мне лично). — Смотрите в зеркала! — велела я и повернула две подвижные створки трельяжа так, чтобы все три зеркала отражали друг друга, множа подрагивающие от дыхания огоньки свечей.
Вызывать дух кого-то, определенно настроенного против меня, мне еще не доводилось. Но ритуал, по логике, не должен был отличаться — разве что теперь непреодолимо тянуло допить графин, прежде чем браться за дело.
Не без труда преодолев этот недостойный порыв, я негромко произнесла:
- Явись, мертвый, призванный!
Вопреки опасениям, он пришел почти сразу, но об этом я пожалела в первую же секунду.
Призрак отразился во всех трех зеркалах одновременно, и в каждом из них виднелись странные разрывы, словно он состоял из огромного числа маленьких-маленьких кусочков, сложенных в человеческий силуэт подобно объемной мозаике. Когда Чаннаронг раскрыл рот в беззвучном крике и протянул ко мне нематериальные руки, будто в нестерпимом порыве придушить на месте, кусочки рассыпались от резкого движения — и снова собрались в кисти и скрюченные в гневе пальцы.
- По-моему, он тебе не рад, — потрясенно пробормотал Элиас, в первое мгновение шарахнувшийся от зеркал так, что едва не снес с ног Джейдена.
- Это взаимно, — призналась я от неожиданности и едва не потратила первую свечу на какой-нибудь идиотский вопрос в духе: «Тебя что, разорвали на части?!». — Кто убил тебя, Винай Чаннаронг?
Поскольку мы имели дело с немым призраком, вопрос был ненамного умнее того, что едва не вырвался у меня в первую секунду, но детектив умудрился спасти мою репутацию — и безнадежно испортить ее одновременно.
Он молча ткнул прозрачным пальцем мне в грудь. Пламя на левой свече пригнулось, словно под сильным ветром, и погасло.
В гардеробной стало заметно темнее.
Элиас не поленился обойти меня по неширокой дуге и даже слегка сдвинуть в сторону, но палец призрака упорно указывал точно мне в грудь. Несмотря на вынужденные поправки на направление, вызванные тем, что палец состоял из четырёх полупрозрачных обрывков.
- Ерунда какая-то, — раздражённо пробурчал себе под нос Джейден и тоже обошёл меня полукругом.
Призрак настаивал на своём.
- Ничего не хочешь объяснить, Марион? — с нескрываемым азартом поинтересовался Элиас. — Мне же не предстоит выяснить, что ты способна испепелить ни в чем не повинного человека на месте и скрыться с его драгоценностями и прабабкиным ножом?
Если в начале обличительной тирады я была готова задохнуться от возмущения и выдать на-гора краткое описание границ дозволенного, то к концу мы дружно забыли, о чём вообще шла речь.
Призрак вдруг дернулся и рассыпался на тысячу обрывков, чтобы тут же собраться снова — почему-то только в одном зеркале, поближе к Элиасу, и будто бы с надеждой уставился на него. Помощник детектива нервно сглотнул и замер, словно надеясь, что неподвижная добыча Чаннаронга уже не заинтересует.
- Марион, — негромко окликнул Джейден и тронул меня за плечо. — Кажется, ему действительно нужен кинжал. Может… — он запнулся: теперь призрак маячил в противоположной зеркальной створке и с надеждой тянул руки (по крайней мере, большую их часть) к скульптору. — Может, он и вправду имеет какую-то власть над мёртвыми?
Я обречённо пожала плечами. Утверждать, что власти над мёртвыми нет ни у кого, я бы уже не рискнула.
Привязал же как-то Чаннаронг призраков к браслетам! А я — отсекла их тем самым кинжалом…
- Погодите-ка, — медленно сказала я, ловя за хвост ускользающую мысль. — Те призраки, что были прикованы к браслетам коломче… Винай Чаннаронг, ты черпал силу и колдовской дар из них? Тянул из мёртвых?..
Полупрозрачный детектив инфернально ощерился и снова рассыпался по всем трём зеркалам, прежде чем раздосадованно кивнуть. Огонёк второй свечи отчего-то прижался и хлынул в стороны, прежде чем погаснуть. В зеркалах отразилась тонкая струйка сероватого дыма.
- А они не могли отомстить после того, как освободились? — деловито спросил Элиас прежде, чем я успела его заткнуть.
Чаннаронг запрокинул голову и беззвучно расхохотался, хватаясь за растрепанные волосы, — а потом все в той же кошмарной тишине истаял по частям: первыми исчезли кусочки из груди и живота, следом за ними — лицо и шея. Дольше всего в зеркалах отражались запястья и лодыжки, и в призрачном мельтешении мне на мгновение почудились очертания тяжёлых браслетов — в таком освещении куда больше напоминающих кандалы, а не драгоценности.
- То есть это его призраки растерзали? — растерянно переспросил Джейден, словно кто-то из нас мог дать чёткий и однозначный ответ. — Чтобы отомстить за заключение в браслетах?
- Не знаю, похоже на то, но в отчёт я это точно не впишу, — мрачно отозвался Элиас и сжал себе виски. — Зачем я вообще сюда пошёл, можно подумать, эта ведьмовщина годится в рапорт!.. Почему он указал на тебя, Марион, если ты его и пальцем не тронула?!
- Потому что винит во всем меня, — задумчиво ответила я и потерла запястье, будто наяву ощутив тяжёлое тепло варварского золота. — Что до отчёта, точно могу сказать только одно: вы действительно нашли прах Виная Чаннаронга, и теперь нужно обыскать джунгли за деревней — найдёте алтарь, и смерть детектива можно будет списать на религиозных фанатиков. Тогда, по крайней мере, не пострадает репутация Департамента Охраны Правопорядка, а вот по заговорщикам это ударит знатно.
- Прекрасно, — пробурчал Элиас таким тоном, что лучше бы обложил последними словами. — А джунгли-то я каким образом в отчёт включу?! А, что с вас взять… — он горестно махнул рукой. — Уберите от меня свои отвратительно счастливые рожи, я поехал обратно к Линдсей!
Я сосредоточенно кивнула и, поскольку у него рожа была отвратительно несчастной, несмотря на перспективу вернуться к Линдз, придержала его за локоть.
- Тайная Палата узнает о твоих стараниях, — негромко пообещала я. — Не могу сказать точно, что она предпримет: шум вокруг ситуации в Ньямаранге сейчас крайне невыгоден Короне. Но Тайная Палата не склонна оставлять тех, кто помог ей.
Элиас молча кивнул, не поднимая взгляда, и вывернулся из моей хватки, не позволив слепой надежде взять верх над профессиональным пессимизмом. Я послушно разжала пальцы, не став заверять его в непременной счастливой концовке: у истории влюбленности помощника детектива в единственную дочь губернатора было маловато шансов на классическое "долго и счастливо".
Наверное, ещё меньше, чем у истории дурацкой влюбленности агента под прикрытием в наследника гигантской финансовой империи — будь она хоть тысячу раз взаимной.
- Не думай о грустном, — вдруг потребовал Джейден и притянул меня к себе, ненавязчиво разворачивая спиной к зеркалам — даром что сейчас в них отражалась только изможденная до крайности женщина. — У нас все получится.
Я молча прижалась виском к его щеке. Мне отчаянно не хватало маминой поддержки и папиного совета — хотя вслух я, пожалуй, не призналась бы в этом ни за какие коврижки.
Хороша спасительница. Бросилась, называется, на выручку беззащитной леди Линдсей… и что бы я сейчас без нее, такой беззащитной, делала?..
- Получится? — мрачно переспросила я и зажмурилась. — Кажется, я только что угробила ключевую фигуру в заговоре. Без Чаннаронга и его связи со жрицами-коломче все его сторонники залягут на дно, и выйти на них станет сложнее в разы! Он ведь хорошо страховался, и все его действия по отдельности выглядели совершенно безобидно, если не знать подоплеки каждого шага. Наверняка и остальные заговорщики поступали точно так же. Один редактор лонгтаунской газеты чего стоит! А ведь наверняка есть и другие, о ком мы ещё банально не слышали…
Папа мне голову оторвет. Возможно, как раз воспользуется оказией, чтобы наполнить её хоть чем-нибудь, помимо вольного ветра.
- Ну, в Лонгтауне есть свое радио, — рассудительно заметил Джейден, не подозревая о масштабах нависшей надо мной опасности, — но о нем наверняка уже вспомнила Линдз, и теперь они с Элиасом будут долго и основательно слушать пластинки с записями эфира. Кто ещё может быть вовлечен? — задумчиво спросил он — кажется, сам себя, но я все же ответила вслух:
- Любой, кому выгодно падение империи Кроуфордов. Даже деревушка Трангтао выиграла бы: пропажа слоновой кости с рынка заставит ювелиров искать другие материалы для инкрустации, и спрос на "кожу ангела" увеличится — вместе с ценой. Конкуренты Кроуфордов тоже окажутся в выигрыше: уход такого крупного игрока вызовет дефицит слоновой кости и, опять же, взвинтит цены на неё.
- Конкурентов семьи Кроуфорд Чаннаронг едва ли считал союзниками, — рассеянно покачал головой Джейден. — Он ратовал за возрождение старых традиций, а значит, за признание слонов неприкосновенными священными животными. Чаннаронг мог использовать моих конкурентов на начальных этапах, но впоследствии наверняка планировал от них избавиться. Они не могут быть больше, чем просто мелкими сошками. А вот кто действительно по-крупному выиграл бы от поправки к кодексу, так это строители дорог и таможенники, и их и впрямь стоит перетряхнуть. Придумать бы только, под каким предлогом… — Джейден говорил так задумчиво и нарочито спокойно, что меня продрало холодком — до того знакомо звучали эти интонации.
