Бывший муж сестры

Глава 7

Смотрю, как у Глеба вытягивается лицо после моих слов; он на несколько секунд задумывается над услышанным. Его взгляд неожиданно меняется: он становится холодным и отстраненным.

— Идёт. Самое главное, чтобы ты из-за обид на меня не делала дочери хуже. — Парень резко разворачивается, выходит в коридор и оттуда уже командует: — Собирай вещи, а я пока коляску спущу и ходунки. Знал же, что не нужно было тебя оставлять. Теперь этот говнюк от тебя не отстанет.

— Игнат мне не желает зла. Можешь не распаляться, Глеб. И не тебе мне указывать, с кем общаться, а с кем нет! — возмущенно бросаю ему в спину. — Я девочка взрослая, сама решу.

Вижу, как он замирает на месте. Вижу, как плечи его напрягаются. И чувствую, что вот-вот он повернется ко мне, и с его языка точно сорвется какая-нибудь колкость…

Но нет, мои ожидания не оправдываются. Глеб спустя секундную заминку начинает собирать коляску. За ней следом идут ходунки. Равнодушно говорит, не поднимая головы.

— Я через пять минут поднимусь. Будь готова.

Передергиваю плечами.

Я знаю, что делаю все правильно. Не подпускать к себе Глеба близко — это верное решение. Пока достаточно того, что я рассказала ему про Алису. Теперь мне просить помощи придется только у него. Вере не доверю дочку это точно…

Вдруг грудь заполняет необъяснимое чувство тревоги. В воспаленном мозгу возникает вопрос: а можно ли положиться на Глеба? Его настойчивость меня пугает. Он только узнал о дочери и сразу начал диктовать свои условия.

Вдруг узнав о моих проблемах, он решит, что я плохая мать? А что если пока я буду решать вопросы и доказывать свою невиновность о непричастности к махинации в Новосибирске, Глеб попытается каким-то образом отнять у меня Алису? Кто знает, что у него в голове?

Да и с боссом Борисом Ивановичем, все очень непонятно. Он вроде мужчина разумный, но как поведет себя, если явлюсь к нему с объяснениями, не знаю. Поверит ли мне на слово, без доказательств, в то, что не я, а его партнерша хотела присвоить часть капитала себе?

Тугой ком паники застревает в горле. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и мир расколется, уйдет из-под ног, и я останусь парить в пространстве. На душе стало невыносимо одиноко! Хорошо, что Глеб вышел и не видит моего состояния. Он не должен догадаться, насколько я уязвима сейчас.

Мне нужно обо всем подумать. И самое время уже начать искать того человека, которому смогу доверить Алису. Я уже и так на целых два дня выпала из обзора бритоголовых бандитов, которых подослала Елена Андреевна, для слежки за мной. Боюсь, как бы не начали они действовать…

— Надь, ты собралась?

Вздрогнув от неожиданности, смотрю на Глеба.

— Да, сейчас!

Начинаю суетливо бегать по комнате, собирая детские вещи. Меня так подгрузили мысли о том, как мне действовать дальше, что выпала на некоторое время из реальности. И вот теперь приходится носиться, будто у меня пропеллер за спиной!

— Я же просил собираться, — раздраженно говорит Глеб. Наверное, наблюдая за мной, он закатил глаза. — Мне, между прочим, еще нужно себе ночлег найти. Из-за твоей прихоти, — недовольно бормочет он уже тише.

— Извини, Глеб. Ты сам предложил, я не навязывалась. Да и вообще, зачем что-то искать, мог бы и здесь переночевать. — Мне бы помолчать, а я зачем-то продолжаю говорить: — На матрасе пару дней вполне можно переспать.

— Спасибо за совет, Надя, — бесцветным голосом отвечает парень.

Я искоса бросаю на него взгляд; интересные в нем произошли перемены за десять минут. Может, что-то случилось?

— Обращайся, если нужно. Чем смогу, помогу, — бросила ему в ответ.

— Давай я понесу сумку, а ты возьмешь Алису. Не хочу, чтобы она вдруг испугалась, если проснется и увидит незнакомое лицо. — Глеб, протянув руку, забирает ношу.

