Чаровница

Глава пятая

На следующий день после учиненного мной погрома, эльфийка отвела меня за пределы Верейского чертога, в небольшую березовую рощу. Там, среди деревьев была небольшая беседка. Тонкие каменные колонны густо увиты зеленым плющем, пол устлан толстым слоем мха. Сначала даже показалось, что это место не тронула рука мастера, и беседка каким-то причудливым образом сама появилась среди рощи. Да и отсутствие крыши лишь подтверждало сие предположение. Мой взгляд привлек маленький кулончик с розовым цветочком, сверкающий в лучах пробевающегося сковзь листву солнце, цепочка была застегнута вокруг одной из колонн входа.

— Здесь я буду обучать тебя управлению своими эмоциями, — сказала Танариана, остановившись возле колонны и погладив цветочек.

— Странное место, — оглядевшись вокруг, сказала я.

Было такое невероятное ощущение покоя и защищенности. Но затем на замену пришло, будто навеянное ветром, чувство потери и утраты. Боль одиночества щемила мое сердце, захотелось сесть и плакать. А лучше, убежать отсюда, чтобы больше никогда не ощущать этого невыносимого давления. Бежать и не озираться, а лучше навсегда забыть, где это место находиться!

— Эту беседку создала Данария, — уставше проговорила Танариана, опустившись на мшистый пол. — В память об отце… правда… достроить она не успела.

«Чаровники,» — подумала я, вспоминая подслушанный разговор. И уже собиралась сказать эльфийке хоть что-нибудь утешающее, как спохватилась, поняв, что я, как бы не должна была слышать то, что Танариана говорила Аувелесию. Но и начать расспрашивать, как должно было, не смогла. Появилось почему-то ощущение, что я сама потеряла кого-то, кто был мне дорог, а после этого наступило удущающее чувство вины.

Вдруг, почувствовав влагу на своей щеке, поняла, что плачу. А эльфийка подняла на меня невероятно синие глаза и грустно улыбнулась. В этот момент, я вдруг осознала, что Танариана, так же как и король эльфов, намного старше того возраста, на который выглядят.

Поспешно вытерев слезу, попыталась перевести разговор, задав вопрос, который больше всего интересовал:

— Танариана, скажите, а почему вас и Аувелесия назвают «вауды»?

— Я думала, что ты спросишь о чем-нибудь другом, но не об этом. — Танариана на миг закрыла глаза, будто вспоминая что-то, а затем спросила: — Ты знаешь что-нибудь о серых эльфах?

Мой вопросительный взгляд стал ей ответом, а эльфийка продолжила:

— «Вауда» — переводится как «знающая». Все наше существование основано на обнарижении и исследовании нового знания. Мы изучаем магию не как одну из способностей, дарованных свыше, а как составляющую часть внутреннего мира, в твоем случае, человека. — видимо, замешательство в моем взгляде не пропало, поэтому, Танариана пояснила: — Многие верят, что магия дается высшими силами: Хранительницей, Подземным богом, духами стихий и так далее, а некоторые народы считают, что даже эльфы могут даровать магические способности, правда, лишь по собственному разумению и желанию.

— А разве это не так? — удивилась я.

— Сколько изучала различные виды магических сил, ни разу не встречала признаков того, что они дарованы извне. Очень многое зависит от личностных качеств мага. Быть убийцей или целителем — все зависит от того, что ты выберешь. Если захочешь забирать жизнь, то твоя магия будет причинять вред другим, а вполне возможно, что и тебе. А если же ты решишь спасать, то твои силы будут поддерживать и помогать.

— Какая у меня магия?

— Стихийная… с этим видом сложнее. Ведь больше нет магов с такими силами… И судя по всему, ты можешь быть последней. — Танариана замолчала, испытывающе глядя на меня.

— Не говорите так, — попросила я.

Просто осознание того, что нет больше магой с такими силами, как у меня, давило всей тяжестью и возвращало уже практически исчезнувшее ощущение одиночества. Даже показалось, что вокруг похолодало, а белые стволы берез угрожающе затрещали над нашими головами.

— Так, довольно разговоров, — поднялась эльфийка и отряхнула платье. — Ты совсем не можешь контролировать себя, — укоризненно покачала она головой. — Я сейчас поведаю тебе, как правильно научиться чувствовать себя, а потом покажу несколько книг, которые остались от других вауд.

— Правда? — от предвкушения я даже поддалась вперед.

— Конечно, — лаского ответила Танариана и даже потрепала меня по волосам. — Я научу тебя всему, что знаю.

— Все, я готова, — улыбнулась и с нетерпением заерзала, устраиваясь удовбнее.

— Замечательно, — эльфийка вышла из беседки и вдруг закружилась, рисуя руками в воздухе замысловатые знаки, которые вспыхивали фиолетовым и исчезали.

Я даже не дышала, пока наблюдала за ней. За ее павными, текучими движениями, за тем, как легкий ветерок развивал длинные пряди темных волос и тонкую ткань ее платья. Казалось, что даже природа: каждая травинка, каждый цветок, каждая береза — всё, движется с ней в такт. В едином порыве двигаясь следом.

Все тревоги отошли на задний план, уступив место спокойствию, умиротворению. Будто я стала частичкой окружающего мира.

— А теперь закрой глаза и ощути ветер, каждый поток, который вокруг тебя, — сказала остановившаясь Танариана.

— Так просто? — удивилась я.

— А ты попробуй для начала. — улыбнулась эльфийка. — Я немного усилила положительную энергию, которая есть в этом месте. Это должно облегчить тебе поставленную задачу.

— Хорошо, — сказала я серьезно и закрыла глаза.

— Расслабься, сделай глубокий вдох и такой же плавный выдох. Почувствуй, как ветерок ласкает твою кожу, как развивает волосы.

От нахлынувших ощущений я даже улыбнулась. Мне показалось, что я нахожусь в центре какого-то необычного вихря. Но он был не такой, какой вчера разворотил комнату. Будто он мягко несет меня на своих крыльях куда-то высоко-высоко, туда, где пушистые облака ярко освещены лучами солнца.

Вдруг все изменилось, и на место легкому прикосновению ветерка, пришло чувство бурляйщей, искряйщейся энергии, котора переполняла меня. Казалось, то она была где-то глубоко внутри, составляя всю мою суть, и при этом точно такая же была вокруг. В тот момент, когда, как мне показалось, эти две силы соеденились, на миг задержала дыхание. Гармония — то, что я почувствовала в этот момент, невероятное ощущение каждого малейшего дуновения. Причем это не было подобно на то, что было раньше. Теперь я будто бы контролировала порывы. А затем, резко выдохнув, распахнула глаза.

— Танариана, вы не поверите, что я только что почувствовала! — выдохнула пораженно. — Невероятно! Феноменально! И ни с чем несравнимо!

Эльфийка стояла надо мной и удивленно смотрела на меня, а точнее на мой кулон, который сейчас светился приглушенным фиолетово-голубым светом, будто потухая. При этом, вокруг себя я увидела мягкое белое сияние, которое тоже медленно исчезало.

— Да кто же ты? — выдохнула женщина.

Я ничего не ответила, лишь еще раз взглянув на свое украшение. Чувство эйфории исчезло напрочь, оставив лишь горькое воспоминание о себе.

— Извини, — наклонилась ко мне Танариана. — Сколько изучала магию, но никогда не видела такого. Ты будто слилась с воздухом, я даже подумала, что вот-вот взлетишь. А кулон! — порывисто воскликнула она, — откуда он?

Я рассказала Танарине все, что знала. О том, как меня выловили из озера Н'эй, о жизни в замке Звезд, о том, как оказалась у работорговцев и выбралась от них. Эльфийка слушала и не перебивала, если она хоть как-то осуждала меня или же Правителей, за неправильность поступков, то предпочла при себе оставить все соображения. Лишь один раз попросила более подробно рассказать о своих ощущениях, когда Бурый предпринял попытку изнасилования. В этот же момент ветер глухо зашумел в кронах деревьев, будто отражая мое настроение.

— Нам предстоит еще много работы, прежде, чем ты научишься контролировать себя в полной мере. Но уже есть положительные сдвиги. — видимо, заметив мое удивленное выражение лица, пояснила: — Ветер же только загудел, а не завертелся в бешенном разрушающем танце, как это было вчера.

Я ничего не ответила, внутренне радуясь такому большому достижению, которое далось мне достаточно просто. Теперь главное думать о хорошем, чтобы суметь держать себя в руках.

Вот так я и стала жить у эльфов. Первое время, большинство из них смотрело на меня презрительно, пренебрежительно. Особо никто не стремился со мной разговаривать. Мало кто верил, что их сокровищае — один из имритов — выбрал не эльфийку, а обычную человечку, причем без прошлого. Косые взгляды везде сопровождали меня, куда бы я ни пошла. А еще осуждение, четко читающееся на лицах, стоило появиться мне где-то. Много раз хотелось сорваться и спросить, что конкретно сделала плохого каждому из них, но каждый раз останавливала себя, памятуя, что я тут в гостях, а они дома. Поэтому очень много времени проводила с Танарианой и Лучиком.

Эльфийка заботилась о нас будто мы ей родные дочери. Особенно ее беспокоило состояние девочки. Она то улыбалась, веселилась и играла с Леусетиусом, то забивалась в угол и часами напролет сидела и смотрела в одну точку. Речь к ней не возвращалась, как Танариана ни пыталась разговорить ее. Мертвец, которого все считают братом Лучика, все так же не показывался.

Хотя, и прошло уже полтора месяца с тех пор как мы живем у эльфов, но я все никак не могла полностью понять принцип контроля воздухом. Да, стихию уже начала чувствовать намного лучше, даже получалось управлять потоками, и пару заклинаний под руководством Танарианы выучила. Но все равно, что-то внутри меня было недовольно, будто я могу намного больше, нечто такое, что может пробудить всю мощь ветра. Такую силу, которая гонит облака вдаль, с легкостью выворачивает столетние деревья. Которую бояться и которой поклоняются. Это ощущение пьянило обещанием невозможного. Ведь я всего лишь человек, и не надо мне таких возможностей, чтобы покорить неуловимый ветер.

Пытаясь отогнать от себя все эти мысли, старалась дышать размеренно, ощутить потоки, окрущающие меня, летящие вперед, приятно развивающие волосы. Однако, ничего не получалось, что-то мешало сконцентрироваться. Будто намекая, что не нужно мне сегодня погружаться в себя, пытаясь усилить связь со стихией.

