Что предназначено тебе… Книга первая

20

— В годы шквального эмиграционного потока главари Ндрангеты решили открыть для себя новую, более богатую и к тому времени практически не искушённую в преступных делах территорию — космическую станцию на перекрестьи двух Ветров, Манахату. Они примкнули к потоку беженцев, отправившихся на станцию в поисках наживы, и осели там. Осваивали город иногда в одиночку, иногда со своими большими семействами.

— И всё?

Стефано отвернулся от окна и посмотрел на Доминико, сидевшего в кресле напротив него и почему-то усмехавшегося.

— Первым представителем Ндрангеты в Манахате был, судя по всему, некий Витале Фавалоро, — продолжил Стефано, поколебавшись, — он возглавлял в Палермо, тогдашней столице Корсики, банду вымогателей и грабителей, получившую в криминальном мире название Mano Nera. По всей вероятности, у Витале Фавалоро произошёл серьёзный конфликт с главарями конкурирующей банды. Его мучили подозрения, что бывшие подельники подумывают его устранить, и он и решил уехать из столицы. Но прежде чем ступить на борт корабля, Фавалоро дал команду своим пичотти убить неугодных ему людей. По его приказу в Палермо были расстреляны шестеро богатых землевладельцев, канцлер провинции Сицилии и его первый заместитель. Ступив на мостовую Манахаты, Витале сразу же попытался скрыться на планете. Он, впрочем, не угадал — через несколько месяцев, в январе того же года, полиция станции арестовала Витале и выслала на Корсику.

Доминико почему-то продолжал насмешливо смотреть на Стефано. Он встал и, обойдя кресла, остановился у него за спиной. Потом взъерошил сицилийцу волосы кончиками пальцев — как будто тот был пушистым щенком.

— Твои познания в истории весьма фрагментарны… Причиной случившемуся было убийство гражданина Манахаты, о котором писали тогда все газеты, — продолжил Доминико за него.

— Случилось это пятнадцатого ноября. В тот день люди Витале убили местного шерифа, Шона О`Брайана. Они подошли со спины и произвели выстрел в голову, — на последних словах Доминико опустил кончики пальцев к основанию головы Стефано, и хотя до сих пор прикосновения корсиканца были скорее приятны, теперь его пробрала дрожь. — К вечеру того же дня, — продолжал тем временем Таскони, — несколько корсиканских переселенцев оказались арестованы без предъявления какого-нибудь обвинения. Впрочем, их выпустили в тот же день. На следующее утро полиция арестовала ещё два десятка корсиканцев — на сей раз по обвинению в убийстве. Однако, — Доминико картинно вздохнул, — по неизвестным причинам через сутки после ареста все двадцать гангстеров тоже вышли из тюрьмы. Тогда, — руки Доминико скользнули вдоль шеи Стефано и, опустившись ему на плечи, огладили ключицы, — ещё через несколько часов эти двадцать организаторов покушения были пойманы снова, но уже жителями Манахаты. Их демонстративно повесили на главной улице тогда ещё сравнительно небольшого городка. Затем горожане поймали и убили ещё двоих. Манахата — не Корсика, вот что ты должен уяснить.

Стефано сглотнул, ощущая, как пальцы Доминико смыкаются на его горле, но лишь поглаживают, изредка задевая края ушибленных мест.

Вот уже третий день они находились на корабле. Здесь же в первый вечер Стефано осмотрел один из подручных Доминико — руки у него были сухими и небрежно-пренебрежительными, а некоторые вопросы заходили куда дальше того, о чём Стефано хотел говорить.

— Развернись ко мне спиной и нагнись, — приказал он, когда Стефано отказался отвечать.

— Я требую, чтобы пришёл Таскони, — сказал он.

— Я здесь, — Доминико будто по волшебству появился в дверях, — а теперь делай, что тебе сказано. Лицо к стене и отклячь зад.

Сгорая от унижения и злости, Стефано выполнил приказ, но, кажется, Таскони диагнозом оказался доволен.

На этом, впрочем, неприятные процедуры закончились, и Стефано на какое-то время оставили в одиночестве — приходить в себя.