Он выглядит отстраненным. Мне показалось, что в его глазах скользнуло разочарование, но ведь это мне могло привидеться, тем более он на меня так и не взглянул.

Да и в чем он мог разочароваться так быстро? Если только ему никто не позвонил…Может, Вера? Сестра вряд ли успокоится и так быстро сдаться. Она теперь чувствует во мне угрозу номер один.

— У тебя все нормально?

— А ты как думаешь, Надя? — Глеб резко останавливается прямо на выходе из-за зала, и я, не ожидая такого поворота, налетаю на него с размаху.

— Ну что ж такое! — растираю ушибленный лоб ладонью. — Ты хоть бы предупреждал, что хочешь остановиться, ˗˗ недовольно бормочу под нос и тут же отшатываюсь от парня, когда тот стремительно поворачивается ко мне лицом и впивается в меня, горящим взглядом.

Чувствую, что от переполняющего волнения, меня начинает потряхивать.

— Ты знаешь, Надя. Я сегодня уже от одной полоумной наслушался. Так что давай обойдемся без лишних слов, — цедит сквозь зубы Глеб. — Будь любезна, сделай это как можно быстрее, то о чем прошу. Иначе не ручаюсь за свой самоконтроль.

Я сжимаю челюсти. Смотрю на него сердито.

— Глеб, ты чего злишься? Я вообще-то и дома могу остаться, раз ты так раздражен. Я не знаю, что там у вас происходит с Верой, но на меня не нужно выливать негатив. Я не заслужила этого! — отвечаю парню в таком же тоне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У Глеба желваки ходят на скулах, а глаза горят недобрым огнем.

— Просто сделай то, о чем прошу. Это все, что от тебя требуется, — говорит грубо.

Я заливаюсь краской до корней волос. В груди клокочет досада. Сжимаю пальцы в кулак.

— Бесишь! — цежу сквозь стиснутые зубы.

Стараясь не соприкасаться, обхожу Глеба стороной. Стремительно направляюсь в спальню к Алисе. О чем с ним вообще можно общаться?! Неуравновешенный тип. Видимо Вера по дороге ему мозги хорошо промыла.

Мысленно даю себе обещание потерпеть всего пару дней, а потом, когда только вернусь домой, сразу сменю замки, и все, аривидерче, товарищ Демьянов! Будем общаться только в обговоренное время. Больше из моего дома не позволю устраивать проходной двор.

Аккуратно скольжу руками под спинку Алисы. Подхватываю дочку и прижимаю к себе. Выхожу из спальни и натыкаюсь на темный, пронизывающий до костей взгляд Глеба.

— Советую в следующий раз, прежде чем что-то сказать, сначала подумать, — чеканит он каждое слово.

Насупившись, игнорирую его выпад, с остервенением сую ноги в кеды, которые, как назло, не хотят нормально садиться на ногу.

— Стой, помогу обуться, — распоряжается Глеб, а я замираю на месте, когда парень присаживается передо мной на корточки и, придерживая задники у кед, ждет, пока я в них просуну ногу.

До Москвы мы добираемся быстро. Дороги, как ни странно, не загружены. Глеб, ловко лавируя между машин, уверенно движется вперед с достаточно высокой скоростью. Я даже несколько раз порываюсь попросить снизить ее, но, глядя на его напряженный профиль, предпочитаю промолчать. За всю дорогу мы с Глебом не говорим друг другу ни слова. Алису, видимо, укачивает такая езда, поэтому дочка, аппетитно причмокивая пустышку, спит ангелочком.

Сладкая, маленькая, моя. В груди екает. Теперь не только моя. Поднимаю взгляд на Глеба и тут же отвожу в сторону, заметив, что парень за мной наблюдает.

Кажется, мы оба думаем о нашем будущем, и уже через несколько секунд в машине воздух становится невозможно наэлектризованным. Молчание настолько гнетущее, что я не выдерживаю и спрашиваю первое, что приходит в голову:

— Как у тебя дела на фабрике? Наладились? Помог тебе брак с Верой?

Это вопрос выскочил сам по себе. Я не хотела его задавать. По крайней мере, он не должен был прозвучать сейчас.

