Чернила

Глава 19

Бабушка прислала билет, в пятницу он уже оказался в почтовом ящике, на конверте мерцали черные английские буквы. И в уголке рисунок самолета, летевшего вокруг земли.

Томохиро уехал в субботу в тренировочный лагерь кендо, хотя я просила его не уезжать, ведь Ками могли поймать его так, однако, Джун так и не появился с угрозами. Видимо, со сломанным запястьем он мог не так и много.

Я все выходные собирала вещи, а Диана обзванивала обе школы, чтобы перевод прошел гладко. В школах в начале августа и без этого было чем заняться.

Я отмахивалась от летней жары, упаковывая альбом с фотографиями Юки и Танаки, свою повязку от формы кендо. «Двойной путь ручки и меча» - девиз нашего клуба. Я осторожно свернула ее.

Я почти не трогала комнату, ведь ни Диана, ни я не могли оставить ее пустующей. Хотя мы друг другу в этом не признались.

Томохиро прислал мне несколько сообщений из лагеря, передавая, что узнал от Ишикавы, что якудза хотят передумать свои планы насчет Томохиро. Думаю, художник, что нарисовал пистолет, выстреливший в него, не очень-то им поможет. Ками подозрительно притихли, я поймала себя на том, что часто выглядываю ночью в окно, думая, следят ли они за нами, ждут ли наши действия.

Юки и Танака принесли днем небольшие подарки к отъезду. Юки всхлипывала и повторяла раз за разом, что не верит, что я уезжаю. Я пыталась ее успокоить, но как? Я тоже этому не верила.

Она подарила мне чашку на память о наших занятиях в клубе чайной церемонии, а Танака – набор дисков с «Остаться в живых», его любимым американским сериалом, что мы часто смотрели на англоязычном канале. Его щеки покраснели, когда я обняла его у двери, что показывало, что я все же не была японкой. Нужно было поклониться.

Я отправила посылку бабушке с дедушкой – в основном, там были сувениры омиягэ для них и местных друзей. Я сложила себе в сумку смеси для карри, не зная, смогу ли купить их в Дип Ривер, не веря, что смогу теперь жить без этого запаха на кухне. Я научилась у Дианы готовить никуджага и спагетти с мясом, надеясь, что запомнила все детали. Каждое утро я ела огромные тосты с медом, каждый день покупала пурин и мороженое с зеленым матча в комбини, пока не начинал приятно болеть живот. Если я и уеду отсюда, то нужно насладиться напоследок.

Пока я укладывала вещи в чемодан, кейтай зазвонил, высветился неизвестный номер. Я подняла его дрожащей рукой.

- Алло?

Только дыхание.

Я запаниковала, не понимая, откуда у них мой номер.

- Грин, - тихо сказал Ишикава. – Ки о тскэтэ на, - выдавил он, кашляя. И отключился. Будь осторожна. Видимо, так он пытался помириться.

Что ж. Лучшим другом ему не стать, я все еще зла на него. Хотя он и спас Томохиро жизнь.

За день до моего отлета я собиралась встретить Томо на станции Шизуока, но, к моему удивлению, он постучал в дверь. Диана отозвалась со странным выражением лица. Я выглядывала из щели в двери ванной, кровь шумела в ушах. Теперь придется ей все объяснить. Дверь открылась, я представила худшее: Томохиро, сутулясь, убирает волосы с лица, показывая шрамы на руке. Может, у него разбита губа, он ведь мог пораниться по пути сюда. А если Диана узнает о слухах о его беременной девушке? Это конец.

Но он стоял ровно, когда она открыла дверь, и с излишним рвением поклонился, говоря очень вежливо. Я и не думала, что можно каждое предложение заканчивать с –мас. Но Диана вскинула брови, увидев его медные волосы, серебряную толстую цепочку на шее и рваные джинсы. Она, видимо, решила, что это вымытая версия панка, и в чем-то оказалась права.

Она развернулась, я скрылась в ванной, лицо горело, шею покалывало.