- А хотя бы в рамках инвентаризации перед повторным рассмотрением поправки, — машинально брякнула я, вытянувшись, как перед начальством. — Всё равно необходимость изменения таможенных пошлин и налогов на предметы роскоши придётся оценивать с точки зрения вливания новых средств в бюджет — так почему бы не прикинуть, сколько конкретно нужно?
Джейден нервно хохотнул и уткнулся носом мне в плечо, в одно мгновение превратившись из расчетливого воротилы в рассеянного скульптора, которого заметно пугала свалившаяся на него ответственность.
- М-да, — пробормотал он, защекотав дыханием кожу в вырезе платья, — сказал бы мне кто месяцем раньше, что однажды я останусь наедине с умопомрачительно желанной женщиной, только что согласившейся выйти за меня замуж, и буду на полном серьёзе обсуждать с ней заговор имперского масштаба… и она вдобавок будет разбираться в нем лучше, чем я… — он помолчал, задумчиво скользя ладонями вдоль моей спины, и тяжело вздохнул. — Впрочем, нет, вот последнее меня не удивило бы ни капли.
- По-моему, ты скромничаешь и напрашиваешься на комплименты, — заметила я ошарашенно, переварив это заявление.
- Напрашиваюсь, — охотно признал Джейден и поднял голову. — Ты ничего не сказала про дату. Если согласишься немедленно, это, пожалуй, сойдёт за отличный комплимент, — так убедительно мурлыкнул он мне на ушко, что я едва не согласилась выйти замуж хоть сию секунду.
- Или за изрядную дурость, которая настроила бы против тебя всю местную знать, — пересилив себя, заметила я негромко и тут же сжала его в объятиях, не позволив отстраниться. — Нет, Джейден, я правда хочу. Но не будет ли благоразумнее не предпринимать столь решительных действий, пока тебе нужна поддержка власть имущих?
- В пекло благоразумие! — раздражённо пробурчал Джейден — и благополучно туда его и отправил, впившись поцелуем мне в шею.
До библиотеки я добралась только после ужина, прошедшего, справедливости ради, весьма быстро и скомканно: леди Сибилла все еще не могла смириться с тем, что ее супруг встал на сторону неожиданно взбунтовавшегося племянника, а какая-то выскочка из прислуги вдруг взяла и села за один стол с титулованной семьей. Однако аристократическое воспитание не позволяло ей показывать, что между леди и ее мужем возникли разногласия, а потому все недовольство баронетессы выливалось в крайне скупом участии в застольной беседе. Справедливости ради, воспитательная мера наверняка возымела бы больше действия, если бы лорд Кроуфорд не углубился в обсуждение строительных планов.
Джейден с ужина ушел озадаченный и окрыленный в равной степени, и его тут же взял в оборот управляющий — а я тихо ускользнула на первый этаж, в святая святых Кроуфорд-холла.
Нужная мне секция обнаружилась сразу, и в ней царил легкий беспорядок: захваченный идеей скульптор был не слишком-то дотошен, когда возвращал книги на полку. Я поменяла местами несколько увесистых томов, описывающих ход колонизации Ньямаранга, и двинулась дальше, машинально скользя пальцами по слегка запыленным корешкам.
Большую часть книг писали современники моей бабушки — не иначе, под впечатлением от тропической экзотики и бирюзовых вод залива. Исторические факты перемежались откровенным вымыслом и попытками сделать рассказ несколько более приемлемым для чопорной вайтонской публики; интересующие меня подробности либо вовсе отсутствовали, либо описывались столь иносказательно и туманно, что трактовать их можно было как угодно. Книг исключительно на религиозную тематику нашлось ровно две: одну, под редакцией духовного лица вайтонской церкви, я сразу отложила в сторону, а вторую — утащила с собой к уютному креслу у пустующего камина.
Имя автора мне ни о чем не говорило, но хрупкие желтоватые страницы и год издания — за пару лет до начала колонизации — оказались достаточно весомыми аргументами, чтобы счесть найденный томик ценным источником информации. До завоевания Ньямаранга историю страны преподносили совершенно иначе, стремясь подчеркнуть различия и выставить Вайтон более цивилизованным и развитым обществом, и сейчас это только играло мне на руку.
Краткую теологическую справку я прочитала по диагонали, едва увидев иллюстрацию: по-ньямарангски худощавый мужчина с печатью мудрости (или несварения — нездоровый бело-желтый цвет лица тоже говорил в пользу этой версии) на челе восседал на троне, и за его спиной высился праотец-солнце с лазурной кожей и золотыми глазами. Его взгляд был устремлен куда-то за зрителя, а расслабленные руки лежали на спинке трона; это настолько точно напоминало статуи императора и бога в Национальном музее Ньямаранга, что подробное перечисление материалов и приемов, традиционно используемых для изображения высших чинов и божеств, в моей голове отчего-то зачитывал голос Джейдена — восторженный и немного потусторонний, как обычно, когда разговор заходил о его увлечении.
Нужный мне раздел именовался «Храмовые порядки и дикарские обряды». Иллюстратор превзошел сам себя, то ли желая подчеркнуть, насколько «обряды» были дикарскими, то ли просто тяготея к определенному жанру; во всяком случае, смуглая жрица, облаченная лишь в варварское золото и собственное высокомерие, удалась на славу.
Я поиграла с ней в гляделки, предсказуемо продула и перелистнула страницу, но тут же вернулась назад. Жрица-коломче многоопытно нацелила на меня острие ритуального кинжала, но на сей раз я удостоила пристальным вниманием не столько ее, сколько украшения.
Монисто скрывало грудь почти полностью и было тяжелым даже на вид. Я рассеянно скользнула по нему пальцем, ощущая одновременно хрупкую шероховатость старой бумаги — и неприятный холодок от ключиц и до ребер, словно сама все еще была одета в варварское золото.
Чаннаронг в Трангтао носил только браслеты и кинжал. Куда он дел монисто? И, главное, почему?
Ответов у меня не было — только смутное ощущение холодной тяжести на груди и иллюзорный перезвон золотых монеток в ушах. Пришлось все-таки вернуться к тексту.
Автора, до сих пор не стеснявшегося ввернуть нелестную характеристику или кровавую подробность, при описании жриц словно подменили. Куда-то вдруг пропала снисходительность, испарились язвительная манера изложения и стремление во всем превознести Вайтон. О «женщинах императора» автор рассказывал с опасливым восхищением, то ли впечатлившись многочасовым жертвоприношением, то ли просто со всей широтой души сопереживая иллюстратору.
Об отборах и церемониях посвящения я уже слышала от Джейдена, но не отказала себе в удовольствии прочитать подробности. В книге ритуальные танцы описывались с таким пристрастием, словно автор присутствовал на них лично, и я отчего-то без особого удивления обнаружила еще одну иллюстрацию — все та же жрица, прогнувшаяся назад так сильно, что длинные черные волосы подметали землю, вздымала над солнечным сплетением драгоценный кинжал; острый клинок целился в нависающий над картинкой текст, и кровь, стекающая с оружия неправдоподобно густым потоком, выступала в роли цензуры — потому как монисто, несмотря на всю свою массивность, в такой позе явно пасовало.
На развороте нашлась простенькая бумажная закладка, на которой стоял жирный восклицательный знак. А вот дальше страницы перелистывались уже не так легко: похоже, Джейден, тоже добравшийся до книги, намертво вцепился в кровавую коломче — и что там было после нее, не смотрел, полностью погрузившись в планирование.
Я прижала ладони к вспыхнувшим щекам. Значит, вот какой он хотел меня увидеть? В блеске и крови, разгоряченную — и ни на секунду не сомневающуюся ни в себе, ни в своей силе?..
А может быть, и видел. Откуда-то же взялась его непоколебимая уверенность в моей неотразимости? Это мне достались только фотографии, где было гораздо больше призраков и мистики, чем одной тощей ведьмы… я тряхнула головой, выгоняя неуместные мысли, и вернулась к тексту.
Мне наконец-то улыбнулась удача: после описания второго этапа отбора (Джейден округло обрисовал его как «выбор по личным мотивам», и теперь я понимала, почему) автор перешел непосредственно к посвящению в жрицы. Удачливой кандидатке доставались щедрые дары — и, вдобавок, все украшения омывались ее кровью и «обретали благословение»: браслеты отныне даровали силу, кинжал — власть (я глумливо хихикнула, прикинув, что умелое владение оружием даровало ее во все времена), а монисто, если верить автору, становилось защитой от злых умыслов и проклятий недоброжелателей.
Я отложила книгу и сосредоточенно потерла переносицу.
Положим, ньямарангцы не были первыми, кто верил, что монисто может служить оберегом. На женщин часто вешали шумные украшения, которые звенели, шуршали или бряцали при каждом движении; у многих народностей существовали поверья, что шум отпугивает злых духов, — основанные зачастую на банальном факте, что дикое зверье часто опасалось громких звуков. Но со жрицами-коломче едва ли все было так просто.
Судя по тому, что случилось с детективом, злые духи действительно сопровождали жриц повсюду, и поводов для проклятий у них хватало. Колдун тянул из них силу, потому что своего дара у него не было; да и едва ли все «женщины императора» поголовно были ведьмами — выходит, они нуждались в браслетах так же, как и Чаннаронг. Но на всех изображениях, что я успела найти, коломче не пренебрегали «защитой», — как я теперь подозревала, вовсе не из-за стремления художников пощадить целомудренность читателей.
