Противно звякнул дверной колокольчик. Сузан вздрогнула – после бессонной ночи она слишком нервно реагировала на резкие звуки. За окном лил и лил бесконечный дождь, бил в стекла.
В довершение всех бед заболела Джинни. Она почти не спала ночью, и Сузан пришлось бодрствовать вместе с ней. Временами девочка хныкала, заходилась в кашле. Малышка заболела еще вчера, но тогда это выглядело как легкое недомогание, и Сузан уговорила бабушку и Дэвида не отменять путешествия. Они так долго его планировали, а у Джинни наверняка просто легкая простуда, уверила их Сузан. Поэтому вчера около полудня счастливая чета отбыла на своей машине, а мать Джинни осталась одна в пустом доме. Все бы ничего, одиночества она не боялась, но наутро ребенку стало намного хуже.
Звонок прозвучал как раз в тот миг, когда Сузан старалась влить малышке в рот немного сиропа солодки, чтобы облегчить кашель.
– Да? – спросила она слегка растерянно, открывая дверь, и тут же попыталась ее захлопнуть, потому что увидела, кто стоит на пороге.
Это был Ричард – бледный, с синими тенями под глазами. Похоже, этой ночью он тоже не спал. С волос его стекала дождевая вода.
– Я хочу видеть Джинни, – сказал он бесцветным голосом, хватаясь за дверную ручку с другой стороны и не давая Сузан закрыть дверь.
– Ты пришел не вовремя. – Ответ прозвучал устало и безразлично. – Я собиралась…
Но закончить она не успела. Из детской донесся тоненький детский плач, прерванный сухим кашлем. Сузан развернулась и бросилась к Джинни, склонилась над ней… И только тут осознала, что Ричард стоит рядом.
Он коснулся широкой ладонью детского лобика. Лицо малышки было красным от жара.
– Сью, да она вся горит! – Ричард обернулся, и в серых глазах его мелькнуло что-то вроде паники. – Давно она болеет? Ты вызвала врача?
– Ну, это началось вчера вечером… – Голос Сузан был еле слышен.
Она так устала, что даже не имела сил выставить Ричарда из дому. Взяв дочь на руки, она прикоснулась губами к ее горячему лобику. Похоже, это была не простуда… По меньшей мере грипп. Кажется, температура росла прямо на глазах.
– Так ты звонила врачу?
– Я как раз собиралась…
Но опять Сузан не успела договорить. Ричард уже выбежал из комнаты, и через несколько секунд она услышала из гостиной его голос, говорящий по телефону. Потом он вернулся, опустился на стул.
– Доктор Оруэлл будет минут через пятнадцать. Он выезжает.
– Ты говорил с самим доктором Оруэллом? – изумилась Сузан, вспомнив, как трудно было даже записаться к тому на прием.
– Если надо, я и не на такое способен, – усмехнулся Ричард. – Слушай, дай-ка я подержу Джинни. Она ведь тяжелая.
– Нет! – Сузан инстинктивно отступила на шаг. – Не трогай ее!
– Ну тогда хотя бы присядь.
Он схватил ее за плечи и почти силой усадил в кресло. Теперь Джинни лежала у нее на коленях, хрипло дыша, закрыв глазки. Ричард смотрел на дочь, закусив губу, и лицо его было бледно.
– Ты что, тут одна? А где Пат и Дейви?
– Уехали… Я их уговорила. Бабушка так давно планировала это путешествие…
– Поступок вполне в твоем духе! Никогда не думаешь о последствиях своего дурацкого альтруизма, – процедил Ричард сквозь зубы. – А что бы ты делала, если бы срочно понадобилась помощь?
– Придумала бы что-нибудь. Позвонила бы знакомым… В конце концов, тебе-то какое дело до меня и до моей дочери?
– Но это и моя дочь тоже, – очень тихо произнес Ричард.
– Биологически, и не более того.
Сузан уже не боялась ранить его чувства. У нее так и стояло перед глазами, как этот человек поворачивается спиной и уходит, оставляя ее с ребенком на руках… Зачем щадить того, кто тебя не жалеет?
– Я, конечно, зачала Джинни от тебя. Но чтобы стать отцом, этого недостаточно. Отец – человек, который готов помочь, который всегда рядом…
– А ты дала мне шанс? – вскричал Ричард, сжимая кулаки. – Ты хотя бы сообщила мне, что забеременела?
Сузан, ошеломленная его натиском, не сразу нашлась с ответом.
– Хочешь сказать, что… Но я боялась… Я думала…
Она почувствовала, что глаза ее стремительно наполняются слезами. А вот этого категорически нельзя было делать – показывать свою слабость!
