Герман сидит в позе лотоса и безуспешно пытается очистить разум, чтобы выйти чуточку за… И хоть так, хоть в своих мыслях коснуться ее души своею. Но где там? Волк за дверью воет так, что попробуй сосредоточься на чем-то, кроме этих его завываний. Смирившись, что ничего у него не получится, Глухов встает и с психом открывает дверь.
– Ну что еще?!
– У-у-у-у.
И то в лес смотрит, то на него…
– Хочешь со мной побегать?
Соглашаясь, подросший зверь тычет мохнатым лобешником в бедро Глухову.
– Тебя когда-нибудь там сожрут, ты это понимаешь?
– У-у-у…
Сил бегать у Германа нет. Совсем. И, наверное, этому есть рациональное объяснение – будни после выборов слились в один нескончаемый день сурка, наполненный встречами и работой. Он спит от силы три часа в сутки. А в остальное время пашет как проклятый. Но разве он в первый раз существует в таком режиме? Да нет, конечно. Иррациональное подсказывает Герману, что дело тут в другом. Он просто без нее не может. Не может ни-че-го. Не может собраться, не может себя мотивировать, не может понять зачем? И просто медленно по чуть-чуть умирает.
Волк подпрыгивает, ставит передние лапы ему на плечи. Опрокидывая Глухова на задницу:
– Да тише ты, слон! Фу!
И глюк, вероятно, ловит. Притягивает морду зверя к себе.
– Ты что, у нее был? У нее был, да? Вот же гад.
Псина пахнет псиной. А еще ею… Будто она его погладила по загривку, а шерсть каким-то чудом сохранила нежный девичий запах. Герман обнимает Волка за шею, притягивая зверя к себе. И тянет носом.
Глухов знает об Имане все. По крайней мере, все то, что можно нарыть, задействовав имеющиеся в его распоряжении ресурсы. И то, что она согласилась водить тупоголовых туристов за деньги, он знает тоже. Это как-то позволяет ему примириться с тем, что она не приняла его помощи. Раз у нее есть работа, значит, и какие-то деньги есть. То есть она не голодает, не бедствует и не мечется. А просто живет дальше…
Означает ли это, что она не сломалась? Не факт.
Означает ли это, что он может себя простить? Да никогда в жизни.
Глухов даже извиниться не может. Не потому что гордый. Какой там… Он бы в ногах у нее валялся, если бы тому, как он с ней обошелся, можно было найти прощенье. Просто не знает как. Или скорее даже не представляет, как он, извинившись, снова ее отпустит. Сейчас ему кажется, стоит только ее увидеть, и все. Тормоза откажут, предаст здравый смысл. И он ее тупо на поводок посадит, чтоб никуда от него… Никогда больше. Герман ведь на полном серьезе размышляет над таким вариантом. Вот до чего дожился!
– Эй-эй! – слышится обеспокоенный голос нового начбеза, который, взлетев по ступенькам, не придумал ничего лучше, чем попытаться оттащить Волка от Глухова. В ответ зверь, кто бы сомневался, едва не цапнул того за руку.
– Да мы просто дурачимся. Отпусти пса. Волк, фу!
– Виноват, Герман Анастасыч. Преувеличил проблему.
– Да уж лучше перебдеть, – отмахивается Глухов, по привычке пристально вглядываясь в новое лицо в своем окружении. Спецов ему из столицы подогнали. Заверили, что парни – профессионалы высочайшего уровня. Не верить у Германа нет оснований. Он сейчас ценный кадр, беречь его будут еще с большим рвением. Глухов бросает взгляд на часы: – А ты чего еще не отдыхаешь, Андрей Валерьич?
– Осматриваюсь, что-то неспокойно.
Герман понимающе кивает. Времена и впрямь еще те наступили. Бутову вот-вот предъявят обвинения на основе показаний Елены. Ничего больше ему предъявить нельзя – тертый калач, грязную работу он, конечно, делал чужими руками. Не факт, что его удастся призвать к ответу за все грешки. Да и не стоит перед Германом такой цели. Бутов для него – в прошлом. Теперь бы с остальным разобраться. Со всеми бутовскими подельниками. И схемами. Это более кропотливая работа. А учитывая, каким людям он уже перешел дорогу, еще и опасная. К бабке не ходи – по его душу еще придут. Пока все не примут новые правила игры, не перераспределят капиталы, не привыкнут жить по закону, и так далее. Бурлить будет долго. И в этом смысле даже хорошо, что Имана выведена из игры. Герман ни за что бы не смог расслабиться, зная, что ей угрожает опасность. А так она защищена. И только это не дает ему наворотить уж совсем какой-нибудь дичи.
