Морщина на лбу Эдгара разгладилась. Он пожевал губу и уточнил:
– Ты уже когда-нибудь это делала?
– Нет, – честно ответила я. – Я же следователь, а не доктор.
– А доктора у вас так делают? – продолжил выспрашивать он, с одной стороны боясь поверить в чудо, а с другой стороны боясь ошибиться. И его можно понять.
– Нет, – я в второй раз отрицательно покачала головой. – У нас в мире нет магии, следовательно, нет таких заболеваний. Но есть другие, где от нарушения диеты образуются в организме уратные камни. И эта жидкость способна их растворить.
У меня у самой появилось желание поверить в чудесные свойства можжевеловки, которые нам периодически описывал помпрокурора.
– И как быстро они растворяются? – Эдгар не терял надежды. И, кажется, был готов мне довериться.
– Долго, – вздохнула я. – Но разве у вас есть другой выход?
– А неси! – махнул он неожиданно рукой. – Терять мне больше нечего. А маньяков без меня точно ловить некому.
Если вы думаете, что я сошла с ума, собираясь капать в глаза самогон просто так, то вы ошибаетесь. Я пару раз это делала. Не совсем, конечно, капала. А протирала ватной палочкой папилломки, которые иногда вылазили на обратной стороне века. Боль и дискомфорт они вызывали ужасные. Однако через некоторое время, когда жжение проходило, противные наросты чудесным образом исчезали. Не ураты, конечно, но другой альтернативы у нас не было.
Я сбегала в чулан, откопала бутыль. Из нее налила небольшое количество в крохотный пузырек, обнаруженный на кухне, и вернулась в кабинет.
– Принесла свое чудо средство? – поинтересовался Эдгар, почувствовав мое возвращение.
– Принесла! – я застыла напротив него, не зная, что делать дальше.
– Иди и капай, чего стоишь? – прикрикнул он на меня.
– Его нельзя капать, – пролепетала я, смущаясь и видя, как темнеет лицо пациента. – Им нужно мазать проблемные места.
– Тогда иди сюда и мажь! – приказал он.
– Простите, но я боюсь, что мне так будет неудобно, – пролепетала я. – Не могли бы вы перейти в кровать?
– Эх, чего только не сотворишь ради прихоти маленькой девочки! – проворчал он и встал. Я же постаралась сдержать смешок. Маленькой девочкой меня лет двадцать никто не называл. А дальше я впервые видела, как он перемещается по помещению. Сэр Фэлкон передвигался исключительно вдоль стены, точно помня направление движения.
Вот он встал из кресла, развернулся и уперся рукой в стену. Затем отсчитал десять шагов вправо. Нащупал двери. Шагнул в проход. Дальше по кругу, избегая столкновения с мебелью, добрался таким образом до кровати.
– Ты ее заправила? – уточнил непонятно зачем. Но потом я поняла. Он рухнул в нее прямо в одежде. Даже обувь не снял. Сложил руки на груди и сказал:
– Я готов! Лечи.
Из мягкой ветошки, которую предварительно обеззаразила заклинанием, я соорудила что-то наподобие турундочки. Обмакнула кончик в самогон и склонилась над лицом мужчины, впервые разглядывая его настолько близко.
Что меня поразило, так это его безупречная кожа. На ней не было ни прыщика, ни единой черной точки. Словно это дамочка только что вышла из салона красоты. Затем я себя мысленно обругала, склонилась еще ниже, решительно сняла повязку и развела двумя пальцами веки на одном глазу.
На меня глянул страшный желто–коричневый камень. Только бояться было некогда. Я крепко сжала зубы и как можно более аккуратно протерла его поверхность самогоном. На всякий случай отступила назад. И, похоже, сделала правильно.
– Что ты со мной сделала, ведьма! – взвыл вдруг больной, сжимая ладони в огромные кулаки. – Я же тебя придушу, как только поймаю!
