Хохот в бане стоит такой, что именно от него, а не от пара, нечем дышать.
– Нет, ты, правда, так ему и сказала? Что у него не… того?
– Не встанет, Имана. Это называется так. И да. Именно так я и сказала этому мудозвону.
Айна подливает родниковой воды на камни. Те шипят, разгоняя по коже девушек новые волны жара.
– И он теперь… – похрюкивает Имана, – умоляет тебя снять проклятие? Серьезно?!
– Не поверишь! Каждый день как на службу ходит!
– А ты?
– А что я? Сначала злилась страшно! Они же мне все нервы вымотали, когда ты исчезла. И угрожали, и купить пытались… Этот гад особенно старался выслужиться. Давил на то, что засадит меня за мошенничество, представляешь?
– А ты что ему на это ответила?
– Огрызнулась, конечно. Где это видано, чтобы ясновидящих за мошенничество привлекали, да? А он говорил, что раз я такая вся из себя прорицательница, то должна знать, где тебя искать. Ну а ежели не знаю, то все – статья. На этой почве мы с ним и сцепились. Я сказала, что вижу только то, что мне «открывается», а он, издеваясь, конечно, предложил в качестве проверки рассказать что-нибудь о нем. В смысле что-нибудь из его ближайшего будущего. То, что он сможет проверить. Ну, я и ляпнула, дескать, у тебя сегодня не встанет. И что мы имеем, сестричка?! Чудо самовнушения. У него действительно того… – Айна сгибает указательный палец.
– Ой, я не могу… Я ничего смешней за всю жизнь не слышала.
– Ну, знаешь... Мне уже не смешно. Он-то не оставляет меня в покое!
– Так ты от него сбежала?
– Ага. Жарко. Пойдем?
Подхватив простыни, выскакивают на улицу. Выливают на голову по ведру воды. Отмытые самодельными травяными скрабами до скрипа, валятся на посеревшую скамью. Переглядываются и опять хохочут. Ветерок холодный, но после парилки – даже не морщатся.
– Что я тебе скажу, сестра… Твои грибочки – просто прелесть.
Имана улыбается. Сама она грибами не злоупотребляет. Но Айна до того внутренне зажата, что без них – никак. Если они, конечно, хотят, наконец, выпустить на волю запертый в ней дар. Вот почему Имана предложила сестре небольшой кусочек. Угостились они еще с утра, но на смех их вот только теперь пробило. И скорей всего, грибы тут вообще ни при чем.
– Слушай, ты уж как-то расколдуй мужика.
– Ах-ха, обязательно. Может, подскажешь, как?
– Ну не знаю. Скажи, что в следующий раз у него все получится, – прыскает Имана.
– А что? Надо попробовать. Хотя такому, как он, если честно, встряска не помешает.
– Такому какому?
– Ну, знаешь, есть такие мужики, которые себе цены не сложат? Терпеть не могу… Бр-р-р. Он мне моего бывшего напоминает.
– А этот не объявлялся?
– Нет. И слава богу. Вечно мне на пути встречаются какие-то мудаки. Что-то я уже начинаю подмерзать. Пойдем?
Имана затыкает простынь, чтобы не спала, но в последний момент оборачивается.
– Я тебя слышу. Выходи, Волк. Не надоело тебе туда-сюда бегать?
Волк пришел к ней на четвертый день после возвращения в дедов дом. Как нашел? Да как зверь находит то, что ему надо? По запаху. Видно, сбежав от Глухова, слонялся по тайге, пока ее не унюхал. А там уж, взяв след, найти ее труда не составило.
Интересно, что делают люди Германа, когда в очередной раз замечают, что зверь сбежал? Бьют ли тревогу? Или им все равно?
Имана присаживается на корточки, позволяя Волку себя облизать.
– Хороший. Хороший мой… Ну, вот зачем ты прибежал? А если встретишь кого-то в тайге, м-м-м? Думаешь, всех победишь? Ага, как бы ни так.
– Р-р-р.
– Боюсь-боюсь… Папка-то твой приходит? Занимается с тобой? Нет? Ты же никого не слушаешься, да, зверюга? У-у-у, какие бока наел. Кормят тебя хорошо! У меня с кормежкой похуже будет. Так что возвращайся-ка ты домой. Ну, что смотришь? Зарабатываю я немного… Правда-правда.
– Кстати, как тебе новая работа? – закутавшись в плед, Айна садится на крыльцо. Работу Имане предложил давний знакомый. Позвонил, когда она, страшно смущенная, только-только вернула деньги Глухову. Не зря же Имана восприняла это как знак. И только утвердил в мысли, что все она делает правильно.