– О Господи, Сью, – простонал Ричард, будто раненный в сердце. – Неужели ты полагала, что именно этого я и добивался?
Сузан смотрела в его серые глаза и читала в них правдивый ответ – боязнь потерять Джинни… и боль.
Почему же она тогда считала, что этот человек ненавидит детей? Не хочет иметь ребенка? Неужели она могла так ошибиться?
Мертвую тишину прервал трезвон дверного колокольчика.
– Доктор… – прошептала Сузан, словно пробуждаясь ото сна и делая движение к двери.
Но Ричард не дал ей подняться.
– Сначала ответь мне: ты дашь мне шанс? Да или нет?
Сердце Сузан болезненно сжалось. Она переживала мучительную борьбу с собой. Наверное, Ричарда вообще нельзя было пускать на порог, позволять ему касаться ребенка… Но теперь она просто не могла отказать ему в такой простой и естественной просьбе. В конце концов Сузан видела, как он смотрит на дочь – с неутоленной тоской и с безграничной нежностью. Как зачарованная, глядя ему в лицо, она кивнула.
– Да, Ричард… Да.
– Спасибо. – Голос его был хрипловатым от переполняющих его чувств. – Обещаю, что ты об этом не пожалеешь.
Звонок повторился, и Сузан снова попыталась встать.
– Сиди, я сам открою, – сказал Ричард и скрылся в прихожей.
Несколькими часами позже Сузан могла припомнить этот разговор как крохотный оазис покоя в безумной круговерти. Все остальное слилось в непрекращающийся кошмар. С момента приезда врача жизнь словно убыстрилась, превратившись в некое подобие ускоренной киносъемки.
Доктор Оруэлл сказал, что ребенка нужно срочно везти в больницу. Сузан с трудом помнила, как все происходило: она каким-то образом оказалась на заднем сиденье автомобиля с Джинни на руках. Ричард сидел за рулем и гнал машину с бешеной скоростью, будто они опаздывали на пожар. Но Сузан не видела мелькающих за ветровым стеклом пейзажей, не слышала шума дождя. В голове ее звучало единственное страшное слово – коклюш. Врач подозревал у Джинни коклюш, причем в третьей, спазматической форме.
Разум Сузан парализовал ужас, и она двигалась автоматически: послушно пошла, куда указали, отдала Джинни медсестрам, потом сидела в маленькой палате бледная как смерть.
Труднее всего оказалось выпустить Джинни из рук. Несчастную мать убивала собственная беспомощность, сознание того, что она ничем не в силах помочь своему ребенку. Девочку уложили в постель, слишком большую для такой крохи, и она лежала там, скорчившись, как сломанная кукла, заходясь в приступах удушающего кашля. Ей делали уколы, подсоединили какие-то трубки… Сузан не понимала, зачем все это нужно, она могла только сидеть и ждать. И молиться.
Если бы рядом не было Ричарда, она, наверное, впала бы в отчаяние. Но он был тут – надежный, готовый помочь. Он обнял ее за плечи, прижимая к себе, и в этих объятиях не было ничего от вожделения. То было прикосновение товарища по несчастью.
От теплых рук Ричарда исходило ощущение покоя и надежды. Сузан была не одна.
– Ох, Ричард… – прошептала она, закрывая глаза. – Моя доченька…
– Я понимаю.
Потом они долго молчали, сидя рядом и держась за руки. Голову Сузан положила ему на плечо, словно не в силах выдержать тяжесть страшных мыслей. Ричард прижался щекой к ее спутанным волосам. Как бы он хотел взять у нее всю боль, все отчаяние! Но и он тоже оказался беспомощен в сложившейся ситуации. Ему хотелось стонать от бессилия.
Это был самый долгий день в жизни Сузан. А за ним пришла самая долгая ночь. Томительные часы тянулись один за другим, и в бесконечной пытке бессилием помогало лишь осознание того, что рядом есть Ричард. Врачи и медсестры сменяли друг друга, они что-то делали с Джинни, с ее маленьким телом, таким жалким и беззащитным. В горле Сузан стоял комок. Она даже плакать не могла, так были напряжены ее нервы.
Ричард все это время присутствовал как бы на заднем плане. Он делал все, о чем Сузан его просила, приносил бесчисленные чашки горячего кофе или просто стоял рядом, не отрывая взгляда от Джинни. Именно это и было нужно Сузан – молчаливое и постоянное сочувствие.
Стены палаты украшали забавные изображения героев мультфильма про Винни-Пуха.
– Если… если что-нибудь случится, – прошептала Сузан после долгого молчания, – я не смогу больше видеть книжек про Винни-Пуха… и мультфильмов… и игрушек…
– Сью, не говори так! – Ричард накрыл ее руку своей сильной широкой ладонью. – Ничего плохого не случится. Я только что обрел дочь и не собираюсь ее терять. Она выздоровеет.
