Четверть часа на супружеский долг

Глава первая

Меня предали враговластной воле.

Душа моя дрожит в сетях всеболья.

Одно название, что принцесса. Волосы мышиные, маленькие глазки на круглом щекастом лице, сама плоская — даже парадное венчальное платье не спасает картину. Атьен на такую в жизни бы не взглянул — а тут, вот, изволь жениться!

Для человека, который не судил обычно о людях по внешности, он был теперь крайне несправедлив; но дело было, разумеется, не в том, как принцесса выглядела, а в том — что она была сестрой захватчика, с которым Атьену пришлось-таки заключить мир. И подтвердить этот мир идиотским браком.

Убедившись, что проклятому ниийцу всё прекрасно видно с его места, Атьен скрепил венчание поцелуем грубым, долгим и совершенно неприличным — пусть видит, на что обрёк сестру, урод! Бедная девчонка аж задрожала от ужаса, но прилюдного сопротивления оказывать не стала — а жаль, вышла бы забава! Остановил разошедшегося новобрачного тихим увещеванием лишь священник.

Скривившись, Атьен выхватил ниийского короля боковым зрением, но тот, к сожалению, умел держать лицо. Чего не скажешь о его сестричке — бедняжка побледнела так, что, того и гляди, рухнет в обморок палым валежником от свалившегося на неё «счастья»!

Ну да. Девчонкой решили расплатиться по счетам. Отдать её на растерзание злобному веранессцу, глядишь, выместит свой пыл и подуспокоится.

Но Атьен успокаиваться не собирался. Чувства его, словно присыпанные сверху опавшей хвоей, всё ещё продолжали бурлить, и были готовы возгореться от любой искры. О да, он сделал благостную мину, как полагалось ему по роли. Принял титул маркграфа Вера-Несского и присягнул ниийскому королю — и вот, взял в жёны его сестру в знак союза и мира. Всё для того, чтобы спасти Вера-Несс. Чтобы продолжить дело брата — последнего князя Вера-Несского, сложившего голову в битве за родную землю.

Брат с детства воспитывался как князь: правитель и полководец. В страшный час он лично возглавил войско — и умер с честью.

Атьен не умел ни править, ни воевать — он был младшим, и его готовили как помощника для брата, хранителя знаний и традиций. Никто не знал, что привыкший к книжной пыли парень окажется перед самоубийственным выбором: поднять под копьё всех до единого в отчаянный неравный бой — или заключить союз с захватчиком и убийцей брата.

Атьен до сих пор не был уверен, что в тумане сомнений выбрал правильно. Немногие выжившие советники брата тоже разделились во мнениях. Кто-то говорил, что нужно встать всем, и, если выйдет так, всем и умереть, но не сдаться. Кто-то считал, что следует беречь людей, и лучше пойти на этот союз, а потом уже накопить силы и дождаться момента уязвимости врага… Атьен не был полководцем и не был воином. Он предпочёл второе — и тонул теперь в трясине последствий своего выбора.

Подумать только! Как паяц на сцене, принимает позорный титул маркграфа, присягает королю Ниии и женится на его сестре!

От мерзости происходящего дыхание перехватывало, и жёг, как огнём, вытатуированный на груди полумесяц — который по веранесским традициям Атьен тайно набил в память о брате.

Он пережил бы всю эту мерзость — и фальшивый титул, и столь же фальшивую присягу, — но жена-ниийка! Торчит перед глазами бледной жердью, как коряга в болотной воде! Король явно решил подсуетиться, и сестру не пожалел. Впрочем, иллюзий по поводу мнимой человечности противника у Атьена не было; по дороге в столицу Ниии «налюбовался» на разорённые земли Вера-Несса.

Что ж, расчёт короля ясен: надеется, что следующий маркграф будет его племянником. Ну ладно, в эту обманчивую игру можно играть в обе стороны: Атьен тоже не против, чтобы его сын мог предъявить права на ниийский трон! Король, видать, рассчитывает, что сестра воспитает детей ниийцами — но кто ж ей позволит? Пусть радуется, смертница, если вообще выживет после родов. Девчонка худосочная, такие часто мрут, кто с кого спросит? Дело естественное.

