Глава 21 Арс

— Всё отлично, Арсений Романович. Просто замечательно. Швы чистые, воспаления нет, такими темпами, всё скоро заживёт. — Мария осторожно накладывала свежую повязку на обработанные раны. — Шрамы, конечно, останутся, но я аккуратно зашила, так что всё красиво будет.

— Будут украшением? — тихо хохотнул и, поймав женскую руку, поцеловал в знак благодарности. — Спасибо, спасительница моя. Нисколько не сомневался в вашем таланте. Слышал, вы военным хирургом много лет работали, горячие точки прошли?

— Спасла тебя Белка. А я так... Оказала помощь. — Мария прилепила очередной пластырь на мою местами обритую и гладкую как у младенца грудь. — А военврачом я не работала, а служила. Пока Мишу не списали по очередному ранению. Ну и я с ним заодно демобилизовалась. Сюда перебрались, так и живём в тайге уже много лет.

Мария помогла натянуть рукав спортивной кофты на здоровую руку и накинула её мне на спину и второе, туго перетянутое бинтами, плечо.

— А с мужем вы как познакомились?

Поправил воротник, неловко упирающийся замком молнии в шею и повёл плечами. Больно, но жить можно, вот только Белку не прижать как хотелось бы.

— В госпитале и познакомились. Я только медицинский закончила, работать туда пришла, а Миша ещё старшим лейтенантом был, попал к нам с ранением. Ну и закрутилось у нас. Такая любовь! Я за ним в Афган помчалась. Да где мы только не служили! — махнула рукой. — Полстраны объехали.

— А Белка вам... — поднял вопросительно бровь.

— Белка племянница, дочка Мишиной покойной сестры.

Мария замолчала, задумчиво нахмурилась и стала собирать использованные инструменты.

У меня было много вопросов, ответы на которые мне очень хотелось услышать. Значит, нужно разговорить Марию. А лучше всего это сделать, задев любимые темы.

— Это Михал Михалыч её так стрелять научил? Я думал мне конец, а Белка одной пулей медведя уложила!

— Миша, да. — кивнула с гордостью.

— Мы когда её сюда привезли после... — Мария запнулась, целую секунду размышляла, но так и не закончила фразу. — Она сама не своя была. Миша её в тайгу с собой таскал. Так и научил всему. А она отошла со временем. Но изменилась сильно.

— Мира красивая очень. У неё есть кто-то?

Чувствовал, что пришло время раскрывать карты. С этой женщиной, спасшей мне жизнь, ухаживающей за мной, как за младенцем не хотелось хитрить. Да и искренность такие люди принимают и уважают, можно не бояться говорить, то что думаешь, чувствуешь. Они заслуживают доверия.

— Мария, вы же понимаете, зачем я сюда приехал?

— Из-за Белки?

Кивнул. Охотник из меня ещё тот. Я никогда не понимал, что люди находят интересного в этом занятии? Ну побыть на природе — да. Погулять, полюбоваться, зарядиться энергией. Но зачем при этом животных убивать? Особенно без необходимости.

— Она мне очень нравится. Я хотел бы познакомиться с ней ближе, узнать её. Но она не позволяет к себе даже приблизиться.

Я действительно летел сюда с этим единственным желанием. Когда понял, что не отпускает меня несмотря на пройденное время. И даже работа, которой всегда хватало с головой, не может отвлечь от мыслей о Белке. Мне нужно было разобраться в этом, выяснить, наконец, для себя, что со мной происходит. Откуда такая тяга к этой странной, непохожей на других, женщине?

— У Белки сложные отношения с мужчинами. — Мария погрустнела, даже уголки губ опустились, как у печального мема. — Обожглась в юности, теперь не доверяет.

— Обожглась? — под кожей снова провернулась ржавая игла вины.

— Да. — ничего не подозревающая Мария била словами. — Влюбилась не в того парня, а он бросил её, когда узнал, что беременна.

— У Белки есть ребёнок?

Нетерпеливо заглянул в лицо женщины. Ну же... говори!

— Нет. — покачала печально опущенной головой Мария. — Мать с отцом везли Белку в роддом на своей машине и попали в аварию. Все погибли, и родители, и ребёнок. Выжила только Белка.

Почувствовал, как по спине пополз холод. Сковал мышцы. Мира, Мира… через что же тебе пришлось пройти! Ты решила сохранить малыша, несмотря на то, что я бросил тебя, цинично оставил денег на аборт. Любила моего, ещё нерожденного, ребёнка и потеряла в самый последний момент. И родителей.

— Если у вас дурной умысел, Арсений Романович, и ничего серьёзного к Белке, то лучше отступитесь прямо сейчас. Не обижайте её. И помните, мы нашу девочку в обиду не дадим.

Как я уже понял, девочка и сама себя в обиду никому не даст. Зубастая, злая белка. А что касается моих планов и серьёзные ли они? Наверное, да. Расстался же я с Алёной. Понял вдруг, что её присутствие в моей жизни внезапно стало лишним. Она была мне безразлична.