Я потянулась всем телом, разминая затекшую спину. А затем открыла глаза. Напротив меня сидел он. Черные волосы с яркими красными прядями падали на плечи, обрамляя бледное лицо, на котором красовался только начавший подживать шрам. Рубец пересекал левую половину, от переносицы до уголка губ. Глаз не было видно из-за опущенной головы и прикрытых век. Но я ощущала, как он пристально следил за каждым моим движением. И сидел парень странно — ноги под себя, а руки лежат на коленях. Кстати, о руках, ногти были черные-черные и напоминающие когти.

Постаравшись не делать никаких лишних движений, повторила его позу, хотя мне было не очень-то и удобно. Мы еще долго молчали. Я в открытую рассматривала его и пыталась придумать, с чего бы наать разговор, но в мою голову не пришло ничего лучше чем:

— Здравствуйте.

Ничего в ответ. Ни слова, ни кивка головы, ни какого иного движения, показывающего, что меня услышали и поняли. Я не сомневлась в том, кто передо мной. Слишком уже он был похож на Лучика. Или она на него. Да и тем более, на территории Дентивирелла было только трое людей: я, Лучик и ее брат. Девочка сейчас точно с Танарианой и Леусетиусом проводит время, значит, остается Мертвец.

Я поерзала, понимаю, что ноги затекли и мне срочно нужно поменять позу. Просто сев на бок, вопросительно посмотрела на парня, но он все так же молча наблюдал за мной. Молчание затягивалось и, не выдержав, я сказала:

— Лучик с Танарианой сейчас.

И вновь молчание. Появилось даже ощущение, что я разговариваю со статуей.

— Если вы ее ищите, то она сейчас с Танарианой. Думаю, что у Серебристого ручья.

Ноль реакции. Лишь пристальный изучающий взгляд, который мне очень не понравился. При любом разговоре сразу же ищешь глаза собеседника, чтобы по ним можно было понять настроение человека и то, вред ли он или же нет. А тут ничего. Даже цвета не видно.

— Спасибо за сестру. — наконец проговорил Мертвец холодным хриплым голосом.

— Нет, что вы! — вскочила я. — Не стоит. — потупилась.

Я думала, что хотя бы сейчас он что-нибудь мне скажет. Ну, например: «стоит, ты спасла ее». А тут просто тишина. Он лишь поднял голову и открыл глаза. Посмотрив в них мне стало страшно. Они были такие темные, что даже зрочка не было видно. Нет, у Лучика тоже темные глаза, но не такие странные, я бы даже сказал отталкивающие. И, что пугало, в них не было никакого выражения. Совершенно ничего… я никогда не видела мертвых людей, но, наверное, если посмотреть им в глаз, то они будут такими же. Воистину, правильно его назвали. Мертвец…

— Память — это очень необычная вещь. Можно забыть все, нежелая вспомнить, и вспомнить, желая забыть. — вдруг сказал он, чем очень сильно удивил меня, и поднялся, показывая, что разговор закончен. Хотя, какой тут разговор был?

Парень, слегка склонил голову, будто прощаясь, а затем, выйдя из беседки, как-то странно подпрыгнул и исчез. Я, выбежавшая вслед за ним, даже не увидела его удаляющуюся фигуру. Хотелось спросить его о том, откуда он знает про мою потерю памяти. Но Мертвец просто пропал и все. Неужели это еще один из видов магии, с которым мне пришлось столкнуться?

Из любопытства я даже забралась на крышу беседки. Мы ее только недавно построили. Я, Аувелетий и Лучик. Девочка сама привела меня и эльфа и долго на пальцах пыталась нам объяснить, что она хочет. Но вот когда мы поняли, Аувелесий засопротивлялся, аргументируя это тем, что эту беседку построила его сестра и он не может вносить хоть какие-либо изменения. Однако, стоило Танариане его попросить, как эльф согласился и в следующее свое свободное от держурст на границе время помог нам в строительстве. Теперь беседка стала уютнее и исчезло ощущение одиночества и заброшенности.

Я любила здесь иногда проводить время. Березки совсем низко склонились над беседкой, а если забраться на крышу, то можно совсем спрятаться среди их веток. У меня даже было управженение, которое я сама себе придумала — вызывать маленький воздушный поток, срывать с его помощью один из березовых листиков и вырисовывать с его помощью восьмерки и какие-нибудь замысловатые фигурки вокруг своих пальчиков.

Вот и сейчас, развивая таким образом свои умения в управлении ветром, легла поудобнее и задумалась. Мертвец поразил. Ко всем тем вопросам, накопившимся за столько времени знакомства с Лучиком, которые я хотела задать Мертвецу, прибавилось еще несколько. Например, почему он такой? Мне хватило этой встречи, чтобы понять — Мертвец не просто молчаливый или задумчивый. Он действительно нелюдимый и, похоже, что каждое слово дается с трудом. А еще, что-то внутри меня просто кричало о том, что следует держаться от него как можно дальше. Видимо, это из-за первого впечатления, которое он произвел. А ведь я не испытаваю такого по отношению к его сестре. Лучик наоборот располагает к общению, о ней хочется заботиться, радовать, оберегать.

И почему он так сказал про память? Откуда знает вообще про меня? Вопросы, опять одни вопросы.

Я задумалась. Что может повлиять на память человека. По-моему уж всяко лучше помнить и знать себя, чем уже в зрелом возрасте заного постигать и изучать мир, его правила и нормы. Ведь память — это опыт прожитых лет; это то, что не позволяет совершать ошибки во второй раз; это возможность отдавать себе отчет в своих поступках, различать что хорошее, а что плохое. Значит, Мертвец хотел что-то сказать мне этим, но вот что?

Следующие несколько дней по возможности я наблюдала за Мертвецом. И, хотя мы не часто с ним встречались, поняла, что он всегда такой: холодный, безэмоциональный и молчаливый. Парень мог даже не заметить, что с ним здороваются. Даже тогда, когда я пришла вместе с Лучиком к нему, он практически ничего не сказал и не выразил никаких эмоций при встрече с сестрой. Но девочка не обиделась, молча подошла, обняла его, почему-то не гладя в ему в глаза.

Я уже хотела возмутиться таким поведением Мертвеца, но затем вспомнила, как он пришел ко мне в первый раз. Тогда было сказано всего три слова, но каких! «Спасибо за сестру»… Он был признателен, а значит, любит Лучика.

Он так же молча игнорировал мои вопросы, связанные с той странной фразой, касающуюся памяти. Только смотрел на меня своими холодными глазами, будто присматривался, изучал. Так ничего и, не добившись, я оставила их вдвоем. Вполне возможно, что Мертвец просто не хочет разговаривать с сестрой в моем присутствии.

Уйдя от них, направилась в свою вновь отремантированную комнату. Уже практически прийдя, встретила Аувелесия, который почему-то был в полном боевом облачении — тяжелая броня из металла, под которой еще и кольчуга была, зеленый плащ, скрепленный на шее кулоном в форме листика, длинный меч у правого бедра, а за спиной был колчан со стрелами и луком. Эльф держал в руках походную сумку. Увидев меня, он печально улыбнулся, но приблизившись, попытался выглядеть более радостным.

— Эматрион, а я тебя искал.

— И зачем же? — улыбнулась я.

За то время, что я прожила в Дентивирелле, мы успели даже сдружиться, несмотря на то, что первоначально Аувелесий был против моего пребывания в чертоге.

— Попращаться зашел, — выдохнул он.

А я стояла и пыталась понять, что происходит. Если подумать, то Аувелесий не должен сейчас отправляться на дежурство на восточных границах, он ведь только вернулся. Да и облачение стражи обычно не ходят. Им главное удобство и свобода действий. А броня хороша для защиты.

— Куда? — ошарашено спросила.

— Что «куда»? — попытался сделать удивленный вид Аувелесий.

— В таком виде не идут на дежурство, — окинула пристальным взглядом эльфа.

— Эматрион, это всего лишь боевое облачение.

— И походная сумка, кстати, уже собранная, тебе так просто нужна? — злобно перебила его. — Я повторяю, куда тебя отправляют?

— На дежурство, — сказал, будто бы нехотя, Аувелесий. — На границах столкновения, поэтому приказали, усилить уборону.

— Хммм… — задумалась, решила, что у него нет повода меня обманывать. — Тогда, буду тебя очень ждать, — и сама от себя такого не ожидая, обняла эльфа. — Ты побереги себя.

— Обязательно, — крепко сжал в объятьях Авелесий. — Я постараюсь вернуться как можно раньше. А ты о маме позаботься.

— Хорошо, — пообещала.

— Ну, мне идти пора, — как-то печально сказал эльф, а затем развернулся и пошел к лестнице, ведущей вниз.

Я выдохнула, потерла переносицу. Странное ощущение начало расти внутри меня. Непонятная тревога не давала покоя, а еще казалось, что меня куда-то тянет, что-то зовет, и поэтому, я решила, что стоит разыскать Танариану, поговорить с ней. Она наверняка найдет первопричину этого странного ощущения. Не зря же эльфийка является еще и «видящей». Иногда, мне кажется, что она знает абсолютно все.

Сбегая по одной из лестниц, наткнулась на Бьетеорию, которая, не заметив меня, поправляла перевязь с двумя изогнутыми мечами. Я очень удивилась, ведь в Вирельском чертоге, только стражи носят оружие, и то оно больше для вида. Файтиус, злобно зарычавший на меня, замолчал и принюхался. Его нос смешно подрагивал, втягивая воздух. А я уже по привычке даже дала имриту обнюхать мою руку, чтобы он удостоверился, что это точно я, а не кто-нибудь, надевший магическую личину. Танариана расскаывала, что среди магов это вполне обыденный вид иллюзий.

— Эматрион, здравствуй, — натягивая кожанную перчатку поприветствовала эльфийка.

— Бьетеория, рада видеть, — остановилась, переводя дыхание. Действительно ряда была этой эльфийке. Она мне многое рассказала об имритах, их особенностях и о том, как правильно о них заботиться.

— Куда нешешься?

— Танариану ищу. — выдохнула.

— Я ее не видела. — задумалась девушка. — Но, может быть, она как вауда на собрании.

— Со старейшинами? — удивилась я. Ведь, насколько мне известно, не случилось ничего особенного, чтобы требовало собрания всех семи старейшин и короля Дойринителла.

— Да, — кивнули мне в ответ. — Собирают отряд для отправки в Фиртрику.

— Зачем? — чувство паники полностью заполнило сознание. Если эльфы решили нарушить свою внешнюю политику, открыть границы и отправить отряд в Фиртрику, значит, что-то случилось.

— В королевстве война. Замок Правителя Кадагана Решительного у подножия Мойтывых гор осажден, он просит помощи. Его брат — Гаральд Щедрый удерживает противника на северо-востоке. Людских сил просто не хватает.

