Бубновая дама

Глава 8

Но прежде он спросил позволения. Не словами, а взглядом, поднятием бровей, тем, как медленно склонился к ее губам.

Куини ответила «да». Не словами, а подняв лицо и закрыв глаза. Она говорила себе, что хочет лишь выразить лорду Хэркингу свою благодарность. Одному Богу известно, что могло случиться, если бы не он. Хеллен могла принять оскорбительное предложение. Хуже того, ее мог утащить какой-нибудь хам, не принимающий отказа на свое предложение. Штопальная игла Куини не могла служить особо действенным оружием против решительного пьяницы или распутника. Плохо уже то, что их с Хеллен оскорбляли, даже щупали, несмотря на доблестные усилия лорда Хэркинга и Брауна. Его сиятельство не предполагал, что ему придется исполнять обязанности телохранителя, когда предлагал сопровождать их на бал. Так что Куини просто благодарна ему, вот и все.

Нет, далеко не все. После такого вечера ей хотелось чего-нибудь приятного и незапятнанного, чего-нибудь хорошего и настоящего. Виконт Хэркинг оказался самым приличным из всех ее знакомых. Он действительно искал своего зятя и не смотрел во время танца на полуобнаженных женщин. Невзирая на его очевидное неприятие распущенности, виконт остался, чтобы услужить ей.

Кого она старается обмануть? Да, она благодарна, да, он истинный джентльмен. Но больше всего на свете она хотела поцеловать лорда Хэркинга. Что и сделала.

Земля не дрогнула под ногами. Молния не пронзила ни темное небо, ни ее сердце. Не раздались ни звон колоколов, ни пение небесного хора.

Губы у него были теплыми и нежными. Лимонный запах свежим и чистым. Сильная рука на ее спине ни к чему не принуждала. Куини могла в любой момент отступить, но, сама того не сознавая, ждала этого. Пусть он лорд, а она незаконнорожденная, притворяющаяся деловой женщиной, это мгновение принадлежало ей, и оно было прекрасным.

Кто-то деликатно кашлянул.

Они стояли на улице, у всех на виду, в неприличном объятии. Хуже того, они почти незнакомы, из разного круга и никогда больше не встретятся. Куини подняла руку ко рту, словно желая стереть тепло его губ, память о нем.

Гарри знал, что должен извиниться, хотя не чувствовавал какого сожаления. Да и мадам Лекарт… черт побери, он уже не мог ее так называть… да и Дениз это понравилось, судя но ее тихому вздоху. Кстати, Браун тоже не извинился перед Хеллен. Разумеется, Гарри и не думал брать уроки поведения у новоиспеченного учителя. В чем он действительно нуждался, так это в холодной ванне.

Должно быть, он хотел поцеловать эту женщину с того момента, как увидел ее, поэтому безумно рад, что наконец сделал это. С подобными делами лучше покончить сразу, как с визитом к зубодеру. Если бы еще не это желание поцеловать ее снова. И снова.

Проклятие!

— Благодарю вас, — сказал он, надеясь, что голос у него не будет дрожать так, как дрожит все естество.

— Благодарите меня? — глупо переспросила Куини.

Ее способность соображать улетела на крыльях страсти. Он благодарит ее за короткий, неопытный, как у школьницы, поцелуй?

— За то, что вы не укололи меня своей иглой.

— О!

Конечно, Гарри бы не ограничился единственным поцелуем, но они стояли на улице, их ждала карета, а один из грумов тихо покашливал, делая вид, что проверяет упряжь. Хеллен с Брауном уже садились, пока второй грум придерживал дверцу. Гарри понимал, что на глазах у остальных не стоит находиться так близко к Дениз, однако не мог вынести мысли, что все его надежды рухнут с конном этого вечера.

— Может, вы поужинаете со мной? Предложение касается всех. Очень не хочется, чтобы вечер закончился так скверно. — Увидев, что Куини вытирает рот, Гарри поспешил прибавить: — Нет, я имею в виду не поцелуй, а бал. Хотелось бы вспоминать нечто более приятное.

Более приятное, чем его поцелуй? Куини считала это невозможным, но согласно кивнула.