Мысленно усмехнулся, вспомнив, как бывшая любовница пыталась торговаться за свои отступные. Целый список выложила. Я дал ей всё, что она просила. Ну может, сумму немного уменьшил, уж больно завернула. Даже для нежадного меня её аппетиты показались слишком завышенными. Но Алёна не возмутилась, взяла сколько дал. Видимо, как настоящая торговка изначально завысила цену, чтобы получить побольше, хотя согласна была и на меньшую сумму.

— И в мыслях не было обижать. Мне нравится ваша племянница, Мария. Но всё складывается через задницу, не в мою пользу, точно. Медведь этот. — пошевелил пальцами руки, закованной в лубок, демонстрируя свою неудачу. — И Петя погиб из-за меня. Белка мне его не простит. Да я и сам...

— А что Петя? В этом нет ничьей вины. Он свой собачий долг выполнял. Миша так и натаскивал его. На охрану от диких животных. Чтобы Белку в тайге защитил, в случае необходимости.

— Если бы я вёл себя тихо, не привлёк к нам внимания...

— Да брось, Арсений Романович. — махнула рукой Мария. — Шатун вас за километры услышал. Медведь в тайге и летом, когда сытый, опасен, а уж бродящий зимой... Он пропитание себе искал, в любом случае напал бы. Не нужно было вообще туда ехать. И вы пострадали, и Петя погиб, и камера Белкина всё равно сгинула где-то под снегом.

— Я куплю новую. Самую лучшую. — встрепенулся, поняв, что есть повод хоть немного реабилитироваться в глазах Белки.

— Купить-то можете, да примет ли Белка подарок. — с сомнением покачала головой женщина. — Она ведь у нас такая. Гордячка. Ничего ей от чужих не надо.

— Помогите мне, Мария.

— Да как? — посмотрела с улыбкой, как на несмышлёного ребёнка.

— Для начала, переселите меня наверх, ближе к Белке.

Там у меня будет больше возможности сталкиваться с ней. После той ночи Белка больше ни разу не заходила ко мне. Игнорировала моё присутствие, словно не было меня в доме.

— Перебирайся. — понимающе усмехнулась женщина и сложив, наконец все инструменты и старые бинты в металлический лоток пошла к двери. — Ты Арсений Романович вещи пока сложи, Миша потом рюкзак твой поднимет, а я сейчас камин в люксе разожгу, комнату прогреть. Наверху прохладнее, чем здесь, не живёт никто кроме Белки.

Мария ушла, а я оглянулся вокруг. Собирать особо было нечего, я и рюкзак толком выпотрошить не успел, сразу угодил на больничную койку. Из всей одежды, сложенной в него, пригодились только домашние штаны для сна и спортивная кофта на молнии. Остальное не натянуть на лангет.

По лестнице поднимался медленно, держась за стену и жмурясь от мелькающих в глазах мошек. Твою ж мать! Когда это закончится? Трясучка и подгибающиеся от слабости колени. Я готов жрать и пить всё, что приносит Мария. Согласен на все капельницы и уколы, лишь бы поскорее восстановится. Как же это неприятно, чувствовать себя настолько слабым и беспомощным.

Добрёл до открытой двери в мою будущую комнату и остановился на пороге. С облегчением прислонился здоровым плечом к косяку, положил руку на грудь, туда, где трепыхалось в суматошном танце сердце.

Сидя на коленях, спиной ко мне, Белка разжигала сложенные в камине поленья. На секунду меня посетило сомнение, в ту ли комнату я пришёл? Неужели лесная амазонка, наконец, решила порадовать меня своим присутствием?

Услышав шум, Белка обернулась и встала в полный рост. Окинула меня с ног до головы взглядом, но комментировать не стала.

— Проходи. — подвинула к камину плетёное ротанговое кресло с наброшенным на него клетчатым пледом. — Садись поближе к огню. Сейчас камин разгорится и будет тепло.

Мне уже было хорошо. От одного только её вида. Узеньких брючек, обтянувших стройные ноги, светлого, длинного свитера крупной вязки, свободно заплетённой косы и, неожиданно, доброй улыбки. Неужели сменила гнев на милость?

Ещё не до конца доверяя её добродушию, доковылял до кресла. Белка зашла за его спинку, приподняла верхний край пледа и когда я опустился на мягкую подушку на сиденье, накрыла им мои плечи. Обошла, и стоя передо мной, потянула плед за концы, сомкнула их на груди укутывая.

Недоверчиво смотрел, как, выдвинув ящик комода, достала из него ещё один шерстяной плед. Присела передо мной и, развернув тёплую ткань, накрыла ею мои ноги.

Наверное, у меня был совершенно ошалевший вид, потому что Белка усмехнулась.

— Мёрзнешь же, с такой кровопотерей. Сейчас будет теплее.

Вернулась к камину, а я смотрел, как она перетряхивает горящие поленья кованой кочергой, и рвано дышал.

