— Заходи, — недовольно кидает Вера через плечо, толкая вторую входную дверь вовнутрь. Бросает сумку на пол, даже не задумываясь о том, что там могут быть хрупкие вещи.
Алиса ерзает на руках и начинает хныкать.
— Как же я устала! — стонет сестра и, не разуваясь, проходит вглубь квартиры.
— Сейчас, моя хорошая. — Отвлекаюсь от малышки и скидываю кеды у входа.
Подхватываю брошенную Верой сумку, так как там у меня лежат пюрешки для дочки, и прохожу вслед за сестрой.
Оглядываюсь по сторонам. От впечатляющего дизайна квартиры захватывает дух; она оказывается настолько шикарной, что я на время забываю о распрях и просто рассматриваю ту роскошь, в которой живет Вера.
— Что, нравится? — язвительным голосом интересуется сестра.
— Ну, как тебе сказать… — я делаю выразительную паузу, — … теперь я понимаю, почему ты не хотела меня сюда приглашать. Думаешь, денег теперь у тебя буду просить? Глеб тебе явно ни в чем не отказывает. Шикарно устроилась.
Я стараюсь сдержать в голосе обиду. Мне так не повезло. Но ведь я сама сделала выбор, когда решила уехать. Я точно в тот миг понимала, что жить рядом с сестрой и Глебом не смогу. Будет слишком больно.
— Да, не жалуюсь, — цинично отвечает Вера. — Ты проходи, что застыла. Вон стульчик детский. Можешь в нем покормить свою дочку.
Я охватываю взглядом просторную кухню; в нашей квартире она в два, а то и в три раза меньше. Подойдя к стульчику, пересаживаю в него Алису и наконец-то освобождаю вспотевшее под кенгурятником тело. Дочка тут же отзывается на мои действия, барабаня по столику кулачками.
— Ням-ням-ням! — лопочет она.
— Господи! Что же она у тебя такая шумная?! — вздыхает сестра, глядя на нас с Алисой с таким презрением, с каким смотрят на бездомных котят.
— Твой Коля, Вер, был таким же, — резко отвечаю ей, и у нее меняется лицо, превращаясь в надменную маску. — Кстати, где он? И где Соня?
— В Караганде, — зло бросает она, — Коля в школе. Сейчас у него продленка, а Соня в яслях.
Я удивленно смотрю на сестру.
— Ты вернулась на работу? На фабрику? — Это известие почему-то неприятно колет по сердцу.
— Нет, — цедит сквозь зубы (и откуда в ней столько злости и агрессии?) — Глеб меня не взял.
Вот так новость! То есть он не взял свою жену на работу? Удивительно!
— А что же так? Могла бы и подлизаться к мужу, — не глядя на Веру, комментирую я, а сама распаковываю баночку с пюре.
— Тебя не спросила, ага! — фыркает сестра. — Не стоит лезть в чужую постель, Надя.
Я молчу, тихо посапывая. Вера права. Мне эта тема крайне неприятна. Меньше всего хочется знать, что у них происходит в интимном плане.
— Просто Глеб, когда ты уехала, сразу же привез себе секретаря-помощника из Москвы. Представляешь?! — сестру, видимо, так задевает этот факт, что она, плюнув на отношение ко мне, решает поделиться. — Я сначала думала, что это так, ненадолго. Что просто придерживает место за мной. Но … это казалось не так. Глеб меня не взял на работу.
— Соболезную тебе. Так бы ты хоть следила за ним и сразу пресекала все поползновение в сторону его… — красноречиво сделав паузу, смотрю на нее, — … ну ты поняла. Ой, извини, Вер! Я не хотела тебя обидеть! — с сарказмом в голосе отвечаю сестре.
Мне не хочется с ней ссориться, но она своим тоном просто наглым образом провоцирует меня на это.
— Какая же ты, Надь, язва! Завидуешь, что мне с Глебом повезло? Так нужно было выбирать тщательнее папашу, — она кивает на Алису. — Кто отец? Ты так и не сказала.