— Кадаган… — пересохшими губами прошептала я, пятясь назад.

Сорвавшись с места, уже хотела бежать к центру рощи, где заседают старейшины и король. Однако, меня перехватила Бьетеория, показав недюжую силу и ловкость. Эльфийка встряхнула за плечи и, глядя на меня своими зелеными глазами, сказала:

— Что с тобой?

— Пусти, — стала я вырываться, однако, сильные рыки не отпускали, лишь еще раз встряхнули, а затем и вовсе Бьетеория ударила меня, а имрит очень громко зарычал и присел, будто готовясь напасть. — За что? — прижимая руку к горящей жаром щеке.

— Чтобы успокоилась, — сказала эльфийка отходя. — Ты не замечаешь, а вокруг нас уже вихрь воздушный стал образовываться.

— Мне нужно в Фиртрику, — почувствовала, как по щеке покатилась слезинка.

— Тебя не отпустят.

— Но почему?

— Посмотри на себя, ты нестабильна. Прожив полтора месяца у нас, ты до сих пор не научилась контролировать себя.

— Тебе-то откуда знать? — злобно спросила я.

— Еще раз повторяю, вокруг нас стал образовываться вихрь. — сложила руки на груди и, тяжело выдохнув, сказала Бьетеория.

— Хорошо, — вытерев влагу с лица ладонью, высоко подняла голову, стараясь показать спокойствие и сосредоточеность, скрыв ревущую внутри меня бурю из страха, паники и предчувствия чего-то страшного.

— Ты сечас куда? — эльфийка даже попыталась улыбнуться.

— К себе в комнату. Надо отдохнуть, — солгала я. Итак понятна позиция Бьетеории насчет моего с ними путешествия. «Ты нестабильна». Значит вот так, моя паника помешала мне.

— Тебя проводить? — участливо спросила девушка.

— Как хочешь, — как можно равнодушнее пожала я плечами, рассчитывая на то, что она откажется.

— Пойдем. — сказала эльфийка, пропуская меня вперед. — Мы проводим тебя.

Хм… значит, она мне не верит. Может быть она и права, но я в любом случае попаду в Фиртрику и мне все равно, с эльфами ли или же одна. Теперь у меня есть магия, и пусть не полностью ее освоила, но защитить себя уже смогу. Да вот даже этим самым воздушным вихрем.

Пока я шла обратно, Бьетеория не проронила ни единого слова, обращенного ко мне. Она лишь иногда о чем-то очень тихо переговаривалась с Файтиусом. Я не слушала их, придумывая, каким образом можно было бы незаметно выбраться из чертога, преодалеть полудневный путь до восточной границы, преодалеть стражей и магическую защиту. Это все очень сложно, и мне очень нужен сообщник. Но вот кого можно попросить? Кто поможет и при этом не скажет эльфам? К сожалению, никого.

— Эматрион, — позвала меня Бьетеория. — Тебе нечего делать на войне.

— Почему? — жестко спросила я, разозленная тем, что меня оторвали от размышлений.

— Потому, что такие как ты должны сидеть дома, заниматься детьми и мужем, следить за бытом, — прямолинейно сказала эльфийка. — Война — это смерть, везде и повсюду. Ты слишком нежное создание, чтобы вынести такое.

— Ты успела понять это за полтора месяца, что я тут прожила? — сложила руки на груди я.

— Я это поняла с первого взгляда на тебя. Пойми, ты не боец.

— Не тебе решать, кто я, Бьетеория, — сказала холодно.

— Я не решаю, я раскрываю тебе глаза на то, кто ты на самом деле. — неожиданно мягко сказала она.

— Наивное, нежное создание, которым каждый считает себя обязанным управлять, — презрительно прокоментировала. — Спасибо, я поняла твою позицию. Разговор окончен.

Не прощаясь, я развернулась и вошла в свою комнату. Жаль, что у эльфов двери редко встречаются. Очень бы хотелось захлопнуть ее со всей силой перед носом у Бьетеории. Она не имеет никакого права говорить, где мое место. И если целью эльфийки было меня отговорить от идеи ехать в Фиртрику, то она преобрела строго противоположный результат. Теперь меня не просто тянет туда, я твердо решила всеми правдами и неправдами покинуть Дентивирелл.

В первую очередь мне необходмимо собрать хоть какие-нибудь вещи. Лучше, конечно, брать что-то удобное. И, хотя, теперь у меня много красивой одежды, я собрала два брючных костюма, которые специально сшили для занятий с имритом. Они уместились в небольшой узелок, который я скрепила ремнями. Чтобы не вызыват подозрений, решила, что не стоит сразу переодеваться, лучше останусь в платье. Тем более, что мне еще нужно запастись хоть какой-то провизией.

Кстати, о еде. Необходимо разыскать Веретаса и попросить его принести чего-нибудь. Скажу, что надолго собираюсь уйти на тренировку. Надеюсь, что поверит. В противном случае, придется ехать без еды. Может, потом смогу разжиться чем-нибудь в люском городе.

Думать о том, что может меня ждать там, в Фиртрике, я не хотела. Потому, что боялась. Боялась того, что добравшись до замка Кадагана, увижу его разоренным, с дымом стелющимся по земле и между обгорелыми камнями. Что война может пойти дальше и племена оргов, гоблинов и других тварей доберуться до цветущей Нэй'кевы. Я не представляю даже, что они сделаю с мирными жителями, сблагоухающими садами, с кристально чистым озером. С тем местом, которое мне так полюбилось за то время, что я там провела. И пусть не мне пришлось покинуть столицу не в самой хорошей ситуации, но приложу все усилия, чтобы защитить жителей. А сейчас я кое-что да умею. По дороге буду еще больше тренироваться. Благо, теперь существенный стимул есть.

Уже в дверях я столкнулась с Танарианой. Эльфийка молча разглядывала узелок с одеждой у меня в руках. Ее взгляд становился все печальнее, а затем она все так же молча зашла в мою комнату. Я поняла без слов, что она хочет поговорить. Только смысл?

Танариана расположилась в кресле у письменного стола, а я осталась стоять у дверного проема. Она не проронила ни слова, глядя прямо на меня своими волшебными синими-синими глазами, в которых читалась неподельная грусть. Судя по всему, эльфийка уже успела попрощаться с сыном, отправляя его на войну.

— Танариана, нет смысла меня уговаривать остаться. — почесав лоб сказала я. — Мне нужно быть там.

— Зачем? — уставше спросила она.

— Не понимаю, но знаю, что сейчас там мое место. — подошла к эльфийке, присела перед ней на корточки, бросила рядом с собой узелок с одеждой и взяла ее за руку. — Меня тянет туда, сама не понимаю почему, но знаю, что если останусь в Дентивирелле, то не прощу себе этого. Это не просто сиюминутная прихоть. Я отдаю себе отчет в том, что там будет все очень плохо. Но иначе не могу.

— Ты же понимаешь, что одну я тебя не отпущу? — спросила Танариана, гладя меня по руке.

— Пожалуйста, — устала умолять ее. — Если я выберусь с территоррии Дентивирелла и уже в Фиртрике догоню основной отряд, то они не отправят меня обратно.

— Эдоутелю Понеисеру это очень не понравится. — в ответ на мой вопросительный взгляд, она пояснила: — Он военочальник в этом походе.

— Не король? — поникнув, уточнила.

Если бы король Дойринителл был, то все было бы проще. Он бы понял мое стремление, позволил бы продолжить с ними путь, а вот с Первым стражем могут возникнуть проблемы. Но и его можно убедить, только вот как это сделать, пока не ясно.

— Подымайся. Сейчас соберем тебе еды в дорогу, и я провожу до границ. Иначе, магический заслон тебя не пропустит.

— И ты даже не будешь меня уговаривать остаться?

— А ты меня послушаешь?

— Спасибо, — обняла эльфийку за колени и расплакалась.

Мое серце заполняла благодарность Танариане за то, что она меня поняла. Ведь могла же пригрозить, не пустить или же начать уговаривать остаться. Если бы она мне сказала все то, что говорила Бьетеория, то я скорее всего послушалась и осталась в чертоге. Но Танариана поняла и приняла, а с такой поддержкой мне уж точно ничего не страшно.

— Ну, все, хватит тут сырость разводить, — погладила она меня по голове. — Пойдем, соберем тебя в путь нормально.

Подняла голову и встретилась с ее глазами, в которых тоже стояли слезы. Танариана улыбнулась мне, подбадривая и поддерживая. Я кивнула в ответ и поднялась.

Собирала эльфийка меня быстро. Отдав приказ, чтобы всю необходимую еду положили в походную сумку, она повела меня на луг, недалеко от чертога. Там пасвились все лошади, которыми пользаволись эльфы для дальних переездок. Там же была и Лаэви, а вот Атаназа, черного жеребца Танарианы не было. Значит, Аувелейсий на нем отправился на войну. Печально вздохнув от этой мыслии, я погладила лошадь между внимательных черных глаз.

— Возьми Лаэви с собой, — сказала Танариана, подошла к нам. Рядом с ней шел красивый каурый жеребец.

— Я не могу. Это же твоя лошадь. — сказала я и получила тычек лбом прямо в плечо, а эльфийка лишь улыбнулась.

— Она сама хочет с тобой. Ты ей нравишься, а значит, она будет о тебе заботиться.

— И все равно…

— Не обсуждается, — сказала с нажимом Танариана, а я не стала проболжать спор, ведь Лаэви и мне очень нравилась. — Да и лошади акриванской породы очень смелые.

— Не знаю даже как благодарить! — сказала я, обняла за шею лошадь и зарылась носом в длинную мягкую гриву, пахнувшую травами.

— Ты себя береги и за Аувелемием присмотри. Он хороший воин, но…

— Но это война… — перебила я и замолчала.

Эльфийка тоже молчала. А вокруг, нарушая тишину, стрекатали кузнечики, ржали лошади. И мне вдруг стало очень пусто и одиноко. Закралась, но в тот же миг исчезла мысль, что может быть стоит остаться. Все-таки Илериса часто повторяла, что война — это мужское дело. Но нет, я должна быть там! Потому что, несмотря на то, что Кадаган на меня сильно обижен, да и мне есть за что его избегать, но все же моя магия может там понадобиться.

— Кое-кто почувствовал, что ты собираешься уехать. — нарушила молчание Танариана.

На краю луга, у самой кромки леса стояли Лучик, Мертвец и Леусетиус. Ох, я ведь даже не подумала о них, что скажу на прощание, не посчитает ли девочка, что я ее бросила.