От её заботы что-то дрогнуло в груди. Налилось свинцовой тоской и болью, обидой, которую, казалось бы, давно перерос и забыл. Никто и никогда так не беспокоился обо мне. Да и не заботился по большому счёту. Рос я в семье, в которой понятие душевного тепла и родительской любви были полностью заменены предоставленными мне возможностями, учиться в лучших школах, заниматься с лучшими репетиторами, поступать в самые престижные вузы, носить модную и дорогую одежду. И я всегда, всегда, обязан был быть гордостью родителей!

Даже Наташка, которую я любил без памяти, не стремилась дарить мне свою заботу. Никто, блядь, не укутывал мне ноги пледом! Тем неожиданнее было получить заботу от женщины, которую я когда-то страшно обидел. Бросил.

— Теплее? — в зелёных глазах, смотрящих на меня, дрожали и метались отблески огня. От жара у Белки разрумянились щёки. Сейчас она была очень похожа на ту себя, прежнюю, юную девочку Миру. Спокойную, безмятежную, ласковую.

— Посиди со мной. — ухватил за рукав, в попытке задержать.

Белка посмотрела сначала на мою ладонь, удерживающую её, потом перевела спокойный, обманчиво безмятежный взгляд на лицо.

— Я никуда не ухожу. — придвинула низенький стульчик, оббитый мехом какого-то зверька, ближе к огню и присела на него. Вытянула руки к теплу. — Ты хотел поговорить?

— Прости, меня Мира.

— Бог простит, Арс. — пухлые губы скривились в горькую улыбку. — Я не держу на тебя зла. Всё давно в прошлом.

— Я был дурак. И совершенно не был готов взять на себя ответственность.

— Я понимаю, что не твоего полёта птица была. Ненужная тебе, лишняя со своей любовью. — пожала плечами. — Как ты вообще на меня тогда внимание обратил, непонятно.

— Ты чудесно пела. У тебя был волшебный голос.

— Да, голос. — горькая улыбка стала ещё горше. — Его больше нет.

— Почему? Это из-за стресса?

— Авария. Кусок стекла пробил горло и голосовые связки.

— Я не заметил шрама.

— Чудеса современной пластической хирургии. Зашлифовали, чтобы не напоминал. — Белка чуть заметно поёжилась, сжимая и разжимая пальцы, протянутых к огню рук.

Я физически ощущал корёжившую её боль. Не знал, чем ей помочь, как утешить. Я бы обнял её, прижал к сердцу, чтобы хоть как-то облегчить боль, но не смел. Я был чужаком для неё. Триггером, ворвавшимся в её налаженную жизнь.

— Мне жаль, что так случилось с твоими родителями и нашим ребёнком.

— Мне тоже. — не сводя взгляда от огня, прошептала тихо, на грани слышимости.

— Кто? — с трудом выдавил из горла. Понимал, что мучаю её и себя, но я должен был знать, кого потерял. Чтобы жгло и ломало, так же как её. Чтобы помнить какой я мудак.

— Мальчик. — поняла и ответила. Наказывая и делясь болью.

— Сын — колючий ком царапал в кровь горло, заставляя хрипеть.

— Сын — эхом, без эмоций, мёртвым голосом.

Мы молчали, варясь каждый в своих переживаниях и мыслях. В тяжёлой тишине был слышен только треск поленьев, а тепло от камина ползло к моим ногам и уже перерастало в жар.

Из-под опущенных ресниц смотрел на застывшую у огня Белку. Неподвижную, задумчивую, погруженную в себя.

— Зачем ты приехал Арс? — повернулась резко, в зелёных глазах требование честности.

Хороший вопрос. Я и сам ещё не знал на него точного ответа. Я никогда не был расположен к безрассудным порывам, не был импульсивен, привык всё и всегда продумывать и анализировать, прежде чем принимать решения, но в этот раз всё было по-другому. Что привело меня сюда, в глухой таёжный угол? Ну уж точно не охота и природные красоты. Я сорвался и летел к Белке.

— Я хотел увидеть тебя.

— Зачем? — Белка дёрнула ровной, тёмной бровью.

— Ты мне сразу понравилась, в первый приезд сюда. — я пытался быть максимально честным и перед ней, и перед собой. — А когда понял, что ты это ты, захотел тебя снова увидеть.

— Зачем?

— Может быть, покаяться. Я действительно все эти годы сожалел о том, как поступил с тобой тогда.

— Что же не искал меня столько лет, чтобы покаяться? Я давно отпустила бы тебе грехи и жил бы спокойно. — минуту назад задумчивая улыбка на пухлых губах, теперь снова превратилась в ироничную и злую. — Не ври, Арс. Ты прекрасно жил все эти годы и не вспоминал обо мне.

— Это не так. — понимал, что оправдываться глупо, и я действительно преспокойно жил, задвинув мысли о ней в самый дальний угол совести. Но я помнил!

— Принимаю твоё покаяние! — Белка насмешливо, с издёвкой, перекрестила меня. — Аллилуйя! Отныне ты свободен от мук совести. Можешь валить в свою привычную жизнь, Арс, и снова забыть меня, теперь уже навсегда!

Охреневший и потерявший дар речи, смотрел, как она выходила из моей комнаты. Ну что за баба? Нормально же разговаривали!

Загрузка...