Хеллен беспокоило ее запачканное платье.

— Можно поужинать в моем отеле. Шеф-повар там просто волшебник, на столах свечи, никто даже не заметит, Или, если хотите, можете завернуться в свою шаль. Пожалуйста, я буду очень рад вашему обществу.

— Знаете, я никогда еще не ужинала после танцев. — И в первоклассном отеле Хеллен тоже никогда не ужинала.

Браун тоже проголодался, а в «Красном и черном» уже наверняка не было ни персонала, ни еды.

Они поехали в «Гранд-отель», портье которого испытал облегчение, поняв, что Гарри не поведет женщин в свой номер. В конце концов, у них респектабельная гостиница.

Метрдотель в обеденном зале сморщил нос при виде женщин в смелых, роскошных туалетах, находившихся в легком беспорядке. Но солидные чаевые Гарри вернули улыбку на его лицо, равно как и обращение Куини на родном ему французском.

Пока они ждали заказ, Куини пыталась вести беседу. Однако ей не хотелось говорить о бале. О своем прошлом. Или о будущем.

Хеллен помочь не могла, расстроенная испорченным платьем и крушением своих надежд. Мистер Браун мало что мог рассказать про успехи в новой школе, а Куини предпочла не выдавать свой, интерес к лорду Карду и капитану Эндикотту.

Да, погода весьма холодная, что неудивительно, ибо весна пока не началась. Да, отель элегантно обставлен, канделябры в холле просто изумительны. Вино, заказанное лордом Хэркингом, превосходно, а скрипичная музыка звучит как восхитительное сопровождение.

Вскоре, слава Богу, подали суп, так что отпала необходимость в пустой болтовне. Но, когда унесли тарелки, Куини сказала виконту:

— Жаль, что мы не отыскали вашего зятя на балу. Что же вам теперь делать?

Гарри чуть не поперхнулся вином. Теперь он собирался зайти к Рашель Пуатье, о чем, разумеется, не мог сообщить дамам. Наверняка Дениз сочла его негодяем за поцелуй на улице, а уж если он признается, что намерен посетить бордель, то сразу окажется в ее глазах законченным распутником.

— У моего друга Кэмдена есть кое-какие соображения, где может находиться Мартин.

— Значит, вы еще не сразу вернетесь домой?

— Нет.

Пока официанты подавали следующее блюдо, Гарри и Куини молчали, обдумывая возможности — и невозможности. Тем временем хорошее вино и черепаший суп вернули Хеллен некоторую живость.

— Ваш друг очень милый. И прекрасный танцор. Он также умеет интересно рассказывать.

— Да, вы правы, Кэм хороший парень, — ответил Гарри. Затем посмотрел на мадам Лекарт и, поняв, что вряд ли ее недовольство вызвала превосходная телятина, добавил: — Но старина Кэм закоренелый повеса. Его не увидишь дважды с одной и той же дамой. — Поскольку Гарри видел друга только несколько раз в году, то говорил правду. Не было ложью и его следующее утверждение: — И я не слышал, чтобы он когда-либо содержал любовницу.

Гарри понятия не имел, считал ли Кэм любовницами всех своих многочисленных женщин, замужних, вдов, просто доступных. И предпочитал не знать.

Дениз одарила его благодарной улыбкой. Отчасти Гарри отнес ее к одобрению вина, отчасти — к охлаждению пыла маленькой дурочки.

— Кэм признался мне, что подумывает о женитьбе и наследниках. А он никогда не выставит жену на посмешище своими… э… посторонними интересами.

По крайней мере, Гарри надеялся, что до конца медового месяца друг точно не возобновит посещение балов полусвета и борделей.

Вздохнув, Хеллен вернулась к еде, а француженка с сомнением подняла черные брови.

— Не все мужчины становятся неверными супругами. — Гарри сам не знал, почему ему так хочется убедить мадам Лекарт в том, что он не похож на остальных представителей своего пола. — Я, например, собираюсь уважать свои брачные клятвы.

