Возвращаюсь в квартиру, только убедившись, что лифт доехал до низу.
Открываю дверь. Сжимаю челюсть. Вера совсем охерела! Вижу, как она отскакивает в сторону, жмется к стене.
— Глеб. Я правда не хотела! — начинает выламывать пальцы Вера. — Я даже не знаю, что на меня нашло. Но… я не хотела, правда!
Вмиг оказываюсь перед ней, хватаю ее руки и дергаю их вниз. Это наигранное смущение бесит!
— Перестань вести себя так! — рычу ей в лицо.
— Как? — спрашивает Вера, невинно хлопая ресницами.
— Как дрянь последняя! Она же твоя сестра! Что ты на нее кидаешься? Она что-то тебе сделала? Что за цирк ты устроила?! Ты хоть понимаешь, что напугала Алису?
Стоит упомянуть про девочку, как Вера тут же вся подбирается и, скрестив руки на груди, ядовито интересуется:
— А что ты так о ней печешься, Глеб? Тебе что, Сони мало?
— При чем здесь вообще она? — дергаю бровью вверх. — У Сони есть отец…
— Отцом является тот, кто воспитывает, Глеб, — тут же перебивает меня девушка.
— Послушай меня, Верунь. Мне кажется, ты перегибаешь палку. Переигрываешь, — подсказываю я.
— Ничего я не перегибаю! — злится Вера и, обогнув меня, проходит в зал. — Вот, смотри, это кто все накупил? Ты? — Она указывает на покупки. — Почему покупаешь все это ты, Глеб, а не отец Алисы? Или ты думаешь, я не заметила, как Надя по приезде сразу начала строить из себя жертву? Ты разве не понимаешь, что она нацелилась на тебя? Хочет тебя забрать у меня?
Вера подходит ко мне вплотную, встает на носочки. Заглядывает в глаза.
— Глеб, ты теперь бросишь меня?
Я кладу руки ей на плечи, отстраняюсь.
— Вер, я еще ничего не решил.
— А как же Соня, Глеб? — хрипло спрашивает девушка. — Она же считает тебя своим отцом! А как же я? Кто о нас будет заботиться?!
Твою мать! Только не это.
— Вер, ты знала, что это рано или поздно закончится, — скупо отвечаю ей, поворачиваюсь спиной. Не хочу видеть это наивно-детское лицо с огромными слезящимися глазами. Меня это уже не трогает.
— Я надеялась, что ты привык ко мне.
Чувствую, как девушка подходит и обнимает меня сзади.
— Вер, — медленно выдыхаю и расцепляю ее холодные пальцы, — ты делаешь хуже только себе. Все давно в прошлом. Да и о какой привычке ты говоришь? Я с тобой до сих пор нянчусь только из-за Сони! Если бы не этот гребаный диагноз…
Замолкаю. Обижать Верку не хочется. Не она виновата в том, что, когда Надя неожиданно свалили по-тихому, я нервы все растратил в попытках найти ее.
— Глеб. Я же все понимаю. Она один раз тебя предала. Разве хочешь еще раз? — Этот вкрадчивый голос въедается в мозг, пронзает его так остро, словно шипы.
— Все это в прошлом, Вер. И я больше не хочу вспоминать о том времени. Понятно?
Снова начинаю злиться. Зачем напоминать о том, что я с таким трудом похоронил под пеплом лет?
— Тогда зачем ты здесь, Глеб? — не отступает Вера. — Надька этого не стоит. Притащила вон в подоле! Не особо верной-то тебе была. Залетела, видимо, от босса своего и приперлась домой, когда тот ее к черту послал вместе с приплодом!
— Заткнись, Вера!
Хватаю ее за хрупкую шею и сжимаю…
Через секунду прихожу. Сам не ожидал, что могу быть настолько груб.
— Не говори так, поняла?! — рычу на нее.
— А что, Глеб, давай, задуши меня или ударь, если хочешь! — Из глаз девушки льются слезы. — Сделай уже хоть что-то! Покажи, что не безразлична тебе!
Эти жалкие попытки вызвать во мне эмоции только еще больше отталкивают. Неожиданно для самого себя понимаю, что с появлением Нади Вера меня начинает раздражать. Ее навязчивость становится до невыносимого обременительной.
Разжимаю пальцы, отступаю на шаг.
— Собирайся, отвезу тебя домой, — коротко бросаю и прохожу к выходу. — И чтобы больше возле Нади и Алисы не видел тебя.
Слышу, как Вера начинает дышать чаще.