- Кэти, - позвала она. – Эм, к тебе пришел Юу Томохиро.

- Спасибо, - сказала я. Она встала у меня на пути.

- Это не Танака, - медленно сказала она.

- Кхм, - сказала я. – Кстати, я всегда говорила, что мы с Танакой только друзья.

- Но и Томохиро ты не упоминала.

- Не успела?

Диана сверлила меня взглядом.

- Прости, - сказала я. – Не хотела, чтобы ты беспокоилась.

- С чего мне беспокоиться?

- Из-за его репутации?

- Вот теперь я беспокоюсь.

- Он не такой, - сказала я. – Поверь, Диана, - она нахмурилась.

- Поверить, хотя ты все это время врала?

- Туше.

- Если бы ты осталась, у нас был бы серьезный разговор.

- Знаю. Прости. Но, клянусь, он хороший. Мы не делали ничего плохого, честно.

- Не уверена.

Томохиро прокашлялся.

- Диана! – заскулила я.

- Дома в девять, - сказала она. – Или я начинаю войну, - и она не смогла удержаться от улыбки. Но победа невелика. Она не говорила больше о том, что я остаюсь из-за парня, потому что я не собиралась оставаться.

- Мы будем есть какигори, - сказала я. – И у меня с собой кейтай.

- Ладно, - сказала Диана, но все еще не сводила с меня взгляда. – Развлекайся. Я позвоню, - подчеркнула она последние слова.

- Хорошо, - отозвалась я и закрыла за нами дверь. Я попыталась ударить Томохиро по руке, но он легко уклонился, сверкая улыбкой.

- Это еще за что?

- А то ты не знаешь! Ты хоть одеться мог нормально? – я снова атаковала. Он отскочил назад, вскинув руки и ухмыльнувшись.

Мы шли по этажу с кафе в торговом центре Миюки Роад, споря, на чьей витрине десерты выглядят привлекательней.

Мы прошли через занавеску норен и сели за столик. Заказали какигори, измельченный лед, мой был с дыней, а его – клубничный с молоком.

- Отвратительно, - сказала я, глядя, как он поглощает лед с сиропом и кремом.

Он пожал плечами.

- Не соглашусь.

- Не хочется мне такого. Один укус, и кариес будет даже у моих внуков.

Кошмар о Ками и якудза остался где-то далеко, я порой даже сомневалась, случилось ли это на самом деле, или просто приснилось.

- Ишикава на этой неделе выписывается, - сказал он.

- Оу, - а вот и реальность.

- Я буду осторожен, - пообещал он.

Я мешала ложкой измельченный лед.

- Я ничего не сказала.

- И не нужно.

Он доел свой какигори и потянулся за моим через весь стол.

- Эй! – возмутилась я, но думать могла лишь о мягком прикосновении его напульсника к моей коже, когда он потянул десерт на себя.

- Не жалуйся, - сказал он, набивая рот. – Я спасаю твоих внуков от стоматолога. И ты знаешь, сколько там калорий? – он выпил молоко, что сталось на дне.

- Больше ста?

- Придется усиленно тренироваться для турнира.

- Из-за какигори.

- Приходится жертвовать из-за спорта.

Мы шли по парку Сунпу, держась подальше от замка. Вишня не цвела, но в воздухе слышался стрекот одиноких цикад. Он взял меня за руку, напульсник прижался к моему запястью, шрамы на его руке щекотали мою кожу.

Близилось время ужина, небо начало менять цвет, наш последний день подходил к концу.

Томохиро завел меня в комбини и купил нам бенто, продавец подогрел их в серебряной микроволновке. Мы прошли мимо остановки, запах терияки и кацу карри щекотал нос.

Я не спрашивала, куда мы идем. Я знала.

Работы в Торо Исэки были завершены, ограждения лежали стопкой, ожидая, когда их вывезут.

Там ходили студенты, девушки с парнями под руку. Возле музея Торо и по другую сторону от леса веселились и шутили ученики.

Я смотрела и понимала, что что-то ускользает от меня.