А Чаннаронг, который должен был знать об истинном назначении монист лучше, чем кто-либо другой, вдруг взял и провел жертвоприношение без него. Возможно, все обошлось бы, если бы не шальное озарение, снизошедшее на меня в тесной каморке общинного дома, и не кинжал, который вдруг предал многолетнее служение древнему семейству ради ведьмы, кто знает? Но едва ли осторожный и расчетливый детектив стал бы рисковать просто так. Куда более вероятной казалась версия, что он предпочел защитить кого-то.
Кого-то очень важного если не для всего заговора в целом, то для Чаннаронга лично. Кого-то, кому «злые духи» жаждали отомстить едва ли не больше, чем самому колдуну, лишившему их вечного покоя.
Я покосилась на «господский» телефон на отдельном столике. Старомодный, с отделкой золотом и слоновой костью, разительно отличавшийся от пластиковых дешевок, которые обычно устанавливали на служебных этажах и домах с историей куда короче, нежели Кроуфорд-холл… но потом все-таки пересилила себя и набрала номер Департамент Охраны Правопорядка.
Элиас незамедлительно рявкнул в трубку что-то категорически недружелюбное, и я добавила ему поводов для нелюбви ко всему человеческому, просто поинтересовавшись:
- Эл, а у Чаннаронга есть дети?
Увы, первый пришедший на ум вариант в гордом звании самого верного не продержался ни секунды.
- Откуда? — даже хохотнул от неожиданности Элиас и чем-то зашуршал рядом с трубкой. — Да чтобы выбиться в старшие детективы в его-то годы, и вайтонцу пришлось бы сочетаться браком исключительно с работой! Что ж о ньямарангце говорить?
Я несколько приуныла. Дети в теорию вписывались прекрасно: ради кого ещё стоило рисковать собой в кровавом ритуале, ввязываться в самоубийственную авантюру по переделу власти и лелеять планы о глобальных переменах к лучшему? Не ради себя одного же Чаннаронг так старательно строил светлое будущее, не в том он возрасте, чтобы безоглядно полагаться на максималистские воззрения и юношеские порывы!
- Ты уверен? — на всякий случай переспросила я. — Может быть, был ребёнок, рождённый вне брака? Или бывшая жена?
- Не уверен, — честно ответил Элиас, — я уже ни в чем не уверен. В его личном деле не указаны ни дети, ни жены, но я бы тоже скрывал всех близких, если бы планировал поучаствовать в государственном заговоре. С другой стороны, не с самого же поступления на службу он это планировал!
- А личное дело не могли подменить? — с надеждой спросила я, не желая расставаться с удобной гипотезой.
Вот сейчас бы обнаружить какую-нибудь незаконнорожденную дочку с монистом во всю грудь! Это разом облегчило бы поиски соратников Чаннаронга: едва ли он сумел бы убедить молодую девушку постоянно таскать на себе несколько килограммов золота, не объяснив, что происходит и почему это нужно! Со смертью детектива все ниточки оборвались, и вычислить заговорщиков можно было, разве что прикинув, кому выгоден заговор, да выстроив длинную логическую цепочку. Проблема заключалась в том, что люди частенько руководствуются своими представлениями о чести, о порядке вещей, о том, что должно и как следует действовать, — словом, чем угодно, только не логикой. Дедукция помогала, но ей было не под силу вывести нас на всех заговорщиков, и кто-то всенепременно ускользнул бы. Чаннаронг наверняка на что-то подобное и рассчитывал, выдавая всем действующим лицам ровно столько информации, сколько требовалось для выполнения конкретной задачи. Сирил поступал точно так же.
Нам отчаянно не хватало ключевого свидетеля. Кого-то, кем Чаннаронг действительно дорожил бы.
- Личное дело — то самое, на которое я пролил кофе в день назначения в помощники детектива, — ворчливо признался Элиас. — Поверь, это пятно я ни с чем не перепутал бы, оно слишком долго преследовало меня в кошмарах. Нет, детектив жил один, и у него никогда на моей памяти не было ничего серьёзнее отношений на пару ночей. Мне даже некому позвонить, чтобы открыть официальное дело раньше срока. А человеческий пепел из отчёта уже не выкинешь! — уныло пробурчал Элиас, по-прежнему чем-то шурша, как мышь в кладовке. — И вообще, почему тебя это так заинтересовало? — спохватился он.
Пришлось честно обрисовать ситуацию с монистом — без особой, признаться, надежды на помощь. Что мог сделать помощник детектива, кроме как ещё раз прошерстить все бумаги?
Оказалось, кое-что всё-таки мог.
- Приезжай сюда, — поколебавшись, предложил он. — Твою сумку тоже нашли в Трангтао и забрали на склад вещественных доказательств. У меня не хватает полномочий, чтобы вытащить её оттуда до официального закрытия дела о язычниках, но, может быть, дежурный согласится отдать тебе гадальные кости на пару минут.
Меня подбросило на месте. Пальцы как наяву ощутили плотное плетение заветного мешочка.
- Сейчас буду! — с энтузиазмом пообещала я и отсоединилась.
Участок Департамента Охраны Правопорядка снаружи мало чем отличался от пункта предварительного задержания. Такое же кубическое здание без единого архитектурного изыска, любовно отмеченное вездесущей черной плесенью, — сначала я даже засомневалась, не перепутала ли адреса, но карта была непреклонна: условия содержания служителей закона оказались лучше разве что в плане отсутствия решеток на окнах — и то начиная со второго этажа.
Кабинет Элиаса и Чаннаронга предсказуемо располагался на первом. Из-за решетки открыть окно открывалось только на четверть, и в крохотной каморке царил сильный запах плесени и бумаг. Рабочее пространство состояло из двух конторских столов, составленных рядом так, что люди сидели за ними лицом к лицу — и боком ко входу. Я представила, каково было сидеть в этой духоте вдвоем, и, кажется, заметно побледнела, потому что Элиас поднял голову от своих записей и сочувственно поморщился:
- Да, с непривычки тяжеловато. Вытерпишь или застолбить комнату для допросов? — без особого энтузиазма предложил он: отрываться от рапорта ему явно не хотелось.
- Вытерплю, — не слишком уверенно пообещала я и прикрыла за собой дверь.
Слабый сквозняк, кое-как продувший каморку, мгновенно стих. Влажная жара стала практически невыносимой, но я здорово сомневалась, что Элиас позволил бы кому-то подсмотреть, зачем ему понадобилась пухлая женская сумка из хранилища.
Рыться в ней помощник детектива не стал — просто выставил на стол Чаннаронга, прямо поверх какой-то папки и амбарной книги с множеством закладок. Впрочем, нетронутой сумку назвать было сложно: разгул стихии и чье-то любопытство — то ли ньямарангцев из Трангтао, то ли криминалистов из департамента — оставили на ней несмываемые следы. Пузырьки в органайзере оказались перепутаны местами; я обнаружила, что флакончик с насечкой «осторожно!» досадно опустел, и злорадно усмехнулась. Вот проспит кто-то на работу — будет урок, как шарить по чужим сумочкам!
Мешочек с глифами нашелся не в том отделении, куда я его клала, но, к счастью, все фишки были на месте, хотя чья-то рука не поленилась перетряхнуть и их. Я привычно потянула за ленточку на горловине и зажмурилась.
Кем Чаннаронг мог дорожить настолько, что предпочел рискнуть собственной шеей? Вовлечен ли этот человек в заговор? Как его найти?
Первая фишка легла изображением вниз — не то скругленная запятая, не то неровная спираль, высеченная единым твердым движением рукой. Эмбрион, младенец, бесконечный цикл. Традиционно глиф трактовался в лоб — «ребенок», но детей у Чаннаронга не было.
Вторая ощерилась зарослями болотного тростника, такими густыми и частыми, что каждый ствол, казалось, был зажат между соседними — и держался скорее на них, чем на собственных корнях. Знак безоговорочной поддержки: кем бы ни был искомый человек, стремления Чаннаронга он поддерживал всецело — если вообще не сам их внушил.
Третья выпала стрелой вверх — Иб, дорога жизни, зов судьбы, — так ничего и не прояснив толком.
- Ну как? — с любопытством поинтересовался Элиас, все-таки отвлекшись от своего художественного сочинения.
Я уныло помассировала виски.
- Кажется, нынешнего владельца мониста мы уже встречали, — уныло призналась я, поворошив безучастные ко всему глифы, — во всяком случае, я. С Чаннаронгом его связывают кровные узы и общие взгляды на необходимые меры в отношении политики Ньямаранга… — я опустила взгляд на стол, но озарение меня так и не посетило.
За последние недели я видела немало ньямарангцев — но либо в Свамп Холлоу, либо в Трангтао. Едва ли детектив оставил бы кровного родственника гнить в болотистых трущобах — но с куда меньшей вероятностью он оставил бы его там с парой-тройкой килограммов золота на шее: каким бы авторитетом ни обладал колдун, как бы сильна ни была вера в жриц, на фоне всеобщего голода и повальной нищеты это однозначно равнялось смертному приговору. А в Трангтао Чаннаронга принимали в общинном доме — будь у него семья в деревне, его всенепременно затащили бы в их хижину, и все празднование бы попросту переехало вниз по улице, наверняка упростив дело с незапланированной пленницей.
А, и еще был Туантонг Раклон, но я с трудом представляла, как можно дорожить кем-то больше собственной жизни — и при этом инсценировать самоубийство его беременной любовницы. Даже со скидкой на пунктик с чистотой крови это тянуло скорее на месть злейшему врагу, и то чересчур жестокую…
- И все? — выдержав паузу, разочарованно уточнил Элиас. — Но у Чаннаронга и правда нет детей.