Глеб молча сверлит меня взглядом через зеркало заднего вида, не забывая ни на миг о дороге. Я вижу по его напряженным кистям, что ему мой вопрос неприятен. Как, впрочем, и мне самой. Но внутренняя неудовлетворенность от нехватки информации не дает покоя. Я должна знать больше. Должна понять, как он жил тут без меня. И чем дольше мы находимся с ним в замкнутом пространстве автомобильного салона, тем сложнее сдержать чувства, которые я пытаюсь прятать глубоко в себе. Душевные муки, иссушающие мою душу на протяжении последнего времени, вырываются из потайного угла и безжалостно пытаются рвать сердце.

Закусываю внутреннюю часть щеки. Боль немного отрезвляет.

— Ты хочешь об этом поговорить? — хрипловатым голосом спрашивает Глеб.

— Не знаю, — честно признаюсь, — не могу понять, что тебя до сих пор связывает с Верой.

— Договор, — скупо отвечает Глеб.

— Так она сказала, что дела у тебя наладились…

Парень вскидывает бровь, и я понимаю его ироничный взгляд, которым он меня окидывает.

— Да, прежде чем разругаться, нам удалось с ней немного поговорить.

— И что же она еще успела тебе поведать? — нарочито равнодушно интересуется Глеб.

М-да. Не уверена, что ему стоит пересказывать наш с Верой разговор, поэтому, чтобы заполнить неловкое молчание, иду в атаку:

— Пожаловалась, что ты не взял ее на работу. Почему? Вера отличный специалист, долгое время работала на отца Игната. И у того претензий к ней ни разу не было!

— Надь, прекрати. У меня есть помощник, который помогает вести мне дела. А в вашем профессионализме я воочию убедился, когда несколько месяцев пришлось потратить на то, чтобы разгрести документацию, — с сарказмом замечает Глеб.

— В это есть моя вина, — нехотя признаюсь я. — Когда Вера ушла в декретный отпуск, я осталась за нее. И ничего толком не знала…

— Заметно было. Но вряд ли ты за пару месяцев могла столько наворотить, Надь. Так что не расстраивайся. Теперь там все слаженно и полный порядок.

Я ничего не успеваю ответить, потому что Глеб делает резко движение рулем и заезжает на подъездную дорожку перед большими коваными воротами. Он достает пульт, нажимает кнопку, и массивная створка начинает бесшумно скользить в сторону.

— Прибыли, — коротко сообщает парень; как только ворота полностью открываются, Глеб трогается с места.

До того, как подняться в квартиру, я гуляю с Алисой во дворе, в парковой зоне. Чувствую себя при этом необычно. Сразу видно, что Глеб не экономит; вряд ли он вообще знает, что есть такое слово. Зеленая площадка в бетонном городе кажется миражом в пустыне. Искусственно созданная красота манит и притягивает. Я с удовольствием усаживаюсь на лавочку и, покачивая коляску, с интересом осматриваюсь вокруг.



— Нравится?

Голос Глеба раздается прямо над головой, и я снова вздрагиваю от неожиданности.

— Ты понимаешь, что так пугать нельзя? — возмущаюсь я.

А у самой сердце в груди начинает биться быстро-быстро то ли от испуга, то ли от того, что Глеб, перекинув ногу через лавочку, садится со мной рядом. Да так близко, что наши тела снова соприкасаются кожей, и я снова чувствую тот электрический разряд, который пробежался по моим венам, когда парень забирал из моих рук сумку в аэропорту. Только в этот раз я не прячусь, не дергаюсь и сохраняю спокойствие.

— Даже представить себе не мог, что буду с тобой здесь когда-то вот так просто сидеть. — Голос у Глеба низкий, с легкой хрипотцой.

— А я никогда бы не подумала, что моя родная сестра возненавидит меня из-за тебя, — сетую я, бросив косой взгляд на парня.

— Мне жаль, что так получилось, Надь, — произносит он, уставившись в одну точку где-то на противоположной стене. — Я только сейчас понимаю, что зря так надолго затянул с этой фикцией. Но нам с Верой было удобно, да и ту твою пощечину, — Глеб на автомате поднимает руку и трогает то место, куда пришелся удар, — долго еще вспоминали. Помню, как Верка по этому поводу мне постоянно жаловалась. Хм, а я тогда не думал, что ты сбежишь. Только когда сестра твоя сказала об этом, поверил.