— Я тоже, — добавил Браун. Язык у него слегка заплетался от вина и близости Хеллен, которая слизывала с губ соус. — Иначе мама выпустила бы мне кишки. Так же, как и моему отцу. Папа ни разу не посмотрел на другую женщину за все годы, пока они женаты.

— Очень… похвально. — Куини приложила к губам салфетку, отчего у Гарри закружилась голова.

— И я знаю, капитан Джек поклялся в верности мисс Силвер. Говорят, иначе она бы не дала согласия. И я слышал, что лорд Кард не оставлял жену с тех пор, как они поженились и у них появился ребенок. Сейчас они ждут второго.

— Рада за обе пары, — ответила Куини.

Она совсем не удивилась, что лорд Кард верный муж, а вот насчет капитана, владельца игорного клуба и отъявленного бабника, у нее были сомнения. Правда, оба до сих пор исполняют свой обет найти сестру, значит вполне возможно, что не нарушают и другую клятву, если умеют так держать слово.

— А как насчет вас? — спросил Гарри, прерывая ее размышления.

— Меня? Вообще-то я не думала ни о замужестве, ни о повторном браке, ни тем более о нарушении супружеской верности.

— Неужели такую красивую женщину не интересует брак? Я полагал, все женщины рождены, чтобы желать обручального кольца.

— Потому что не существует другого пути, чтобы иметь дом, семью, уверенность в будущем. У меня есть магазин.

— Почему вы не хотите иметь и то и другое?

— Чтобы собственным трудом содержать бездельника? Который сам ни на что не годен, но будет иметь право на мои доходы и власть решать все за меня? Я бы не позволила контролировать меня ни одному мужчине.

Но Гарри знал, что таков закон, ибо женщины, как и дети, не способны управлять своими делами.

— А любовь? Не заставит ли нежное чувство изменить ваше мнение?

— Я не романтик, верящий красивым стихам. И потом, можно ли доверять мужчине, если он увидит, что я успешно веду свои дела? Тогда я стану кем-то вроде молодой светской леди с большим приданым, которой не дано знать, что привлекает ее поклонника — она сама или то, что она принесет вступлением в брак.

Гарри до сих пор не задумывался, чем руководствуется женщина, когда подыскивает себе лучшую партию.

Хотя твердо знал, что его возмущает интерес лишь к его титулу, количеству земли или счету в банке.

— По-моему, настоящая любовь предполагает доверие, но я не знаток и не поэт. А если у джентльмена будут собственные деньги? Вы бы вышли замуж за богатого человека, который не нуждается в ваших доходах?

— Состоятельные люди обычно не позволяют своим женам работать. Из гордости, боязни сплетен, из желания, чтобы супруги посвящали себя только им, а не занятию делом.

Гарри понимал, что и здесь она права. Он бы вряд ли позволил жене каждый день уходить в магазин, независимо от того, сколько она зарабатывает. Содержать семью — долг мужчины. Благотворительность, ведение домашнего хозяйства, воспитание детей — самое подходящее занятие для виконтессы.

Мадам Дениз Лекарт совсем не подходит на роль виконтессы. Он понимает это и без указания Кэмдена. Единственное, что ему хочется узнать, — может ли такая красивая молодая женщина, не выбравшая себе древнейшую в мире профессию, быть верной женой. Конечно, его это не касается, да и вопрос, заданный напрямик, оскорбителен, ведь он всего лишь незнакомец, разделивший с ней танец, поцелуй, а теперь ужин.

Но Гарри действительно хотел знать.

Мадам не поддержала беседу о любви, браке, поэзии, ограничившись похвалой каплуна в сливовой подливке. Как истинный джентльмен, которого пока не интересовали ни брак, ни приданое будущей жены, Гарри поддержал тему.

— Если вы считаете, что обед неплох, подождем вашей оценки сладкого блюда. Шеф-повар тут специализируется на особых десертах. При готовке он пропитывает их бренди, а затем, подав на стол, поджигает. По настоянию администрации при этом всегда дежурит официанте ведром воды на случай пожара, ибо такое несчастье однажды произошло.

Хеллен, как ребенок, захлопала в ладоши:

— Не могу дождаться!

