— Кловис, ты уверен? Может, тебе просто показалось, что… — невозмутимо проговорил Эдуард, протягивая Кловису носовой платок.
— Всё я уверен! — рыдал молодой актёр, захлёбываясь в истерических рыданиях. На сей раз его вопли не были постановочными: Кловис действительно был до полусмерти напуган. Господин Меньер устало потёр виски и посмотрел на врача:
— Дайте ему какое-нибудь успокоительное. Иначе я никогда не пойму, что он пытается сказать.
— Меня… убить хотели! За мной следили, и… — «ангел» истерически закашлялся и схватился за горло, будто задыхаясь. Арианн Меньер терпеливо ждал, когда кончится истерический приступ, надеясь, что сможет хоть что-то вытянуть из несостоявшейся жертвы.
Госпожа Ришар стояла у окна, задумчиво глядя вдаль: видимо, она никак не могла успокоиться. Пока что Кловис вопил что-то бессвязное, но мало ли, вдруг он всё-таки сможет назвать имя того, кто следил за ним?
Дверь столовой хлопнула, и все разом повернулись на звук. Кловис увидел входящую в дверь компанию — и заорал:
— Они! Они за мной следили! Не подпускайте их ко мне! Они хотели меня убить!
— Ты что, с дуба рухнул?! — резко воскликнул Эмиль. — Мы за тобой следили, потому что думали, что преступник — это ты, неужели не ясно?! А ты, значит, как последний придурок, запер нас в часовне, и…
— Ты не о том что-то беспокоишься! — Хару отпихнул Эмиля в сторону. — Держите Эдуарда! Быстро! Он обрушил леса, хотел, чтобы мы погибли в развалинах часовни! И Оберон… Оберон остался там! Проклятье, да держите же его!
Прогремел выстрел, и все разом умолкли. Господин Меньер деловито оглядел присутствующих, всё ещё не опуская пистолет:
— Значит так. Говорите медленно, по очереди. Если кто-то попытается напасть на другого — я буду стрелять, ясно?
— Арианн, по-моему, это слишком… — осторожно заметила госпожа Ришар, на что получила спокойный, совершенно невозмутимый ответ своего помощника:
— Среди них убийца. И, пока я не узнаю, кто именно, из комнаты никто не выйдет. Любого, кто попытается выйти, я подстрелю.
— Ах, какой же вы жестокий… и как вы можете работать с детьми, а? — насмешливо поинтересовался Эдуард, но тотчас умолк, столкнувшись взглядом с холодными глазами Меньера.
— Я… Я никого не убивал, — разве что не пускал носом пузыри Кловис. Ансоберт вздохнул:
— Да верим мы, верим. Когда обрушились леса, тебя уже не было рядом. Зато мы видели снаружи Эдуарда, даже пытались докричаться до него, чтобы он позвал на помощь…
— … А потом у нас сломалась скамейка, и мы не могли дотянуться до окна, — добавил Хару. — Затем снаружи что-то громыхнуло, и леса обрушились, а потом стена… Если бы не вход в катакомбы, ну, тот, что в часовне, нас бы там всех придавило.
Снова вспомнив про Оберона, Эмиль нервно икнул. Господин Меньер уставился сначала на Кловиса, затем — на Эдуарда.
— Бертран, что ты вообще делал в часовне? Зачем ты туда пошёл?
— Я ещё раньше там часто ходил, — нервно икая, принялся объяснять молодой актёр. — Ну, и вспомнил об этом дереве над дверью. Я хотел их там запереть, вот и заманил в часовню… Но я-то думал, они меня убить хотят!
— Нужен ты нам больно, — фыркнул Ансоберт. — Мы думали, ты — преступник! Оберон… его пугали какие-то голоса, а мы нашли дыру стене, и та вела в вашу с Эдуардом спальню!