— Значит, ты решил бросить меня?! — истерично вопит она и вцепляется мне в руку. — Решил?! Ну, говори!
— Решил, Вер! — Сбрасываю ее руку с себя.
— Какой же ты подонок, Глеб! Я столько на тебя времени потратила! Столько из-за тебя слез пролила! А ты вот так со мной! Как с котенком. Вышвырнул, когда стала не нужна!
— Не переигрывай. У нас с тобой брачный договор. Там все четко прописано. — Мой голос холоден и сух, чтобы она поняла, что все ее старания бесполезны.
— Да к черту пошел этот договор! Разве у тебя совсем нигде ничего не екает? — истерит девушка.
— Нет, Вер. Уже нет. — Открываю дверь и киваю головой. — Пошли.
— Дрянь! Ненавижу ее! Ну, ничего, Глеб. Я терпеливая. Веришь? — Останавливается напротив и заглядывает мне в глаза. — Я подожду, когда она снова наставит тебе рога и ты прибежишь ко мне…
— Вера, не испытывай моего терпения! — рычу на нее. — И с чего ты вообще взяла, что мне кто-то наставил рога? Надя не обязана была мне хранить верность. Мы с ней никто друг другу! И ничем общим не связаны, были все эти годы. Так что не стоит себя утруждать ожиданием. Я устал.
Я не стал объяснять девушке от чего устал. Да и не устал я, а понял, что у нас с Надей будущего нет.
— Только у вас есть кое-что общее, — говорит и тут же закрывает рот ладонью, как будто сболтнула что-то лишнее.
Вера растерянно смотрит то на меня, то на дверь. И я чувствую, сбежать хочет.
Девушка предпринимает попытку прошмыгнуть в открытую дверь, но уйти ей удается не далеко; хватаю ее за руку и затаскиваю обратно.
— Что у нас с ней общее? Говори!
Вера пытается вырваться, но ее попытки бесполезны.
— Ну?! — Встряхиваю ее за плечи.
— Отстань от меня, Глеб! Не знаю, — кривится она. — Ничего не знаю!
— Вера имеет в виду, что у нас с тобой общая дочь. Алиса твоя дочь, Глеб, — словно гром среди ясного неба, меня потрясает голос Нади. По голове, словно молотом шарахнуло. Мне казалось, что где-то внутри у меня закрадывалось подобное подозрение. И мне казалось, я был к этому готов. Но нет, твою мать! К этому нельзя подготовиться! Я был ошарашен настолько, что не мог сдвинуться с места.
Мир вокруг меня сжался, превратился в шар. А образовавшийся внутри вакуум не позволял дышать. И только спустя несколько секунд, когда понял, что молчание затягивается слишком надолго. Встряхнулся. Сбрасывая оцепенение.
Я медленно поворачиваю голову в сторону лифта. Надя стоит неподвижно с дочкой на руках, а за ней ее бывший ухажер держит коляску.
— Что ты сказала?
Я отпускаю жену, всем корпусом поворачиваюсь к Наде.
— Она врет, Глеб! — шипит Вера, дергая меня за руку.
— Если тебе так удобнее думать, то пожалуйста, — Надя старается держаться ровно, независимо, но я прекрасно вижу, как ее маленько потряхивает.
— Глеб, не верь! Мне кажется, Надька врет. Нужен тест ДНК…
— Вера, умолкни! — рявкаю на нее, и девушка, присев, замолкает. — Зайди в дом, — киваю Наде.
Та молча делает шаг ко мне, и Брат-Игнат делает то же самое.
— Эй, а ты, чучело, куда намылился?
— Следи за своим разговором, — открывает рот, парняга.
— Подмотался и пшел вон! — цыкаю на него.
— Глеб, Игнат со мной, — тихо отрезает Надя.
— Стерва! — шипит Вера, и я вижу, что вот-вот, и она снова набросится на сестру.
Хватаю фиктивную жену за шкирку и выставляю за порог; как только Надя оказывается в коридоре, сразу закрываю дверь. Квартира погружается в звенящую тишину:
— А вот теперь. Поговорим. Надя.
Киваю на Алису.
— Она точно моя дочь?
Малышка смотрит на меня так внимательно, что становится немного не по себе, словно сейчас не Надя ответит мне, а она.
— А какой мне смысл врать, Глеб? — Надя говорит уверенно, без какой-либо тени притворства.
— Я хочу сделать тест, если ты не против. И если это моя дочь, признаю отцовство, — говорю тихо, но твердо, с заметным нажимом на то, чтобы она понимала, что я в своих действиях уверен.