- Похоже, придется искать другое убежище, - сказал Томохиро, но его голос звучал печально, я чувствовала то же самое. Мы безмолвно шли мимо деревьев. Чирикали трясогузки, готовившиеся спать. Древние хижины окружала выстриженная трава, что когда-то была длинной.

А еще был выжженный участок, где упало тело дракона, и только эта метка говорила, что здесь что-то случилось.

Томохиро сжал мою руку и притянул меня ближе. Мы проникли в одну из хижин, пока никто не смотрел. Солнце над нами проникало в щели соломенной крыши.

- У нас будут проблемы, - прошипела я.

- Кто бы удивился, - улыбнулся он и поцеловал меня.

Мы сидели у стены долгое время, глядя на небо, что темнело. Мы смотрели, как угасает наш последний день, как жизнь идет дальше.

Я попыталась свернуть не туда, пока мы шли к автобусной остановке. Мир ускользал из-под ног.

Томохиро не мог попасть в аэропорт в Токио, но когда мы остановились у моей двери, двери Дианы, он сунул мне в руку конверт, заставив пообещать, что я прочитаю его в самолете.

Он прижался к моим губам в жадном и сладком поцелуе и умчался раньше, чем я успела попрощаться, прижав к лицу руку, поворачивая к лифту. Я прижалась к стене, слушая, как закрываются двери лифта. Чернила появились в коридоре передо мной, следы напоминали скрюченные пальцы.

Они меня не достанут.

- Может, бутерброд перед полетом? – спросила Диана в аэропорту. Я покачала головой. Я ничего не могла в себя впихнуть. Никак не могла есть. – Чай? Еще что-нибудь?

Мы словно снова стали чужими, словно вернулись к тому времени, когда я только прибыла сюда. А ведь я только начала думать, что мы поладили. Она не была неподходящим кусочком мозайки, она завершала своим кусочком все.

Мы стояли у ворот безопасности.

- Что ж, - сказала она.

Что ж.

- Передавай привет от меня бабушке и дедушке, - сказала она. И погладила меня по голове. У нее была такая же улыбка, как у мамы, когда она пыталась скрыть грусть. – Они будут рады тебе.

- Спасибо, - сказала я.

- Обращайся, - ответила Диана.

- Нет, - сказала я, глядя ей в глаза. – Спасибо. За все.

Она смотрела на меня, а глаза наполнились слезами. Она меня крепко обняла.

- О, милая, - сказала она, зажмурившись. – Если будет нужно, звони мне, ладно? Даже не думай о часовых поясах.

- Хорошо, - отозвалась я. Она отступила и смотрела на меня блестящими глазами.

- Мама бы тобой гордилась, - сказала она, теперь слезы выступили у меня. – Ей всегда было сложно быть вне родного города. А ты смогла прижиться даже с другим языком.

- Большое дело, - фыркнула я, что означало, что если она не прекратит, я разрыдаюсь посреди аэропорта.

Она, видимо, поняла, ведь закрыла рот и отступила.

- Пока, - выдавила я.

- У тебя всегда будет дом здесь, - сказала она. – Хорошо?

- Ага.

Я развернулась и прошла врата. Ступив в рамку металлоискателя, я оглянулась на Диану, но та затерялась в толпе.

Я поймала свою сумку, проезжающую по ленте, и направилась дальше. Хотелось, чтобы пол подо мной провалился, чтобы я больше ничего не чувствовала.

Я села на кожаное твердое кресло. Гайдзины и японцы сидели вокруг меня, двое из обслуживающего персонала говорили приглушенными голосами. Я смотрела в огромное окно на подъезжающий самолет.

Все казалось сном. А ведь пять месяцев назад я так этого хотела. Вернуться домой.

Но дом теперь был не там, но и не в Японии.

Он был внутри меня.

И рядом с ним.

Потому я должна была уехать. Иначе он сломается.

Я вытащила конверт и прижала его к губам, глядя, как к самолетам тянулись тележки с багажом. Самолеты на земле выглядели неуклюжими, покачиваясь.

Я посмотрела на конверт в руках.