Когда мы подошли к ним, Лучик бросилась ко мне и крепко-крепко обняла и уткнулась лицом мне в плечо. От неожиданности, я сначала не поняла, чтоделать, а потом просто погладила ее по голове и прошептала:

— Я вернусь, ты не бойся.

Мне не хотелось ее оставлять. Такую маленькую, такую безобидную. Но я очень верю в то, что Танариана позаботиться о ней. Да и брат ее нашелся, значит, для Лучика теперь все будет хорошо.

Вдруг зарычавший Леусетиус привлек мое внимание. Поразительно было то, что имрит рычал на меня! Поняла, что он крайне не доволен тем, что я решила его не брать с собой, собиралась сбежать.

— А ты остаешься, — сказала имриту.

На что он фыркнул и отвернулся, демонстрируя полное пренебрежение к моеу мнению. Раз я не соизволила ему сказать о том, что отправляюсь на войну, то, значит, и он не будет меня слушаться. Вот же своенравный зверь!

— Мне нужна лошадь, — безэмоционально сказал Мертвец.

Только теперь я заметила во что был одет мужчина. Черный плащ, закрывающий все его тело и когтистые руки. Волосы собраны назад в низком хвосте. Он смотрел на меня своими страшными глазами. И создавалось впечатление, будто бы его взгляд пронзал до самых костей. Что бы хоть как-то скинуть это пугающее чувство, я спросила:

— Мертвец, а куда вы собрались?

Он не ответил, лишь прошел мимо, направляясь к одиноко стоящей лошади черной масти, шкура которой отливала в лучах солнца алым. Лучик посмотрела на меня, а затем ткнула пальцем.

— Я… — кивнула ей, показывая, что не понимаю о чем она.

Она поджала губы, отрицательно качая головой, ткнула пальцем в сторону брата, а затем вновь в меня.

— Он собирается с тобой, Эматрион. — перевела мне Танариана.

— Что? — выдохнула ошарашенная я. — Никуда я с ним не поеду!

Испугавшись собственного восклицания, затравленно озирнулась, чтобы посмотреть, слышал ли Мертвец, что я сказала, или нет. Судя по реакции, не слышал, но неуверена. Потому что этот человек вообще не показывает свои эмоции, и мне сложно понять его. Обернувшись обратно, увидела, что Лучик обиженно сложила руки на груди, а Лейсетиус смотрит укоризненно и даже Танариана качает головой. Заметив мое недоумение, она-то и сказала:

— Эматрион, зря ты отказываешься. Мертвец — наемник, если что он может тебя защитить.

— Понимаешь, я не могу объяснить, но мне как-то странно рядом с ним, — подойдя к эльфийке вплотную, прошептала тихо. Надеюсь, Лучик не улышит и не обидется.

— Не бойся, — поджала губы Танариана. — Отказываться от его помощи — глупо.

— А как же Лучик? — спросила я уже громке, глядя на девочку, которая обиженно смотрела на меня.

А Мертвец уже подъехал к нам. Именно подъехал. Без поводьев и седла. Он сидел на жеребце, который очень напоминал своего хозяина — мрачный, холодный, с аурой отчужденности вокруг. Наемник даже не смотрел на меня, полча поглаживая по шее коня.

Я почувствовала все негодование имприта по поводу того, что не хочу ехать с наемником. Наша связь становилась все сильнее и сильнее. Он был недоволен и расстроен. Это ощущалось как-то отдельно, будто не были моими эмоциями. Скорее как что-то раздрожающее. Вкупе со всем этим, поняла, что мне не отвязаться ни от сопровождения имприта, ни от общества Мертвеца. А я ведь думала отправляться одна, быстрее бы догнала эльфийское войско. Да и в одиночку проще будет договориться, чтобы меня взяли.

— Так как же мы можем оставить Лучика одну? — повторила я еще раз, цепляясь за последнбб возможность отделаться хотя бы от пугающего меня Мертвеца.

— Самеки, — глухо раздался над нашими головами голос наемника.

— Что? — подняла имя на парня, но он не ответил, лишь отвернулся, глядя по направлению к чертогу.

За него ответила Лучик, а точнее потянув меня за рукав, показала пальцем на себя.

— Что ты? — переспросила.

— Это твое имя? — поняла Танарина.

Кивок.

— Значит, «Самеки»?

Печальный выдох и кивок.

— Эматрион, не переживай. Самеки, — видно, что имя девочки для эльфийки непривычно, — останется здесь. Я позабочусь о ней.

Я вздохнула и потерла ладонью переносицу, прикрыв глаза. Они не отпустят меня вот так, одну. Если имрит последует за мной потому, что я его заэноритту, и это вполне понятно. То мотивы Мертвеца остаются для меня загадкой. Что не может не нервировать. Жизнь уже научила, что не каждому стоит доверять, ибо это часто бывает чревато.

— Вы же не отпустите меня просто так? — уставше спросила, внутренне уже смирившись сположительным ответом.

Мертвец ничего не ответил, но от имрита пришла четкая уверенность в том, что он от меня ни на шаг больше не отойдет.

— Так будет лучше, — улыбнулась мне Танариана.

Я вновь вздохнула и кивнула. Ну и ладно. Зато будет веселее ехать. Хотя… тут я погорячилась. Мертвец же говорит от силы слова три за весь день, а имрит ничего по природе сказать не может.

Остальные приготовления были завершенны в очень короткое время. Мне и Мертвецу принесли по сумке, наполненной снедъю. Еще Танариана снабдила нас походными плащами, сменной одеждой, которая шилась для стражей, а поэтому была очень легкой, но вместе с этим теплой. И, что самое главное, по моему мнению, мне подарили небольшой кинжальчик. С серебряной рукоятью, которая заканчивалась треугольной шишечкой с вытянутым наподобии спицы верхним углом. Такое оружие крайне опасно со всех сторон.

Мертвеца же вооружать не пришлось. Лишь подарили ножны для его короткого меча, который он перевесил с пояса за спину. Пока он это делал, я успела рассмотреть и его одежду и все вооружение, которым был оснащен наемник. Черная кофта, под самое горло, легкая на вид броня, прикрывающая грудь, плечи и бедра, кожанные черные брюки и такие же сапоги. А еще очень много небольшиших звездочек, ножей, которые, как я поняла, предназначены для метания. Они были прекреплены так, чтобы можно было дотянуться рукой. Даже за спиной было две ленты с необычными трехгранными ножиками с ярким оперением.

Пока мы собирались, уже наступил вечер, поэтому было решено, остаться переночевать в Вирельском чертоге, а затем уже отправляться в дорогу. Я все же беспокоилась, что эта заминка не пойдет нам на пользу. Ведь мы теряем практически сутки, и догнать эльфийский отряд станет сложнее. Танариана успокоила меня, заверив, что завтра как можно раньше отправимся в путь, и она проведет нас наиболее коротким путем. Перед сном, выбрала карту, которую можно было бы с собой захватить. И хотя в библиотеке Замка Звезд я картинально изучала географию Фиртрики, но лучше перестраховаться, тем более, что нет у меня полного доверия к Мертвецу.

Забывшись беспокойным сном, я постоянно вскакивала разбуженная то собственными стонами, то тем, что происходящее во сне пугало. Поразительно то, что сам сюжет сноведений совершенно не замомнился, лишь оставив горькое чувство потери. Будто я что-то когда-то потеряла, и до сих пор нахожусь в поиске, но что это не известно. И, как бы не пыталась вспомнить, смысл ускользал от меня, оставляя в недоумении. А затем я засыпала, и мне опять что-то снилось, просыпалась, вновь засыпала, и все двигалось по кругу.

Утром, когда Танариана пришла меня будить, у меня было настолько жуткое состояние, что появилось даже желание кого-нибудь убить. Но я сдержалась и даже постаралась не шипеть на всех вокруг. Просто молчала и терпела страшную головную боль, будто разрывающую мою голову пополам ровненько посередине. Первоначально очень хотелось просто закрыть глаза и поспать еще, желательно без сноведений, но, собрав всю силу воли в кулак, я просто попросила у Танарианы бодрящую настойку, которая сняла мою сонливость в мгновение ока. Ничего, потом и отдохну и отосплюсь.

Эльфийка провела нас кротчайшим путем. Так что к обеду мы уже были у высокого водопада. Магический проход через границу был подобен на тот, через который я попала в Дентивирелл. Тот же усыпанный драгоценными камнями тунель, которые поблескивали он лучей солнца, просачивающегося сквозь раздвинутые потоки воды.

В тот момент, когда мы уже практически вышли из перехода, я поняла, что буду безумно скучать по Танариане, по ее невероятно прекрасным глазам, в которых столько мудрости; по Лучику, которая успела стать мне как младшая сестренка; вообще по эльфийскому королевству, где даже воздух казался волшебным. И пусть почти вся магия оставила эти места, но лишь тут я почувствовала себя будто дома.

Ком подкатил к горлу, которое несчадно запершило из-за сухости. В глаза будто песка насыпали. И, шмыгнув носом, я утерла наступившие слезы. Я сюда вернусь… обязательно вернусь…

Лучик откровенно плакала и не хотела меня отпускать, но Мертвец, подойдя к нам, положил руку ей на плечо и отрицательно покачал головой. После чего девочка отошла от меня и присела на корточки, прощаясь с имритом. Зверь настолько не хотел покидать родные просторы, что в его желтых глазах тоже проступили слезы. Я чувствовал его печаль и боль, из-за чего мне стало еще хуже. Но за всем этим была еще и надежда. Маленькая надежда на возвращение.

— Эматрион, — обняв меня, прошептала Танариана, — помни, воздух — это душа мира.

— Ты о чем? — шепотом спросила удивленная я.

— Поймешь, — тихо ответила эльфика. — И помни, что как бы сложно не было, есть место, где тебя будут ждать.

Я ничего не сказала в ответ, лишь крепко-крепко обняла Танариану, прижалась к ней, показывая, что для меня ее слова не пустой звук. Конь Мертвеца нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и звук цокота пронеся по сводам пещаре. Это подествовало на меня отрезвляюще и я отринула от себя все сомнения и страхи. А чувство, которое меня тянуло в Фиртрику, ощущение необходимости быть там, лишь усиливалось и будто подталкивало поспешить.

Устроившись удобнее в седле, погладила Лаэви по гриве, и попросила:

— Вперед.

Мы тронулись с места, и я еще долго оборачивалась назад, наблюдая, как темный свод пещеры скрывает фигуры Лучика и Танарианы, а затем и сам прячится среди деревьев. Леусетиус так же часто смотрел назад, но не изменил своего решения следовать за своей заэноритту. Это меня очень радовало, потому что было что-то в Мертвеце такое, будто веещее он него чем-то холодным. И сложно сказать, в чем это выражалось. То ли во взгляде из-подо лба, то ли в постоянном молчании, то ли в том, что он ни разу не взглянул на сестру после того, как сел на своего жеребца.