Я мрачно кивнула и обличительно ткнула пальцем в глиф со спиралью:
- Тем не менее… — от резкого тычка фишка перевернулась, спрятав рисунок, и я осеклась.
- Что?.. — мгновенно насторожился Элиас.
Я постучала ногтем по безупречно гладкой обратной стороне фишки.
- Наоборот! — воодушевленно воскликнула я. — Не ребенок! Кто-то из родителей!
Правда, надолго моего энтузиазма не хватило.
Допустим, действительно кто-то из родителей. И что? Не оставил же Чаннаронг своего родителя в Свамп Холлоу! А в Трангтао, очевидно, его родни не было.
И от того, что я этого родителя где-то успела увидеть, легче не становилось. Мало ли, вдруг просто где-то на улице разминулись — и внимания друг на друга не обратили?..
Хотя тогда, наверное, глифы и не стали бы указывать на эту встречу.
- В личном деле никого из родителей нет, — задумчиво отметил Элиас — и вдруг так широко и недобро усмехнулся, что меня продрало холодком. — А ведь это все упрощает!
Я скептически изогнула бровь, и помощник детектива уставился на меня с немым укором.
- Подумай сама, — вздохнул он, — с чего бы Чаннаронгу рисковать, не сообщая о себе полную информацию в отдел кадров? Всех кандидатов проверяют от и до: у служителей закона должна быть безупречная репутация. Любое жульничество в бумагах — прямая дорога к увольнению. А уж ньямарангца, будь уверена, обследовали со всей дотошностью — в те времена, когда Чаннаронг поступал на службу, на местных в принципе смотрели косо, и отдел кадров наверняка искал хоть какую-нибудь зацепку, чтобы не принимать аборигена на работу даже в патруль. Но ничего не нашел.
- Хочешь сказать, что у родителей Чаннаронга какое-то криминальное прошлое? — нахмурилась я. — Поэтому их пришлось скрывать?
Элиас развел руками:
- Я бы вообще поставил на то, что они сами решили скрыть свое существование от департамента. У самого Чаннаронга едва ли вышло бы так гладко — он поступал на службу еще совсем безусым юнцом, где ему было водить за нос профессионалов? Но тут важнее другое. Какой родитель не только позволит своему ребенку (сколько бы лет ему ни было) ввязаться в самоубийственный заговор против короны, но еще и горячо поддержит его в этом начинании?
Психически нездоровый.
Или уверенный, что дитятко продолжает правое дело, начатое еще предками. Идейный вдохновитель, просчитавший все еще в ту пору, когда Чаннаронг только-только поступал на службу…
Что, впрочем, лишний раз подтверждает первый вариант, пришедший в голову. Станут ли нормальные родители рассказывать сыну, как правильно приносить человеческие жертвы и проводить кровавые обряды на радость целой деревне сумасшедших дикарей? Поставят ли под угрозу безопасность собственного ребенка в угоду чужим людям?..
- Кажется, я уже не горю желанием найти этого родителя, — задумчиво призналась я.
- Боюсь, тебе и не придется его искать, — хмуро отозвался Элиас. — Чаннаронг должен был вернуться из Трангтао еще вчера. Едва ли его отец или мать до сих пор не выяснили, что произошло, — а если и не выяснили, то все их сомнения наверняка развеет один визит в Трангтао. И едва ли жители деревушки не укажут на тебя.
Я прикрыла глаза.
Прекрасно. Еще один безумный колдун — или ведьма — на мою голову, только на сей раз — с монистом и неизвестными техниками зачарования, унаследованными от кровавых жриц-коломче. Что может быть лучше?
- У меня недостаточно полномочий, чтобы приставить к тебе круглосуточную охрану, — помолчав, признался Элиас. — Так что с твоей стороны было бы чрезвычайно благоразумно сейчас улизнуть через черный ход, прокрасться обратно в Кроуфорд-холл и не отсвечивать, пока этот зловещий родитель сам себя не выдаст. Подожди пару минут, пока я не пригоню машину со стоянки, и выходи из кабинета. Запасной выход в конце коридора, я шепну дежурному, чтобы тебя выпустили. Только сумку здесь оставь!
Я растерянно кивнула, и он ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Поднявшийся было сквозняк быстро улегся, не принеся никакого облегчения: с улицы сильно пахло выхлопными газами и раскаленным асфальтом. Жирную мушку, увивавшуюся вокруг приоткрытого окна, вдруг схватила на лету огромная летучая лисица, но я отчего-то даже не удивилась — ни ее появлению в городе, ни тому, как она сноровисто протиснулась за решетку и повисла на деревянном карнизе, скромно прикрывшись кожистыми крыльями.
Только безразлично отложила гадальные фишки, поднялась на ноги — они ощущались, словно ватные, и будто бы повиновались вовсе не мне — и уверенно пошла по коридору к главному входу, оставив дверь кабинета нараспашку.
Дежурный офицер, ничуть не удивившись краткости моего визита (видимо, нежно и преданно Элиаса Хайнса любили разве что в Мангроув-парке), коротко черканул что-то в журнале регистрации посетителей и отвернулся, гипнотизируя взглядом спрятанную под стойкой газету. Я прошла мимо, вежливо посоветовав обратить внимание на заметку на третьей странице, которую, кажется, в глаза не видела.
Солнце давно село, но снаружи по-прежнему царила оглушающая предгрозовая жара. Пожалуй, я предпочла бы переждать эту ночь где-нибудь под крышей, но непослушные ноги влекли меня вниз по узкой улочке, прочь от оживленного центра города. Власть фонарей заканчивалась в паре кварталов от участка; новенькие многоэтажные дома постепенно сменялись узкими колониальными постройками со скупо освещенными окнами и черными отметинами плесени под балконами. Я отстраненно наблюдала за сменой декораций, не останавливаясь ни на секунду.
Жилые кварталы постепенно утонули в густой зелени. Неухоженная обочина ложилась под ноги слежавшейся от постоянной сырости пылью; в воздухе остро запахло солью, машинным маслом и гарью, и я словно очнулась ото сна.
Лонгтаун остался позади. Из-за придорожных зарослей показались стройные ряды морских контейнеров, огороженных высоким сетчатым забором. За ними не было видно ни кораблей, ни большой воды, но сомнений не оставалось: я пересекла весь город пешком и вышла к открытому грузовому складу возле западного порта — одно это должно было заставить меня остановиться и дать отдых ноющим от долгой ходьбы ногам.
Но не заставило.
Я по-прежнему шагала вперед, словно телом управлял кто-то другой. Кто-то, кто знал, что в сетке ограждения есть солидная дыра, прикрытая с одной стороны пушистой зеленью, а с другой — разъеденным ржавчиной контейнером, который, кажется, не двигали с места уже несколько лет — и теперь едва ли рискнут вообще. Я пролезла на территорию склада, с треском порвав ткань юбки о торчащие обломки проволоки, и направилась вглубь, в самый старый и почти заброшенный угол, к которому так и не подвели ни рельсы, ни крановые пути.
Между облупившихся контейнеров то и дело мелькали чьи-то тени: вездесущие мальчишки, загорелые до черноты, кто-то заметно крупнее — я съежилась, но свернуть с маршрута не смогла. К счастью, обитателей порта я отчего-то совершенно не интересовала — они будто бы сами спешили убраться куда подальше, и это совершенно не внушало оптимизма.
Сквозь бетон покрытия то здесь, то там стали проглядывать упорные зеленые ростки. За этой частью склада, похоже, уже никто не следил — внимание владельцев сосредоточилось на новых площадках, которые с энтузиазмом арендовали заморские компании, а старые участки, оставшиеся еще с тех времен, когда порт был военным, постепенно поглощались подступающими джунглями: Лонгтаун больше не был аванпостом в наступательной кампании, и следы колониальных войн тихо ржавели и гнили в постоянной сырости.
Но если возгордившиеся победители высокомерно забросили ненужные земли, то ньямарангцы себе такой роскоши позволить не могли.
В застоявшихся контейнерах чьи-то хозяйственные руки пробили окна и занавесили распахнутые створки ворот цветастыми тряпками. Гнилые бочки превратились в высокие костры, изгоняющие темноту и хоть немного подсушивающие безумно влажный воздух, и заброшенный сектор получил вторую жизнь.
Не совсем легальную и совершенно не такую, на которую могли надеяться беспечные владельцы, но все же — жизнь.
Меня провожали диковатыми взглядами. Я шла мимо чужих домов и поражалась тому, как все это похоже — и не похоже одновременно — на Свамп Холлоу: безоговорочная открытость жилищ, вездесущие полуголые дети и усталые взрослые, согбенные и покрытые ранними морщинами. Только пахло здесь иначе: не гниением и безнадегой, а гарью и отчаянной злостью.
Чрезвычайно неприятное сочетание, если ты — светлокожая полукровка в господском платье.
Но меня не трогали, даже когда я пересекла небольшую «деревенскую площадь», стихийно образовавшуюся на бывшем перекрестке. Сидевшие у костра мужчины только недобро покосились и бросили мне в спину что-то вроде «поделом!». Я не смогла даже обернуться, хоть уже и понимала, что, кажется, нашла самое сердце заговора: не исполнителей и даже не важных ключевых игроков — идейных вдохновителей.
Только порадоваться этому не получалось.