— А что было бы Глеб, если я осталась? Ты бы заставил сделать меня аборт?

Я сжимаю пальцами ручку коляски и подрываюсь, чтобы встать, но Глеб по-хозяйски кладет мне ладонь на колено, сжимает, заставляя сидеть на месте.

— Глупая ты еще, Надь. Молодая.

Я дергаю головой, фыркаю.

— Смешно, да, — с неприкрытым сарказмом комментирую его замечание. — Ты хоть понимаешь, какая меня в Королеве ждала слава, Глеб? Да меня бы поносили все кому не лень! Может, только в газете бы не напечатали про то, что сестра у сестры мужа увела! — Меня колотит, но не понимаю, из-за чего: от возмущения или от того, что наконец-то смогла выговориться.

— Я бы такого не допустил, Надь. — Глеб сжимает мою ногу сильнее, и я понимаю, что еще немного, и на ней останутся синяки от его пальцев.

— Мне больно, — подсказываю я и пытаюсь сбросить его руку.

— Извини, — с шумом выдыхает и разжимает пальцы.

Как только я оказываюсь на свободе, тут же резко встаю с лавочки и увеличиваю между нами расстояние.

— Глеб, этот разговор становится тяжелым. Я понимаю, что ты сейчас мне можешь говорить все, что угодно, но поверить в искренность твоих слов я вряд ли смогу. Я прекрасно вижу результат той ошибки, Глеб. Ваш фиктивный брак с Верой не прошел бесследно: она теперь тебя не отпустит просто так. Душу из тебя вытянет… — вздыхаю, сделав короткую паузу, но все-таки добавляю тихо: — …и из меня в придачу.

— Надь. — Глеб тоже встает и делает шаг ко мне. — Я все уже решил. Ни ты, ни кто-либо еще не сможет повлиять на исход.

Меня пробирает нервная дрожь. Представляю, как отреагирует на все это Вера, и мне становится до жути не по себе. Мне жалко и сестру, и ее детей. В памяти всплывают бессонные ночи, которые я проводила возле ее постели. Вера тогда еле смогла выбраться из депрессии. У нее периодически появлялись навязчивые идеи уйти из жизни, но я всячески препятствовала этому. Возвращала в реальность. Взывала к совести. Давила на жалость. И только спустя год сестра смогла выкарабкаться и вернуться к нормальной жизни. А Диме с новой пассией пришлось уехать: не прижились они здесь.

— Вера не переживет еще раз такого удара, — отстраненно произношу, адресуя это скорее себе, чем Глебу.

Но парень, конечно же, все слышит и уверенно произносит:

— Вера намного сильнее, чем ты думаешь, Надя. Не нужно навешивать на нее ярлыки. Пойдем. Мне еще тебе нужно показать квартиру, а потом… — он смотрит на меня, потом на Алису, — … ты не против? — кивает на коляску; я нехотя уступаю, позволив ему катить ее самостоятельно.

— Да, пожалуйста…

— Я все же сделаю тест на отцовство…

Мы говорим это одновременно и оба неловко замолкаем.

Его слова резанули мне по сердцу. Он сомневается. Это больно. Душевно больно. По мышцам рук и ног прокатывается нервная судорога, и я даже немного отстаю от Глеба. Не могу находиться с ним рядом под давлением его жесткой энергетики.

Разумом я понимаю: его сомнения нормальны, ведь Алиса абсолютная копия меня. Кучерявые светлые волосы. Голубые глаза. И даже веснушки тоже мои. Только кожа Алисы немного смуглее моей. И это, пожалуй, единственное, что нас различает.

Но сердце… оно кровоточит от обиды и досады.

— Без проблем, Глеб. Я же сама это предложила. Думаешь, обратный ход дам? — смеюсь, как над глупой шуткой. Только смех получается, нервным, фальшивым.

За разговором мы уже зашли в подъезд и теперь поднимаемся на лифте.

— Надь. Я не сомневаюсь в том, что Алиса моя дочь. Хочешь верь, хочешь нет, но я это чувствую.