Господин Меньер внимательно слушал, пытаясь что-то для себя решить. Неожиданно подал голос Амбруаз, до того молча сидевший где-то в углу:
— А ещё Эдуард хотел заманить меня в катакомбы, ну, те, что под академией. Он говорил, будто видел там кого-то… Наверное, хотел выманить меня из комнаты, чтобы…
— Ты, между прочим, сам виноват, что твоя комната сгорела, — неожиданно глухо проговорил Эдуард. — Лучше бы ты пошёл со мной в катакомбы. Там тебя никто бы не услышал, даже если бы ты закричал.
Видимо, юноша понял: игра окончена, скрываться бесполезно. Господин Меньер нервно сжал рукоять пистолета:
— Зачем ты это делал?
— А вы не поняли? — Эдуард говорил с явным недоумением в голосе, словно его действительно удивило, что никто не понимает его мотивов. — Вы знаете, мои родители умерли. Очень давно.
— И что с того? — Арианн напрягся, и на мгновение застывшей в дверях четвёрке «детективов» показалось: сейчас он выстрелит.
— У них не было денег, совсем. Ни у папы, ни у мамы, — речь Эдуарда всё больше походила на слова ребёнка, не взрослого человека. — А ведь маме положены были деньги, вы знаете? Те деньги, за которые выкупили эту землю. Она была нашей, эта земля! Нашей!
Словно что-то щёлкнуло в голове. Последняя деталь мозаики легла на место, и Йори воскликнул:
— Твоя мать… Она была потомком рода Альдкруа, верно?!
В столовой повисла тишина. Эдуард молчал, склонив голову. Молчали и остальные, не зная, что сказать. Да и нужны ли были слова?
— Чёрная роза, — шепнул про себя Йори, помня о словах призрака Элинор. Вот что она имела в виду. Чёрная роза, последняя из их рода; последний, кто нёс в себе безумие, которым была отравлена семья Альдкруа.
Смолкли звуки бури за окном. Дождь кончился.
Несмотря на явную абсурдность заявлений Эдуарда, его впоследствии признали вполне вменяемым. Тогда же открылись и другие подробности: то, что ради года обучения в академии Эдуард продал единственное, что досталось ему от родителей — собственную квартиру.
— Он не собирался возвращаться назад, — почти печально говорил после Эмиль. — Он знал, что его поймают.
— Тебе что, его жалко, что ли? — фыркнул Ансоберт. — Знаешь, что у меня дома было?! Родители чуть меня сами не прикончили, когда узнали, что я пытался найти убийцу. Правда, потом вроде успокоились, мама даже сказала, что я похож на деда — тот тоже любил влезать в истории.
Вздохнув, племянник госпожи Ришар смотрел на здание академии:
— Надеюсь, теперь-то всё будет хорошо. Вроде бы пообещали не закрывать академию, если мы всё-таки доведём до конца ремонт здания.
— Кловис, кстати, не против взять на себя часть расходов по ремонту, — усмехнулся Хару. — Кажется, он всё-таки считает себя виноватым в том, что рухнула часовня. Кстати, как там Оберон?
— Вроде поправляется, — Ансоберт запрокинул голову, глядя в безоблачное небо. — Повезло ему. Переломов куча, зато жив остался — это под такими-то завалами!
Сейчас, в солнечную погоду, старое здание казалось безмятежным. Да и плохое ли оно само по себе? Призраки этого места не желали никому зла. По сути, они напротив — помогли добраться до разгадки.
Йори стоял в стороне, будто прислушиваясь к чему-то, что мог услышать только он. Его лицо казалось напряжённым: младший из близнецов нуждался в ещё одном ответе, том, который не был нужен никому, кроме него.
— Спасибо… — чуть слышно прошелестел печальный голос вдалеке. Чей это был голос? Элинор? Кого-то из её дочерей? Гаетэйн Альдкруа? Гильберта? Или, может, самого этого древнего здания, видевшего и помнившего куда больше боли и страданий, чем следовало бы?..
Йори улыбнулся. Он знал, что они с братом вернутся сюда. Вернутся, как если бы возвращались домой.