Подбадриваемый воинственными мыслями, которые звенели в голове, как комары над болотом, Атьен шёл вечером в комнату уже жены с вполне конкретными намерениями: обеспечить себя наследником. Чувства девушки его в этот момент не волновали — разве волновали захватчиков чувства веранесских женщин, многие из которых не пережили творимого над ними насилия? Ниийка принцесса — вот пусть и платит по счетам своего народа, всё честно!

Однако у молодой жены явно не было желания становиться жертвой и платить по чьим-то там счетам.

Супруга своего она встретила подготовленной: с кочергой в руках.

И, хотя было заметно, что руки её дрожат, стояла она твёрдо и уверено, и взгляд, которым она обожгла вошедшего Атьена, тоже выражал железную решимость. Невольно приходила в голову мысль, что обращаться с кочергой леди умеет, и просто выбить её у неё из рук не получится.

Атьен, конечно, был сильнее, — но драться толком не умел и не любил. Драться же с девчонкой за кочергу и вообще казалось абсурдом.

— Какой неласковый приём! — насмешливым тоном вступил он в переговоры, впрочем, не рискуя подходить слишком близко.

Где-то на дне души мелькнула жалость к отчаянной девчонке, но он тут же постарался избавиться от этой слабости и напомнил себе, что она — враг.

Девчонка зло прищурилась.

— Какой заслужили — тот и получаете, ваше сиятельство! — дерзко парировала она.

Голос, впрочем, у неё отчаянно дрожал, и чувствовалось, что она прикладывает усилия, чтобы он не срывался.

Если бы речь шла о любой другой девчонке, Атьен, пожалуй, восхитился бы её мужеством; но перед ним была его жена — сестра проклятого ниийца. Боль за брата и соотечественников, гнев и месть владели им в этот момент, поэтому девицу он призвал к ответу весьма сурово:

— Вы забываете, госпожа маркграфиня, — с наслаждением выговорил он ненавистный титул, — что наш брак — это залог союза между Ниией и Вера-Нессом. Правильно ли я понимаю, — продолжил изгаляться он, — что Ниия желает нарушить наши договорённости?

Лицо принцессы исказилось.

Она и впрямь забыла, что она не просто женщина, насильно выданная замуж, — а принцесса, отданная в залог мира. И что она не может, не имеет права бороться за себя — потому что ею расплатились как разменной монетой, и её долг — принять своё новое положение без бунта и протестов.

Глаза её сверкнули ужасом затхлого, безнадёжного понимания: ей придётся смириться. Ей нельзя бороться. Она здесь не для того.

Руки её опали, как надломленные еловые ветви; впрочем, пальцы продолжали судорожно сжимать кочергу.

Плечи принцессы дрожали; брови подёргивались от напряжения. Атьену стало, признаться, неприятно: он по натуре своей был человеком добрым и совестливым, и, как ни сильна в нём была личная боль и жажда мести, с каждой секундой ему всё сложнее было поддерживать в себе гнев и ненависть к девчонке. В ней всё меньше виделся враг, и всё больше — человек.

Меж тем, переоценив своё положение, принцесса удивила его тем, что зашла на новый круг. Дерзко вздёрнув подбородок — на котором, однако, как он увидел в отблесках свечей, янтарными каплями дрожали слёзы, — она пронзила его упрямым взглядом и декларировала:

— Вам невыгодно, чтобы ваша жена вас возненавидела, ваше сиятельство!

Теперь голос её звучал почти уверенно — а вот опущенная кочерга заметно дрожала в напряжённых пальцах.

Атьен удивлённо наклонил голову набок, вглядываясь в дерзкую девчонку. В сумраке комнаты её венчальное платье приобрело болотный мрачный оттенок — ни дать, ни взять, лесная нечисть, пойманная в сети человеком.

Её аргумент, в целом, звучал весомо — если исключить тот факт, что он-то в целом предпочёл бы, чтобы она попросту не пережила роды. Но, в самом деле, в долгосрочной перспективе ненависть со стороны жены — та ещё головная боль. Порой и фатальная.

— Так ведь вы уже меня ненавидите, госпожа маркграфиня, разве не так? — сухо уточнил Атьен.

Ему всё сложнее было совладать с уважением, которое поднималось со дна его души и требовало признать девчонку за равную. Уважение это постепенно, исподволь, как пробирающийся сквозь сухой валежник свежий росток, подтачивало ненависть и сбивало его с воинственного настроя.