Мы опять обсуждаем щекотливые вопросы, снова оказавшись в маленьком пространстве. Салон машины, сменил лифт. Мне становится трудно дышать. Воздух то и дело застревает в горле, и я никак не могу сглотнуть его.



— Надь, тебе нехорошо?

Вдруг понимаю, что лицо Глеба теряет очертания, исчезая в темноте. Так, а вот это уже действительно плохо…

Тогда впиваюсь ногтями в ладони и с шумом выдыхаю:

— Да, немного голова закружилась, но это сейчас пройдет, как только из лифта выйду, — говорю, а сама, отвернувшись, упираюсь плечом в металлическую стену, закатываю глаза. Быстрей бы уже этот лифт доехал! Сил больше нет.

Глеб, как будто почувствовав мое состояние, не пристает больше с вопросами. А я, сосредоточившись на дыхании, стараюсь не думать о рядом стоящем мужчине.

Стоит только лифту остановиться, а дверям — разъехаться, я первой вываливаюсь наружу.

— Надь. С тобой точно все в порядке? — в тоне Глеба проскальзывают нотки беспокойства.

— Говорю же, да. Просто немного поплохело. Может, потому что ничего не ела, — предполагаю я, хотя от волнения мне вряд ли сейчас хоть кусок в горло полезет.

— Точно, — отвечает Глеб и размашистым шагом подходит к последней двери в конце коридора. — Давай топай сюда. Сейчас что-нибудь замутим. Не хватало тебя еще из голодного обморока вытаскивать, — пытается шутить он, но мне не смешно.

Единственное, чего хочу — чтобы он быстрее уехал. Общение с парнем мне в тягость. И я все больше понимаю, что это не потому, что он мне противен, а как раз наоборот.

Я старалась выстроить стену из неприязни и обиды, но объяснения и признания Глеба, будто вспыхнувшее посреди льдов пожарище, растапливая лед, пускает трещины. Ломает защиту. Водоворот чувств мгновенно заглатывает меня, не давая возможности выплыть.

— Глеб, — зову его, скидывая кеды у входной двери.

— Да, Коть? — отзывается он из кухни, успев оказаться там за то время, пока я зависала.

— Коть? — хмурюсь я, а тело окатывает озноб; вмиг вспотевшие ладони выдают мое волнение.

— Эм, прости, Надь. Я не нарочно. — Глеб выглядывает в холл и добродушно подгоняет: — Ты давай шевели конечностями. Мне кажется, Алиса тоже проголодалась.

Я захожу в кухню: Глеб, уже собрав коляску, примостил ее к столу. Дочь хлопает глазками, с любопытством наблюдая за быстрыми передвижениями парня по кухни, такой же огромной, как и холл.

— Что ты делаешь?

— Хочу накормить тебя. Не нравится мне твой цвет лица. В таком состоянии, извини, но я боюсь оставлять тебя с Алисой. — Шуточный тон парня на последних словах меняется на серьезный.

— Глеб. — Я подхожу к коляске и, присев на корточки, чтобы достать детское питание, говорю: — Я могу справиться и сама.

— Когда уйду, можешь справляться, сколько влезет, — парирует Глеб, старательно сдерживая раздражение.

Я закусываю губу. На самом деле спорить не решаюсь лишь только потому, что мне и впрямь было плохо. Пусть Глеб немного побудет, пока не приду в себя. Видимо, чересчур себя накрутила, а теперь наступил откат.

Придвигаю стул вплотную к коляске, открываю баночку с пюрешкой и, повернув к себе Алису, начинаю ее кормить. Дочка, как обычно, пытается хватать ручками все, до чего может дотянуться. У меня для этих целей всегда припасена ее любимая деревянная ложечка, которую ей подарила тетя Варя. Алиса, щуря глазки и размахивая прибором, самозабвенно долбит им по столешнице.

— Ротик открывай, ам!

Подношу очередную порцию ко рту дочки, и она, с удовольствием чмокая, глотает яблочное пюре. От громкого звука моя голова почти лопается. Я морщусь от приступа боли, но продолжаю растягивать губы в улыбке. Ничего. Сейчас успокоюсь, и все пройдет.