Девушка включает чайник и достает с полки кружки. Решила все-таки проявить любезность и напоить меня.
— А ты мне тоже не сказала, Вер, когда ты успела стать такой стервой? Что Глеб сделал с тобой? Или твой мозг сдавила корона?
Я точно знаю, что раньше сестре нравилось рассказывать о себе, отвечая на вопросы. Интересно в ней эта черта сохранилась?
— Глеб со мной ничего не сделал. Хотя нет. Он сделал меня счастливой, Надь! Он подарил мне и моим детям заботу и защиту. Знаешь, я наконец-то перестала считать дни до пособия и до твоей зарплаты. Да и не экономить ни на чем я тоже научилась. Глеб очень щедрый мужчина. Любит меня! Ценит!
Я стою к Вере в профиль, поэтому сестра не может видеть, какую боль причиняет своими словами. Зато мою одиноко скатившуюся по щеке слезинку видит дочка. Я тихо шмыгаю носом.
Он ее ценит. Здорово. Вера, наверное, этого заслуживает. Добилась этого всего. Она молодец. Видимо, так женщины завоевывают сердца мужчин.
Одергиваю себя. Как? Как у нее это получилось?
— Ты молодец, Вер. Я рада, что у тебя получилось завоевать Глеба. Ведь это сколько же ты приложила сил, чтобы превратить фиктивный брак в настоящий? — подавленным голосом то ли спрашиваю, то ли констатирую я.
В любом случае ответа я не жду.
— Тебе даже и не снилось, Надя. Поэтому я не позволю никому, и даже тебе, разрушить его, — с уверенностью говорит Вера. — Глеб мой!
Покосилась на сестру:
— Ты что-то путаешь, Вера. С чего ты вообще взяла, что я хочу влезть в ваши с Глебом отношения?
Ставлю пустую баночки из-под пюре на стол и наливаю в бутылочку сока. Вера раздраженно суетится перед плитой, наливая нам чая и делая какие-то бутерброды. Но, услышав мой вопрос, тут же все бросает и резко поворачивает.
Прищуривает глаза.
— Ты думаешь, я ничего не вижу? — она опирается ладонями о стол, нависает над ним.
— Что ты видишь, Вер? — я напрягаюсь.
Сестра так внимательно смотрит то на меня, то на Алису, что мне невольно кажется, что она догадывается, кто настоящий отец моей дочки.
— Да то, что твой женишок или сожитель послал тебя! Выгнал с ребенком, и ты решила приехать и попытать свое счастье здесь. Я же помню, как на тебя Глеб смотрел! И ты ему глазки строила. Думала, не видно было со стороны? Нравится он тебе? — переходит на повышенный тон Вера.
Алисе это не понравится; малышка пугается и начинает плакать.
— Дура ты, Вер! Лечиться тебе надо! — подхватываю дочь на руки и выхожу из кухни, оставив сестру одну пыхтеть от своей злости.
В зале светло и просторно. Идеальный порядок. Большой плоский телевизор занимает столько места, что, мне кажется, если бы его повесить на стену в нашей квартире, то и обои бы под ним не нужно было клеить.
Устроившись на краешке кресла, сажаю Алису на колени и прижимаю к себе.
Нужно было все же не поддаваться натиску сестры и уехать домой.
Как я понимаю, Вера теперь во всех видит только соперниц. И не важно, кто ей сестра, кто подруга. Все зло.
— Иди пить чай, Надя, — кричит с кухни Вера, и Алиса, только успокоившись, слышит ее голос и снова начинает хныкать.
— Тише, моя крошка, — глажу дочку по головке, поднимаюсь на ноги и иду обратно на кухню.
— Вер, не нужно строить из себя того, кем ты не являешься, — облокотившись о косяк, смотрю на сестру. — Чай я не буду. Просто хочу отдохнуть. И, прошу, не нужно кричать. Ты Алису пугаешь.
У Веры вытягивается лицо то ли от возмущения, то ли от яда, который она, не успев выплюнуть, проглатывает.