Гарри понял, что мадам Лекарт права: Хеллен слишком молода, чтобы вступать в греховную жизнь, несмотря на ее воспитание и предполагаемые надежды. Увы, он знал несколько мужчин, которые получают удовольствие, губя невинных девушек. Видимо, Джон Джордж Браун не относится к их числу. Бедный парень совсем помешался или захмелел от вина. Если бы он мог пробыть в Лондоне подольше, то соединил бы эту пару, размышлял Гарри. И этим снял бы с мадам Лекарт хоть одну заботу. Официальный брак, утвержденный церковью и законом. Хеллен — жена школьного учителя? Поначалу он даже сомневался, умеет ли девушка читать, однако меню она прочла, за исключением французских названий, которые перевела ей Дениз. Но ее воспитывали не для того, чтобы готовить, убирать, растить детей, а лишь для ублажения мужчин, поэтому Бог знает, что ждет ее в будущем, несмотря на желание подруги.

Гарри снова задался вопросом о происхождении мадам Лекарт. Ее тоже воспитывали ублажать мужчин? Вряд ли. Порой ему казалось, что Дениз не любит мужчин как таковых. Научена ли она быть женой и матерью? Видимо, нет, судя по ее желанию самостоятельно обеспечивать себя. Довольно странное воспитание — обучить ее ремеслу, сделать такой независимой, такой уверенной в своем таланте модистки. Черт побери, он не мог спросить об этом ни ее, ни месье Лекарта.

Тем временем Куини оставила попытки вести беседу, позволив мистеру Брауну с Хеллен разговаривать об их любимых десертах, а себе — подумать над словами лорда Хэркиша. Он собирается быть верным мужем? Надо полагать, лжет. Или слишком оптимистичен, поскольку даже не имеет невесты. Откуда ему знать, как он поведет себя через год после женитьбы, через два, через десять лет? Вдруг его жена окажется сварливой, потеряет привлекательность или растолстеет, родив первого ребенка? Останется ли он верен своим клятвам? Молли говорила, что нет таких мужчин. Куини знала, что не меньше половины мужчин на киприйском балу женаты. А глядя на вторую половину, совсем не верилось, что золотое обручальное кольцо сможет превратить распутников в примерных мужей, избавить от склонности волочиться за юбками. Даже мистер Браун признавал, что лишь страх вынуждает его оставаться честным. А если б его жена была кроткой мышкой? Сбился бы он тогда с пути?

Возможно, именно любовь удерживает пары от греха. Не испытав подобного чувства, Куини могла судить о нем по глупым стихам да любовным романам, однако ничто из этого сейчас не имело для нее значения. Браун никогда не сделает предложение Хеллен. Этим он погубил бы свою карьеру. Пэр никогда не женится на модистке. Иначе лишится своего положения в обществе. А девушка, которая захочет пойти на все ради любви, погубит свою жизнь.

Куини говорила себе, что устала, морально и физически, раз думает об этом. Как учила ее Молли, женщине совсем не требуется мужчина, чтобы остаться в живых или быть довольной, поэтому Куини планировала свою жизнь согласно уроку матери. У нее свое дело, с которого она будет получать доход, умение рисовать для удовольствия, собака для компании. А размышлять после одного вечера, будет ли верен лорд Хэркинг своей жене, просто глупо. Хотя поцелуй заставил ее думать, что полноценная жизнь — это не только хороший счет в банке, интересная работа и красивая собака. Куини отодвинула нетронутую тарелку.

— Оставлю место для десерта, — с улыбкой сказала она встревоженному официанту.

Но им не суждено было ни увидеть, ни попробовать ни одного из прославленных огненных творений шефа.

Вошли трое мужчин, которых метрдотель усадил за стол в углу, неподалеку от них. Мужчины, все старше Гарри, заказали обед и три бутылки вина, хотя выпили уже достаточно за этот вечер. Их речь была невнятной, голоса слишком громкими, узлы галстуков были распущены, позы небрежны, особенно у того, который тут же заснул на стуле. Прежде чем его голова упала в корзинку с булочками, один из друзей прислонил его к стене, вызывающе рассмеявшись.