— Надь, — окликает меня Глеб, и я только сейчас понимаю, что совсем забыла про него.

Смотрю на парня.

— Давай я попробую Алису покормить, а ты иди сама покушай. — В его голосе слышу заботу, и мое сердце пропускает удар.

Разум понимает: за то время, что я нахожусь рядом с Глебом, он сделает все, чтобы мое сердце сдалось, простило его и дало тот шанс, о котором он просил.

Скольжу быстрым взглядом по столешнице, на которой оказывается тарелка с омлетом и стакан апельсинового сока, потом смотрю на Глеба, спрашиваю скупо:

— Думаешь, справишься?

— Уверен, — улыбается он и стремительно приближается к нам. — Не волнуйся, я могу ладить с детьми. — Но тут же осекается, встретив мою реакцию в виде плотно сжатых губ.

— Иди, а то все остынет, — он кивает на тарелку и, переключившись на дочку, мило произносит: — Ну что за шумная девчонка сидит передо мной?

Я медленно встаю и, передвигаясь на ватных ногах, иду к тому месту, где для меня оставлена тарелка.

Мне становится страшно любопытно узнать, что испытывает сейчас парень? Поэтому, дойдя до стула, я плюхаюсь на него, беру вилку и, отломив маленький кусок омлета, сую его в рот, исподтишка наблюдая за Глебом.

Широкие плечи. Мускулистые руки. Да под футболкой, которая обтягивает его тело, можно четко разглядеть накачанный пресс…

Подавившись кусочком омлета, попавшим в трахею, закашливаюсь. Господи Боже! Куда я смотрю!



Зажмуриваю глаза. Поднимаю руки вверх; неожиданно чувствую, как горячие пальцы переплетаются с моими, и меня тянут вверх.

Я, распахнув глаза, поднимаю голову. Краснею от того, насколько взволнованно смотрит на меня Глеб.

— Дыши, Коть, — говорит он, и я открываю рот, делаю вдох и снова закашливаюсь.

Спустя секунду я наконец-то могу полноценно дышать: мне больше ничего не мешает в горле. Глеб тут же отпускает мои руки и возвращается обратно к Алисе.

Я нервно хватаю стакан, залпом выпиваю его содержимое.

— Полегчало? — интересуется парень, не оборачиваясь.

— Ага. Прошло.

Утыкаюсь взглядом в тарелку. Надеюсь, Глеб не заметил, как я рассматривала его! Стыд заливает щеки краской. Вот это конфуз. Неожиданно.

Нервно хохотнула про себя. Даже в мыслях не могла представить, что когда-либо буду снова смотреть на Глеба вот так! Ужас. Совсем с катушек слетела.

— Так, ладно. — Парень встает со стула, а я, шумно сглотнув, поднимаю на него взгляд; все смущение моментально концентрируется в груди, а потом мчится книзу живота, расплываясь жаром. — Я, наверное, уже пойду.

Распрямившись, парень щелкает Алису по носику, убирает все столовые принадлежности подальше от нее.

— Не обижай маму, хорошо? — обращаясь к дочке, произносит он, подхватывает ее на руки, а потом смотрит на меня. — Пойдем, покажу, где будет ваша комната.

— Спасибо, — бурчу под нос и плетусь за парнем, старательно отводя взгляд от его… пятой точки.

Это какое-то наваждение! Зачем я на него смотрю? Ведь только с утра терпеть его не могла. И даже, чего уж скрывать, презирала. Что же изменилось?

Взгляд, предатель, все же охватывает его рельефную спину, узкую талию, которую опоясывает широкий ремень, и джинсы, обтягивающие … Сердце бешено колотится; сглатываю слюну; сильно зажмуриваюсь.

Стиснув зубы и прибавив шага, догоняю Глеба и пристраиваюсь сбоку.

— Надь, что-то не так? — недоуменно интересуется он.

— Все нормально. Давай уже показывай комнату и иди по своим делам! — грубо отвечаю ему, поддаваясь собственной слабости. — И прекрати у меня спрашивать одно и то же!

— Хорошо, как скажешь, — спокойно соглашается парень, пожимая плечами,

Улавливаю боковым зрением, с каким любопытством Алиса рассматривает Глеба, как гладит своими маленькими пухлыми пальчиками его лицо… и во мне мгновенно просыпается ревность. Странная. Непонятная. Даже не думала, что могу ревновать свою дочку к Глебу.