– Осмотрись. И отдыхай. Это тоже важно.
Охранник, соглашаясь, что-то там говорит и уходит вверх по дорожке. Прежде чем вернуться к себе, Глухов отводит Волка в абсолютно бесполезный вольер. После расставания с Еленой он затеял в своей спальне ремонт. А сам пока живет в гостевой на первом этаже. Очень удобно. И кабинет под рукой, и спортзал, и не надо карабкаться вверх по лестнице в конце рабочего дня, когда его единственным желанием становится поскорее принять горизонтальное положение.
Ему бы немного притормозить. Отдохнуть. Вырваться из этой круговерти хотя бы на пару дней. Уйти туда, где никого кроме него не будет. В глухую тайгу. И просто ничего не делать.
Развалившись поперек постели, Глухов принимается гуглить предложения. Как насмешка судьбы – первым выпадает скромный сайт небольшой фирмочки, в которую подвязалась работать проводником Имана.
Пальцы, дрогнув, жмут на календарь. Можно заказать любую экскурсию. Хоть сейчас. Искушение страшное. Пусть возможности программы и не позволяют ему выбрать сопровождающего. Мысль о том, что это может быть она, заставляет мучительно пульсировать внутреннюю пустоту, затягивающую в себя все живое. Глухов смотрит на дату на часах. На экран… И снова на дату, убеждая себя в том, что если в проводники ему попадется Имана – значит, это судьба.
Отправляет заявку. На следующий день получает ответ.
Сложней всего, как это ни странно, согласовать свое отсутствие с охраной. Уж больно принципиальный ему попадается начбез. Даже увольнения как будто бы не боится. Хотя, зная его ситуацию, удивляться этому не приходится. Ну кому охота из столицы срываться вот так, к черту на рога?
В конечном счете приходится даже рявкнуть. И в морду ткнуть тем, что с ним будет девочка, которая сделала весь их отдел безопасности.
– Это и пугает. Какие-то они… ненормальные.
– Они?
– Ну, эту я не видел, не знаю, а вот сестра у нее еще…
– Кто?
– … предсказательница! – выплевывает начбез с едва контролируемой злобой. – Абсолютно точно не в себе!
– Я не пойму, у вас что-то личное?
– Да вы что? Я ее просто допрашивал. Между прочим, культурно. А не вот это все…
И то ли кажется, то ли в самом деле лицо взрослого мужика краснеет. Глухов внимательно наблюдает за тем, как меняется, вытягивается его физиономия, и вдруг хмыкает.
– Если сестра у Иманы хоть немного на нее похожа, пришлось тебе нелегко.
– Нормально. И не с такими справлялись, – набычивается начбез. Ну-ну.
– Вот и славно. Моя вылазка не обсуждается. Завтра свинчу. Один, – поднимает тяжелый взгляд. – Как прикрыть – сам придумай. Даю тебе полную свободу действий.
Но одному не получается. В нескольких километрах от дома Глухов вынужден притормозить, чтобы не сбить, к чертям, выросшего будто из-под земли Волка.
– Тебя еще и доставить надо? – ворчит Герман. – Сам к месту встречи прийти не мог?
Почему-то у него нет сомнений, что Волк откуда-то знал, где его проводник будет ждать.
Стоит, хвостом как метелкой машет. А сам аж подпрыгивает от нетерпения. Усмехнувшись, Глухов разворачивается, чтобы достать плед с заднего сиденья. Накидывает на рядом стоящее кресло и хлопает ладонью:
– Ну, давай. Жратву на тебя не брали. Что в тайге найдешь – то и твое. А ты ж и не умеешь, поди, охотиться?
Волк презрительно молчит, глядя прямо перед собой на дорогу. Весеннее солнце светит. Едва распустившиеся листочки, размером с ноготь, колышутся на ветру. Глухов возвращает солнцезащитные очки на нос и трогается дальше, предвкушая встречу. Уже даже не сомневаясь, что проводником будет она.
– Привет.
Как он и думал. Тонкая фигура в камуфляже. Толстая коса…
Оборачивается, и как будто не дышит даже.
– Привет. Я… А ты…
– Твой клиент. Или как это в туризме зовется? Будем выдвигаться? Мне сказали, первым делом у нас будет сплав.