— Если тебе так будет спокойнее. Пожалуйста, я не против. — Она дергает головой. Ага, обижается.
Но Веркины слова о том, что это может быть ребенок ее босса, никак не лезут у меня из головы.
— Надь, зачем ты уехала? — спрашиваю я. Убираю руку и даю девушке чуть больше пространства, потому как вижу, что Алиса начинает недовольно морщить носик. — Можно? — киваю на «дочку» и протягиваю руку.
— Попробуй, — Надя пожимает плечами и разрешает взять малышку на руки.
Когда Алиса оказывается у меня на руках, мое тело пронзает ток. В памяти зачем-то всплывает тот день, когда я забирал Веру вместе с Соней из роддома. Вспомнил, что чувств абсолютно никаких не испытывал. Полное безразличие.
— Алиса, — одними губами проговариваю ее имя; оно, словно сладкий мед, растекается по языку.
Черт! Мне в один миг становится жутко от того, как я реагирую на ребенка. Да я уже готов пойти на все ради нее. И мне нахер не нужен ни тест ДНК, ни какие-либо другие экспертизы. Я нутром чувствую, что это моя дочь. В тот момент, когда она касается своей маленькой ладошкой моего лица, у меня в груди появляется необъяснимое жжение, и я понимаю, что мне срочно нужно выпить воды.
— Ма-а-а-а-а!
У Алисы вмиг наполняются глазки слезами. Она морщит носик и тянется в сторону Нади. А та все это время стояла молча, наблюдала за нами, следила за моей реакцией.
— Она не всегда с первого раза сходится с чужими людьми, — комментирует Надя и забирает малышку.
Я открываю рот, чтобы ответить ей, но непонятный спазм сдавливает горло. Приходится откашляться, прежде чем произнести слова.
— Осмотрительная, — пытаюсь шутить, но выходит не совсем смешно.
Надя кидает на меня быстрый взгляд. И переводит все внимание на дочь.
— Ты хотел со мной поговорить? — не глядя в мою сторону, интересуется девушка.
— Хотел понять, почему ты молчала? Разве не было желания написать? Сообщить? Или настолько обиделась, что решила все скрыть? — Я замолкаю, потому как вижу, что и Надя замирает.
— А что тебе от моих откровений, Глеб? — Она поднимает на меня взгляд. — От этого что-то изменится? Твое отношение ко мне или наоборот?
— Если захочешь, измениться.
— А как же Вера, Глеб?! — то ли спрашивает, то ли восклицает она охрипшим голосом. Неожиданно Надя резко разворачивается и идет с Алисой в зал. Сажает малышку в ходунки и снова поворачивается ко мне, в ее глазах поблескивает влага.
— Надь, — делаю шаг к ней. — С Верой все сложно, — честно отвечаю ей.
А у самого на душе кошки скребут. Как-то все между нами не правильно получилось. Что-то я сделал неправильно. Где-то упустил что-то важное.
— Тогда, если все так сложно, Глеб, со мной рядом тебе делать нечего, — говорит с обидой в голосе.
— Надь… — Вмиг оказываюсь возле нее, подцепляю пальцами подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. — Можно попробовать начать все сначала, Надь.
— Глеб, — выдыхает она.
Смотрю в ее глаза и понимаю, что в них совсем ничего не осталось от той Нади, которую я знал два года назад. Вся ее взбалмошность и дерзость ушли, уступая место осторожности и здравомыслию.
— Зачем ты приехала, Надь? Чего хотела этим добиться? — Сжимаю челюсть, видя в ее глазах отчуждение. — Наказать меня? Или помучить?
— Глеб, отпусти! Ты мне делаешь больно! — Надя пытается высвободиться.
— Я хочу услышать ответы на вопросы! Я так понимаю, ты приехала не для того, чтобы сообщить мне о дочери. Тебе плевать на меня! Так зачем, Надь? — последний вопрос произношу слишком уже шепотом.
— Глеб, не дави на меня. — Мне кажется, я слышу в голосе Нади просьбу. — И вообще, я почти пожалела о том, что все тебе рассказала. И если ты из-за меня хочешь бросить Веру, не стоит. Я не готова строить с тобой отношения. Ты совсем не изменился! — Она говорит это на полном серьезе. Так четко и спокойно, словно молотком забивает гвоздь в мою грудь.
— А должен был? — хмыкаю и тут же отпускаю ее. Невольно морщусь от послевкусия прикосновения к ней.