— Знаешь, а я не собираюсь подстраиваться под твою Алису и под тебя! — шипит она, проходя мимо. — Вы в моем доме и будьте добры подстроиться под меня!
Она фурией влетает в детскую комнату. Я за ней не иду. Наоборот, возвращаюсь на кухню; пока сестра не видит, выливаю тот чай, что она мне налила, и делаю себе новый. А то в таком нервном состоянии, в котором сейчас находится Вера, от нее можно ожидать, чего угодно. Конечно, мышьяк не подсыплет…
Передергиваю плечами. Вот это меня завели размышления! Никогда бы не подумала, что о родной сестре такие думы в голову забредут.
— Как и говорила, поживешь пока в комнате Сони, — влетает на кухню Вера.
— Спасибо, — делаю глоток обжигающего чая, и Алиса, пугаясь, цепляется за кружку и случайно выбивает ее.
Кухню будоражит звон бьющегося стекла. И плачь моей малышки.
— Господи! — вскидывает руки Вера, а я в спешке перешагиваю через осколки и пролитый кипяток и выхожу из кухни. — Свалились же вы на мою голову! Все, не могу больше! Я пошла за Колькой и Сонькой! А ты сама тут за собой убери! И успокой уже своего ребенка! Нервов на вас никаких не хватает!
Я снимаю мокрые носки у входа в комнату Сони и, переступив порог, попадаю в спальню принцессы. Глаза начинают слезиться сами собой. На сердце становится тяжело. В свои два годика племянница столько всего имеет, чего мы с Верой за всю жизнь не видели!
Сажаю Алису на мягкий ковер, а сама с замирающим дыханием прохожусь по комнате, разглядывая необычные игрушки, которыми заполнена спальня. Я так увлекаюсь исследованием комнаты, что даже вздрагиваю, когда слышу, как громко хлопает входная дверь. Вера ушла.
А дочка не теряется: как и я, тоже принимается исследовать спальню. Такая смешная, она топает по комнате, как медвежонок. И хватая все ручками, тянет в рот. Такое разнообразие она видит впервые. Я Алисе, конечно же, тоже покупаю игрушки, но так как наша комнату была в два раза меньше, чем эта, захламлять ее лишними вещами мне было несподручно.
Опустившись на пол, сажусь по-турецки и смотрю на дочь. Такая маленькая и одновременно взрослая. Она, немного по покружив по комнате и остановив свой выбор на кукольном домике, направляется к нему.
А у меня в этот миг почему-то перед глазами картинка возникает из прошлого, как Димка, Верин жених, когда освобождал для Коленьки угол в моей (именно в моей, а не в их с Вериной) комнате, безжалостно разбомбил мой кукольный домик, который мне папа подарил на день рождения. Домик я не разбирала, оставив на память, а он взял и сломал его. Помню, как ругалась с ним. Звала Веру. Плакала. Он только зло оскорблял меня, обзывался и больно толкал. Потому что я до последнего защищала то, что принадлежало мне. Я помню, что именно в тот вечер мне пришлось расстаться с детством и повзрослеть. Потому что именно в тот вечер я впервые ощутила невыносимую ненависть в сердце. Я ненавидела Диму так, что готова была его убить.
Встряхиваю головой. Не люблю вспоминать тот период жизни, когда с нами жил Дима.
Но это длилось недолго. Они с сестрой меня технично выжили из квартиры. Сославшись на то, что в двушке для четверых места мало, Вера договорилась с бабой Клавой о том, чтобы я пожила у нее, и в скором времени я переехала. Оставив сестре и ее мужу родительскую квартиру.
В душе ерзает неприятное чувство обиды.
А ведь Вера уже тогда пошла против меня ради мужчины, а я-то, глупая, жалела ее. Думала, что у сестры действительно с Димой проблемы лишь только потому, что я не могу с ним найти общего языка.
Вскакиваю на ноги. Алиса, испуганно вздрогнув, поворачивает головку ко мне, лепечет что-то недовольно.