Поудобнее перехватив кочергу и почерпнув мужества в этом жесте, принцесса ответила:

— Разумный политик… — голос её дрогнул, но тут же обрёл силу, когда она продолжила: — Никогда не забывает прошлого, но взгляд его обращён в будущее.

С трудом Атьену удалось не вздрогнуть; а вот удивлённый взгляд он сдержать не сумел. Приободрённая этим взглядом принцесса пошла в наступление:

— Ведь только от нас с вами, ваше сиятельство, зависит, как сложится наш брак. Неужели вы исключаете возможность взаимовыгодного союза? — блеснула она упрямым горящим взглядом.

Атьен, по правде сказать, не видел вообще никакой выгоды от возможного союза с ней, но решимость его и вовсе теперь угасла. Скорее всего, он бы и в других обстоятельствах оказался не способен на насилие — не так его воспитывали — а уж теперь-то речи не могло идти даже и о запугивании.

— Союз, говорите? — протянул он, складывая руки на груди.

Девчонка, затаив дыхание, смотрела на него во все глаза, и при всей своей силе духа не смогла скрыть мольбу, застывшую на дне этих глаз.

— Что ж, — решил испытать её Атьен, чтобы сохранить перед самим собой и перед нею вид, что всё идёт по его плану. — Тогда, раз уж вы стали маркграфиней Вера-Несской, вы согласитесь с тем, что вам следует следовать не ниийским брачным традициям, а веранесским?

Принцесса побледнела и помертвела.

Она ровным счётом ничего не знала о веранесских брачных традициях и совершенно не представляла, на что её пытаются подписать. Точнее, нет, она, конечно, что-то знала — но всё, абсолютно всё, что она знала, сводилось к тому, что у веранессцев всё точно так же, как у ниийцев! Они тоже были христианами и членами той же церкви, и брак рассматривали как строительство малой церкви, и Таинство венчания понимали одинаково, и… Принцесса не знала ни одного, решительно ни одного различия, но предполагала, что ничего хорошего ей не предлагают.

Атьен наблюдал за её колебаниями с насмешкой. Иголочками кололо по коже предвкушение её провала. Он знал, что ниийцы считают его народ отсталым, а их традиции — варварскими. И он ждал, что принцесса сейчас сама снимет с него всякую ответственность и подпишет себе приговор, подтвердив, что она — такая же.

Такая же, как её брат. Такая же, как его армия. Такая же, как все, кого Атьен так яростно ненавидел — одна из них! Одна от них! Такой же враг, просто в женском обличии!

Краем глаза принцесса видела выражение насмешливого ожидания на лице мужа, поэтому не стала делать самого логичного в такой ситуации — переспрашивать.

«Он нарочно не уточнил, — сказала она себе и сделала вывод: — Он так испытывает меня».

Не исключено, конечно, было то, что веранессец хочет просто над ней поиздеваться — но в таком случае она ничего не теряла, поскольку возможностей измываться над ней, как ему заблагорассудится, у него теперь было сколько угодно.

Но если для них всё же есть хоть шанс, хоть тень шанса на союз…

Приняв решение, принцесса распрямила плечи, взглянула на мужа твёрдо и спокойно ответила:

— Полагаю, вы правы, господин маркграф.

Атьен поморщился — и от неприятного обращения, и от того, что девчонка обошла его ловушку.

«Умна, зараза!» — раздражённо подумал он, затем, понимая, что первоначальный план явно пошёл псу под хвост, сделал к ней два быстрых шага — она машинально отшатнулась — и протянул руку с требовательным:

— Отдайте.

Глаза их встретились; в её — стояла паника, в его — горела мрачная решимость.

Она, должно быть, подумала, что какие-то кошмарные брачные традиции веранессцев начнутся прямо сейчас. Однако, мужественно следуя заявленной ею декларации, она протянула ему кочергу — пальцы ей, впрочем, свело такой отчаянной судорогой, что разжать их удалось не сразу.

Вернув кочергу на её законное место в бронзовой каминной подставке, Атьен остался там, глядя на жену недовольно и мрачно.

Что делать с навязанной ему девчонкой, если не брать в расчёт паршивую и совершенно его не устраивающую схему «насиловать до появления наследника, а там прикопать» — он не знал.