Бубновая дама

Глава 19

— Вы говорили, что нужно говорить правду, всегда.

Куини посмотрела в обвиняющие глаза ребенка и чуть не заплакала. Мальчик и так обездолен, а теперь еще потерял доверие и к ней.

— Иногда правда не столь очевидна. Порой даже взрослому трудно сказать, что правда, а что ложь.

— Вы говорили, что не вспыхнете огнем любви к хозяину.

Какой огонь? Это большой пожар. Если бы не мальчик и собака, пламя уже привело бы ее в отель Гарри. И она сгорела бы в нем дотла. Она уже чувствовала во рту вкус пепла, судорожно соображая, что мог услышать или увидеть Чарли.

— Ты не должен подслушивать, — сказала она.

Все это мелочи по сравнению с ее собственными прегрешениями, но ей придется как-то объясняться с мальчиком. Ведь она его наставник, его учитель.

— Я только хотел узнать, чего хотел этот красный жилет?

Она опустилась в одно из кресел.

— Ты видел и его?

— Я перелез через забор и вошел в заднюю дверь. Вы лгали сыщику.

— Я…

— Вы как будто бы встретились с мисс Питтипэт в парке.

— Мисс Петтигру.

— А ведь она иногда зовет вас кузиной.

— Мы не родственники, клянусь. Это ласкательное имя. — Куини погладила его по растрепанным кудрям. — Ты понял?

— А еще мисс Питтипэт сначала пытается назвать вас Куи или вроде того.

— Мисс Петтигру. Видишь, ты сам не можешь запомнить ее имя, так что ничего удивительного в том, что она тоже говорит неправильно.

Чарли ковырял носком ботинка пол.

— Ты думаешь, она имеет в виду Куини?

— Да, которую все ищут.

Куини вздохнула.

— Ты хочешь знать правду?

— Вы сказали, что есть такой приказ.

— Библейская заповедь, Чарли. Хорошо. Только я не могу рассказать все, это небезопасно для тебя.

Чарли всю жизнь провел на краю опасности, знание всегда служило парню защитой.

— Лучше знать, кто стоит у тебя за спиной, чем вдруг увидеть его нож в животе.

Она вздрогнула от ужаса.

— Так вот, женщины, которую они ищут, Куини Деннис, больше нет. Ее на самом деле и не было никогда. Ее много лет назад придумали, как волшебную сказку. Я пыталась стереть эту сказку, чтобы избавить от боли одну семью. Но кое-кто ищет девушку, чтобы погубить ее. Или меня, потому что я знаю о ней. Эти люди злые, Чарли, ни пойдут на все, лишь бы спастись от виселицы. Так что Куини Деннис лучше быть мертвой и похороненной во Франции.

— Я не позволю никому вас обидеть. Мы с Парфе можем за вами приглядывать вместо лорда Хэркинга.

— Спасибо, но это крайне опасно для всех нас. Я себе никогда не прощу, если из-за меня что-нибудь случится с тобой или Парфе. Скоро я расскажу правду хорошим людям, когда они вернутся в Лондон. Надеюсь, тогда они защитят нас всех.

— Но вы не уверены?

Куини покачала головой, не желая больше лгать ребенку.

— Между прочим я тоже сирота, как и ты.

— Это чистая правда?

— Так мне говорили.

Чарли достал из пакета пирожное и протянул ей, что она восприняла как знак прощения. Куини взяла его, несмотря на сухость во рту и комок в горле. Парфе тут же положил ей голову на колени, она поделилась с ним и, пока он ел, гладила его по курчавой голове. Чарли достал себе пирожное с малиновой начинкой.

— Мне говорили, я родился под капустным листом.

— Откуда ребенок может узнать? — спросила Куини, обращаясь скорее к себе. — И как взрослой женщине понять, что есть правда?

— У вас была мама, чтобы чему-то вас научить, — сказал Чарли, вытирая рукавом рот. — А у меня ее никогда не было.

— Да, у меня была женщина, которая называла себя моей матерью. Она научила меня шить, чтобы я смогла заработать себе на жизнь. Научила вести себя как леди, чтобы я могла общаться с клиентами. Нанимала учителей, которые дали мне образование, чтобы я не пропала. И она тоже лгала мне.