— Сейчас мама придет, моя хорошая, — обещаю дочке и, выйдя в коридор, иду к прихожей.
Как и ожидала, на крючке висят связки ключей. И среди них я нахожу те, что от родительской квартиры. Быстро забегаю в кухню, забираю сумку. И возвращаюсь обратно в спальню племянницы за Алисой.
— Нам надо идти, милая.
Сунув мокрые носки в боковой карман сумки, поднимаю дочку на руки и направляюсь к выходу. А Вера сама свою кухню пусть моет, ничего с ней не случится.
На босую ногу одеваю кеды и, больше ни минуты не задерживаясь в этой роскошной, но не приветливой квартире, покидаю ее по-английски.
— Надя! Ты ли это? — останавливает меня возле подъезда тетя Лиля со второго этажа.
— Ага, я, — улыбаюсь.
Такси мне обошлось недорого. Поэтому уже через полчаса мы с дочкой стоим возле подъезда, где находится родительская квартира.
— Какая красавица стала! А ребеночек твой? — соседка с любопытным прищуром смотрит на Алису.
Я киваю.
— Похожа-похожа. Красавица! Вся в тебя! А ты замуж успела выскочить?
Я густо краснею. Если бы!
Но соседке я говорю совершенно другое:
— Да вот вышла, но не удачно. — Опускаю голову. Прости, Господи, я знаю, что врать нехорошо, но… — Военный он у меня… был. Уехал в командировку и не вернулся.
— Ох, ты бедняжка моя! — восклицает тетя Лиля, и от ее громкого голоса Алиса пугается.
— Вот и пришлось приехать обратно домой…
Ужас, мне так стыдно за саму себя, что, кажется, я вот-вот сгорю вся до корешков волос!
— А вот нечего за чужих ходить, Надя, — журит меня соседка, — Игната бросила. А он вон до сих пор в бобылях ходит. Так и не нашел себе девку. Может, судьба, а, Надь?
Я смотрю на женщину. У меня складывается такое впечатление, что я вовсе никуда не уезжала, а так, вышла за хлебом и, вернувшись, как обычно встречаю соседку возле дома.
— Ладно, теть Лиль. Я пойду. Устали мы с дороги. Хочется уже отдохнуть, — я разворачиваюсь и уже почти делаю шаг, как мне на плечо ложится рука женщины.
— Надя. Я рада, что ты вернулась. А то тут этот-то, ну, москвич, муж новый Верин уж больно разхозяйничался. И ремонт дорогущий сделал, окна поменял во всей квартире и двери. Продать, может, ее задумал, — доверительно шепчет она. — А Верка-то… она девка наивная. Все подпишет. И останетесь вы без квартиры.
— Не волнуйтесь, теть Лиль. Без моего согласия они не смогут продать квартиру. Вы же знаете, что она принадлежит нам двоим.
— Знаю, конечно, знаю, — кивает женщина, — но я еще помню те времена, когда тебя Верка бабке Клаве сплавила.
— Это было давно. И тогда я была совсем маленькой. А сейчас я уже выросла, теть Лиль. И в обиду нас не дам. Не волнуйтесь, — успокаиваю соседку.
— Надь. Ну ты, если что, обращайся. И присмотрись к Игнату. Он парень видный стал, — напутствует меня она до тех пор, пока за мной не закрывается подъездная дверь.
— Ага, видный. Что до сих пор не женат, — бурчу под нос.
Оглядывая старенький подъезд, понимаю, что ничего не изменилось. Обшарпанные стены так и никто не привел в порядок, как и потрепанный плиточный пол. Расписанные краской из баллончика двери лифта точно так же продолжают выполнять свою функцию, впуская и выпуская жильцов.
Хотя нет. Маленькая кабинка традиционно служит хранителем анонимных признаний. Пока доезжаю до своего этажа, успеваю найти несколько новых надписей. «В+К». «М+Р» и «Пошли вы на…» под чертой. Очень красноречивое пожелание влюбленным!