Около Певра, города, в котором меня схватили работорговцы, мы оказались через четыре дня после выезда из Дентивирелла. Я рассчитывала, что довольно таки большой хорошо вооруженный отряд эльфов мы нагоним дня через два. Все же мы двигались фактически налегке. Но это оказалось не таким уж простым делом, как казалось вначале.

Ночевали мы весь путь в лесу около костра, свет от которого распугивал животных. Леусетиус ловил дичь, и мы зажаривали ее на огне. Первые дни я ела маленькими кусочками, потому что боялась, что мой организм, привыкший за полтора месяца к растительной пище, плохо перенесет появление в рационе мяса. Имрит смотрел на меня укорисненно, и зачастую подсовывал носом добавку, но мне приходилось все же решительно отказываться, предлагая оставшееся Мертвецу.

Откровенно говоря, я иногла даже и забывала о своем спутнике. Он следует со мной как безмолвная тень. Все время рядом, но при этом не издав не единого звука. Заговорил он со мной лишь тогда, когда я задала ему долго меня интересующий вопрос:

— Мертвец, скажите, откуда вы знаете, что я потеряла память?

Он долго волчал, и я уже подумала, что он не услышал вопроса. Но, когда мы проезжали мост над какой-то рекой. Парень вдруг остановился и сказал, глядя вдаль:

— У тебя глаза пустые.

Я потянула поведья, тормозя Лаэви. Проморгавшись, попыталась осознать сказанное.

— Объясните, — потребовала, наконец, прийдя в себя.

Он ничего мне не ответил, но вдруг посмотрел прямо в мои глаза. Отчего-то вдруг стало не по себе. В его взгляде было что-то… дикое, страшное, непонятное. Кажется, я начинаю понимать, почему его «мертвец» прозвали. Если в черных глазах его сестры читалось одиночество и отчаяние, то в его — смерть. А красноватый отблеск напоминал кровь.

Я отвернулась, и посмотрела на свое отражение в воде, благо ехала по левой стороне моста. На меня смотрела все та же девушка с темными отросшими волосами, сейчас стянутыми веревочкой, все с теми же серо-голубыми глазами, которые при солнечном свете приобретали более глубокий синеватый оттенок. Только вот выражение этих глаз… я раньше и не замечала этого. Они действительно были пустыми, будто решенными эмоций, чувств. Чем-то даже напомнили взгляд Мертвеца. Наверно, холодностью. Попытавшись улыбнуться, я заметила, что в самих глазах ничего не изменилась. Будто, как бы я не кривлялась, в их холодной глубине все останется неизменным.

Зарычавший Леусетиус прервал мое разглядывание отражения. Имрит был недоволен тем, что я остановилась, и в особенности, что стала погружаться в унылое состояние. Он чувствовал меня еще лучше, чем я его. Иногда, я еще не успевала осознать свое настроение, а зверь уже чувствовал, когда необходимо поддержать меня своим присутствием, а когда и порычать. Вот она, связь зверя со своей заэноритту. Мне еще придется столькому научиться, чтобы понимать ее. Я тронула поводья и мы, догнав Мертвеца, отправились дальше.

Еще два дня пути прошли в том же муторно быстром темпе погони, но как бы мы не старались, эльфов догнать не получилось. Мне казалось временами, что все бесполезно; что глупо было поддаться этому импульсу и отправиться путь; что только зря позволила так легко отправиться со мной Мертвецу. Мне все время казалось, что этот путь дается ему нелегко. Нет, наемник ничем это не показал. Он превосходно, намного лучше меня, держался в седле, оставался охранять, когда я ложилась спать, готовил дичь, пойманную Леусетиусом. Но я все равно думала, что он еще слишком слаб после того затяжного сна, чтобы выдержать такое путешествие.

Пару раз я пыталась поговорить с ним на эту тему, но он неизменно отмалчивался, так что, решив оставить парня в покое, просто наблюдала за ним украдкой, чтобы если что-то приключится, могла помочь. Но Мертвец не подавал никаких признаков усталости.

На восьмой день после нашего отъезда из Дентивирелла, мы приблизились к широкой полноводной реке, мост через которую уже собирались поджигать. Двое мужчин, накидав с одного края соломы, подносили факелы. Но стоило нам подъехать, как они прервали свое занятие и обернулись к нам.

— Чего надобно господству? — заговорил глухим басом высокий русоволосый мужчина, с длинной плохо ухоженной бородой. Облаченный в серую холщовую рубаху и такие же штаны, а на ногах было что-то обуто что-то плетеное, но такую обувь я не знаю.

— Мы едем к замку Кадагана Решительного, — ответила я, а затем веждиво попросила: — Пропустите нас, пожалуйста.

— Убериги Хранительница, — испугано прошептал второй и, согнув указательный палец, придерживая его большим, приложил руку сначала к середине груди, а затем между глаз.

Первый мужчина повторил это движение, а затем принялся нас убеждать:

— Госпожа, неча там делать такой как вы. Там война, орки, гарбиты! Что ж вам в замке среде нянек и шелку не сиделось? А супутник-то ваш! Ну, какой из него воин-то? Худющий, да и без брони, разве ж то глазищи у него страшные. Повертайте туда, откуда путь держите. Неча там быть, не бабское это дело, по войнам разъезжать.

Я наклонилась ниже, чтобы было проще говорить:

— Спасибо, за совет, но мы уж продолжим путь с вашего разрешения. — мягко улыбнулась. — Не смотрите, что нас мало и не вселяем веры в свои силы. Но вауда эльфов Дентивирелла Танариана Адори Ясевита специально отправила именно нас на помощь.

Мужчины замолчали на минуты три, удивленно переглядываясь и расматривая нас уже по-другому. Будто мы какие-то диковинки или у кого-то из нас выросла вторая голова. Я так поняла, что они мало что поняли из моей последней фразы. Ну да, из людей мало кто знает, кто такие вауды и какое положение занимают. Но тот факт, что мы присланы от эльфов, их удивил. Как оказалось, я была права:

— А чем докажешь, что эльфы послали? — подозрительно сощурился первый. — Мы тут недалече, как с три дня позади, видели отряд эльфов, так там все были в броне сияющей да оружние, не то, что ты и твой супутник.

Ого, мы выехали позже отряда всего лишь на сутки, а они прибыли раньше нас на целых три дня. Как же они смогли так быстро добраться?! Но этот вопрос пока не слишком насущный. Сейчас важнее убедить, чтобы нас пропустили, а то при поиске другой переправы можем потерять много времени.

Тут уже не выдержал Леусетиус и, глухо зарычав, вышел вперед. Мужчины испугались и оба дернулись бежать, но я тут же вступила:

— Белый, — позвала я, придавая голосу нотки укора, — не следовало это делать. Не бойтесь, — это уже сказала миролюбиво и с улыбкой. — Этот зверь зовется «имрит», с эльфийского «защитник», а я его «заэторитту», по-другому «хозяйка». Разве же вам необходимо еще какое-либо доказательство того, что мы посланы эльфами?

Второй что-то шепнул первому, и оба постоянно повторяя знак благословения Хранительницы, молча попятились в сторону, при этом побросав свои факелы в воду. А отойдя шагов так на десяток, вообще отвернулись и очень быстро побежали, постоянно оглядываясь. Видимо, боясь, что мы будем их приследовать.

Лаэви нетерпеливо потрясла гривой, и не дожидалаясь, пока я попытаюсь понять происходящее и трону поводья, просто сорвалась с места и перелетела кучу соломы, закрывающим нам путь. Мост был крепким, деревянным и хорошо сложенным, поэтому даже не зашатался, когда моя лошать опустилась на его поверхность. А затем за мной, на мост перепрыгнули Мертвец на своем жеребце и Леусетиус.

Когда мы преодалели реку, вступили под сень высоких сосен, на мягкий покров образованный хвойными иглами. И вдруг, в лесу, ярко освещенном солнечными лучами, стало холодно. Будто солнечное сияние притушили, и оно из теплого и лаского стало холодным, колючим. И на душе появилось вновь ощущение опусташенности, обреченности и одиночества. Мне даже на миг показалось, что я осталась во всем мире совершенно одна. Без имрита, без Танарианы и Лучика. Что даже Мертвец куда-то исчез. Лишь я и огромный пустой мир.

Резкая вспышка и мой кулон вспыхнул фиолетовым.

«Выпусти!» — просьба, которая шла откуда-то изнутри. Будто что-то рвалось наружу.

Я даже испугаться не успела, лишь по какому-то наитию взмахнула рукой, вкладывая всю рвущееся силу в это движение. И воздух заклубился вокруг нас, забурлил и, набирая обороты, двинулся вперед. Он выворачивал высокие крепкие деревья, оставлял после себя широкую полосу вздыбленной комьями земли. Деревья разлетались в стороны мелкими щепками. Лишь в нашу сторону ничего не попадало, потому что фиолетово-голубой свет, увеличившись в площади, был нам щитом. А еще вокруг стоял такой страшный вой, что даже кровь в жилах будто останавливалась.

Леусетиус сорвался с места и побежал вперед за вихрем.

— Белый! — закричала я и Лаэви сорвалась следом за имритом.

Сильно успугавшись за своего зверя, даже забыла о том, что впереди все еще ревет стихия. Но стоило мне преблизится, как ветер затих и все щепки, ветки, покореженные стволы деревьев, комья земли обрушились на нас. Я прикрыла голову руками, пригнувшись, но над нашими головами появился белоснежный купол, по которому весь мусор сполз на землю.

Стоило куполу исчезнуть, как тут же захотелось броситься в обратную сторону. Там внизу, на равнине, у самого подножия горного хребта была битва. Яростное сражение между эльфами, людьми, орками, троллями и гоблинами. Чадящие черным дымом костры давали мало возможности для того, чтобы понять, на чьей стороне перевес. И от холодных лучей летнего солнца было мало пользы. До нас лишь доносился лязг оружия, крики, вопли, ругонь, стоны умирающих или раненых, ржание лошадей.

Из-за дыма стало сложно дышать и сильно першило горло. Кашель сложил меня пополам, я практически не смогла разогнуться и вздохнуть, казалось, что сейчас выплюну собственные легкие. Лишь, когда над нашими головами что-то пролетело, рассеивая на миг дым и смрад, я смогла вобрать в себя чуточку воздуха и выпрямиться.