Я, конечно, понимала, что поймать он меня не сможет. Магическое зрение было не настолько сильным. А почему-то подумала, что ему нужно предложить пользоваться тростью. Ведь на земле миллионы слепых людей с помощью этого нехитрого приспособления живут, работают и делают море других полезных дел. Потом решила, что об этом думать все же преждевременно.
Больной метался по кровати, шипя что-то нечленораздельное сквозь зубы. А я поняла, что моя лекарская миссия, похоже, провалилась. Камень – это не папиломка.
А он внезапно затих. Я испугалась, не умер ли он и тихонечко подошла ближе. И тут меня поймали с воплем:
– Ага, ведьма, попалась!
Я поняла, что сейчас меня будут наказывать. И вполне возможно, что заслуженно. Вырваться из его лапищ было практически невозможно. Даже мои 100 килограммов бы не спасли. Застыла, ожидая своей участи и понимая, что сопротивление лишь сильнее его раззадорит.
Однако бить и превращать меня в лягушку или в зомби не стали. Он лишь криво ухмыльнулся и прошипел:
– Молись, ведьма! Я сейчас глаз открывать буду!
Мне совсем некстати вспомнился анекдот, в котором сын пришел домой с серьгой в ухе. А отец, увидев украшение, сказал:
– Раньше ухо прокалывали две категории мужчин. Это пираты и педики. Я сейчас выгляну в окно. И, не дай бог, там не стоит твой пиратский корабль!
Я точно знала, что корабля там нет. Поэтому застыла в ожидании приговора.
Эдгар затих на пару секунд. А затем медленно поднял свои веки, являя миру камни. Я поняла, что мой порыв был глупым.
– Не вижу, – печально подытожил он. Моргнул пару раз и неожиданно радостно выдал:
– Но камень в глазу перестал царапать веко! Этот глаз я уже могу повязкой не перетягивать!
Это был самый первый и самый крохотный шажок к выздоровлению. Помня, что даже одной и той же ватной палочкой не рекомендуют в другом ухе ковырять, я свернула вторую ветошку и обработала левый глаз.
Он уже не так метался и непечатно ругался. А лишь лежал, постанывая. И через какое-то время успокоился со словами:
– Даже если дальше не пойдет, все равно ты мне принесла облегчение! Я зачем глаза завязывал? Чтобы веки не шевелились и об острые углы камней не терлись. Это, знаешь ли, было очень больно.
А я знала. Папилломы давали примерное представление.
Встала, уже собираясь уходить. Но Эдгар меня задержал вопросом:
– Ева, а у вас в мире тоже больные органы этой чудо-смесью мажут?
– Нет, сэр Фэлкон, у нас ею обычно лечат камни в почках. А сами понимаете, мазать их вряд ли получится. Обычно эту жидкость пьют.
– Подожди! – он снова ловко поймал меня за руку. Надо же как умудряется меня чувствовать! – Может, мне тоже следует ее выпить для усиления эффекта? Или ты с собой привезла ее слишком мало?
Четверть самогона мало? Слава Богу, точно нет. И если я налью ему рюмочку, думаю, на остальное лечение должно хватить. Разве рискую только тем, вдруг он пьяный будет буйным. Но, думаю, с 50 грамм огромный мужчина разбушеваться не успеет. А больше просто не дам.
– Нет, у меня ее достаточно. И я вполне смогу налить вам рюмочку.
Теперь я уже беспрепятственно покинула спальню хозяина и отправилась на кухню, где оставила бутыль. А вернулась с подносом, неся рюмку и помидорку на закуску.
Когда он взял рюмку в руку, то поднес ее к носу, нюхая. Застыл с удивленным лицом, затем покачал головой и выдал:
– Лесом пахнет!
– Можжевельником, – поправила я его. – Это у нас куст такой растет. Обладает очень сильными дезинфицирующими средствами. А также его настой разрушает уратные камни.