Ноги несли меня к самому большому морскому контейнеру с целым рядом самодельных окошек, любовно завешенных травами, отгоняющими мелкий гнус. Ярко-алая занавесь на входе шелохнулась, и мне навстречу вышла сухонькая седая старушка в расшитом шелковом платье с традиционной прямой юбкой. Тяжелое золотое монисто в сочетании с ним смотрелось до того гротескно, что на мгновение мне показалось, что это оно тащит женщину за собой, не позволяя остановиться, как чужие чары — мне за мгновение до этого.
Летучая лисица хлопнула кожистыми крыльями у старушки за плечом — и осыпалась тонкими косточками, выбеленными ветром и морем до полупрозрачного состояния. Женщина брезгливо отряхнула рукав и подняла взгляд.
И ее лицо показалось мне до странности знакомым — но отчего-то плохо вязалось с дорогим нарядом и бесценными украшениями. Память норовила подсунуть совсем другой образ — нарочито неряшливый, с оборванными лохмотьями и слишком темной даже для ньямарангки кожей, какая бывает разве что у людей, постоянно живущих на улице.
«Дорога из костей, и сами вы станете костьми!» — провыл у меня в голове бесплотный голос, и я наконец вспомнила.
Я действительно видела ее — один раз, в порту, в день солнечного затмения, аккурат перед прибытием Джейдена; тогда авария, в которую попал пассажирский лайнер, и феерическое явление наследника Кроуфордов с легкостью заняли все внимание, и о старухе я забыла еще до того, как потеряла ее из виду.
Напрасно. Теперь все складывалось в единую картину.
Матросы совершенно спокойно относились к «блаженной» и даже не пытались прогнать ее из порта. Из портового паба пошел слух, будто я верила в сумасшедшие пророчества Нарит Аволокорн и поддерживала ее взгляды. В порту Сирил ввязался в драку, отстаивая «девичью честь», попранную с излишними физиологическими подробностями, о которых в Ньямаранге никто не мог знать. Никто, кроме «крысы» из Тайной Палаты, устроившей утечку информации еще из Старого Кастла…
Мы с самого начала искали не того и не там. Детектив Чаннаронг, казавшийся самой страшной угрозой из-за своей карьеры в госструктуре, на самом деле был одним из исполнителей. Возможно, самым важным, но — исполнителем.
Впрочем, это не значило, что настоящая глава заговора не винила меня в смерти Чаннаронга. И уж точно не значило, что она позволит мне объясниться и уйти с миром.
Ей было плевать, почему я сделала то, что сделала. Плевать, что я понятия не имела, к чему приведут два неосторожных взмаха кинжалом, и не желала детективу смерти. И что я в страшном сне не могла представить себя в роли самовольно провозглашенной жрицы — тоже.
Сейчас на меня смотрела не глава огромного заговора, не паучиха, чьи сети оплели всю колонию, и даже не колдунья. На пороге старого морского контейнера стояло воплощенное горе. И беспомощная, отчаянная злость.
Оттого все жители коммуны были так тихи и смиренны. Они уже знали, что я не уйду отсюда живой.
- Ну и уродина, — с каким-то болезненным разочарованием вымолвила старуха, — словно ей было бы хоть сколько-нибудь легче, если бы в смерти её сына оказалась виновна писаная красавица. — А шуму-то, шуму…
Как раз шуму не было. Даже мужчины, сидевшие у костра, куда-то испарились — я чувствовала движение за спиной, но обернуться не могла, и от этого было ещё страшнее.
- И, конечно, умудрилась где-то оставить и браслеты, и кинжал, — досадливо покачала головой старуха и принялась неспешно обходить меня кругом. Мне оставалось только провожать её взглядом, пока она не скрылась у меня за спиной.
В спину первый удар и пришёлся. Невыносимо кольнуло где-то под лопаткой, и строгое платье вдруг стало ощущаться гораздо свободнее — и по пояснице пробежала тонкая тёплая струйка. От боли у меня вырвался вскрик — но пошевелиться я по-прежнему не могла.
- Тихо, — раздражённо пробурчала старуха у меня за спиной, и я почувствовала, как каменеют непослушные челюсти. — А то до утра с тобой тут оглохнуть можно будет… Винай, небось, не вопил!.. — под конец фразы голос у неё сорвался, и что-то сильно оцарапало мне плечо, распоров рукав.
Крик застрял у меня в горле.
Я стояла неподвижно, среди внезапно опустевшей площади, под аккомпанемент треска костра и чужого дыхания, такого тяжёлого, словно старуха бежала через все складские участки, чтобы ткнуть мне в спину ножом. Но её это не останавливало — напротив, она, кажется, решила на старости лет проверить свою выносливость и повторить ритуальный танец коломче, которой никогда не была!
А о моём местонахождении, как назло, никто знать не знал…
Вот, значит, через что прошла несчастная Саффрон Кроуфорд. С поправкой разве что на отсутствие дара, который мог оказывать хоть какое-то сопротивление чужому колдовству, — потому, вероятно, Саффрон не поняла, что с ней случилось. Ко мне мироздание определенно не собиралось быть настолько милосердно.
Старуха кружила где-то у меня за спиной, нанося точечные удары. Острие то рассекало платье, то касалось кожи, оставляя царапины и ранки, но я уже слышала, что долго так продолжаться не будет: разъяренная мать дышала все тяжелее, срываясь в хрипы и плач.
Не то чтобы я не могла ее понять, но явно не настолько прониклась сочувствием, чтобы позволить себя убить!
Увы, подвластен мне оставался только разум. Тело вздрагивало от ударов, боль стреляла из спины в грудь, но пошевелиться я по-прежнему не могла. Оставалось разве что сконцентрироваться на том, что было в моих силах.
Я зажмурилась и попыталась сосредоточиться на монисте. В конце концов, я ведь как-то чувствовала браслеты, даже когда их на мне не было, — должна же быть связь!
Сначала ничего не выходило. Боль не позволяла сконцентрироваться, я дергалась от ударов, пока не начала беззвучно плакать от бессилия и страха, — и тогда-то вдруг ощутила знакомую тяжесть.
Холодное золото на щиколотках, закрывающее почти треть голени, словно часть боевого доспеха; на запястьях — от основания кисти до середины предплечья, и грубоватое кольцо на всю фалангу среднего пальца, соединенное с браслетами двумя массивными цепочками. Сейчас варварские драгоценности ощущались совсем по-другому — словно исчезло что-то темное, потустороннее и недоброе, выглядывавшее из каждой грани и отсвета.
…монисто тоже было тяжелым. Оно давило на шею и грудь, царапало кожу грубо обработанными стыками и постоянно норовило съехать набок — я помнила, как трудно было позировать, сохраняя хоть какое-то достоинство; а еще золотые звенья никак не согревались, хотя казалось, что они постоянно тянули тепло. Не потому ли, что сила мониста на самом деле тоже принадлежала вовсе не колдуну и не жрице — а сотням жертв, погибших в кровавых ритуалах и так и не получивших вожделенного покоя?
Что ж, если так, то я, пожалуй, жалела, что Чаннаронг оказался таким заботливым сыном. Следовало отрезать духов и от мониста тоже — это было бы самым справедливым и честным, что еще можно для них сделать.
Стоило подумать об этом, как в ладонь вдруг сама собой ткнулась иллюзорная, но от этого не менее тяжелая рукоять. Я машинально сжала пальцы — и тут же остановилась.
Призраки в гневе разорвут старуху так же, как разорвали ее сына. А она была нужна живой — она и ее связи с остальными заговорщиками.
Поэтому я взмахнула кинжалом не над монистом — а над своей головой, обрезая нити чужого колдовства, превратившие меня в безвольную марионетку. Старуха испустила какой-то совсем нечеловеческий вопль и бросилась на меня с жутковатым мясницким ножом, уже залитым моей кровью, и я едва успела отскочить в сторону — но тут же едва не угодила в лапы какому-то аборигену, поспешившего на помощь внучке жрицы. Ему я без лишних сантиментов зарядила в челюсть, но это меня не спасло. Услышав крик миссис Чаннаронг, к площади перед костром стали стягиваться люди.
- Она моя! — яростно заорала старуха, потрясая ножом.
Вид у нее был точно как в религиозном экстазе. Безумный взгляд, всклокоченные седые волосы, пятна крови на дорогом наряде и бесценном древнем монисте; не хватало разве что варварских барабанных ритмов да ритуального вина.
Впрочем, от последнего я бы точно не отказалась.
К площади вышел десяток человек. Женщин и детей среди них не было, а мужчины застыли в нерешительности, пока негласная хозяйка коммуны ярилась, неспособная поймать слишком шуструю добычу.
Пока — слишком шуструю. Надолго ли меня хватит с израненной спиной, после всех этих бессонных ночей? И надолго ли хватит миссис Чаннаронг?
Хотя ее смерть едва ли означала бы мое спасение. Как бы не вышло наоборот: старуха, по крайней мере, еще была настроена на долгую игру в кровавую месть. Остальные обитатели коммуны — едва ли.
Они не понимали, как мне удалось избавиться от чужого колдовства, на которое все так привыкли полагаться, и это пугало их еще больше, чем все ритуалы и темные истории из довоенного Ньямаранга, вместе взятые. И разговаривать с ними было так же бесполезно, как с убитой горем матерью: та не помнила себя от гнева, а они — от потустороннего ужаса.
Я могла продержаться еще немного, уворачиваясь от ударов и убегая от атак. Но потом…
В подступающей толпе мелькнуло знакомое лицо, и я запнулась от неожиданности. Старуха тут же воспользовалась моментом, чтобы нанести еще один удар — я едва успела повернуться боком, чтобы нож чиркнул по плечу, а не угодил в живот, и бросилась в сторону, потеряв Туантонга Раклона из виду. Вместо него на глаза мне попался помощник конюха из Кроуфорд-холла — кажется, даже не переодевшийся после работы, — и эта заминка стоила мне распоротого подола.