Нас накрыла огромная тень, которая при приближении стала издавать странные булькающие звуки. Приглядевшись, я в ужасе еле сдержала собственный крик. На нас летело огромное ящероподобное создание с длинной шеей, заканчивающейся большим птичьим клювом, который был раскрыт. Крылья, покрытые яркими перьями, несли чудовище к нам с огромной скоростью. А голову укрошал черно-алый даже на вид очень острый гребень.

Леусетиус зарычал, приняв оборонительную позу, а Мертвец двумя стремительно плавными движениями бросил метальные ножи, которые попали прямо в раззявленную пасть. Горловой вой и смрадное дыхание окатили нас. Но не успела я даже подумать, что делаю, как выставила вперед руки, бутно отталкивая падающее тело.

Мощнейший поряв, сильнее даже, чем тот вихрь, который вырывал деревья, пронесся над всей равниной, отшвыривая от нас чудовище и развеивая дым. Сразу же стало легче дышать, и, вздохнув полной грудью, я привстала в седле, чтобы рассмотреть поле боя.

Вся земля была усеяна трупами, а те, кто еще мог драться, вели неравный бой с отрядами противников. Я старалась не зацикливать свое внимание на раненных, убитых. Потому что, стоило мне рассмотреть изломанную фигуру одного из мужчин, практически мальчика, увидеть, как из его горла толчками струится кровь и к ране протянуты руки в попытке остановить кровотечение, рот раскрыт в предсмертном крике, а глаза расспахнуты и смотрят безжизнено прямо в нашу сторону, мне захотелось тут же сжаться в маленький комочек, спрятаться глубоко-глубоко в земле, там, откуда никто не смог бы достать. Навсегда забиться в своем укрытии и забыть о пустых глазах, голубых как летнее безоблачное небо. Нет… такое мне уже не забыть.

Я сконцентрировалась на живых, стараясь больше не рассматривать тех, кто уже лежал на земле. Спустя какое-то время, все же получилось найти развиваемый ветром синий плащ Кадагана. Правитель, стоя по коленов трупах, в буквальном смысле слова, отбивался от громаного тролля, закованного в черный доспех. Взмах, удар, и я на мгновенние задерживаю дыхание, наблюдая за тем, как мужчина отбивает и уворачивается от ударов кривого меча. Как пытается обманными движениями сбить с толку противника. И стремильно выдыхаю, когда все же троль падает, раненый в бедро.

Но радоваться было рано. В плечо Кадагана прилетел дротик в пошистым черным оперением. Правитель, уже замахнувшийся обезглавить тролля, пошатнулся и уронил меч, как-то странно обессиленно схватился за древко, и хотел было выдернуть дротик, как опять пошатнулся и стал валиться на правый бок.

Я не дышала, просто не могла вздохнуть, бешенно выискивая взглядом лучника, который ранил Кадагана. А затем краем глаза заметила, как троль стал приподниматься, наваливаясб все больше на левую ногу, меч служим пока ему опорой, но итак понятно, что стоит подняться, как для Верховного правителя Фиртрики наступит конец.

— Неееет! — закричала я и ударила пятками по бокам лошади, понуждая к бегу. Но Лаэви осталась стоять на месте. Более того, она даже не сдвинулась!

А я в тот же момент соскочила с седла и бросилась бежать туда, где троль уже стал на ноги, и замахивался, чтобы нанести смертоносный удар. Все мое существо рвалось туда, к Верховному Правителю, к Кадагану, чтобы защитить, уберечь, отстранить кривой клинок. Но даже в таком состоянии я прекрасно понимала — не успею. Я всего лишь человек, которому не под силу приодалеть такое расстояние. Да и что мне можно противопоставить против огромного тролля?

Вдруг всплывшее воспоминание о том, как проходили мои занятия в Дентивирелле, напомнило, что я не так слаба, как ощущаю себя. И сейчас, в отличии от предыдущих двух разов, осознанно выставила руки вперед, почувствовала воздушные потоки вокруг себя и наполнила их силой, которая бурлила внутри. Ветер стремительно устремился туда, где над Кадаганом стоял троль. Мне хотелось уничтожить его, разорвать на мельчайшие кусочки, развеять их по всем сторонам.

Я не видела, что произошло дальше, потому, что меня резко подхватили за талию и посадили на Лаэви.

— Отпусти меня! Не смей прикасаться ко мне! — отбивалась я, кричала и царапалась. — Его же сейчас убьют!

Мертвец не произнес ни слова, даже не посмотрел на меня. А Леусетиус зарычал, злобно ощеревшись, и ко мне пришло ощущение предупреждения. Будто имрит хочет, чтобы я оставалась на лошади и даже не думала о том, чтобы спуститься на землю. Он рычал все громче и громче, обнажив свои клыки, а желтые глаза смотрели так, будто я сейчас не его хозяйка, а добыча, которую загнали в угол. Мне стало страшно от такой перемены в моем защитнике. Отшатнувшись, чуть не упала с лошади, но сумела в последний момент ухватиться за седло и удержаться. Увидев, что я осталась сидеть и удивленно-испуганно смотрю на него, он прекратил рычать и удовлетворенно кивнул.

А тем временем наемник уже снял с себя плащ и расстелил его прямо на выжженйо траве. На черной ткани были изображены в разброс какие-то символы, причем сам рисунок был кровавокрасным. Будто его рисовали не краской, а свежей кровью, только что собранной из страшных ран. Мертвец сел в центре плаща на корточки и, достав один из кинжалов, поласнул им по ладони обеих рук. А затем окровавленными пальцами прикоснулся к ближайшему символу, который засиял багровым. Свет стал распространяться и на другие символы с удивительной скоростью, а затем, когда фигуру Мертвеца поглотила алая дымка, сквозь которую пробивались лишь редкие лучи, внезапный земной толчок содрогнул все. И тут началось невероятное.

Все мертвые, те, кто был убит в этой страшной схватке, стали рваными движениями подниматься. Кто-то из них падал, потому, что не было ног, но и они начали свое движение, ползя вперед, на врага. Мертвец пробудил всех погибших. Тут были и орки, и гоблины, и троли. Но страшнее всего было видеть, как поднимаются эльфы и люди. Их глаза горели красным пустым светом, так напоминая страшный взгляд самого наемника. Тот голубоглазый парень, который так мне запомнился, посмотрел на меня, моргнул, и вот его зрачок стал алым. Я испугалась еще больше, подумав, что он сейчас двинется в мою сторону. Но воин отвернулся, поднялся, и пошел, находу поднимая кривой оркский меч.

Среди поднятых Мертвецом я заметила и одного имрита. Белоснежная шкура зверя была заляпана кровью и вымазана в саже, но я все же заметила сверкнувшую в левом ухе серьгу.

— Файтиус… — прошептала я, пытаясь одновременно сдержать рвущиеся наружу слезы и найти взглядом Бьетеорию.

А Леусетиус завыл. Запрокинув голову, прижал уши к голове и запел песню смерти по погибшему сородичу. Так горестно, что мне показалось, будто мое сердце разрывается на части. А еще, я вдруг ощутила, что эта песня касается и меня. Нет, я отчетливо чувствую все эмоции моего имрита, но тут, в этот самый миг, поняла, что песня смерти что-то затрагивается в самой глубине. Там, где будто бы выстроенна невидимая стена, не пускающая меня к моим воспоминаниям.

Слезы сами покатились из глаз, и я обняла себя за плечи, пытаясь успокоить. Руки дражали, а в горле застрял ком. Ни вздохнуть, ни сказать. Я ладошкой вытерла слезы и заставила себя посмотреть вперед. Туда, где разворачивалось кровавое побоище; где мертвые теснят живых; где эльфы и люди бегут в сторону конного отряда, появившегося с севера. А их противники яростно отбивались от воставших мертвецов.

Опустив глаза, увидела, что вокруг Мертвеца уже исчезла алая дымка. Лишь багровый свет исходит от рисунков и ладоней наемника, и струится по земле множеством лучей к умершим. Он управляет ими как куклами-марионетками, которых я как-то видела на ярмарке в Нэй' кеве.

Когда отряд с севера приблизился к первым рядам бегущих, я уже успела рассмотреть ярко-зеленый штандарт. И уставше улыбнулась. Это прибыл Гаральд с подмогой… Младший прибыл помочь старшему… Он совсем чуть-чуть, но опоздал…

Лаэви бежала вперед, перепрыгивая через уже неподвижные трупы, стонущих раненных, оброненное оружие. Я крепко держалась за поводья, и, позволяя лошади самой выбирать маршрут движения, просто зажмурилась. Еще очень хотелось закрыть уши, чтобы ничего этого не слышать, но тогда была высока вероятность упасть. Мне было жутко и одновременно больно. Больно за всех тех воинов, которые погибли тут, на этой равнине перед Мойтывыми горами. Но я переборола все: и страх, и желание сбежать отсюда, и приступы тошноты, стоило мне только более пристально взглянуть на лежащие тела. Осталась лишь тягущая боль скорби глубоко внутри.

У меня просто была цель — найти Кадагана. И, постаравшись отринуть все посторонее, я, как только Мертвец отпустил своих мертвых марионеток, которые, стоило ему обрать руки от рисунка на плаще, попадали там, где стояли, закричала на Лаэви, чтобы она потарапливалась. А потом, поняв глупость совершенного мной действия, просто зажмурилась, чтобы хотя бы не видеть того, что творится на земле.

Когда лошадь остановилась, я по энерции уткнулась носом в ее мягкую гриву. Отплевавшишь, открыла глаза и посмотрела вниз. В нескольких шагах от нас лежал Кадаган Решительный. Он на нем был сверкающий в солнечных лучах доспех, на голове шлем, украшенный золотой ковкой. Но я смотрела лишь на его плечо, из которого между пластинами торчали черные перья, с которых на железо стекали алые капли крови.

Как вылетела с седла и как бежала к телу не помню. Все размазалось вокруг, я видела лишь текущий ручеек крови. Дрожащими руками растегнула ремни, ударживающие шлем, а затем и вовсе стянула его с головы. Кадаган не издал ни единого звука, не пошевелился. Страх затопил душу черной волной. Удушливый водоворот отчаяния, боли потери закружил мое сознание. Я смотрела на его посеревшее лицо, на безцветные губы и не могла поверить, что Правителя нет.

— Нееет! — закричала я во всю силу своего горло.

Прижимая к груди его голову, испачкаными руками гладила русые волосы. Не сдерживая слез, кому-то угрожала, обещала, умоляла и твердила, чтобы он не уходил.

Резко меня накрыло ощущение того, что уже один раз я так же рыдала, потеряв человека, которым сильно дорожила. Кого-то очень важного. И теперь вся моя сущность боролась за то, чтобы я не отпускала, не позволяла забрать еще и Кадагана.