Двери лифта разъезжаются, и я выхожу на этаж. Останавливаюсь, упершись в дверь тамбура.
— Что за ё…лки палки!
Озадаченная сим фактом, достаю ключи и пробую вставить в замочную скважину. С Алисой на одной руке и с сумкой наперевес на второй мне очень неудобно. И, когда после нескольких минут ковыряния разными ключами я понимаю, что ни один не подходит, меня одолевает отчаяние.
Я так расстраиваюсь, что готова вот-вот расплакаться. Но в этот момент слышу, что с той стороны открывается замок.
— Алиса, — чмокаю радостно дочку в щечку, — сегодня наш де…..
Последние буквы я не договариваю, так как дверь распахивается, и передо мной собственной персоной появляется Глеб.
— Ты?! — выдыхаю я. — Что ты тут делаешь?
Парень с изумлением смотрит на меня.
— Хотел бы задать тебе тот же вопрос, Надя. Что ты тут делаешь?
Его губы трогает еле заметная улыбка, а меня отбрасывает на несколько лет назад, в прошлое, когда он тот же вопрос задал мне в клубе. И это был тот самый день, когда я влюбилась в мужа своей сестры.
Отчаяние сдавливает сердце ледяными пальцами. Я сжимаю плотно челюсть, потому как на языке крутится только один мат. Я больше не поддамся на его уловки. Хватит! Я прекрасно все видела в квартире сестры.
Мужчина, которому безразлична женщина, никогда не будет делать того, что делает Глеб для Веры. Да что говорить! Родной отец детей, Димка, ничем подобным не отличился.
— Пусти! Я хочу зайти в СВОЮ квартиру, — сухо бросаю Глебу и пытаюсь протиснуться между ним и дверью.
Он отступает в сторону, и я, не оборачиваясь, вперед. Только когда упираюсь в дверь, понимаю, что там стоит не наша, а другая. Это значит только одно: на связке, которую я забрала у Веры, нет нужного ключа.
У меня в груди все клокочет. Я не могу объяснить своего состояния. Внутри полный раздрай.
Стараюсь глубоко дышать, чтобы успокоить рвущееся из грудной клетки сердце. Медленно поворачиваюсь к Глебу, который, я чувствую, смотрит на меня.
— Открой дверь, — не поднимая на него взгляда, прошу.
— Почему ты не осталась у Веры? — не двигаясь с места, спрашивает он.
— У меня есть свой дом. Я не хочу находиться там, где мне не рады, — отвечаю, сдерживая дрожь в голосе.
— Она тебя обидела? — возмущенно спрашивает парень.
— Это тебя не касается. Говорить о Вере с тобой я не намерена, Глеб. И открой уже эту чертову дверь! — злюсь я, а потом вдруг неожиданно меня посещает одна шальная мысль. — Или там кто-то есть? Ты же вроде бы сказал, что уезжаешь в Москву. Что же ты тогда делаешь здесь?
Парень молчит и спокойно смотрит на меня. Но в этом взгляде я улавливаю что-то еще.
— Не ожидала от тебя такой подлости, Глеб! Ты что, приводишь сюда девок? Ты обнаглел совсем?!
Повесив сумка на дверную ручку, перехватываю Алису поудобнее и протягиваю к парню ладонь.
— Дай ключи! — не спрашиваю, требую. — Ты наглый и бессовестный хам, Глеб!
— А ты, оказывается, фантазерка, Надь.
Парень перехватывает мою ладонь и притягивает к себе.
Мне бы возмутиться. Треснуть его, но с Алисой на руках я просто обезоружена.
— Прекрати! Мне тяжело, — сипло отвечаю парню.
Но мы уже находимся в нескольких сантиметрах друг от друга. Так близко, что мне кажется, я даже слышу его учащенное сердцебиение.