— Говорите про себя. Она не могла лгать.

— Нет, она лгала. И теперь я не знаю, кто я.

— Вы не вертихвостка.

— Да, и никогда ею не стану.

— Значит, все в порядке. Мы и дальше сможем держать магазин, а не прятаться в каком-нибудь коттедже среди лесов.

Куини была тронута намерением Чарли последовать за ней, куда бы она ни пошла. С другой стороны, она сама собиралась взять его с собой, куда бы ни отправилась, за исключением тюрьмы. Возможно, лорд Хэркинг позаботится о мальчике, найдет ему место у себя в Линкольншире.

— А как же мистер Рорк? — спросила она.

— Вы что, думаете, я пойду доносить на вас на Боу-стрит? — с негодованием воскликнул Чарли. — После того как вы наняли меня, приютили и все такое?

— Он бы хорошо тебе заплатил, если бы ты рассказал ему про мисс Петтигру.

— Вы достаточно мне платите. К тому же деньги — это еще не все.

Куини притянула мальчика к себе и обняла за худенькие плечи.

— Я знаю. И этим ты десятикратно отблагодарил меня.

Она устала до изнеможения, хотя обычно ложилась спать намного позже. Но ей следовало еще поработать, сделать эскизы, просмотреть счета, тем более что сегодня она практически не занималась делами: суматошное утро в магазине, прием у леди Дженнифер, истерика Хеллен, допрос Рорка, обвинения Чарли.

И разумеется, Гарри, ее Гарри, лорд Хэркинг. Мужчина, который мог бы восхитить даже Молли, ненавидевшую весь мужской пол. Ну и что она теперь будет с ним делать?

Если еще не слишком поздно что-то менять.

Во всяком случае, не стоит обдумывать столь сложные вопросы на ночь глядя. У нее будет для этого вся оставшаяся жизнь. А сейчас Куини хотелось лишь рухнуть на кровать, прямо в одежде, если не удастся справиться с лентами и шнурками. Хотя знай, что это платье снимается так легко, бедный Чарли был бы возмущен еще больше.

Единственным плюсом в ее усталости было то, что, когда она заснет, не будет видеть кошмаров и просыпаться, крича о помощи, которая так и не придет. Наверное, сегодня она слишком устала, чтобы волноваться, не упадет ли с крутого обрыва на дно какой-нибудь расщелины, усыпанной обломками. Забытье может быть желанным, ведь все равно никто не придет ей на помощь.

Лорд Хэркинг пришел бы, позови она его. Пришел бы, словно рыцарь на белом коне, сказочный герой, преданный, могучий, готовый сразиться с драконом, чтобы защитить свою даму. Много ли кавалеров в доспехах решились бы быть поджаренными огнедышащим врагом? Но услышит ли он, что она зовет его во сне? Действительно ли родственные души чувствуют желания и страхи друг друга, как говорят поэты? Все это чушь. Гарри просто заботится о ее безопасности. Он хочет ее, по крайней мере, сейчас, но все это может оказаться лишь прекрасной мечтой, волшебной сказкой или новым кошмаром ее жизни.

Несмотря на усталость, Куини сняла платье, умылась и в ночной рубашке подошла к зеркалу. Короткие волосы не требовали особого ухода, корни были еще темными, слава Богу. Она легла в постель, более чем готовая уснуть.

Но тут заскулил Парфе.

Вздохнув, Куини похлопала по краю матраса.

— Хорошо, можешь лечь рядом.

Пес не откликнулся на приглашение, видимо, он был внизу с Чарли и ужинал бисквитами. Что доказывало, насколько она плохая хозяйка, не говоря уже о других ее грехах. Значит, стенания и вздохи доносились из соседней спальни.

— Хеллен, ты не спишь? Ты здорова? — спросила Куини, отчаянно не желая вставать с постели.

— Не-е-ет, — послышалось из-за тонкой стены. Что нет? Она не спит или нездорова? Может, Хеллен тоже приснился кошмар? Всхлипы стали еще громче. Куини пришлось вставать. Накинув одеяло вместо халата, она босиком отправилась в спальню подруги.

Хеллен не приняла лауданум, не заснула, она ждала, когда уйдет Рорк. А теперь она рыдала, свернувшись калачиком, и больше походила на мешок тряпья, оставленный под дождем.