Если старуха рассчитывала морально уничтожить меня безнадежно испорченным платьем, то здорово просчиталась. Распоротая юбка только добавила мне прыти, но задуматься о том, что вообще забыл на складе управляющий Кроуфорд-холла — да еще в компании помощника конюха! — на ходу я все равно не успевала. Весь мир сжался до пятна щербатого бетона под ногами и шумного, нездорово тяжелого дыхания за спиной, — ровно до тех пор, пока я сама не запыхалась и бездарно споткнулась на ровном месте, упав и раскроив себе колено.
Я поднялась на четвереньки, уже понимая, что не успеваю, не успею, — и все равно не в силах остановиться. Колени ныли — и целое, и раскроенное; нестерпимо болели отбитые при падении ладони и израненная спина, тяжесть варварских украшений — ненастоящая, но от этого не менее ощутимая — тянула вниз, к выщербленному, серому бетону, уже покрывшемуся мелкими темными капельками крови. Но сдаться? Принять, что это и есть моя судьба?
Ну уж нет.
Я по-звериному рванулась вперед, так и не поднявшись на ноги. Снова запнулась, едва не перекувырнувшись через собственную голову, — и застыла, когда позади раздался тяжелый удар, приглушенный звон и звук падающего тела.
Над площадью вдруг воцарилась такая напряженная тишина, что мое дыхание показалось оглушительно громким.
Туантонг Раклон стоял возле костра, сжимая в руке здоровенный сук. У его ног, безвольно запрокинув голову, лежала старуха в безумно дорогом наряде: против дрына древняя защитная магия спасовала безоговорочно, и собравшиеся вокруг ньямарангцы, кажется, еще сами не могли в это поверить.
- Склад окружен полицейскими, — негромко, но очень четко произнес Туантонг и выразительно перехватил дрын, пока никто не опомнился и не бросился мстить за поверженную предводительницу. Будто в подтверждение его слов, где-то взвыли сирены — вовсе не так близко, как хотелось бы, и управляющий стиснул зубы, готовясь к нападению.
Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, понимая, что хватит одного смельчака, чтобы подмоги мы уже не дождались. Толпе достаточно малейшего толчка, чтобы растерзать нас на месте — а все свои возможности потянуть время Туантонг растратил в тот момент, когда ударил негласную хозяйку коммуны. Что бы им ни двигало, я должна была как-то выиграть несколько минут, чтобы полицейские успели добраться до склада.
Поэтому я все-таки поднялась на ноги и даже умудрилась ни разу не пошатнуться. Сжала пальцы, едва ощутив иллюзорную твердость драгоценной рукояти в ладони, и шагнула в пятно света у костра, вынудив Туантонга отступить в тень.
У меня не было ни свечей, ни зеркал, ни заговоренного вина — ничего, что могло бы заставить нормальных людей увидеть призраков. По-хорошему, у меня и оружия-то не было, что бы ни подсказывали мне обманчиво реальные ощущения. Но я видела сонм призрачных тел, отчаянно тянущихся к моей руке, и пролила достаточно крови, чтобы присутствие чего-то потустороннего заметили все — включая тех, кто этого отчаянно не хотел.
Костер вспыхнул ярче, и в пляшущих отсветах на мгновение мелькнули неестественно густые и темные тени. Моя вытянулась дальше всех остальных, и в ее руке был кинжал.
Я подняла раскрытую ладонь — пустую, но в ней что-то блеснуло настолько отчетливо и кровожадно, что назад шарахнулись даже самые невнимательные. По толпе прокатился нарастающий шепоток, и с каждым повторением он звучал все более и более нервным.
Коломче.
Жрица.
Женщина Императора.
Я молчала, позволяя суеверному ужасу сделать все за меня. Они думали, что поддержали покушение на то, что их предки полагали святым, и разубеждать их было определенно не в моих интересах.
Коломче, которая не танцевала, а позировала на камеру? Жрица, которая напоила клинок своей кровью, не пролив ни капли чужой, — случайно порезавшись? Женщина Императора — который сознательно и последовательно отказывался от места, положенного ему по праву рождения, и предпочитал скрываться в ориумном дурмане?
Это была правда, но совершенно не та, которая им требовалась. И я, стиснув в кулаке иллюзорную рукоять, потянула из растрепанной прически шпильки — одну за другой, пока волосы не окутали меня непроглядно-черным плащом, как поддельную статуэтку в музее.
Зрители молчали, и в воцарившейся тишине почти осязаемо витал благоговейный ужас — пока дрожащий от страха помощник конюха в первом ряду не опустился на колени, уткнувшись лбом в грязный бетон. Тогда площадь наполнили шорохи и шелесты: люди склонялись один за другим и застывали, кажется, почти не дыша. Где-то вдалеке плакал ребенок, и сирены звенели у самой ограды, наполняя ночь синими отсветами.
Я нагнулась — волосы свернулись тяжелыми кольцами на бетоне — и одним движением срезала монисто с шеи старухи.
Я не помнила, как очутилась на подъездной дорожке Кроуфорд-холла. Не помнила, кто (и зачем?!) дал мне теплый шерстяной плед, и куда подевалось монисто. Все расплывалось, словно в тумане, и прошло не меньше получаса, прежде чем я поняла, что вокруг действительно туман — густой и белый. Протяни руку — и уже не увидишь кончики пальцев. Огни большого дома едва пробивались сквозь белесую пелену.
Сирены справлялись с этой задачей гораздо лучше, и к тому моменту, когда патрульная машина выписала полукруг на подъездной дорожке, на крыльцо уже выскочил Джейден. Я неуверенно сморгнула, но змея с его плеча никуда не делась — и вид у нее менее самодовольным тоже не стал. Патрульный, выскочивший открыть мне дверцу автомобиля, даже замер от неожиданности.
Бойга выстрелила языком в воздух и безразлично отвернулась, воспользовавшись моментом, чтобы обернуться второй петлей вокруг шеи наследника Кроуфорд-холла.
- С вами все в порядке? — осторожно поинтересовался патрульный, непроизвольно потянувшись к кобуре.
Джейден наградил его совершенно безумным взглядом и распахнул дверцу машины сам.
Я вцепилась в него едва ли не сильнее, чем он в меня. Под ладонями скользила горячая влажная кожа, тонкий лен, змеиная чешуя; дыхание щекотало шею, и в этом было что-то необъяснимо, неописуемо правильное, настолько нужное, что я расплакалась от облегчения.
Он замер, притиснув меня к себе и позабыв, кажется, обо всем на свете. Отдышался, закрыв глаза, и обреченно поинтересовался не своим голосом:
- Как так выходит, что всякий раз, когда я упускаю тебя из виду, ты умудряешься влипнуть так, что без привлечения всего Департамента Охраны Правопорядка не вытащить?
Я собралась было возразить, что в прошлый раз оказалось достаточно одного Элиаса, но только смущенно кашлянула и уткнулась носом в теплое плечо. Змея невозмутимо набросила кольцо из собственного тела и на мою шею и, кажется, будь ее воля, вообще бы завязалась бантиком, чтобы я больше ни на шаг не отходила от потенциального отца своих близняшек.
К счастью, прибытие второй машины остановило ее от этого опрометчивого поступка.
Колымагу Элиаса я узнала просто по надрывному звуку двигателя и скрипу тормозов, еще даже не увидев. Вдобавок помощник детектива немедленно обозначил свое присутствие безо всяких вспомогательных средств, просто выскочив из машины и громогласно поинтересовавшись:
- Вы там живые?
- Яд мангровых бойг для человека не опасен, — машинально отозвалась я, и змея насмешливо обернулась: что, ведьма, хочешь проверить?
Я уже собиралась уточнить, что ничего приятного, конечно, укус не принесет (на случай, если господин помощник детектива продолжит испытывать змеиное терпение), когда расслышала, что из старой колымаги вышли два человека, а не один, и настороженно умолкла. Правильно сделала, как выяснилось: из тумана вынырнул Элиас — и Туантонг Раклон собственной персоной.
При виде меня (и змеи) управляющий Кроуфорд-холла остановился, так и не дойдя до крыльца, и медленно поднял руки.
- По-моему, — произнес он, — нам всем нужно сесть, выпить чаю и поговорить.
Лично я бы определенно предпочла что-нибудь покрепче чая, но, едва взглянув на сочувственно-понимающую физиономию Элиаса, отказалась от этой мысли и просто кивнула.
Не прошло и четверти часа, как в мастерской Джейдена собрался импровизированный совет: присутствие Линдсей возле Элиаса и Сирила — около Джейдена уже воспринималось настолько органично, что я даже не задумалась, как они успели примчаться сюда. На этот раз в крошечную кладовую при мастерской все не поместились, но Туантонг с блеском вышел из положения, приказав притащить чайный столик из запасников Кроуфорд-холла — и тут же стушевался, когда на него обратились все взоры. Особенно с толку сбивала змея, но ни у кого духу не хватило попросить меня ее убрать.