Кто-то тронул меня за плечо, а я лишь злобно ощерилась, не хуже своего имрита. В этот же миг, на смену страху пришла ярость. Дикое желание бороться. С кем или с чем, я не понимала, лишь знала, что не отступлю и даже если придется идти вслед за Правителем, я пройду всю дорогу к чертогам Хранительницы и заберу его душу обратно.

«Воздух — это душа мира. Помни об этом…» — всплыли в сознании слова Танарианы.

Но что же мне делать? Как применить свою магию, чтобы остановить эту самую душу?

Прижимая к своей груди голову Кадагана, и склонившись к самому его лбу губами, бешенно стала шептать, чтобы он держался, что я верну его обратно.

Чувство полета накрыло неожиданно. Показалось, будто меня выдернули куда-то вверх, а затем закружилось, поднимая все выше и выше. Я ощущала, как невидимый ветер растрепал мои волосы и плащ, как там, вверху, заметно похолодало, но при этом стало заменто легче дышать, будто и не было вокруг ни костров, чадящих удушливым дымом, ни резкого запаха крови и лошадиного пота. Распахнув глаза, хотела понять, что происходит и почему даже звуки стонов исчезли, но так и обомлела.

Я стояла на самом краю большой скалы и ноги утопали в рыхлом снегу. Было очень холодно, и в попытке защититься от мороза, взмахнула руками, создавая вихрь их теплого ветра. Почему-то именно сейчас я знала, что делаю и как правильно следует выпустить свои силы, чтобы воздух был согревающим. Это было так привычно, будто каждый день использовала эти чары. Сейчас, именно в этом месте, я будто стала сама собой. Нашла гармонию со своей силой.

Посмотрела вниз, чтобы оценить высоту скалы и понять, как было бы лучше спуститься. Высокий лес, полыхал у самого подножья. Языки кровавого оттенка безжалостно съедали изумрудную листву. Огонь все разрастался, и скоро жар пламени уже достигал меня, согревая и прогоняя прочь остатки холода.

В испуге я стала озираться, и уже нашла было небольшое укрытие, как громкий треск рядом заставил пригнуться и закрыть голову руками. Было страшно, но хотелось разобраться в том, что происходит. А огонь уже облизывал края скалы, из-за чего камень моментально почернел. Не дожидаясь пока пламя доберется до меня, я вздохнула, расслабилась и представила, будто вновь парю над облаками. И действительно, почувствовала, как поднимаюсь вверх — стало прохладнее и вновь легкий свежий ветерок обвивает.

Сверху полыхающий лес с одинокой скалой напоминал огненную реку. Казалось, что огонь движется в каком-то определенном направлении, будто что-то вело его. Прямо на пути языков пламени, отдельно от основного леса, в самом центре идеально круглой полянки рос огромный раскидистый дуб. Мощный ствол не смогло бы, наверно, обхватить и трое взрослых мужчин, а ветки начинались очень высоко над головой. Это было не обычное дерево, оно было особенным, от него шло особое тепло. Мягкое, ласковое, согревающее. Наверное, такими же теплыми бывают объятия любимого человека.

Стоило мне спуститься к дереву, как прямо передо мной появилась яркая бабочка. Большая, больше, чем моя ладонь, она села мне на протянутую руку. Белые крылышки с черными линиями и полумесяцами, с широкой каймой по краям, а внизу еще синие, желтые и фиолетовые пятнышки.

Я стояла и улыбалась этой хрупкой красоте. Внутри будто что-то сломалось и весь страх и паника ушли на второй план, уступив место трепету и желанию уберечь маленькое состояние, которое забавно перебирает усиками у меня на ладони. Вдруг бабочка взмахивает крылышками и взлетает, облетает вокруг и задерживается прямо перед моим лицом. Я, склонив голову к плечу, наблюдала за ней. Такое ощущение, что эта бабочка, так же как и дерево не простая. Будто есть какой-то смысл в ее пребывании так далеко от цветущих равнин.

— Воздух — душа мира, — неожиданно даже для самой себя прошептала, наблюдая за тем, как бабочка полетела в сторону огня, который не доставали до дуба.

— Стой! — закричала я, еще потому что кое-что вспомнила.

Когда я еще жила в Замке Звезд, как-то читала ту самую книгу о чаровниках, которую нашла в самый первый день пребывания у Правителей. В одной из глав рассказывалось, что чаровники верили в то, что душа каждого человека — это сад, который, как садовник-человек самостоятельно взращивает, украшает и заботиться о нем. А самим символом души была бабочка, у каждого со своим особенным окрасом. Она была отображением бессмертия, возрождения и воскресения, способности к превращениям, изменчивости.

А если мое предположение правильно, то ни в коем случае нельзя, чтобы эта бабочка сгорела в бушующих языках пламени. Ведь, это может быть чья-то душа. Какое-то неосознанное движение рукой, и на самой границе поляны, прямо перед огнем, появилась чуть подрагивающая стена. Судя по тому, как алые язычки сталкивались с ней и развеивались, это не простой заслон, а преграда, сотворенная из Воздуха. Легкий порыв Ветра, будто подталкивающий бабочку ко мне. Пусть лучше она будет у меня в руках, чем сгорит.

Насекомое вновь подлетело и опустилось на мою грудь в районе сердца. Лишь в этот момент я, сжав руку в кулак с такой силой, что ногти больно впились в ладонь, позволила силе перестать питать воздушную преграду.

«Огонь не может существовать без воздуха,» — тихий шепот и я поднимаю руки, чтобы ощутить дуновение холодного ветра, который спускается со стороны горного хребта.

Круговое движение и я будто разворачиваю ветер, заставляя его лететь прямо на языки огня вокруг меня. А затем, почувствовав, что кончики пальцев стало покалывать, услышала: «Купол! Давай!»

Еще не понимая разумом, что делаю, стала уплотнять воздух, создавая невидимое полотно, а затем и сгибать его, согдавая округлый купол наподобии того, что когда — то видела в храме Хранительницы. Левую руку будто обожгло, а пальцы правой пришлось очень сильно растопырить, так, что они задрожали от напряжения.

Я ощущала горячий воздух, который поднимался от огня, как что-то тяжелое, грязное, болезненное. Зжав зубы из-за того, что руки от кончиков пальцев до самого плеча будто пронзил огромный раскаленный штырь, но удержала каждый поток. Глохо простонав, отвела в сторону левую руку, и стала выводить «огненный» ветер из-под купола, чтобы языки пламени потухали под давлением моего «чистого» воздуха.

Резка боль в висках и ощущение того, что я сейчас выплюну собственный желудок, заставили ослабить давление. Да и теперь не требовалось применения такого количества силы. Мне будто стал помогать кто-то невидммый, поливая огонь темнокоричневым светом. Он тут и там проходил через мой купол, разрастался и единым монолитом опускался на огонь.

Рывок и меня куда-то выдергивают. Первое, что я ущутила, это тепло кожи, к которой я прикасалась губами, и удушливый запах, смешавший в себе и пот, как лошадиный, так и человечий, смрад чадящих кострой и металлический запах крови. Причем именно последнего было больше всего. А затем на меня обрушились звуки: стоны раненных, ругань, рыдания и мольбы, лезг железа, ржание лошадей. Кто-то что-то мне говорил, даже кричал, но я этого не слышала, все было будто на заднем фоне. Набатом в моей голове, перекрывая все остальное, звучал невероятно мелодичный, как журчание воды, как звук ветра в листьях деревьев, как уютное потрескивание огня в камине родного дома, голос:

— Воздух — душа мира. Помни об этом. — и тихий шепот, будто из далека: — прими это…

Еще один спазм и я понимаю, что не удержу в себе завтрак. Зажимая рот одной рукой, второй аккуратно переложила Кадагана со своих колен. Поднявшись на ноги, отбежала шагов на десять, при этом два раза чуть не споткнувшись о чую-то конечность и оброненный меч. Когда сдерживаться уже не представлялось возможным, я рухнула на землю.

Рвало меня долго и не только из-за перенапряжения, еще из-за отвратительного запаха крови. Все-таки я не успела выбраться из поля боя. Руки сильно болели от кончиков пальцев, до самых плеч, будто их действительно пронзил очень тонкий и острый штырь. Глаза слезились, и у меня уже не было сил держаться. Горло жутко болело, а когда меня все же перестало выворачивать, я дрожащими руками вытерла губы и посмотрела на окровавленные пальцы. Вторая волна спазмов не заставила себя ждать.

Чьи-то руки поддерживали меня за плечи, помогая удерживать себя в вертикальном положении. Руки совсем ослабли, а боль даже не думала уходить. Казалось, что она наоборот потихоньку начинает усиливаться. В голове было пусто, никаких мыслей. Такое чувство, что меня просто высосали. Хотелось лишь, чтобы мне дали хотя бы чуть-чуть промочить горло и отпустили умереть, где-нибудь под деревом. Я была выхата, выпита и разбита на многжество осколков.

Как по волшебству передо мной оказалась открытая фляга, но я даже рук поднять не могла, чтобы поднести ее к губам и напиться, наконец, воды. Видимо, тот, кто поддерживал меня, понял это и аккуратно стал выливать благословенно прохладную жидкость мне в рот. Я глотала жадно, задыхаясь, но стараясь ни капли не пролить. Это получалось плохо, и вода стекала по моим губам и подборотку.

Когда я напилась, флягу убрали и через мгновение, меня подхватив на руки, куда-то понесли, обхотя препятствия. Глаза болели, но я все же сумела заставить себя их открыть и попытаться оглядеться вокруг. Первым, что я увидела, это ласковая улыбка и наполненные радостью серые глаза.

— Ну, здравствуй вновь…чаровница… — прижимая меня к своей груди еще сильнее, сказал Гаральд.

Я не ответила, лишь прижалась щекой к холодному металлу брони. Тошнота ушла, оставив после себя гадкий привкус и першение в горле. Хотелось только лечь и, укрувшись одеялом, уснуть. Заснуть глубоким сном без сновидений и проснуться в своей кровати в Дентивирелле. И навсегда забыть и об битве, которой стала свидетелей, и о армии покойников, поднятых Мертвецом, но больше всего хотелось забыть о душе-бабочке и страшном пожаре, поедавшем весь внутренний мир Кадагана. Сложно объяснить откуда, но я понимала, что горы, лес и могучий дуб — это не просто какая-то определенная территория, указаная на карте, это нечто подсознателтное человека, скрытое глубоко в человеке, хранящее саму суть души. Казалось, что я прикоснулась к чему-то заповедному, уникальному, волшебному и невообразимо прекрасному. Сумела остановить пожар, спасти бабочку. И теперь Кадаган будет жить. Я точно это знаю, иначе и быть не может.