— Вот, здесь можешь размещаться. — Парень толкает одну из пяти дверей, что раскиданы в разных уголках огромной квартиры, и пропускает меня внутрь. — Тут есть все, что необходимо. Ванная там, — кивает головой на стеклянную матовую дверь, — свежие полотенца, новые зубные щетки, гель, мыло… сама найдешь или показать?

— Найду, — поспешно отвечаю ему.

— Телевизор включается банально. — Глеб подходит к черному тонкому квадрату, стоящему на большой квадратной тумбе, подхватывает пульт… — Вот, смотри. Подойдешь?

— Угу, — вздрогнув, киваю и делаю несколько шагов в его сторону на ватных ногах.

Глеб тоже идет мне навстречу.

— Смотри, вот этой кнопкой включать и выключать можно. Это каналы и громкость…

— Глеб, я знаю, как управляться с пультом от телевизора. Это же не система управления ракетой, — нервно хмыкаю, а мысли лихорадочно мечутся в голове; одна из них про то, как бы побыстрее остаться одной. Глеба стало непозволительно много. Я задыхаюсь им.

— Да, согласен. Это перебор, — кривит губы в ухмылке. — Тогда, пожалуй, пойду.

Он чмокает Алису в щечку, и у меня щемит сердце от этой картины, но умиляюсь я недолго: Глеб сразу же передает дочку мне, а сам резко разворачивается к нам спиной и покидает спальню.

Я, растерянная его поведением, замираю посередине комнаты. Но когда ступор проходит, иду следом и застаю его на выходе из кухни.

Парень окидывает нас с Алисой странным взглядом. И теперь уже мне хочется спросить, все ли у него в порядке, но Глеб меня опережает:

— На столе я оставил номер телефона. Если что-то потребуется, звони. Если возникнут вопросы, звони. Если вдруг что-то случится…

— Я позвоню, Глеб, — обрываю его.

— Хорошо.

Он проходит в прихожую, быстро обувается и через несколько секунд исчезает за толстой дверью. Даже не сказав мне пока.

А я … Я не знаю, что на меня находит. Зачем я делаю следующий поступок.… И возможно, потом буду ругать себя. Жалеть о сделанном. Но я быстро иду на кухню, где возле баночки с пюрешкой лежит номер Глеба. Достав телефон, ввожу цифры. Парень принимает вызов практически сразу.

— Запиши мой номер, — выпаливаю я.

Слышу в трубке прерывистое дыхание.

— Хорошо. Я вечером наберу тебе, — и отключается.

Я медленно разворачиваюсь и иду обратно в комнату.



Алиса задорно лопочет, что-то активно пытается мне рассказать, а у меня в груди такая пустота разливается: только после нашего разговора я замечаю, что рядом с пюрешкой нет ложечки, которой Глеб кормил Алису.

Он забрал ее на экспертизу.

После того как мы остаемся одни, я еще полчаса слоняюсь по квартире в расстроенных чувствах.

Хорошо, что Глеб захватил с собой ходунки: они меня очень выручают сейчас. Алиса как угорелая носится в них по квартире, радостно взвизгивая, когда я делаю вид, что вот-вот ее догоню.

Только когда немного отвлекаюсь от внешних проблем и забываюсь, голова перестает болеть, а мысли более менее приходят в порядок. Паника отступает, и мною овладевает наипростейшее женское любопытство.

Я наконец-то обращаю внимание на квартиру Глеба. То, что она большая и просторная, нельзя не оценить. Весь интерьер выдержан в стиле минимализма, и это очень нравится Алисе: для нее, что ни квадратный метр, так взлетная полоса.

Ту комнату, что выделил нам Глеб, я за несколько минут обхожу вдоль и поперек, но ничего интересного, кроме как нескольких горшочков с цветами на окне, не нахожу. Я осторожно трогаю листочки: вопреки ожиданиям, они живые, а не искусственные. Я не думала, что в квартире Глеба может быть что-то настоящее. Как и в его сердце…

Выйдя из спальни, я решаюсь устроить себе рум-тур по этим огромным хоромам. Конечно, мне никто не давал на это разрешения, но и не запрещал же.