– Да нормально. Пару экскурсий уже сводила. Вроде бы всем понравилось.
– Ну, это летом. А зимой кто пойдет в тайгу?
– Не знаю. Да и, если честно, не заглядываю так далеко.
Она и впрямь живет одним днем. Закончился – и ладно. Так неправильно. Имана понимает, что тем самым она гневит небо. Но почему-то время проходит, а рана в груди не становится меньше. Как бы она не старалась забыть. Что бы она не делала… Иногда так болит, что с трудом дышится. Все, чем бы она ни занималась, до предела выматывает. Глупо отрицать – она заболела. Тяжело. Может быть, неизлечимо… Заболела другим человеком.
Начав подмерзать, Имана зовет сестру в дом. Волк недовольно пыхтит. Умел бы – так наверняка бы ее облаял. Пока одна сестра подкидывает дрова в буржуйку, другая зажигает свечи. Из-за отсутствия центрального электричества у них каждый раз романтика.
– Хочешь, посмотрим какое-нибудь кино?
– Давай. Только сама выбери фильм.
Имана ненадолго отходит, чтобы прибраться в бане. А когда возвращается, Айна крепко спит, разметав черные волосы по подушке. Разморила парилка сестру. Имана укладывается рядом. Но, как и многие ночи до этого, уснуть не может… Ворочается с боку на бок, прислушивается к звукам, доносящимся с улицы. Волк не ушел. И оттого там гораздо тише обычного. Побаивается зверье серого…
Какое-то время спустя до этого тихо спящая Айна начинает беспокойно метаться. Поначалу Имана не видит в этом какой-то проблемы. Но когда сестра начинает плакать, нерешительно ее окликает.
– Эй! Эй, Айна… Проснись. Это всего лишь сон.
И ничего такого она не делает. Просто трогает сестру за плечо. А та начинает с остервенением отбиваться.
– Да что с тобой?! Эй!
Щелкает ночником, работающим от солнечных батарей. Айна распахивает глаза и резко садится, но в ее взгляде еще очень долго нет никакой осмысленности. Имане делается не по себе. Не совсем понимая, как ей помочь сестре, она вскакивает, набирает в чашку воды и, шлепая босыми пятками по остывшему полу, возвращается к кровати.
– Вот. Попей. Айна!
Уже более осмысленно та кивает. Постепенно приходя в себя, берет стакан. И даже делает глоток, дробно постукивая о край зубами.
– Приснилось, – хрипит, будто из пучины выныривая.
– Что приснилось? Ты запомнила? Можешь рассказать?
– Кошмар, – уверенно кивает Айна.
– А подробнее?
Айна облизывает пухлые губы. Ее руки немного дрожат, а в глазах в одну секунду собираются целые океаны слез.
– Ты погибла. В т-тебя стреляли. Точнее, не в тебя… Но это ты! Ты… погибла. Дурдом. Что-нибудь как приснится! Как будто мне наяву мало тревог, – ругается, а сама Имане в лицо заглядывает. – Ты же в порядке, а? С тобой все хорошо?
– Как видишь.
Замолкают. Имана гладит Айну по волосам. В последние недели они очень сблизились с сестрой, так, как она и не думала, что способна…
– Это же просто сон? – жалобно всхлипывает Айна. – Наркоманский бред, вызванный грибами. Правда же?
Имана растерянно ведет плечиком.
– Наверное.
– А вовсе никакое не видение, да? Просто галлюцинация.
– Расскажи в деталях, что ты видела.
– Ты имеешь в виду, что мне приснилось?
Голос Айны дрожит. Конечно, она совершенно не готова ни к чему подобному. Да и сама Имана, накормив сестру грибами, явно не рассчитывала на такой приход.
– Да, – мягко замечает она. – Что тебе приснилось?
– Не помню!
– Айна. Не паникуй… Сон не мог уйти так быстро. Ты все сейчас вспомнишь. Просто глубже дыши. Ну?
– Тебя убили, – дрожащим голосом говорит та. – Тебя убили. Тебя убили!
– Как? Ты можешь сказать, как?
– Выстрелом. Кто-то выстрелил… А ты зачем-то побежала навстречу пуле. Какая глупость…
– Да…
– Приснится же.
– Точно. Что я – дура, под пули бежать?
– И я про то.
Айна прячет лицо в дрожащих руках. Имана вытягивается рядом с ней на кровати, и, закинув руки за голову, устремляет невидящий взгляд в потолок.
– Ты же не думаешь, что это… видение? – последнее слово Айна буквально выплевывает.
– Я не знаю.
– Бред. Ну какой же бред, а?! Да это же просто грибы. И все…
– Расскажи еще что-нибудь. В деталях. Это была осень или зима? Ты видела какие-то лица?