Сузан попыталась улыбнуться. Губы ее дрожали.
– Ты… можешь это обещать?
Он крепче сжал ее ладонь.
– Нет, не могу. Но если я хоть что-то понимаю в Джинни, она настоящий боец… как и ее мать.
– В ней много и от отца, – слабо улыбнулась молодая женщина. – Она такая же упрямая.
– В самом деле? – Взгляд Ричарда посветлел. – Тогда нам не о чем волноваться. Джинни победит эту заразу, она справится.
Часы проходили за часами. А Сузан казалось, что это были годы. Ричард по-прежнему держал ее за руку, пальцы их переплелись. Состояние Джинни не ухудшалось. И по мнению доктора Оруэлла, это был хороший признак – малышка боролась.
Она боролась, а родители, сидящие возле ее кроватки, ничем не могли ей помочь. Ричард был так измотан и физически, и морально, что не чувствовал почти ничего – только ставшую привычной боль в сердце. Действуй же, не сиди сложа руки! – требовала одна часть его сознания, но другая возражала, что тут ничего нельзя поделать.
Разве что ждать.
– Ты не расскажешь мне о Джинни? – нерешительно попросил он, заглядывая Сузан в глаза.
В какой-то момент ему показалось, что она откажется. Но Сузан нервно облизала губы и спросила:
– А что бы ты хотел знать?
– Да хоть что-нибудь. Давай с самого начала. Как проходила беременность?
– Не знаю, мне же не с чем сравнивать… Наверное, не очень тяжело. По утрам мучил токсикоз, вот и все.
Она не хотела рассказывать, что еще мучило ее по утрам, равно как и ночью, и среди бела дня… О невыносимой тоске по Ричарду, разрывавшей на части ее сердце.
– И родилась она конечно же в самое неудобное время суток – в четыре часа утра.
– А какая она была, когда родилась?
– Замечательная! Начала улыбаться, чуть ли не с первых дней жизни… Ей очень нравится засыпать под колыбельную. А больше всего она любит купаться, когда я опускаю ее в ванночку, она смеется от радости, начинает плескаться…
Сузан почему-то не могла посмотреть Ричарду в глаза. Она вдруг поняла, как сильно перед ним виновата. Если, не дай Бог, Джинни умрет, у нее останутся хотя бы воспоминания, у него же не будет и этого.
– Ты… нарочно это сделала?
– Что? – Неожиданный вопрос застал Сузан врасплох.
– Ну, забеременела.
– О нет! – Неужели Ричард думает, что беременность была частью хитроумного плана? – Нет конечно же. Просто однажды у меня была сильная мигрень, и я забыла принять таблетку… А потом вспомнила, но было уже поздно. Когда я поняла, что беременна, то пришла в отчаяние. Не знала, что делать, у кого просить совета. Мне же было известно, как ты относишься к детям…
– Я сам себя убедил, что не хочу детей, – резко перебил ее Ричард. – Я столько раз повторял это другим, что и сам почти поверил.
Сузан недоуменно уставилась на него.
– Что это значит, Ричард? Зачем ты себя убеждал?
Он какое-то время смотрел в пространство, словно пытаясь принять какое-то важное решение.
– Позже. На сегодня с тебя уже довольно волнений.
– Нет, скажи сейчас! Я имею право знать.
Она думала, что Ричард не ответит – так долго длилось его молчание. Наконец он вздохнул, оперся локтями о колени и положил подбородок на сцепленные пальцы.
– Хорошо… Я расскажу тебе то, что сам узнал, когда мне было двенадцать лет. – Голос его звучал монотонно без каких-либо эмоций. – Как только я начал проявлять интерес к противоположному полу, мама позвала меня к себе и кое-что поведала о моем отце. Она открыла мне, почему на самом деле он так напился в тот вечер.
Ричард не объяснил, что это был за вечер, но Сузан и сама догадалась. Вечер, в который его отец покончил с собой страшным и безумным способом, врезавшись на автомобиле в товарный поезд.
– Отец в то утро был у врача и узнал результаты обследования. Выяснилось, что у него начала развиваться болезнь Хантингтона. Ты когда-нибудь слышала о ней?
– Немного. Это душевное заболевание, да? Сначала у больного развивается паранойя, крайняя подозрительность и тревожность… А потом он окончательно сходит с ума.
Ричард медленно кивнул.
– Да, повышенная тревожность и агрессивность, которая приводит к маниакальному состоянию. Человек попросту может стать убийцей… И это заболевание передается генетически.