Таскони больше не пытался прикасаться к нему — до сих пор. И теперь, когда Стефано уже достаточно оклемался, чтобы соображать, он не знал, как должен реагировать на прикосновения Доминико.

Не было никаких доказательств того, что это Таскони упрятал его в тюрьму. Только подозрения, которые Стефано не мог обосновать.

Последние три месяца вспоминались как кромешный ад.

Но теперь, если Таскони и был в этом виновен, то никак не показывал свою власть.

— Отсоси мне, — услышал Стефано голос у себя над ухом и вздрогнул от неожиданности. Это было сказано просто и легко, как будто Доминико не сомневался в том, что Стефано выполнит эту просьбу или приказ.

— А то что? — поинтересовался он.

Доминико снова обошёл кресла кругом, только теперь направляясь в другую сторону, и, пожав плечами, устроился напротив.

— Ты знал, на каких условиях я вытаскиваю тебя из тюрьмы, разве не так?

Стефано молчал.

— Не строй из себя церковного мальчика, Бинзотти. Мы с тобой, можно сказать, заключили контракт.

— Не помню, чтобы я что-нибудь подписал.

Доминико рассмеялся негромким бархатистым смехом.

— В моих краях контракты подписывают вот этим, — он извлёк из кобуры револьвер и, наклонившись, очертил дулом подбородок Стефано. Против воли тот ощутил, как от прикосновений холодного металла к разгорячённой коже у него тяжелеет в штанах. — К тому же ты сам знаешь, что у тебя должок.

Стефано сглотнул. Бросил короткий взгляд на проход, который вёл в соседний салон. Оттуда слышались смех охраны и удары костей об игральный стол.

— Ну же, — поторопил его Доминико и взвёл курок.

Стефано рывком отодвинул в сторону стол и, опустившись на колени, оказался у Доминико между ног. Запрокинул голову, глядя на Доминико снизу вверх. Тот никак больше не принуждал его. Только удерживал револьвер поблизости от виска.

Стефано опустил взгляд и, неторопливо расстегнув брюки корсиканца, взял головку в рот.

Он принялся сосать, и, даже не поднимая глаз, Стефано чувствовал, что Таскони внимательно смотрит на него.

Когда тот опустил свободную руку Стефано на затылок, тот едва сам не подавился членом, почувствовав, чего от него хотят, но Таскони лишь легонько погладил его по волосам и толкнулся бёдрами вперёд.

Он кончил и откинулся назад, расслабляясь. А Стефано теперь только посмотрел на его лицо. И увидел в нём удовлетворение и спокойствие, но не упоение властью, которого ожидал.

Доминико Таскони никогда не испытывал пиетета ни к традициям, ни к роскоши. Он довольно рано пришел к выводу, что непритязательность и естественность, целеустремленность и разумность, реальный взгляд на окружающий мир — вот то, что создаёт гармонию и удовлетворенность само по себе.

Со стороны казалось, что дом его, будто бы ставший частью водопада, срастается с природой, дополняет и продолжает её.

Вилла Muro in Acqua действительно возвышалась над потоком Ribassista Ruscello. Её гранитные крыши и террасы словно устремлялись вниз вместе с пенной от водоворотов водой лазурного потока. Футуристические формы причудливо сливались с окружающим пейзажем, подчёркивая первозданную прелесть выбранных для постройки мест.

Вся архитектура виллы строилась на том, что перекрытиями ей служили гранитные террасы, выступавшие из основного здания в разных направлениях и на разной высоте. Консоли веранд, застывшие над водопадом, создавали ощущение рукотворного каскада.

Все комнаты виллы были оформлены на один манер: внутренние стены сложены из камня, а внешние заменяли панорамные окна. Дом, таким образом, являл собой великолепную композицию перемежавшихся пластов грубой гранитной кладки, стекла и длинных веранд с ажурными ограждениями.

На приземном этаже располагалась гостиная, двери из которой вели в столовую, кухню и вестибюль. Гостиная со своими огромными окнам и дверями, также выполненными из стекла, словно бы соединялась с простором широких террас, а по лестнице, пристроенной к самой гостиной, можно было спуститься к потоку, бегущему вдоль ущелья внизу.