Взяв Алису с собой, я неуверенно иду к первой закрытой двери. Внутренний трепет в груди нарастает. Я ловлю себя на мысли, что лучше бы мне ограничиться открытыми для меня комнатами, но любопытство перевешивает, и я осторожно тяну дверь на себя.

Облегченный вдох слетает с моих губ, когда понимаю, что это зал. Провожу по лбу тыльной стороной ладони; оказывается, у меня даже испарина от волнения выступила.

Неожиданно мне на ум приходит мультфильм «Синяя Борода», который мы в детстве смотрели с Верой. До сих пор помню то возмущение, смешанное с беспокойством, когда жутко переживаешь за «молодую бестолковую жену», сунувшую свой нос, куда ей не положено. И вот сейчас я делаю сама то же самое.

Хмыкаю. Все же со стороны очень легко давать советы и осуждать, но когда находишься непосредственно в такой обстановке, хочется сделать все то, что когда-то для тебя было неприемлемым.

Бегло осматриваю зал. Ничего интересного, не считая, конечно, огромного телевизора и необъятного мягкого дивана; широкий стеклянный стол в середине комнаты и куча маленьких подушечек под ним. Остается только догадываться, что за вечеринки устраивает тут Глеб. Наверное, как в классических американских молодежных кинокомедиях, где толпы полуголых девиц обливают себя пивом и танцуют, где не попадя, и опьяненных ими и алкоголем парней. Спешу закрыть дверь и быстро сморгнуть возникающие перед внутренним взором картинки, прогоняя их.

Алиса сидит на руках, притихнув. Видимо, дочку тоже захватило любопытство: она очень сосредоточенно пожевывает зубками пустышку.

Следующая комната, а точнее, спальня, очень похожа на ту, которую нам выделил Глеб. В нее мы даже не заходим.

Подсознательно я понимаю, что ищу: я хочу видеть комнату Глеба. Меня душит жажда узнать, как жил, чем дышал он все то время без нас.

Заглядываем в новую дверь. Все такая же большая комната, только одна из четырех стен полностью стеклянная, а за ней лоджия, похожая на зимний сад. Зелеными насаждениями уставлено было практически все. И самое невероятное то, что все растения экзотических видов, за которыми нужен особый уход. И меня вновь это очень сильно удивляет. Меня манит диковинная оранжерея. Я переступаю порог; внутри прохладно и чуть влажно, даже видны капли воды на листьях.

Вдруг механический скрип, раздавшийся откуда-то из глубины комнаты, заставляет замереть на месте. Покрутив головой в поисках источника звука и ничего не обнаружив, решаю не рисковать, быстро пересекаю помещение и плотно закрываю за собой дверь.

Хм, а Глеб не так уж прост, каким кажется снаружи. Никогда бы не подумала, что он любитель природы. Хотя откуда мне знать его? Мы с ним и вовсе не общались, не узнавали друг друга. Безудержная страсть, что вспыхнула между нами, была ничем иным, как безответной влюбленностью, затмившей мой разум. И единственное, самое приятное, что осталось после нее, — это Алиса.

Приобняв дочку под спинку, прижимаю к себе. Абсолютная любовь теплыми волнами смывает неприятные мысли. Алиса, почувствовав, что ее лишают свободы, тут же устраивает бунт, начав ерзать на руках.

— Малышка моя, — всхлипывая, чмокаю дочку в щечку. — Пожалуй, на сегодня хватит приключений.

Я знаю, что за оставшейся дверью, скорее всего, находится спальня Глеба, но моральных сил туда зайти у меня, оказывается, нет.

Я возвращаюсь в нашу спальню и, посадив Алису на кровать, включаю телевизор. В кои-то веки представился случай посмотреть его, причем те каналы, которые нравятся мне. Но эстафетную палочку в виде пульта тут же пытается перехватить Алиса. Ее любовь к сгрызанию мягких кнопочек почти маниакальна, поэтому отвлекаю ее, включив заезженный детский канал, а сама откидываюсь на подушки и в миллионный раз начинаю смотреть «Фиксики».