— Я заберу некоторые вещи.
— Ты куда-то собралась? Это же твоя квартира. Если не хочешь меня видеть, я не буду приходить. — Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу.
— Я хочу, чтобы ты сделал для начала тест на отцовство. И я не против буду, если ты будешь приходить к Алисе. Она совсем не виновата в том, что между нами происходит. Дочке нужен папа. Но мы вернемся сюда тогда, когда в зале хотя бы будет диван, а на кухне — мойка и стол. Излишек не нужно, Глеб. Я не смогу тебе это сразу отдать.
Я вижу, как Надя с каждым словом отстраняется все сильнее. И в данный момент я готов ей уступить. Но только сейчас.
— Так ты не сказала, куда уходишь, — не сдаюсь я.
— У Игната большая квартира. Он разрешил мне несколько дней пожить у него, — отвечает спокойно она, кружась по залу и собирая детские вещи.
Я охерел от такого заявления.
— Прости, что?! — Я замираю, глядя на нее с отвисшей челюстью. — У это долбо…ящера? С моей дочерью? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?!
Надя кидает на меня строгий взгляд.
— Я все решила, Глеб, — твердо отвечает она. — Пару дней поживу у него.
— Черт! — рычу от злости, хватаю ее за руку и вытаскиваю из зала, чтобы не напугать дочь. А в коридоре вдавливаю лопатками в стену, нависая над ней. — Только попробуй выйти из квартиры, пока меня не будет! А если подойдешь к этому ублюдку, то переломаю ему не только ноги, но и остальные части тела, усвоила?
Надя с перепугу просто хлопает глазами, не пытаясь возражать.
— Ты хоть понимаешь, к кому идешь? У этого придурка, как отец умер, кулек потек! Бухает он по-черному. Надя, предупреждаю! Не дай Бог! Я Веру отвезу домой и приеду. Если тебя не окажется дома, то пеняй на себя1
Вылетаю из квартиры, как бешеный, чуть не придавив железной дверью подслушивающую под нее Веру.
— Глеб! — визжит та, когда я, схватив ее за локоть, тащу к лифту.
— Где это выродок?!
Поверить не могу, что в голову Нади могла прийти подобная мысль!
— Кто, Игнат? — дрожа и заикаясь, блеет Вера.
Конечно, ей меня в таком виде не приходилось видеть ни разу. У нее на пороге я появлялся, только еле держась на ногах.
— А кто еще?!
Пока лифта нет, осматриваю лестничный пролет на наличие посторонних лиц.
— Он ушел, Глеб! Ему кто-то позвонил, и он ушел, — испуганная моим поведением тараторит Вера.
— Хорошо, — рычу в ответ.
— Глеб, что случилось? — взволнованно спрашивает она.
— А то, что у тебя, что у твоей сестрички с головой порой бывает ненормально! — с сарказмом отвечаю ей.
Спустившись с этажа, подталкиваю замявшуюся на пороге Веру к выходу. Она еле передвигает ногами, как будто специально тормозит меня.
— Глеб, я чуть не упала, — плаксиво жалуется девушка.
— Так поторопись, Верунь! — гаркаю на нее.
Я еле сдерживаю себя, чтобы не вернуться обратно, сгрести Надю в охапку и увезти с собой. Останавливает меня только то, что «жена» путается под ногами.
— Ты как вообще додумалась сюда припереться?
Открываю дверь внедорожника и заталкиваю Веру на пассажирское сиденье.
— А что мне прикажешь делать, Глеб? Сидеть сложа руки и ждать, пока сестренка умыкнет у меня из-под носа мужа?
Кидаю на нее укоризненный взгляд.
— Вера, ты опять за свое? — недовольно говорю я, выдыхая со свистом воздух.
Закрываю дверь с ее стороны, обхожу машину, но прежде, чем сесть на водительское место, поднимаю взгляд на окна квартиры и вижу Надю. Я кожей чувствую ее осуждающий взгляд… Да плевать. Это я должен ее осуждать. Более того, я на взводе. Я дико взбешен!
Вера вздрагивает от громкого удара, когда я сильно хлопаю дверью, занимая свое место.
— На кой черт она тебе сдалась, Глеб? Ну все же у нас до ее появления было хорошо! — причитает девушка.
А я, вдавив газ в пол, срываюсь с места со свистом покрышек об асфальт. Вера вжимается в кресло и тут же хаотично пытается пристегнуться, тщетно пытаясь попасть в замок ремня.