- Наверное, стоит начать с самого главного, — обреченно вздохнул Туантонг, явно жалея о невозможности раскурить какую-нибудь огромную вонючую сигару, и уныло помассировал себе переносицу. — Да, я был участником заговора. Это было условием, при котором мне обеспечили протекцию в Кроуфорд-холле и позволили занять мое нынешнее место. Я изрядно разочаровался в методах Чаннаронгов, когда… — он запнулся, откашлялся и продолжил резко осипшим голосом: — Мне нечем гордиться. Я не смог защитить ни Сафф, ни нашего ребенка, и даже потом не решался вмешиваться напрямую, потому что своими глазами видел, на что способна колдунья. Ей ничего не стоило бы внушить мысль о самоубийстве мне самому, и тогда я бы вовсе ничего не смог поделать. Я решился действовать только тогда, когда понял, что в игре появилась фигура, способная справиться с наследием коломче, и ее вот-вот сбросят с доски.
Я прижалась к плечу Джейдена и зябко поежилась, но смолчала — а вот Линдсей не смогла.
- Значит, ты знал, что Саффрон обречена? — тихо-тихо спросила она. — Знал — и даже не предупредил?..
Туантонг повертел в руках изящную фарфоровую чашечку с чаем — явно тоже из запасников Кроуфорд-холла: миссис Ваен (не иначе, наученная горьким опытом) держала в кладовой только дешевую фабричную керамику, зато — несколько сервизов сразу. В смуглых пальцах ньямарангца тонкий до полупрозрачности фарфор выглядел еще более хрупким, чем был на самом деле.
- Что бы я сейчас ни сказал, это будет звучать жалким оправданием, — ровным голосом ответил Туантонг, — потому что я должен был сберечь ее, несмотря ни на что. Хоть она этого и не ждала — и, кажется, в принципе гораздо больше полагалась на лорда Кроуфорда, а не на меня. Кто бы стал ее в этом винить?.. Но моей задачей было вовсе не закрутить роман с дочерью хозяина. От меня ждали, что я сумею втереться в доверие к самому лорду Кроуфорду и передам сведения о его слабостях нужным людям, чтобы они, в свою очередь, смогли… эффективно влиять на итоги голосования в Парламенте. И я передал. Сведения о не совсем легальных сделках, махинациях на бирже, каких-то новых антибиотиках на фермах, даже кличку любимой собаки!.. Только вот меня держали рядом с лордом вовсе не ради этого. Я понял слишком поздно. Колдунье не нужен был еще один шпион — их хватало и так. Ей нужны были глаза и руки рядом с самым важным сокровищем Кроуфордов, и я стал ими. А потом… — он с отвращением отставил чашку, так и не притронувшись к чаю.
- А потом ты остался на весьма неплохой должности с жалованием выше среднего, нашел выходы на следующего лорда Кроуфорда и сумел упрочить свое положение, несмотря на то, что заговорщикам больше не был нужен, — так же тихо заметила Линдсей.
- О да, миледи, — управляющий впервые за весь разговор поднял взгляд и криво, зло усмехнулся, — а еще я остался живым, и вы ненавидите меня за это. Как я посмел выжить, когда ее не стало?! Как я посмел переметнуться на другую сторону и помогать выстроить планы против тех, кто убил мою Саффрон? Как посмел проявить осторожность, о которой следовало вспомнить годом раньше, и присмотреться к новым союзникам, прежде чем очертя голову бросаться кого-то спасать? Как я посмел иметь цель в жизни и не опускать руки, когда должен был вскрыть вены вслед за матерью моего нерожденного ребенка… и позволить Чаннаронгам и дальше строить свои козни на чужих трупах?! — он все повышал и повышал голос, и, стоило ему замолчать, как тишина наполнилась ощущением надвигающейся грозы.
- Ты все-таки оправдываешься, — цинично заметил Элиас, до сих пор не спешивший вмешиваться в беседу.
Сирил сидел рядом с ним и всячески делал вид, что попал на этот стихийный совет случайно, но, кажется, на его счет не обманывался даже лакей, принесший новый чайник. Поэтому кузен дождался, пока прислуга скроется за дверью, и устало заговорил:
- Значит, планы заговорщиков рассчитаны на достаточно долгий период времени, чтобы успеть провести через Парламент поправку, которая могла бы стать началом сепарации Ньямаранга, усадить в губернаторское кресло удобную для всех марионетку и начать постепенно готовить почву для того, чтобы губернатор однажды стал королем, — констатировал он и помассировал себе виски. — Положим, работа с местным населением — выше всяких похвал, даже я бы не настропалил ньямарангцев против нынешних порядков так быстро и качественно, как это сделали обещания Нарит и попытка возрождения старых традиций в Трангтао и доках. В высших слоях давно наметились брожения из-за того, что старый лорд Кроуфорд никак не соглашался переделить сферы влияния, и одно его исчезновение с арены означало бы качественную такую смуту… если бы все пошло гладко.
Он тоже скривил губы — и на мгновение стал до ужаса похож на Туантонга.
Если бы все пошло гладко, производственных секретов Каллума Кроуфорда должно было хватить, чтобы шантажировать его и повлиять на результаты голосования, и никому не понадобилось бы древнее колдовство на костях — и смерть Саффрон. Если бы все прошло гладко, Сирил остался бы равнодушен к сумасшедшей пророчице, которая предвидела появление спасителя, и в страшном сне не задумался бы о женитьбе — пока нужные люди (надо полагать, сразу с нужной дозой ориума) не подсказали бы ему правильную невесту. Если бы все прошло гладко, я бы не застала день жертвоприношения в Трангтао, и Винай Чаннаронг остался бы жив — а его мать не слетела с катушек, пожертвовав собственным замыслом ради мести за сына.
Их было много, этих «если бы», и они вели к совершенно неприглядной действительности, в которой не было непричастных и невинных.
Зато в ней по-прежнему хватало людей, которым нужна была помощь, — и следовало проследить, чтобы их ненароком не стало еще больше.
- Я не могу говорить за всю Тайную Палату и обещать королевское помилование, — честно предупредила я, — но ее наверняка заинтересует точный список людей, которые собирались — как вы выразились, мистер Раклон? — «эффективно влиять на итоги голосования в Парламенте». А, и тех, кто предоставил тебе рекомендации для работы в Кроуфорд-холле. И…
- И тех, кто не был на складе этой ночью, но прекрасно осведомлен о существовании коммуны, — с кривой усмешкой подсказал Туантонг. — Мне не нужно помилование, миз Марион. Я просто хочу, чтобы эта сумасшедшая старуха захлебнулась собственной кровью, раз уж не видит ничего ценнее ее.
Линдсей отпрянула от него, почти вжавшись в спинку стула, но промолчала. Я тоже.
Я и правда ничего не могла обещать. Но сделала себе зарубку на память — узнать у мамы, как делать амулеты-магатамы.
Кое о чем я не решалась судить сама. И не была уверена, что смогла бы доверить судить кому-либо еще.
Эпилог
Дверь была настолько маленькой и непритязательной, что Элиасу пришлось пригнуться на выходе, чтобы не вписаться лбом в косяк. Вид у него, тем не менее, был ошарашенный и благоговейный — словно за скромной деревянной дверью скрывался какой-нибудь тайный алтарь, озаренный божественным светом, а вовсе не обычный рабочий кабинет, каких в этой части дворца было гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.
Но эту особенность дворцовой планировки Элиасу еще только предстояло для себя открыть — а пока он просто привалился к стене и закрыл глаза.
- Мои поздравления с повышением, детектив Хайнс, — все-таки не сдержалась я.
- Ерничай сколько влезет, я знаю, что ты подслушивала под дверью не только потому, что обещала Линдз новости из первых уст, — не открывая глаз, пробурчал новоиспеченный детектив под прикрытием. — Ты переживала, как бы мистер Лат не сожрал меня живьем за то, что подверг его драгоценную девочку опасности.
Я пожала плечами, не собираясь оправдываться.
Очередная папина угроза уволиться из Тайной Палаты закончилась тем, что теперь он был первым заместителем — и, соответственно, возглавлял подразделение, отвечающее за порядок в Ньямаранге. Одного этого было достаточно, чтобы ему немедленно захотелось сожрать живьем Элиаса за рискованные методы, меня — за неосторожность, Оливию с ее новым фамилиаром (пусть даже он норовил ответить полной и безоговорочной взаимностью) — за семейное наследие, и Джейдена — за то, что подвернулся под руку именно в тот момент, когда у папы не было при себе ружья.
Разумеется, на деле все это означало, что папа был предельно сдержан, собран и невыносимо вежлив.
- И ни тебе государственной награды, ни личного знакомства с королем… — разочарованно пробормотал Элиас, тихо сползая по стенке. — Спас Империю — отлично, вот тебе еще работенка!
- А чего ты ждал? — хмыкнула я. — Это же Тайная Палата. Если ты хотел красивую медальку и большой парад со стрельбой из пушек, то тебе следовало соглашаться на чин в действующей армии.
Несостоявшийся военный чин бросил на меня хмурый взгляд исподлобья. Мы оба понимали, что он мог согласиться и на армию — но тогда никакой речи не шло бы о возможном титуле, который позволил бы войти в те двери, которые остались бы закрыты для мистера Элиаса Хайнса. У сэра Элиаса Хайнса было чуточку больше перспектив, и одна из них включала губернаторскую дочь — разумеется, после того, как одна из фрейлин младшей принцессы побеседует с леди Изабель и обронит пару-тройку аккуратных намеков.
Его Величество Ричард Балдер был щедрым королем. Особенно когда дело касалось того, чтобы нагрузить кого-то работой на благо империи, подвесив перед носом сочную рыжую морковку.
Кроме того, Его Величество очень любил, когда потенциальный труженик вешал перед собой морковку самостоятельно — а с этим Элиас, чего греха таить, справился великолепно. Он и сам понимал, в каком положении оказался, а потому уже приготовился срезать меня какой-нибудь остротой — но его прервали.