Второй этаж составили две спальни и коридор, опоясанные одной открытой галереей, куда выходили двери обеих спален. На третьем этаже была еще одна спальня с верандой, откуда навесная дорожка вела к коттеджам для гостей и жилищам прислуги. Там же находились ангар для корриеры и гараж для вездехода.

Внешнее и внутреннее пространство смешивались здесь воедино: внешнее проникало во внутренние помещения между выступающими консолями перекрытий, а пространство помещений продолжалось наружу — на террасы.

Стены внутри были сложены из необработанного камня — так же, как и снаружи. В гостиной ни краски, ни штукатурки не было совсем. Однако, в спальнях и жилых комнатах стены обшили деревом для создания домашнего уюта. Стёкла защищали обитателей виллы от прямых солнечных лучей, а над входными дверями возвышались консольные козырьки — решётчатые или сплошные.

Архитектор приложил все свое искусство, чтобы единение с природой оказалось наиболее полным. Неприкосновенным — насколько это возможно — осталось всё пространство вокруг виллы: лес, уступы скал и неровности ландшафта.

Стефано досталась одна из спален на втором этаже — соседняя с той, которую занимал сам Доминико. Едва они прибыли, корсиканец завалился спать, а Стефано хотел было выйти и осмотреть окрестности — находиться в замкнутом пространстве он уже не мог. Однако стоило ему выйти под козырёк, как двое смуглых мужчин перегородили ему путь: один из них был итальянцем. Похожего же на второго Стефано не видел до сих пор. Лицо его было красноватым, а глаза — слегка раскосы. Об аборигенах с Манахаты Стефано уже слышал, но привык считать, что они носят юбочки из травы и пляшут по вечерам у костров. Абориген, стоявший перед ним, держал в руках дробовик. Чёрные гладкие волосы его слегка колыхались на ветру. А лицо было не столько злым, сколько мрачным:

— Вернитесь, пожалуйста, в дом, сэр, — произнёс абориген на чистейшем итальянском языке. Стефано поднял бровь. Обвёл обоих стоявших перед ним мужчин взглядом ещё раз, но говорить ничего не стал. Какое-то время он промаялся, исследуя комнаты, которые не были заперты — это были помещения первого этажа и две спальни, Таскони и его. В комнату Таскони он заходить не стал — вместо этого прошёл свою насквозь и, выйдя на террасу, остановился, глядя на джунгли, раскинувшиеся со всех сторон. У него была тысяча вопросов, но он не знал, кому их задать. Зато в голову снова стали лезть бесполезные теперь мысли — например, о Джессике, которая, наверное, по-своему любила его. Или о Габино, который в самые последние дни едва не стал ему другом. Чтобы избавиться от них, Стефано развернулся, намереваясь вернуться в спальню, и тут же увидел Доминико, стоящего в проёме одной из дверей и смотревшего на него. На корсиканце не было пиджака — только белая рубашка, свободно стелившаяся по штанам. Он щурился на солнце, которое уже начало заходить за горизонт, и ничего не говорил. Стефано тоже не знал, что сказать. Абсолютно неожиданно Доминико здесь, на краю света, оказался для него самым близким существом. А ещё здесь, среди дикой природы, прозрачного синего неба и шума водопада внизу внезапно потеряли смысл все те слова, которыми он жил до сих пор. Стефано облизнул губы.

— Тебе что-то нужно от меня? — спросил он. Доминико продолжал задумчиво смотреть на сицилийца.

Стефано уже собирался было уйти, когда Доминико шагнул к нему и, остановившись вплотную, ровно спросил:

— Что в тебе такого, коп?

Стефано молчал. Доминико, видимо, колебался несколько секунд, а потом наклонился и поцеловал его. Дыхание Стефано замерло, а по венам пробежал огонь. На секунду он запаниковал, не зная, нужно ли отвечать. Затем его руки потянулись обхватить Доминико под лопатки, прижать плотней — но тот уже отстранился и, не глядя на него больше, направился в дом.