— Глеб, не гони! — пищит она, задержав дыхание.
— А ты тогда не неси чушь! Не хочу ничего слышать про «наше хорошо», — холодно кидаю ей.
Вера поджимает губы и, бросив на меня обиженный взгляд, тут же отворачивается в другую сторону, чтобы не увидеть мою злость.
Только сейчас понимаю, что правильно поступил, уехав. Мне нужно время, чтобы подумать и вернуться к окружающему миру, а главное — разорвать тот замкнутый круг, что затянул нас с Надей.
Выехав на дорогу, дерзко вклиниваюсь в ряд машин.
Позволяю себе немного расслабиться. Боковым зрением цепляю профиль Веры. Интересно, она предполагала, что так все выйдет? Ведь по ее удивленному лицу я понял, что она так же, как и я, не ожидала увидеть Надю с ребенком.
Но сейчас мои мысли перескакивают на вспоминание о другом. В груди просыпается знакомое чувство забытой тоски, которое я все это время душил. Не выпускал наружу. О том, как все было на самом деле…
Первая любовь? Влюбленность? Что за бред, это явно не про меня… Так я думал до того момента, пока не встретил Надю.
Влюбился в нее с первого взгляда. Как ненормальный.
А потом она поверила ерунде, которую ей наплел Тимоха, и сбежала, так и не дав мне ничего объяснить. Твою мать, до сих пор больно!
Помню, как первые месяцы, пытаясь задушить обиду на Надю, глумился над собой, сам себя высмеивал, но только лишь на глазах у пацанов. А когда возвращался вечерами домой, меня накрывала бессильная ярость от того, что она даже не дала нам шанса.
Потом я стал делать все, чтобы отпустить. Забыть. И мне показалось, что я смог это сделать, взвалив на себя заботу о Вере; думал, что ей нужны эти встречи и бессонные ночи. Но это была ложь. Я делал это для себя, чтобы не кануть в омут разочарования.
Постепенно, незаметно для себя, втянулся. Наведывался чаще, и на душе легче становилось. Возможно, потому что Вера, по сути, была какой-то связующей частичкой с Надей, даже несмотря на то, что между ними остался только краткий обмен смсками.
Изначально чесались руки выведать Надин телефон. Но я всякий раз подавлял в себе это желание. Я точно знал, что как бы я ни настаивал и ни уверял ее встретиться со мной, она этого не станет делать.
Спустя год чувства утихли. На первый план вышла забота о новой — не моей — семье. С рождением Сони все пошло абсолютно не по моему плану. Так как рядом с Верой не было близких, мне пришлось помогать ей. Вначале ее звонки с просьбами о помощи были не частые, не напрягали. Но с каждым днем их становилось больше. И уже спустя время я даже перестал обращать внимания на подколы пацанов.
Так я втянулся. Стал оставаться в квартире, что снял для них. Вплотную занялся делами фабрики. И уже не так часто тусил с пацанами, как прежде.
Единственное, до чего с Верой у нас так и не дошло, так это до постели. Хотя… Один раз я все-таки решил, что, возможно, у нас есть шанс…
Но на утро стало понятно, что нет. Вера мне будет женой только на бумаге. Не в жизни. Все в рамках договора. Отношения без обязательств. Она ни на что не претендует.
С тех пор я не совершал подобных ошибок: с Верой постель я больше не делил никогда, дабы не давать ей лишних поводов.
Однажды, не знаю, что долбануло мне в голову, подумал, а вдруг Надя вернется?! Куда пойдет? В то время злость и досада на нее прошли, остались какие-то странные чувства, которые я не мог объяснить сам себе. И чтобы как-то эти чувства вырвать из души, я начал делать в квартире сестер ремонт.
Когда дело сдвинулось с мертвой точки — я нашел рабочих, и они вынесли все старье, — на душе стало легче. Понял, что на правильном пути. В сердце поселилось спокойствие. Полный штиль. И даже в какие-то моменты прошлое мне казалось нереальным. Будто Надя была всего лишь сном.
Мне казалось, что все давно прошло. Все чувства угасли, и обиды больше не было. Услышав от Веры, что приезжает сестра, я не смог отказать себе в том, чтобы не посмотреть в глаза беглянке.
Эх, зря надеялся. Оказывается, ничего не закончилось, не забылось.
Стоило увидеть Надю, как все, что было похоронено и зарыто под толстым слоем забот, все это разметал ураган чувств, вырвавшийся наружу.