Я была уже почти в самолете. И почти взлетала.

Я развернула конверт и сунула пальцы внутрь, чувствуя согнутый листок. Я вытащила записку, листок белой бумаги, и осторожно развернула.

Я не знала, что он мог написать мне, готовилась к боли от его слов. Но на странице была красной ручкой написано лишь одно слово:

いてい てい

Иттерашай.

Уезжай, но возвращайся невредимой.

Словно я уезжала на каникулы.

Остальную часть страницы занимал рисунок – черно-белая роза, прикованная к листку пятью крестиками, наведенными по несколько раз. Рискованно, но это была лишь ручка, он ведь мог как-то писать в школе и зачеркивать свои наброски.

Роза слабо шевелилась, когда я на нее смотрела: лепестки трепетали на ветерке. Рисунок выглядел почти нормальным. Но он был прекрасным, что-то похожее я видела в глазах Томохиро, когда он смотрел на трясогузок или на сакуру, когда он оживлял их в блокноте. Его взгляд, когда он смотрел на меня.

Слезы катились по моим щекам, собираясь на подбородке и капая на бумагу. Чернила растекались там, где они капали, оставляя пятна на листьях и лепестках.

Все кончено. Он хотел, чтобы я уехала, чтобы была в безопасности. Якудза и Ками пугали меня.

Томохиро пугал меня. Если я уеду, силы Томохиро будут под контролем, он не попадется в руки Джуна.

Я скользила по розе пальцами, пытаясь представить, как двигалась его ручка. Я не была хорошим художников, но притворялась, что каждая линия была нарисована мной, что я могла ощутить душу розы, как он мог.

Рука коснулась стебля, боль пронзила палец.

Я отдернула руку, разглядывая порез о бумагу. Темная капелька крови появилась на кончике указательного пальца. Сильно болело.

Я посмотрела на рисунок.

Шип. Я порезалась не о бумагу, а укололась о шип.

- Окьяку-сама, просим прощения за ожидание. Ваш рейс 1093 в Оттаву…

Кровь текла по моему пальцу и падала на страницу с шорохом.

Кап-кап-кап.

Окружающие поднимались, тащили чемоданы на колесиках, мамы несли своих чад, все устремлялись к нашему неуклюжему самолету.

Кап.

Я не могла ничего поделать. Бабушка купила билет.

Диана ушла на поезд в Шизуоку.

Кап.

Я обещала Томохиро, что уеду.

Если я останусь, то могу умереть.

Я смотрела на кровь, красную на бумаге, где она была единственным ярким цветом, кроме единственного слова, оставленного мне Томохиро.

Иттерашай.

Возвращайся невредимой.

Возвращайся.

Но пора было идти в самолет. Я не могла убежать из аэропорта. В реальности все было не так. Может, в японских сериалах или в плохих голливудских фильмах это сработало бы. Но у меня в кармане лежал билет, рядом стоял чемодан. Нельзя просто так встать и уйти.

Кап.

Или можно?

Я медленно поднялась на ноги, тело дрожало. Кровь шумела в ушах, пульсировала в каждой вене.

Я не убегала. Если я ошиблась с решением… то это не будет побегом. Да?

Прошу… живи.

И вернись невредимой.

Я сжала руки в кулаки, порез покалывало.

И все это не из-за слов Томохиро. И даже не из-за него.

Это моя жизнь и мой выбор.

Я не смогла бы жить, оставив тут то, что было для меня важно.

Шанс лишь один. Жизнь одна. Если чернила реагируют на меня, то я, может, и остановить их смогу. А если и не смогу, то страдать будем не только мы.

Я шагнула вперед, ноги онемели. Я шла мимо рядов сидений, удаляясь от врат, где служащие проверяли паспорта.

Я споткнулась и побежала к выходу из аэропорта. Рисунок Томохиро был зажат в руке. Я была такой живой, сила била ключом, перекрывая страх.

Такова моя судьба.

Я собиралась взглянуть на нее.

Такова моя жизнь.

И я проживу ее.