Наши взгляды скрещиваются, и пространство между нами искрится от напряжения. Я дико смущаюсь. Дрожь прокатывается по телу и я не осознавая что творю облизываю в предвкушении нижнюю губы. Мир в этот миг будто перестал существовать для меня, потому как мне кажется Глеб меня хочет поцеловать. Но совсем неожиданно для себя, я замечаю в глазах Глеба снисхождение. Разочарование от самой себя захлестывает меня. И от обиды, мои глаза затуманивает влажная пленка. Я сильно сцепляю зубы. И сдерживаюсь, чтобы не расплакаться прямо перед Глебом.
Ситуацию спасает Алиса. Дочка, зажатая между нами, начинает нетерпеливо елозить на руках.
— Какая она у тебя непоседа, — не отпуская мой взгляд, хрипло замечает парень.
Я, облизнув сухие губы, отшатываюсь от него.
— Вся в отца, — роняю, не подумав.
Взгляд Глеба наполняется тьмой.
— И где же этот нерадивый папаша? Почему ты шастаешь с ребенком одна? — иронично интересуется парень, плохо скрывая злость.
— Послушай, — тычу ему в грудь пальцем, — ты не лезь ко мне больше! Хватит! Одного раза было достаточно! У тебя своя семья. У меня своя! Все, что было между нами, в прошлом, забудь!
Я чувствую, что нам пора разойтись. Потому что вся надменность, с которой я пытаюсь это произносить, с каждой секундой сдувается, и на последнем слове мой голос дрогнул.
— А я и не вспоминал, Надя. Ты много о себе думаешь! — парирует Глеб. — Но мы же ведь теперь не чужие. Не так ли?
Меня от его слов начинает конкретно трясти. Хочу заехать ему по лицу так же, как в последний раз. Даже ладонь начинает чесаться в предвкушении.
— Надя-я-я! — слышу за дверью голос тети Лили, и вся моя злость застревает где-то посередине грудной клетки.
Прежде, чем соседка появляется в тамбуре, я успеваю увеличить расстояние между мной и Глебом.
— Да, теть Лиль?
— Слушай, Надь. Я, может, конечно, лезу не в свое дело… — она косится на Глеба, и вдруг я вижу, как она перешагивает через порог вместе с огромным пакетом в руках. — Но, знаешь, я тут поговорила с Леной. Ну, тетя Лена, помнишь? Вы еще к ней постоянно бегали, когда мамка была жива?
— Помню, — утвердительно киваю.
И не могу понять, к чему клонит женщина; а этот мерзавец стоит, вальяжно прислонившись к стене, и с любопытством наблюдает.
— Так вот, она тут вещички кое-какие собрала, от дочки своей младшей. Тебе-то и так тяжело, наверное, сейчас приходится. С маленьким ребенком, да вдова. Ну, может, государство помогать будет.
Я задерживаю дыхание. Что? Вдова? Меня аж пот пробивает от шока. Господи! Это же надо, во что мой обман вылился!
— Теть Лиля! — стону я.
А Глеб окидывает меня сверлящим взглядом и, порывисто схватив мою ладонь, вкладывает в нее ключи и выходит из тамбура, чуть не сбив соседку с ног.
— Вот оглашенный-то! Смотри, не вылазит отсюда. Приживалец! — кричит она в коридор, но вряд ли ее услышали: внизу хлопает дверь подъезда.
— Тетя Лиля, спасибо вам за заботу, — сдавленно выдыхаю, — но это лишнее, — киваю на пакет.
— Надь, ты что, обиделась? — подступается ко мне женщина.
— Нет, — качаю головой, а сама еле сдерживаю слезы, готовые вот-вот политься из глаз.
Разворачиваюсь к соседке спиной и направляюсь к двери в квартиру.
— Надь. Ну, я думала, тебе помощь нужна, — извиняющимся голосом бормочет соседка.
— Все нормально, — бросаю ей через плечо, а сама, уже вставив нужный ключ в замочную скважину, проворачиваю его, открываю дверь и переступаю порог. — До свидания, теть Лиль.
Закрывшись на замок, ставлю сумку на пол придерживаю Алису под попку и, повернувшись спиной к двери, застываю на месте. Челюсть медленно ползет вниз, а с губ срывается удивленное «ого!».