Я видел, с какой неприязнью девушка смотрела на меня. Чувствовал исходящий холод в мою сторону. И мне хотелось встряхнуть ее. Хотелось сжать в руках и спросить с нее за все те дни, что я жил без нее.
Но я не мог. Теперь у нее был ребенок и муж, хоть Надя и не спешила говорить о нем. Я даже неуместно пошутил по этому поводу в тот момент, когда она гордо заявила, что со всем справится сама, чем очень ее задел.
Негативная реакция последовала незамедлительно.
Я не хотел ее обижать — это произошло непроизвольно. Я только сейчас понял, что ревновал, потому что она предпочла кого-то другого, а не меня.
— Что за чертовщина!
Вцепившись пальцами в руль, сжимаю его до хруста в суставах.
Почему я не сказал, что Тимоха неудачно пошутил, и обида Нади на меня была, по сути, бессмысленной?
Придурок! Я тогда на него так психанул, что несколько недель не разговаривал. Это Дрозд мне спустя какое-то время признался, что Тимоха положил на Надю глаз. Думал, замутить с ней получится. Не получилось. Просчитался.
А по факту лишил меня Нади и моей дочери.
Эти мысли буром таранят мой мозг, да с такой навязчивостью, что начинает отдавать в виски.
Сжав челюсти, на короткий мог закрываю глаза и стряхиваю наваждение прошлого. Что было, то прошло. Уже ничего не исправить. Зато я могу постараться изменить грядущее.
— Глеб, — жена дотрагивается до моего плеча, и я перевожу взгляд на нее. — Ты поднимешься домой?
— Не сегодня, Вер.
— А, может, заедешь, когда Соня и Коля будут дома? Они по тебе скучают…
Слишком очевидно, к чему она клонит. И это очень раздражает.
— Вер, манипулировать мной при помощи детей не нужно — это проигрышный вариант. Ты же знаешь. Я люблю Соню. И мне далеко не безразличен Николай. Давай оставим мою привязанность к детям чистой и незапятнанной твоими интригами. Я тебе уже сказал свое решение.
— М-м-м, а ты знаешь, Глеб… — Вера вдруг откидывается на спинку сиденья и, скрестив руки на груди, гордо вздергивает подбородок. — Я тебя отпускаю. Что мне теперь, унижаться перед тобой всегда? Бегать, умолять?! Не хочу.
— И где подвох, Вер? Хотя о чем я. Подвоха быть и не может, ведь так? У нас же, помнишь, нет перед друг другом никаких обязательств. — напоминаю ей.
В этот момент сворачиваю во двор, где снимаю квартиру для Веры.
— Конечно! Никаких, Глеб, — ехидно улыбается девушка, и мне это ой как не нравится.
— Что ты задумала?
Притормаживаю возле подъезда и, схватив Веру за предплечье, поворачиваю к себе лицом.
— Если ты бросишь меня, Глеб, то я покончу с жизнью, а в предсмертной записке напишу, что во всем виноват ты. Так что думай.
Она нарочито медленно открывает дверь автомобиля, а я настолько поражен, что даже сдвинуться не могу.
— Постой! — стряхнув с себя наваждение, хрипло зову девушку.
Но она, спохватившись, быстро хлопает дверью, бежит к подъезду, как будто не услышав меня, и через пару мгновений уже исчезает внутри.
— Идиотка, — скупо кидаю ей в дорогу.
Разум подсказывает, что ее угроза беспочвенна. И мало ли, что она говорит. Сделать-то она этого не сделает. Точно.
Подняться бы в квартиру и вставить ей мозги, но время поджимает. Мне нужно срочно вернуться обратно. Мой внутренний голос подсказывает, что я сейчас должен находиться не здесь, а рядом с Надей.
Бью по коробке и вжимаю газ в пол.
Пусть пока Надя холодна, пусть ненавидит. Презирает. Это ее право. Я же хочу сейчас другого. Хочу подержать свою дочку на руках. Хочу, чтобы она улыбалась мне, как своему отцу, а не чужому человеку.
Обратная дорога, как это всегда бывает, занимает гораздо меньше времени, и уже через двадцать минут я оказываюсь во дворе Надиного дома.
Бросив внедорожник рядом с подъездом, бегу вверх по лестнице, не дожидаясь лифта. Нужна небольшая нагрузка, чтобы утихомирить бурлящий в венах адреналин.
Первое, что замечаю — из коридора исчезла коляска. В груди свербит нехорошее предчувствие.