— Все погибло, — причитала она.

— Нет, я думаю, что какое-то время Рорк не будет нас беспокоить.

Куини поставила свечу и в который уже раз стала объяснять, что именно рассказала сыщику, в надежде, что Хеллен сумеет запомнить. Потом на всякий случай растолковала, почему Хеллен называет ее кузиной.

— Мы стали близкими подругами, вот и все. Мадам Лекарт — слишком официально, а Дениз — слишком фамильярно для наемной работницы. Кроме того, можно сказать, что твоей матери удобнее, чтобы люди считали нас родственницами, тогда получится, что ты работаешь не у постороннего человека.

— Мама убьет меня, если я не скажу ей, кто ты.

— Но Эзра может убить Валерию, если решит, что она собралась на Боу-стрит.

Высморкавшись в носовой платок Куини, поскольку ее собственный был уже мокрым, Хеллен сказала:

— Это не все.

— Может, обсудим остальное утром? Для меня это был день испытаний.

— Утро ничего не изменит. Он и тогда не женится на мне.

Немного подвинув подругу, Куини села на кровать.

— Джон Джордж? Мистер Браун?

— Кто же еще, глупая?

Уставший разум Куини отказывался понимать, что так беспокоит Хеллен.

— Он что, хотел на тебе жениться вечером и не женился?

— Он хотел, я знаю. Я не имею в виду получить специальное разрешение или бежать тут же в Гретна-Грин. Он хочет сделать мне предложение, я уверена. Для этого и пригласил на обед с родителями в их гостинице. После воскресной службы.

— Прекрасно. Значит, у него честные намерения.

— У честного человека всегда честные намерения. Но теперь он уже не сделает мне предложение.

— Конечно, сделает. Он же любит тебя. — Куини успокаивающе похлопала Хеллен по руке, потом встала и потянулась за свечой.

— Нет, Джон Джордж не женится на мне. Ему не позволят, — снова запричитала Хеллен.

— Глупости. Его родители будут рады иметь такую красивую, воспитанную невестку, идеальную жену для директора школы. Ты очаруешь его родителей и патронов, ученицы тебя полюбят. Ты поможешь девушкам разбираться в фасонах, если они захотят работать служанками леди. Родители мистера Брауна наверняка дадут свое благословение.

— Дело не в родителях!

Если подругу беспокоит не встреча с будущими родственниками, то, возможно, деньги. Мистер Браун никогда не станет богатым титулованным джентльменом и всегда будет верным, слава Богу.

— Твоя мать поехала за приданым, а барон ни в чем ей не откажет. — За исключением разрешения на брак, подумала Куини. — Мистер Браун с удовольствием будет обеспечивать тебя всем, чего ты заслуживаешь, постепенно продвигаясь по службе. А я подберу тебе гардероб, так что ему не придется тратить деньги на свадебный наряд. Ты во всех отношениях выгодная сделка, моя дорогая.

Хеллен продолжала всхлипывать.

— Была. Когда он считал меня дочерью барона, пусть и незаконнорожденной. Но теперь я еще и обманщица!

— Что? Ты нашла другого мужчину? — Куини готова была задушить несносную девчонку.

— Нет, конечно. — Хеллен хотя бы перестала стенать. — Но Джон Джордж все узнает, когда этот ужасный сыщик выяснит правду.

Господи, опять эта правда.

— Если мистер Браун охотно принял тебя как дочь твоей матери, почему ты думаешь, что он изменит свое мнение из-за пары не совсем правдивых показаний?

— Потому что люди, которых мы обманываем, — его работодатели, дурочка! Они платили за его образование, назначили директором в новой школе. Без их покровительства он бы помогал отцу и братьям пахать землю или занимался разваливающейся гостиницей. Он должен быть благодарным лорду Карду и капитану Джеку и не обманывать их доверия.

— Им незачем знать… — начала Куини.

— Если я расскажу Джону Джорджу правду, как и положено жене, ему придется рассказать ее и им. А если не скажу, а они узнают, он лишится работы.

— Не понимаю, почему они должны его вдруг уволить. Как они могут винить его за то, чего он, возможно, и не знал.

