Чудо. Встреча в поезде

15

— Не больше, чем в семи ярдах, и не меньше, чем в пяти, — отвечал серьезный, уверенный в себе молодой человек, сидящий на скамье свидетелей. — Нет, я никого не видел.

— Думаю, футах в пятнадцати, — сказала девушка с широко раскрытыми глазами, Кэтрин Смит, которая казалась такой напуганной, словно все это только случилось. — Может, чуть дальше, — добавила она тихо.

— Футах в тридцати. Я первый спустился к лодке, — сказал Ральф Джойс, брат Мириам. Он был такой же рыжий, как Мириам, и с такими же серо-зелеными глазами, но тяжелая квадратная челюсть сводила все сходство на нет.

— Не сказал бы, чтобы у нее были враги. Во всяком случае ни одного, кто мог бы решиться на это.

— Я ничего не слышала, — убежденно произнесла Кэтрин Смит и покачала головой.

Ральф Джойс тоже сказал, что ничего не слышал, и Ричард Скайлер подытожил безапеляционно:

— Никаких звуков не было.

Бесконечно повторяемые факты лишились для Гая не только ужаса, но и просто драматизма. Тупые удары молотка, навсегда вбивающего ему в голову эту историю. То, как близко трое свидетелей находились к месту преступления, казалось невероятным. Только маньяк мог решиться подойти так близко, подумал Гай, это несомненно.

— Вы были отцом ребенка, которого потеряла миссис Хейнс?

— Да. — Оуэн Маркмен понурился, сцепил руки. Угрюмые отталкивающие манеры портили броскую красоту его лица, которое Гай запомнил по фотографии. Оуэн был в серых башмаках из лосиной кожи, словно он только что явился из Хьюстонского порта, со своей работы. Вряд ли Мириам могла бы гордиться им сегодня, подумал Гай.

— Знаете ли вы кого-нибудь, кто желал бы смерти миссис Хейнс?

— Да, — Маркмен указал на Гая. — Вот он.

Все повернулись к Гаю. Гай выпрямился, нахмурился, глядя Маркмену прямо в лицо и впервые действительно подозревая его.

— Почему вы так думаете? Какой у него мотив?

Оуэн Маркмен долго размышлял, что-то бормоча про себя, наконец выпалил:

— Ревность.

Маркмен не мог привести в пользу ревности ни одного убедительного доказательства, но после его выступления указания на ревность послышались со всех сторон. Даже Кэтрин Смит сказала:

— Да, я тоже так думаю.

Адвокат Гая хихикнул. У него в руках находились письменные показания Фолкнеров. Гаю был несносен этот смешок. Гаю вообще были несносны судебные процедуры, грязная игра, в которой никто, по всей видимости, не стремится обнаружить истину, зато предоставляется возможность одному законнику вцепиться в другого, подловить на каких-то юридических тонкостях.

— Вы отказались от важного контракта, — начал коронер.

— Я не отказывался, — сказал Гай. — Я им написал еще до того, как получил работу, и сообщил, что не хочу ею заниматься.

— Послали телеграмму. Все из-за того, что не хотели, чтобы ваша жена последовала за вами. Но когда вы, будучи в Мехико, узнали, что ваша жена потеряла ребенка, вы послали еще одну телеграмму в Палм-Бич и попросили, чтобы ваша кандидатура была рассмотрена вновь. Почему?

— Потому что был уверен, что теперь жена уже не последует за мной. Я подозревал, что она до бесконечности станет тянуть с разводом. Но я собирался встретиться с ней на этой неделе и обговорить все окончательно. — Гай вытер пот со лба и заметил, как его адвокат недовольно выпятил губы. Адвокат не хотел, чтобы Гай упоминал о разводе в связи с работой в Палм-Бич. Гаю было все равно. Он сказал правду, а там уж пусть думают, что хотят.

— Как вы думаете, миссис Джойс, способен ли ваш зять подготовить такое убийство?

— Да, способен, — сказала миссис Джойс, слегка вздрогнув, высоко вскинув голову. Она почти опустила острые темно-рыжие ресницы, как это Гай часто за ней наблюдал, и никто не мог догадаться, куда она смотрит. — Он хотел получить развод.

Прозвучало возражение: несколько минут назад миссис Джойс заявила, что ее дочь хотела развода, а Гай Хейнс — нет, потому что все еще любил ее.

— Если оба хотели развода, — а то, что мистер Хейнс хотел развода, доказано, — тогда почему супруги не развелись?

Суд откровенно забавлялся. Эксперты по отпечаткам пальцев никак не могли сойтись во мнениях по поводу своей системы. Владелец скобяной лавки, в которую Мириам заходила за день до своей смерти, запутался, отвечая на вопрос, кто ее сопровождал: мужчина или женщина, и в общем смехе потонуло признание, что ему посоветовали сказать — мужчина. Адвокат Гая разглагольствовал о географических широтах, о противоречиях в показаниях Джойсов, о письменных подтверждениях, которые имелись у него в наличии, но Гай про себя был уверен, что одна лишь прямота освободила его от всяческих подозрений.

Коронер предположил в своем заключении, что убийство, судя по всему, совершено маньяком, не знакомым ни жертве, ни свидетелям. В вердикте значилось: «лицо или лица неустановленные», и дело передали в полицию.

На другой день, как раз когда Гай уходил из материнского дома, пришла телеграмма:

«Наилучшие пожелания с золотого запада.

Без ПОДПИСИ».

— Это от Фолкнеров, — поторопился сообщить Гай.

Мать улыбнулась.

— Передай Энн, чтобы хорошенько следила за тобой, — и слегка потянув сына за ухо, чмокнула в щеку.

В аэропорту он все еще сжимал в руке скомканную телеграмму Бруно. Он порвал ее на мельчайшие клочки и выбросил в проволочную урну у края летного поля. Все кусочки высыпались через проволоку и затанцевали по асфальту на ветру и на солнце, веселые как конфетти.