Подхожу к двери и, прежде чем нажать на звонок, дергаю ручку. Закрыто. Сжимаю пальцы в кулак. Нажимаю кнопку вызова.
Один раз…
Второй…
Третий…
И только когда слышу щелчок замка, позволяю себе шумно выдохнуть. Н-да, я даже не заметил, что не дышал все это время.
Дверь медленно отворяется, и Надя, приложив палец к губам, говорит тихо:
— Алиса спит. Не разбуди.
Девушка резко разворачивается ко мне спиной и скрывается в зале.
Я захожу и, не разуваясь, иду следом.
— Эй, ты куда прешься? — всплеснув руками, тихо восклицает Надя. — Я тебе не уборщица, чтобы выдраивать несколько раз на дню полы!
Она подходит ко мне и толкает в грудь. Тем самым показывая на выход.
Я перехватываю ее пальцы, дергаю на себя.
— Надь, я слишком многое тебе и так позволяю. Лучше не переходить рамки дозволенного. Договорились? — стараюсь говорить ровно, чтобы мои слова воспринялись как просьба, а не угроза.
Надя вскидывает брови.
— Глеб. Я вообще-то тебя сюда не приглашала. — В ее голосе нарастает возмущение, и, пока она не сказала лишнего, я перебиваю ее:
— А я сам пришел, Надя. Меня не надо приглашать.
Перехватываю ее за талию и прижимаю к себе; она струной вытягивается в моих руках.
— Что ты творишь, Глеб? — хрипло спрашивает она, заглядывает в мои глаза.
В отражении ее глаз, вижу свой взгляд. Темный, настойчивый.
— Догадайся, Надь, что я хочу. Хотя я тебе скажу. Я хочу тебя. Хочу дочку. Хочу счастливую семью. Хочу вернуть все на год и восемь месяцев назад. Хочу, чтобы ты не убегала никуда и дала мне шанс все объяснить. Как думаешь, на этот момент достаточно моих «хочу»?
Надя приоткрывает рот, и с ее губ срывается тихий стон то ли разочарования, то ли возмущения.
— Глеб… — Она прогибается в пояснице, отдаляясь от меня, когда я наклоняюсь к ее лицу ближе. — Ты не понимаешь, что я тебе говорила? Ты думаешь, мне так легко все забыть и простить? Я так не могу, Глеб. Да и как я могу простить предательство?
— Что?
Мои брови против воли взлетают вверх.
— О каком предательстве ты говоришь? По-моему, предательница как раз ты! Ты умчалась из города молчком, никого не предупредив!
Надя истерично хохотнула.
— А кому это было нужно, Глеб? Я никому не нужна! Я была. Никому. Не нужна, — уточняет она, на секунду опустив глаза.
Несмотря на то, что Надя очень старается быть сильной, я уже вижу, как она сдает позиции. Вижу и понимаю, что если еще немного надавить, она сдастся, расскажет все.
— Ты ошибаешься, детка.
Большим пальцем свободной руки провожу по ее скуле, спускаюсь ниже, касаясь подушечками пальцев шеи.
— Прекрати издеваться, слышишь?! — Надя откидывает мою руку и пытается высвободиться.
— А что, похоже на издевательство?
— Я устала, пойми! Ничего уже не хочу. А тем более слышать всякий бред от предателя!
— От предателя, значит? А разве не наоборот? — всматриваюсь ей в лицо. — Ну, говори?
— Я сделала так, чтобы защититься от тебя, — срывающимся голосом произносит девушка, а у меня ощущение, словно яд впрыскивает мне прямо в вену.
Я не могу поверить в ее слова.
— А разве я был опасен для тебя, Надь? — зло рычу.
— С самой первой встречи, Глеб! — восклицает она, рвано дыша. — Все до тебя было размеренно. Моя жизнь. Жизнь Веры. А ты своим появлением разрушил все!
— Разрушил? Чем? Тем, что дал рабочим на фабрике зарабатывать нормально? Или тем, что обеспечил твою сестру и ее детей всем необходимым? Дал возможность ощутить, что такое настоящая жизнь? Чем, по-твоему, я плох?
В глазах Нади вижу застывшее изумление.
— И ты думаешь, что после этих слов я должна что-то сделать? Кинуться тебе в ноги и поблагодарить, что обеспечиваешь всех? Меценатище ты наш местный! — ее голос пропитан сарказмом. — Глеб, ты, видимо, ослеплен своей неотразимостью и дальше своего носа ничего не видишь. Разве не понимаешь, что ты разрушил Веру? Она по тебе с ума сходит. Готова на все, только бы ты остался с ней. — Надя предпринимает новую попытку, высвободиться из моих рук.