— Гаральд внес меня в какую-то комнату, на мебели которой лежали белые полотнища ткани. Оказывается, я успела задремать на его руках. А проснулась я от звука грохнувшей о каменную стену массивной деревянной двери.

— У меня хватит сил самой дойти и лечь, — сказала тихо я. Голос прозвучал необычайно холодно и отстраненно.

Я и сама не ожидала этого, но именно в этот момент всплыла моя обида на Гаральда за тот момент в подвале Замка Звезд, за поцелуй, который многое перевернул в моей жизни, за то, что, несмотря на все разговоры о его чувствах ко мне, он просто отпустил, когда Кадаган отослал меня.

— После такого, что ты сделала, слабо верится в то, что у тебя хоть что-то осталось, — сказал Правитель.

Он смотрел на меня своими серыми глазами, а я рассматривала испачканное кровью лицо и пыталась уловить его настроение. Ведь, Гаральд назвал меня «чаровницей», а значит, они все видели, что я сделала. И прекрасно знаю, как конкретно он относится ко всем чаровникам. Но сейчас Гаральд не имеет никакого права меня осуждать.

— Я не сделала ничего, чтобы вызвать твое недовольство. — ответила на его пристальный взгляд. — Поставь меня, пожалуйста.

— Ты уверена?

— Более чем. Ничего особенного я не сделала, чтобы падать от усталости, — откровенно слукавила.

— Как ничего? — воскликнул мужчина, но на ноги поставил. Правда, все равно придержал, когда я пошатнулась и помог сесть на кровать. — Я не знаю, что ты сделала, но сила твоей магии отшвырнула всех, кто был на расстоянии в два метра от вас. Никогда в жизни не видел ничего подобного. Гигантская серебрянная воронка, через которую получилось пробится лишь Дивету, и то не сразу.

Я слушала и молчала. Такое точно все заметили, и значит, что сейчас начнутся распросы, слухи и домысли. А мне так хотелось, чтобы наличие у меня хоть какой-то действующей силы оставался в секрете. Закусив губу, посмотрела прямо на Гаральда и спросила без утайки:

— Что теперь будет?

— А что должно быть? — спросил он и, подойдя к креслу, снял с плеч замызганный грязью плащ.

— У меня есть магия, и я ей могу управлять. — пояснила.

— А ты разве сделала что-то, что считается противозаконным?

— Нет…но… — замялась я, а затем предположила вслух то, о чем старалась особо не думать: — А если я действительно одна из них? Из чаровников…

— И что? — удивленно повернулся ко мне Гаральд. — Ты, возможно, спасла жизнь Кадагану. А это много стоит. Тем более, что я не дам тебя в обиду.

Я тяжело вздохнула и горько улыбнулась, вспоминая, как обошлись со мной братья. Как Кадаган отправил подальше от себя, а Гаральд даже не потрудился что-то объяснить брату, оставив меня одну в том подзелье.

— Не нужны мне твои обещания, Правитель. — села на кровать, поразившись ее мягкости. Отвыкла я за наше путешествие спать на пушистых перинах.

Гаральд молчал, лишь наблюдал, как я демонстративно рассматриваю замысловатый узор на покрывале. Мне нечего больше ему говорить. И если Кадаган и Илериса извинились, попытались меня найти, то от Гаральда я не получили ни строчки. Может быть это слишкм эгоистично, но лучше так, чем опять проливать слезы из-за непонимания и ощущения предательства.

— Эматрион, — позвал он, все так же стоя у высокого кресла. — Это мои покои, можешь оставаться здесь.

Ну да, как же я раньше не заметила. Вся комната в коричнево-зеленых тонах. Очень похоже на Гаральда. Но вместо того, чтобы удобнее устроиться, я поднялась на пошатывающиеся ноги и опираясь об высокое изголовье кровати.

— Благодарю, Правитель, но мне лучше будет со своим имритом и Мертвецом.

Гаральд подошел ближе ко мне и заставил посмотреть в свои глаза, не отпуская мой подбородок. Металлическая перчатка неприятно холодила кожу, да и чувство, что уже похожее со мной было не давало покоя. Но Правитель меня не отпустил.

— Ты имеешь полное право обижаться. Но может быть, ты выслушаешь меня. — он приблизил свое лицо еще ближе.

— Не стоит, — положила руку ему на грудь поверх брони в знаке протеста. — Кто-то может зайти и тогда меня опять обвинят во лжи. Спасла душу старшему, а целуюсь с младшим.

— Хорошо, но пообещай, что ты останешься в этих покоях. — Гаральд отпустил меня, но не отошел.

— А смысл что-то обещать?

— Эма, сейчас война! — схватил меня за плечи и потряс. — А ты такой магией владеешь!

— Отпусти, — просто попросила я. — Правда, очень устала.

— Извини, — шепотом попросил Гаральд и отошел. — Нельзя было так просто отпускать.

— Нельзя, — согласилась я и села, ноги совсем перестали держать, а еще очень заболела спина.

Правитель скривился, но вместо слов упреков я услышала:

— Я очень сожалею, что тогда уступил желанию Кадагана и согласился отпустить тебя. Единственно, не понимаю, почему ты от Илерисы сбежала?

— Сбежала? — переспросила удивленно. — Знаешь, Гаральд, ты уступил не желанию, ты струсил перед своим братом. Ты не стал отстаивать до последнего правду, предпочтя просто замолчать!

— Я думал, что он остынет и все вернется на свои круги.

— А ничего не вернулось! — мне было горько, больно и обидно. — Сказать, чего стоила мне эта «ссылка»? — спросила, ощущая, как слезы наворачиваются на глаза. — Вагелия отправила меня к гуляющим девушка, благо там мне помогли… — Гаральд попытался что-то сказать, но я ему этого не позволила: — По дороге к таверне меня украла банда работорговцев! Я пережила попытку изнасилования их главарем! Сумела выбраться и вытащить с собой Лучика! Единственно, за что я благодарна, что попала в Дентивирелл к Танариане! И то, это не твоя заслуга! — чувства будто вырвались из-под контроля. Я все говорила и говорила, не боясь как раньше обидеть.

Гаральд стоял и молча слушал, становясь все мрачнее и мрачнее.

— Где та банда? — единственное, что он спросил, когда я замолчала, выдохшись.

— Ее больше нет, — ответила просто.

— Ты…

— Не я, не бойся. В списке грехов, что благодаря тебе мне преписали, убийства нет.

Он лишь выдохнул. Так мы какое-то время молчали, пока я не поняла, что мне очень хочется есть и спать, но еще больше мечтаю о горячей ванне. Поднявшись в очередной раз, не удержалась на ногах. Гаральд успел поймать и, перехватив удобнее, понес в сторону небольшой двери. За ней оказалась ванная комната с большой бадьей посередине.

— Так, — попыталась я сползти с его рук, — Лучше всем будет, если ты сейчас меня поставишь на место и покажешь, где я могу остановиться до тех пор, пока не наберусь сил.

— Эматрион, — страдальчески выдохнул Гаральд.

— Что «Эматрион»? — прошипела я. — Разве не четко попросила?

— Я просто хочу извиниться!

— В ванной? — возкликнула пораженно. — Не знаю, что ты задумал, но предупреждаю, лучше не делай того, о чем потом пожешь пожалеть.

— Да ничего я не хочу сделать! — не выдержал мужчина. — Пойми ты, наконец. Я не хотел, чтобы так все обернулось. Ты вправе обижать, злиться, и предьявлять мне претензии. Пережить столько и так легко простить… это невозможно, я понимаю. Но дай мне хотя бы объясниться! — повысил голос, но на ноги меня все-таки поставил.

— Да что тут объяснять-то? — не выдержала я, ощущая, будто все пространство вокруг вколыхнулось. — Вы! Ты и твой брат отправили меня с Илерисой, скрыв от сестры, что на юге орудует банда работорговцев! — кричала я, ощущая поразительную легкость в теле. — А она мне со злости сказала, чтобы я проваливала на все четыре стороны! А потом еще и обман Вагелии! Может, хватит уже надо мной издеваться, и отпустите просто?

Да, я сорвалась и не выдержала. Если еще Кадагана и Илерису простить смогла, то Гаральда нет. Он даже не попытался нормально за меня перед братом заступиться. Да и сейчас, с чего начал? С упрека, почему я сбежала!

— Дай мне слово вставить! — схватил меня за плечи Гаральд.

В его глазах было так много ярости и решимости, что я на миг подумала, будто это не тот Гаральд Решительный, которого знаю. И выражение лица пугало. Сильно сжатые губы превратились в тонкую линию, он часто дышал, а зрачки расширились. Теперь я испугалась и выставила руки в защитном жесте, стараясь отстраниться как можно дальше.

Ладони вспыхнули белым светом, и Гаральд отлетел от меня, с силой впечатавшись в каменную стену, моментально с громким лязгом тяжелых металлических доспех сползая на пол. Я вскрикнула и инстиктивно закрыла руками рот. Что же я натворила? Это же можно как покушение истолковать! Что теперь делать? Куда бежать?

Гаральд лежал на полу и дышал через раз, смотря своими серыми глазами в потолок комнаты, черные волосы разметались во все стороны. Я уже было подумала, что сломала ему что-то. И подбежав, дрожащими руками прикоснулась к щеке Правителя.

— Я… мне… это не специально… — запинаясь проговорила.

Он продолжал молчать, лишь смотрел теперь на меня. В его глазах читалось удивление, испуг, но никакого страха или ненависти. А затем он засмеялся. Хрипло и кашляя, но засмеялся и попытался подняться. Правда, в таких доспехах это было сложно, поэтому пришлось немного ему помочь.

— Эма, — отсмеявшись проговорил, — остальные девушки, когда обежаются, ищут способы отомстить, а ты не мелочишься, сразу магией бьешь!

Я покраснела и опустила голову, жалея, что волосы заплетены и нельзя ими прикрыть пылающее лицо. Мне было и обидно, и стыдно, и еще больше захотелось убраться отсюда. Уже развернулась, чтобы уйти, как Гаральд поймал меня за руку и сказал:

— Пожалуйста, не уходи. Надеюсь, что хотя бы после того, как я заслуженно получил, ты меня сможешь простить.

— Я не могу… и не хочу… — ответила, ощущая как голова тяжелеет и веки начинают закрываться. — Мне лучше уйти.

Виски резко заболели, и бочему-то глухо заныли руки, как тогда, когда я спасала душу Кадагана — будто штыри вогнали. Сделала шаг, еще один, а затем пол и стены пошли кругом. Больше я ничего не помню…