Он кивнул в знак того, что принимает мои объяснения, и в один глоток опрокинул содержимое в рот. А я вдруг подумала, что даже не знаю, есть в этом мире спиртное или нет.
Но по его расплывшемуся в улыбке лицу поняла, что, видимо, есть.
– Эх, хороша! – довольно протянул больной. Вот тут я с ним была не согласна, не понимая, что может быть хорошего в крепком спиртном напитке. Я в них совершенно не разбиралась. Лишь коньяк мне казался пахнущим клопами. А все остальное было одинаковым.
А эти пятьдесят грамм неожиданно развязали хозяину язык:
– Ева, что ты меня все сэр да сэр зовешь? Мы с тобой почти родня. Давай на «ты» переходи и по имени. Ну-ка позови меня!
Если он думал, что я буду отнекиваться и отпираться, то сильно ошибался. К кому я точно не буду на «ты» обращаться, так это к подследственным. Вежливое обращение дает иллюзию того, что я от них дистанцируюсь. А к таким неожиданно красивым мужикам почему бы и нет?
– Эдгар, как ваше… ой, твое состояние? – всё же забылась.
– Слушай, я давно так хорошо себя не чувствовал! – его рот непроизвольно растянулся в улыбке. – А расскажи мне про себя?
– Что именно? – утонила в ответ.
– А всё! – он довольно махнул рукой. – Например, как у вас устроены правоохранительные органы?
О, это, конечно, всё про меня! Но раз клиент просит, то почему бы и нет? И я негромко стала рассказывать про наш мир.
Но то ли говорила неинтересно, то ли самогон так подействовал, но через пять минут Эдгар Фэлкон мирно посапывал в своей кровати. Я поняла, что мне рядом с ним нечего сидеть. Работы в замке было полно. Да и про нашего маньяка следовало еще раз подумать. Я тихонько встала и вышла в коридор, разглядывая длинную вереницу когда-то очень красивых окон.
Они были застеклены витражами. И, наверное, очень красиво смотрелись в солнечных лучах. Но сейчас, покрытые толстым слоем грязи, ошеломляющего впечатления не производили. И я решила, что сегодня займусь ими.
Большой магической концентрации их мойка не требовала. Нужно было всего лишь прочитать заклинание и показать рукой на очищаемую поверхность. На одно окно уходило минут пять с одной стороны. А если с двух, то десять. Не быстро, но практически без усилий с моей стороны. И я пошла вдоль галереи, не забывая думать о нашем деле.
Что-то не давало мне покоя, какая-то мысль словно ускользала от меня. И я решила еще раз перебрать имена жертв.
Еванджелина Симп.
Еванджелина Тори.
Еванджелина Роул.
Еванджелина Аскольд.
С именами было все понято. Их всех звали, как и меня. А вот фамилии озадачили. Если брать в порядке по времени убийства первые буквы фамилий, то он начинали складываться в слово: стра… Это могло быть страх или страсть. Дело в том, что ардонский алфавит отличался от Земной кириллицы. Хотя язык казался мне родным и знакомым. В алфавите не было мягкого знака. А смягчение буквы обозначалось загогулинкой над ней, которая зовется тильдой. Примерно так же, как в испанском языке.
Ох и не прост наш маньяк, ой как не прост! Интересно, для кого он делает это жуткое послание? И получается, что будут минимум еще одна или две жертвы. А следующая убитая будет носить фамилию на букву «с» или «х».
Понятно, что с таким открытием мне стало уже не до окон. Я бросила недомытое стекло и побежала обратно в спальню к хозяину.
Эдгар сладко спал, повернувшись на бок и подложив руку под щеку. Темная прядь волос падала ему на лоб, морщинки разгладились. И этот большой человек казался сосем юным и совершенно беззащитным. Даже будить его было жалко.
Однако время приближалось к обеду. И я решила, что дело все же важнее. Легонько потрясла его за плечо:
– Эдгар, проснитесь!