— А она мне не нужна, понимаешь? И никогда не была нужна. У нас с Верой все по-честному. А то, что она вбила себе в голову, мне неинтересно. Я не могу понять, зачем ты все время мне ее сватаешь? Я готов все это бросить, Надь, и попробовать начать все сначала с тобой! А с Верой расторгнуть брачный договор — дело пяти минут. Да и не отпускал я ее все это время лишь потому, что она была между мной и тобой, как соединительный мостик!
Вижу, как Надя начинает злиться сильнее, и я все же отпускаю ее.
— Глеб, замолчи! — Девушка отходит от меня на приличное расстояние. — Я не могу это слушать! Не хочу. Как для тебя все легко! Когда захотел, тогда взял. Когда надоело, тогда сломал и выкинул. Разве так можно поступать с человеческими жизнями?
— Ну, ты же поступила, Надь, — хмыкаю я, скрещивая на груди руки. — Бросила своего Игната, на целых девять месяцев лишила мою дочь меня!
Надя подскакивает ко мне в одно мгновение, с жаром выпаливает в лицо:
— Не смей, Глеб, сравнивать несравнимое, слышишь?! Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти!
— Ну, так это был твой выбор, Надь. Ты могла бы все мне рассказать. Тогда тебе не пришлось бы выживать в своем Новосибирске с маленьким ребенком на руках. — И, прежде чем она что-то успевает ответить, договариваю: — Но тебе же легче было поверить в сказку, которую Тимоха наплел о каком-то дурацком споре?! Ты даже не удосужилась выслушать меня! Ты так обиделась на то, что на Верке женился, что легко поверила в ерунду от обиды. Только вот ты не учла того, Надь, что нужно было бы немного подождать, и я бы с Верой договор расторг. Я тоже, знаешь ли, не говнюк, чтобы так обойтись с твоей, на тот момент, глубоко беременной сестрой!
Надя замирает в нескольких сантиметрах от меня. Лишь частое, поверхностное дыхание выдает ее волнение.
— Ты мне врешь, — наконец-то говорит она.
— А какой мне смысл, детка? — отвечаю сухо. — Констатирую факт. Говорю то, что есть, Надь. Не нужно выставлять меня подонком в своих же глазах, когда обвинения беспочвенны.
Надя смотрит на меня с вызовом. Не верит, значит. Ну, что ж. Дам ей время покопаться в воспоминаниях. Только в комфорте.
— Надь. Я сюда приехал не ругаться. Не выяснять отношения. Мое предложение насчет того, чтобы попробовать начать все сначала, в силе. Можешь подумать над ним. Я тебя не тороплю. Да и времени у нас теперь навалом. После того, как усыновлю Алису, тебе уже так просто не удастся сбежать, — подмигиваю непринужденно девушке, но в голосе холод, уверенность.
— Я вернулась домой не для того, чтобы бегать, Глеб. — Надя снова увеличивает между нами расстояние. — Так зачем ты здесь? — Кидает на меня мимолетный взгляд, а сама начинает перекладывать вещи с места на место, мельтеша перед глазами.
— Я за тобой и Алисой приехал. Поедете ко мне домой, — не прошу, утверждаю.
Надя переводит на меня сердитый взгляд.
— Твоей самоуверенности нет предела, Глеб! — возмущается она.
— Я не договорил. Поживете там несколько дней, а здесь хотя бы все приведут в порядок. Я думал, успею все сделать за пару дней, пока ты поживешь у Веры, но, видимо, не судьба. Здесь я вас не оставлю, даже не думай об этом. Тем более этот болван теперь знает, что ты вернулась.
— Я не поеду к тебе. И точно с тобой жить под одной крышей не буду… Даже не мечтай об этом!
«Упрямая!» — хмыкаю про себя.
— Слушай, Надь. Я же тебя не в кровать к себе зову. Включи, пожалуйста, голову! Я, конечно, понимаю, что жить и здесь можно, но… увы. Моя дочь не будет здесь находиться. Не позволю. Так что тебе лучше согласиться.
Девушка поджимает губы. Даже замечаю, как пальцы в кулаки сжала от того, что ничем не может мне апеллировать, потому что мозгом понимает, что я прав.
— На два дня, — медленно выдыхает Надя, — и у меня есть условие.
Вздергиваю бровь вверх.
— Слушаю?
— Ты с нами эти дни жить не будешь.