— Дама, оставшаяся без кавалера на балу, — пошутил он.

— Если бы это было так, мы бы сейчас здесь не сидели, — раздраженно заметил третий. Он был почти полностью лысый, сюртук едва сходился на животе. — Несправедливо, что всех красивых девиц увели до нашего прихода. Остались только беззубые старые проститутки с выменем до колен. Может, я и пьян, но до этого не опущусь.

Более трезвый друг поднял бокал, расплескивая вино.

— А раз мы достаточно трезвы, чтобы это понимать, я собираюсь продолжить. Ночь еще не кончилась, Фордайс. Кто знает, может, нам еще удастся найти красивую женщину. Сводник, который привез нас сюда, дал кучу адресов.

— Там одни проститутки.

— А кого ты рассчитывал встретить на кипрйиском балу? Дочь герцога или иноземную принцессу?

— Я думал, там будут проститутки классом повыше. Если б я хотел принести жене сифилис, то взял бы шлюху и на Ковент-Гарден. — Он грохнул кулаком по столу. — Я хороший муж, да.

Проходивший мимо старший официант попросил их не шуметь:

— Это респектабельный отель, джентльмены, а не публичный дом.

— Респектабельный, как же! — Фордайс указал пальцем на стол Гарри. — Мы же их там видели, Ренфру! Верно? Разве я могу не узнать черноволосую красотку, произведшую фурор? Особенно в этом платье. Мужчины возбуждались при одном взгляде на нее.

Гарри стал подниматься из-за стола, но Куини удержала его.

— Хоть он пьяница и грубиян, но в чем-то прав, — тихо сказала она. — Мы с Хеллен были там, куда ходить не следовало. Но мы пошли, так что должны расплачиваться за это. — Куини попыталась улыбнуться. — По крайней мере, он заметил мое платье.

— Ш-ш-ш, — предупредил друга Ренфру, — ты ведь не хочешь оскорбить лорда?

— Какое мне дело? — процедил Фордайс. — У него-то есть красивая женщина на ночь.

— Я слышал, он ловко работает кулаками. А эта девушка под его защитой, к сожалению.

— Зато другая-то нет. Я видел, как она выставляла себя напоказ, подыскивая богатого покровителя. И строила глазки Кэмдену, разве не так?

— Уж если Кэмден не смог заплатить ей столько, сколько она потребовала, тебе нечего и пытаться.

Фордайс выругался. То же самое сделал Браун.

— Я не проститутка. — Глаза Хеллен наполнились слезами.

— Разумеется, нет, дорогая. — Побледнев и чуть не плача, Куини повернулась к Гарри: — Милорд, не уйти ли нам? Я уже не хочу никакого десерта.

— Да, конечно. Прошу меня извинить, я думал, этот отель более высокого класса. — Гарри велел официанту прибавить несъеденный десерт к его счету.

— Но ваш десерт уже несут, — запротестовал официант. По мрачному виду Гарри он понял, что его чаевые будут урезаны.

— Брось его свиньям. — Гарри указал на пьяниц.

Браун помог Хеллен накинуть шаль, затем, неловко повернувшись, чтобы следовать за Гарри и Куини, споткнулся о соседний стол. Он попытался удержаться и схватился за скатерть. Тарелки, бокалы, две бутылки вина рухнули на колени пьяниц.

— Извините меня, — произнес несчастный учитель. — Я так неловок.

Он хотел поправить оставшуюся бутылку, но только опрокинул ее.

— Извините, — повторил он. — Совсем плохое зрение.

Спящий мужчина вскочил и с криком ударил толстяка Фордайса. Тот упал на повара, несущего поднос, на котором возвышался пропитанный бренди и увенчанный грушей торт, предназначенный в качестве десерта для Гарри. Повар разразился проклятиями по-французски. Официант, стоявший с ведром, решил, что десерт загорелся вместе с поваром, и окатил того водой.

Хеллен зааплодировала.

Гарри велел испуганному официанту включить в счет также все, что они испортили. Зрелище стоило каждого затраченного пенса.

Куини смеялась.