Айна рассказывает. Что снилось ей лето, тайга. Снился какой-то движ. Мужской, шумный, будто бы что-то предвкушающий.
– И этот снился…
– Кто?
– Ну… Импотент!
– Человек Глухова? Тот, над которым ты пошутила, он?
– Да. Да, кажется… Я не помню!
– Вспоминай. Это важно.
– Да что вспоминать?! Просто он примелькался. Достал меня до печенок! Вот подсознание и выдало его физиономию.
– Кто стрелял, ты, конечно, не видела? – отмахивается Имана.
– Нет. Слушай, это же просто сон… Ты чего в меня так вцепилась?
– А если не сон? Вспоминай, Айна. Раз я побежала, значит, стреляли не в меня, тут ты верно подметила.
– И? Дальше что?
– Тогда в кого стреляли? В Глухова? Он там был?
– Не знаю! Прекрати, пожалуйста. Ты меня с ума сводишь!
Пятясь нелепо задом, Айна сползает с кровати и выбегает прочь из дома, как была, босиком и в ночнушке. Имана садится, обхватывает согнутые в коленях ноги руками. Игнорируя стекающий вниз по позвоночнику страх. Успокаивая дыхание. И всякие мысли вроде, ну и ладно. И пусть. Так даже лучше. Потому как они совсем уж какие-то неправильные.
Но манящие…
Что ей жизнь, если без него из нее ушла вся радость?
Встает. Забирает тапки и одеяло.
– Айна…
– Я здесь, – всхлипывает сестра. Имана поворачивается на звук. Айна сидит на завалинке рядом с прикорнувшим одним глазом волком.
– Прости меня. Я, наверное, слишком давлю, – винится Имана, неспешно подходя к сестре и набрасывая ей плед на плечи.
– Не то слово.
– Извини. Правда. Я не хотела. Пойдем в дом, здесь холодно. И комарье, – шлеп себе по шеке. Если в жизни в лесу и есть какие-то минусы, то это – вездесущие насекомые. Летом от комаров и мошки ничего не спасает. Даже разрекламированные репелленты бессильны.
– Я еще чуток посижу. Проветрю голову.
– Ну, посиди. Волк, охраняй.
– В моих снах мне ничего не угрожало, – хмыкает Айна.
– Да я просто пса командам учу.
Не желая навязываться сестре, которую и так в очередной раз напугала, Имана возвращается в дом. Ноутбук так и стоит на полу, куда она его переложила. Берет… Пароль у Айны – закачаешься – четыре единицы. Имана его зачем-то вводит. Подключает древний модем и, с трудом дождавшись, когда страница поиска загрузится, вводит «Герман Глухов», отсортировав поиск по фотографиям. Те тоже прогружаются целую вечность. Стараясь не смотреть на объект своих девичьих грез, Имана внимательно вглядывается в лица окружающих его людей. Охрану вычисляет в два счета. По одинаковым галстукам. И по всему выходит, что Герман ее или в значительной мере обновил, или сменил полностью. Ни одного знакомого лица в его окружении. Понять бы, хорошо это или плохо?
– Что ищешь?
– Глянь на эти фото, пожалуйста. Тут есть твой импотент?
– Почему это он мой?
– Ну, так. К слову пришлось.
– Ясно. Вот он… И вот. А что?
– Да ничего. Похоже, Глухов сменил охрану, а этот, скорее всего, ее возглавил.
– И что это означает?
– Что прежняя охрана расформирована. А новая…
– М-м-м?
– Еще недостаточно сработалась.
– И это в свою очередь значит, что…
– Ничего это не значит, – деланно-беспечно вздыхает Имана, не желая еще больше пугать сестру. – Ложимся? До рассвета еще часа два.
Имана отодвигается к стенке и приглашающе поднимает одеяло. Айна, тяжело вздохнув, ложится рядом. Некоторое время они молчат, разглядывая скользящие по потолку тени. Мизинец к мизинцу. А потом, не сговариваясь, переплетают пальцы.
– Ты думаешь, они проебут очередное покушение, так?
– Может быть.
– И ты собираешься этого не допустить? Собираешься… – Айна вскакивает, – закрыть его собой? Опять? Ты спятила?! После всего, что он с тобой сделал?
– Кажется, кто-то утверждал, что это просто сон, – усмехается в темноту Имана.
– Да, но… Все равно. Обещай мне, что ты не станешь лезть под пули. Его безопасность – не твоя забота. Так?
– Все верно.
– И даже если что-то случится, ты…
– Я не буду в это лезть. Обещаю.
– Отлично. Но я все равно настаиваю, что это просто сон.
– Конечно.