- Марион, — раздалось из-за двери кабинета, — загляни-ка ко мне.
Элиас закрыл рот и посмотрел на меня с нескрываемым злорадством. Я показала ему язык, но задорного настроя хватило ровно на то, чтобы войти в кабинет с гордо поднятой головой, ежесекундно напоминая себе, что за неповиновение приказам меня уже пропесочили. Трижды.
Не помогало.
Папа стоял у окна, заложив руки за спину. Беспроигрышная поза, не раз опробованная на подчиненных: высокая фигура с безупречной осанкой моментально приковывала к себе взгляд, заставляя упустить из виду и тесный кабинет, и окно, которое выходило в световой колодец на заднем дворе, и вечно заваленный бумагами стол. Работа в Тайной Палате не предполагала ни почестей, ни удобств, а вот трепет внушать как-то нужно было.
Увы, на сей раз прием сработал неважно. На краю письменного стола, придавленная миской с домашним печеньем, валялась кипа небрежных карандашных набросков высокого мужчины с тростью — и на каждом последующем наброске выражение лица у него становилось все более сложным.
- Вижу, ты нашел минутку, чтобы познакомиться с Джейденом поближе, — невинно заметила я.
Выражение лица у папы мгновенно стало точь-в-точь как на последнем наброске.
- Скорее это он нашел минутку, чтобы познакомиться со мной поближе, — проворчал папа. — Ты знала, что этот прохвост успел добиться аудиенции у старшего принца и утащить его на экскурсию по своей фабрике?
Я постаралась сделать лицо еще более невинным. Не сработало. У папы был огромный опыт общения с ведьмами, и при виде невинного лица он сразу начинал подозревать худшее — причем, как правило, оказывался прав.
- Знала, — констатировал он и устало прикрыл глаза. — Не то чтобы я не одобрял, Его Высочеству действительно не помешала бы хорошая встряска, а личное знакомство с незаконнорожденным кузеном подходит для этого как нельзя лучше. Но что, ради всего святого, мешало вам троим сначала согласовать визит со службой охраны?!
Я старалась не смотреть в сторону миски с печеньем, и это от папиного внимания тоже не ускользнуло.
- Мама посоветовала, — вздохнул он и отвернулся от окна. — Уволюсь. Я все-таки отсюда уволюсь, все равно все решения почему-то принимаются за моей спиной!
Я пристыженно кивнула, но признаваться, что мама давно мечтала о таком раскладе, не стала — только порылась в сумочке и достала оттуда грушевый кальвадос. Солнечный луч, пробравшийся сквозь световой колодец, заговорщически подмигнул темным янтарем на округлом боку бутыли.
- Вообще-то, — осторожно сказала я, водрузив бутыль на край стола рядом с печеньем, — я очень надеялась, что ты возьмешь небольшой отпуск и поможешь организовать охрану на нашей с Джейденом свадьбе. Сирил сказал, что на фабрике не все рады переменам, потому как некоторые должности все-таки пришлось сократить…
А еще местные не слишком обрадовались внезапной популяризации Солады, которую по-прежнему считали предательницей, — хотя использование ивуарина вместо слоновой кости ньямарангцев как раз устраивало всецело. Но запуск новой линии статуэток, вдобавок ко всему, создал шумиху и вокруг меня самой — как будто мало было гнусных шепотков вокруг того, что скульптор решил жениться на натурщице! Не говоря уже о слухах в высшем обществе, которые крутились вокруг истории о прислуге-полукровке, которая привязала к себе наследника огромного состояния…
Словом, моя супружеская жизнь обещала стать ежедневной битвой, и единственное, что заставляло меня мириться с этим, — так это то, что в этой бой я ввязывалась не одна.
- Сирил, конечно, поработает со сплетнями, но перестраховаться не помешает, — закончила я.
Папа одарил бутыль тяжелым взглядом, обреченно вздохнув, достал два стеклянных стакана.
- Вы назначили дату?
- Пришлось, — виновато кивнула я и накрыла один из стаканов ладонью, не позволив налить ни капли.
Папа потер переносицу и отставил кальвадос обратно на край стола. Кажется, он как никогда жалел о том, что ружье было надежно заперто в сейфе, а не лежало под рукой, но вслух сказал только:
- Я позвоню в Старый Кастл.
Я просияла улыбкой и, не сдержавшись, чмокнула его в щеку. Папа обнял меня в ответ и горестно вздохнул:
- Иди, наушничай леди Линдсей. Мне тут нужно пару гор свернуть, чтобы получить отпуск.
К этому моменту все новости леди Линдсей наверняка рассказали и без меня, но я все-таки послушно вымелась из отцовского кабинета. Элиаса в коридоре уже не было, так что я беспрепятственно поднялась на этаж выше и пересекла открытую галерею, соединяющую печально известное Восточное крыло Ньямарангского дворца с центральной частью комплекса.
По случаю годовщины присоединения Ньямаранга к Вайтонской Империи столицу колонии посетили принц и принцесса, и в честь их визита был организован пышный бал. Над дворцовыми башнями помпезно реяли флаги, из служебных помещений умопомрачительно пахло экзотическими сладостями, в городе готовились запускать фейерверки — а из огромного зала для приемов доносилась чарующая мелодия, оплетенная самым волшебным голосом, какой мне только доводилось слышать.
Пела несравненная Ламаи Кантуэлл, и дворец застыл в благоговейном внимании.
Ведомая неистребимой привычкой, я подкралась к залу со служебного входа. Здесь уже собрался почти весь дворцовый персонал: в темноте ниши затаились посудомойки, чья работа еще не началась, несколько горничных старательно делали вид, что черная лестница срочно нуждается в генеральной уборке, а чья-то гувернантка — сухопарая женщина в идеально выглаженной форме — стояла у самой двери с таким уверенным видом, что подвинуть ее никто не решался. В углах зала вытянулись в струнку ливрейные лакеи — и остекленевшими взглядами пялились перед собой, потому как пожирать глазами почетных гостей все-таки возбранялось. Хоть и хотелось. Сирила я безо всякого удивления обнаружила среди гостей, но не в первом ряду, где отводились места для высшей знати, а позади, в толпе крупных дельцов и успешных торговцев.
Сирила я безо всякого удивления обнаружила среди гостей, но не в первом ряду, где отводились места для высшей знати, а позади, в стоящей толпе крупных дельцов и успешных торговцев. Кузен вписывался в их общество так успешно, что никто не заподозрил бы в нем сына самой эффектной женщины, которую я когда-либо встречала.
Ламаи Кантуэлл было хорошо за пятьдесят. Это ничего не значило и ничего не меняло.
Она стояла, облокотившись о рояль, — невозможно хрупкая и маленькая даже для ньямарангки, облаченная в простое платье из жемчужно-серого шелка, и уложенные небрежной волной волосы подчеркивали изящную линию шеи и безупречную осанку, какой могла бы позавидовать королева. Ламаи несла себя с таким достоинством и уверенностью, что все остальное терялось и забывалось, оставляя в памяти лишь образ воплощенного искусства, запертого в нестерпимо прекрасной оболочке.
Она пела старую балладу из тех, что исполняли, казалось, исключительно при дворе и больше нигде и не слушали; это тоже не имело значения, потому что волшебный голос делал прекрасным все, что исполнял. Я застыла у черной двери, подглядывая в щелку, но в зале моментально нашелся наблюдатель повнимательнее.
И куда как бесцеремонней.
У Джейдена еще не было титула, но ему отвели место среди пэров — огромная честь, которой он пренебрег с такой аристократической небрежностью, что прочим дворянам оставалось разве что сделать вид, что так и было задумано: чтобы наследник гигантской финансовой империи и титула вдруг встал посреди концерта и вышел в черную дверь. К счастью, принц и принцесса покинули зал еще раньше, иначе вышло бы совсем неловко, — а так дело ограничилось тем, что прислуга из холла порскнула во все стороны, как вспугнутая стайка мальков.
Джейден едва удостоил их вниманием.
- Как ты? — он требовательно обхватил ладонями мое лицо, вынуждая чуть приподнять голову.
- Все еще беременна, а не больна, — усмехнулась я. — А ты?
Джейден неопределенно пожал одним плечом и стал чем-то неуловимо напоминать папу с последних набросков — должно быть, чрезмерно сложным выражением лица.
- Познакомился с твоей сестрой.
- Мы не слишком похожи, — понимающе улыбнулась я. — Она — настоящая красавица.
Джейден укоризненно покачал головой.
- Вы очень похожи. И я не о том. Ее фамилиар…
- Пиранья, — подтвердила я, проглотив свои возражения: к глазомеру Джейдена и его манере оценивать сходство по ушам и подбородку я так и не привыкла.
- У тебя тоже появится новый? — наконец сформулировал он.
- Еще нескоро, — подавив смешок, ответила я. — Сперва дочери должны повзрослеть. Тогда кошка и змея переплавятся в их дар, а у меня может появиться новый фамилиар — если, конечно, у меня будут еще дочери после двойняшек.
- А может не быть? — настороженно уточнил Джейден, явно все еще обдумывая что-то не слишком успокаивающее.
- Могут быть сыновья, — напомнила я, — а они дар не наследуют. Что случилось, Джейден?
- Пока — ничего, — невнятно отозвался он и уткнулся лбом в мой лоб. — Как ты смотришь на переезд в Старый Кастл лет через десять-двенадцать? Во избежание пираний в доме. И под домом.
- Наивный, — печально вздохнула я — и не стала возражать.