– Генетически… – Сузан задохнулась от ужаса, начиная понимать, к чему он клонит. – Значит, ты…
– Я являлся бы носителем этого гена, и мой ребенок вполне мог бы заболеть.
– О Боже! Неужели наша Джинни… – Сузан закрыла лицо руками, не в силах закончить фразу.
– Нет!
Ричард осторожно отвел ее ладони и сжал их в своих руках.
– Нет, Сью. С Джинни все в порядке. Долгое время я считал, что мой ребенок, если я позволю ему родиться, может стать проклятием семьи. Но это не так.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Помнишь, я говорил тебе, что прошел полное медицинское обследование? Так вот оно показало, что я совершенно здоров. – Ричард грустно усмехнулся. – Похоже, бедняга просто не был моим отцом. Мать в молодости славилась красотой и любовными похождениями. Она и сама, вероятно, не могла бы сказать наверняка…
– Подожди, – перебила его Сузан, которую признание Ричарда поразило до глубины души. – Значит, все то время, что мы были вместе, ты полагал, что тоже болен?
Ответом ей послужил открытый взгляд серых глаз.
– Поэтому говорил, что не хочешь иметь детей? Поэтому заставлял меня предохраняться?
– Понимаешь, я не мог рисковать. Пусть я обречен, но подвергать такому риску кого-то еще казалось мне бесчеловечным… Вот я и сказал себе, что дети только мешают жить, что я не хочу никаких детей.
Ричард отрывисто рассмеялся, хотя, похоже, ему было не до смеха.
– В этом легко себя убедить, когда тебе едва за двадцать. Но время идет, и настроения меняются. Я начал ловить себя на том, что смотрю на встречных малышей с болью и тоской.
– Но почему ты не обратился в клинику раньше?
– Сначала это не имело особого значения… Ведь я еще не встретил женщину, от которой хотел бы иметь детей. Ту, с кем решил бы провести остаток жизни. А потом… Проклятье! Нелегко в этом признаваться, но я просто трусил. Не желал знать, боялся этого знания.
– Я бы не сказала, что это трусость. – Голос Сузан звучал мягко, почти ласково. – Я никогда в жизни не осмелилась бы на такое, а ты все-таки решился.
– Но если бы я не оказался таким мозгляком, наш с тобой ребенок мог бы иметь отца с самого начала!
Сузан поняла, что пришло время расставить точки над « i ». Слишком долго они страдали, и не по своей вине.
– Ричард… – начала она, запинаясь, – когда все это кончится, то ты и Джинни…
Но Ричард уже не слушал ее. Он резко поднялся со стула, не выпуская руки Сузан из своей, и повернулся к медсестре, возникшей в дверях подобно белому призраку. Она словно баньши, подумала Сузан, не в силах бороться с накатившим на нее ужасом. Словно дух смерти из ирландских легенд.
– Мистер и миссис О'Брайен…
Сузан задним умом отметила ошибку и даже поняла ее происхождение. По прибытии в больницу она зарегистрировала дочь, как Дженнифер О'Брайен, и медперсонал, естественно, принял пару, сидящую у постели ребенка, за мужа и жену.
Но Ричард, как ни странно, никак не отреагировал на слова медсестры.
– Да… – отозвался он с нетерпением. Тревога, прозвучавшая в его голосе, вызвала у Сузан нервную дрожь.
Сквозь гулкий шум в голове молодая женщина не смогла расслышать, что сказала медсестра. Ричард обернулся к ней, глаза его были полны слез.
– Что, Ричард? Что она говорит?
– Это не коклюш, ангел мой. Врач сказал, это не коклюш.
Каким-то непостижимым образом голос Ричарда пробился до сознания Сузан. Но она не сразу поверила своим ушам.
– Ты сказал, это не… это не…
– Наша Джинни не больна коклюшем. Она вскоре выздоровеет.
Медсестра кивнула, улыбаясь.
– Ваша дочь еще очень слаба. У нее сильная простуда, и лучше бы ей провести эту неделю под присмотром врачей. Но жизни ее, несомненно, ничто не угрожает.
– Не угрожает, – тупо повторила Сузан, которой казалось, что стены палаты начинают кружиться.
Пол мягко пошатнулся под ее ногами. И тут усталость и нервное напряжение последнего дня дали себя знать – она заплакала. Впервые за все это время Сузан заплакала – да нет, зарыдала, пряча лицо у Ричарда на груди.
Он обнял ее, сотрясающуюся от рыданий, не давая упасть. Так они и стояли посреди палаты, как двое спасшихся после кораблекрушения, и именно в этот момент Ричард Райвен понял, что больше никогда не отпустит Сузан от себя.