— А еще думаешь, что умная! Граф и его брат не захотят, чтобы одна из твоих подруг имела отношение к их школе, раз не откликнулась, когда они приглашали всех, кто что-либо знает о Куини. Они уже не будут доверять ни мне, ни Джону Джорджу, не говоря о том, что они решат насчет тебя.

— Я собираюсь…

— Ты прособираешься, а потом уже будет слишком поздно.

— Мужчина обязан доверять своей жене. А если Эндикотты настолько суровы в своих приговорах, тогда мистеру Брауну лучше поискать другую работу.

— Всем будет известно, что лорд Кард был его благодетелем! Как Джон Джордж найдет приличную работу без рекомендаций графа? Ты знаешь, что это невозможно.

— Трудно, но возможно. У тебя будет приданое, чтобы жить, пока он не найдет подходящую школу.

— На эти деньги мы собирались купить маленький домик в Лондоне, чтобы наша семья жила подальше от школы и учениц. Кроме того, Джон Джордж слишком горд, чтобы пользоваться деньгами жены, да и приданое будет не так уж велико, зная барона.

Куини вздохнула.

— Тогда вы можете жить в гостинице его родителей, пока он не подыщет себе место. Я знаю, он любит семью. Они будут обожать тебя, и ты полюбишь их.

— Они же фермеры и трактирщики, — простонала Хеллен. — А ты знаешь, как я люблю красивые платья и развлечения. Как я буду жить в пустынной гостинице, среди капусты, репы и коров? Я ни разу в жизни не покидала Лондон.

— Если ты любишь его…

— Джон Джордж перестанет любить меня, если я стану причиной крушения его надежд.

— Успокойся, мистер Браун — человек постоянный. Ты же сама восхищалась его честностью и преданностью.

— А вдруг я недостаточно люблю его, чтобы жить с его старой матерью в скучном деревенском захолустье?

— Тогда, видимо, тебе не стоит выходить за этого человека, раз тебя мучают подобные сомнения.

Хеллен опять заплакала. Куини тоже.

Мужчины, конечно, не плачут. Они пинают столбы, ругаются и напиваются до беспамятства.

Но все это не возымело действия на Гарри. Исчерпав запас бранных слов, он сидел в номере отеля с бутылкой в руке, опустив ноги в таз с холодной водой. Прекрасно обставленная комната казалась холодной и пустой, впрочем, так же он чувствовал и себя. Он хотел к своим книгам, хотел удобно устроиться в потертом кресле, накинув выцветший халат, и любоваться картинами Стаббса[1] на стене, а не полированным деревом, сверкающими зеркалами, бархатными портьерами и натюрмортами, на которые смотрели уже сотни незнакомцев.

Гарри хотел домой.

Или к мадам Лекарт, кем бы она ни была.

Но единственное, что он мог сделать, — это выпить глоток бренди.

Несколько минут спустя он снова стал ругаться.

Черт возьми, прежде всего, он человек чести, которую защищал всю свою сознательную жизнь, стирая пятна с имени семьи. Он верил, что только так и надо поступать, верил в себя. Своим правильным поведением он исполнял долг перед титулом, имением, своими предками и наследниками. Отец был распутником, мать проституткой, и Гарри обещал себе, что женится на достойной женщине. Он уважаемый, преданный долгу человек, слишком правильный, чтобы оступаться, но тогда Гарри сам выбрал для себя этот путь и с удовольствием шел по нему.

А теперь он совершенно недоволен. И не будет доволен, даже если опустит свою горящую плоть в холодную воду. Вероятно, он никогда уже не будет улыбаться. Постель его пуста, как и объятия… как и его безрадостное будущее.

Но ради чего ему эти мучения? Чтобы заслужить хорошее мнение людей, которые не лучше, чем хотят казаться, а зачастую намного хуже? Почему он должен соответствовать более высоким нормам морали, чем другие? А как же его личное счастье?

Да, он предполагал найти со временем порядочную женщину, которая могла бы стать виконтессой, быть принятой в его обществе и высшем свете Лондона. Она была бы верной и плодовитой, исполняла бы свой долг, как и он свой.

Проклятие!

Это действительно было бы проклятием.

Но мужчины не плачут. Разве что в глубине души.