– Да, – болванчиком кивает Имана. – Т-там лодка. Привет, Волк…
Плюхнувшись на землю, девушка прячет лицо в волчьей шерсти. Обнимая зверюгу, почесывая за ушами. Давая и ему, и себе немного времени. Чтобы… что? У Германа нет ответа. Да и неважно это сейчас. Он тупо рад ее видеть. Рад так, что сердце захлебывается, а пауза уж больно затягивается. Пока он на нее смотрит. И смотрит… Во все глаза. Потом подходит как зачарованный. Неуклюже опускается на колени. Волк мечется. Скачет туда-сюда, закрывая своей глупой башкой обзор.
– Ты один?
Глухов кивает. Поднимает руку, тянется пальцами, но, так и не коснувшись, сжимает ладонь в кулак. Потому как… разве он достоин ее касаться?
– Устал сильно. Поможешь по старой дружбе немого проветрить голову?
Сглотнув, Имана кивает.
– Конечно. Да… Пойдем. Я свою поклажу уже загрузила. Осталась твоя.
– А то, что Волк увязался, ничего? Лодка выдержит?
– Лишь бы он ее не проткнул когтями.
– Слышал? Не проткни. Ну что? Выдвигаемся?
Имана, похоже, в шоке, потому как первое время она не может выдавить из себя ни слова. Впрочем, он и сам не особо-то разговорчив. А ведь столько речей заготовил, столько отрепетировал слов. Чтобы теперь, сидя напротив нее в надувной лодке, молчать как рыба, тупо отогреваясь, напитываясь жизнью, каждой клеткой ее вновь ощущая…
– О боже, – задыхаясь от этой наполненности, Герман опускает голову на колени. – Имана…
– М-м-м? Тебе плохо, да? Укачало?
Его волос несмело касаются пальцы. Герман трясет из стороны в сторону головой.
– Нет. Скажи… Ты когда-нибудь меня сможешь простить?
– Куда я денусь с… лодки.
В ее голосе смех сквозь слезы. В его груди – мед и яд.
– Я умираю без тебя. Не уходи больше.
Она не уходила. Он сам ее… Нет. Об этом он вспоминать не будет. Тем более что Имане как будто и не нужно ничего разъяснять. Она все знает. Чувствует… Принимает. Пальцы зарываются в отросшие волосы у него на затылке.
– И правда очень устал, – шепчет, утыкаясь носом ему в макушку. – Бедный…
– Твой.
– Бедный мой.
– Продолжай.
– Что?
– Говорить… Я так соскучился по твоему голосу. Расскажи что-нибудь. Расскажи, как… ты выжила?
Его голос ломается, выдавая с головой чувства.
– Давай лучше я расскажу о том, чего мы не увидим? – голосом сирены нашептывает Имана. И в красках ему расписывает экскурсионную программу.
– Звучит как моя мечта.
– А то. Ты в руках профессионала.
– Одно неясно. Почему ты оговорилась, что мы этого не увидим?
– Потому что у нас не останется времени. Мы будем страшно заняты.
– Да? – Глухов, наконец, поднимает голову с колен Иманы. Заглядывает в ее цвета весеннего неба глаза. – И чем же мы будем заниматься?
– Мы будем спа-а-ать.
– Спать? – кривит губы.
– Угу. Спать и наполняться. Ты же на нуле, Герман! Ты вообще себя видел в зеркале?! На тебя смотреть страшно.
Имана впервые на его памяти злится. Он все-таки касается ее лица. Приближает свое.
– Нет, не видел. Не мог.
Не мог смотреть в глаза ее палача. Этого тоже не приходится пояснять. Имана считывает мельчайшие оттенки его эмоций. Отворачивается, направляя лодку к тихой заводи. Глухов обхватывает ее запястье пальцами:
– Ты сможешь меня простить? Пусть не сразу, я понимаю… Но когда-нибудь сможешь?
– Я на тебя не держу обиды.
– По моему приказу тебя ломали, – рявкает он. Волк, недовольный тем, что кто-то посмел потревожить его сладкий сон, открывает глаз. Имана проводит по морде серого, успокаивая. И парирует с легкой улыбкой:
– Меня нельзя сломать. У людей нет такой власти. А то, что произошло, произошло для чего-то…
– Ты пытаешься найти мне оправдание, я не пойму?!
– Не пытаюсь. Сейчас мне вообще кажется, будто я знаю, зачем нам был дан этот опыт. – Лодка с мягким всплеском причаливает к берегу. Имана стаскивает обувь, подворачивает штаны… Глухов залипает на ее маленьких беззащитных пальчиках.
– И зачем же? – сглатывает он.
– Возможно, чтобы мы поняли, кто есть кто, прежде чем окончательно раствориться друг в друге.
– Для меня не имеет значения, кто ты.
– Для меня тоже. Может, именно это нам и нужно было понять?