Цветы подо льдом

Глава 16

– Вы не хотите немного пройтись со мной, мисс Макноррин? – любезно спросил Доминик.

Кэтриона с отрешенным видом стояла в стороне. Он знал, что все это время она находилась в зале. Наблюдая за ней краешком глаза, Доминик видел, как она улыбнулась, когда поняла его замысел. Лицо ее засияло, будто отблеск солнца в чистой воде. Но под конец, при упоминании о поединке, от ликования ничего не осталось.

Толпа расступилась, чтобы пропустить Флетчера, который в бешенстве вылетел из зала; остальные тоже стали не спеша расходиться. Офицер потряс Доминику руку и выразил сожаление по поводу того, что Инвернесс доставил другу герцога Веллингтона досадное неудобство. Что касается поединка, то он тут же доверительно предупредил Доминика о возможных подводных камнях.

В шляпке Кэтрионы торчало орлиное перо; модный костюм для верховой езды красиво облегал ее грудь и мягко спадал ниже талии, переходя в элегантные складки шлейфа, подколотого у бедра. Она была прекрасна, великолепна, как валькирия, и своими ясными синими глазами напоминала предков-викингов.

Доминик снова церемонно обратился к ней, как будто это была их первая встреча.

– Я знал вашего брата, мадам, и рад познакомиться с вами.

Она взглянула на него глазами, сверкающими, как драгоценные камни.

– Это безумие! Зачем вам драться на дуэли, если вы не сумеете победить?

– Я должен. Независимо от исхода.

– Флетчер постарается убить вас, а вы его не сможете!

– Не смогу? – Доминик взял ее за локоть и вывел на улицу. – Вы так думаете?

– Не думаю, а знаю. Он умрет не от ножа и не от пули. Я слышала, что сказала Изабель.

На Кастл-стрит было многолюдно, и все взгляды обращались на них. Люди продолжали следить за ними, даже когда они направились к гостинице.

– Вы действительно верите в ее предсказания? Она еще говорила совершенно мистические вещи о низвергающихся камнях и колоколах, которые будто бы зазвонят сами по себе.

– Все так и будет, – подтвердила Кэтриона. – Она – ясновидящая, и это не обман.

– Вы имеете в виду проклятие и видения?

Доминик остановился на миг, предупредительно придерживая ее, чтобы дать дорогу проезжающему экипажу. Под ее упорством, видимо, пряталась ранимость, боязнь расслабиться, как будто потом ее ожидал полный упадок сил.

– О, я понимаю, – Кэтриона кивнула, – с подобными вещами не так легко согласиться. Отчасти я тоже их не принимаю. Но я точно знаю, что в Шотландии были случаи, когда такие пророчества сбывались. Флетчер не погибнет на дуэли.

– Тогда позвольте мне вас успокоить. Я не собираюсь убивать его, как бы сильно мне этого ни хотелось. Если я сделаю это, мне придется отвечать перед судом, и в конце концов меня действительно ожидает обвинение в убийстве. Офицер по-дружески предупредил меня – присяжные редко признают вину в убийстве, если дело касается защиты чести, но при определенных обстоятельствах они могут вынести суровый приговор. В данном случае, когда этим людям уже внушено, что я мог походя убить человека...

– Значит, я права? – Она заломила руки. – Тогда зачем же вы бросили ему вызов?

– Чтобы Флетчеру было о чем беспокоиться, – как ни в чем не бывало сообщил Доминик. – Это удержит его в городе, и какое-то время он не сможет вернуться в Глен-Рейлэк. К тому же теперь ему придется изрядно помучиться. Я устрою себе тренировку – буду у всех на глазах упражняться в фехтовании и стрельбе из пистолета.

Кэтриона встревоженно оглянулась.

– Так вы еще и не умеете всего этого?!

– Очень даже умею. – Доминик взял ее под руку. – Для того я и собираюсь практиковаться на публике, чтобы слухи о моей доблести распространились по городу. А что в долине?

– Разумеется, погорельцам приходится несладко. Что им теперь остается? Дейрдра уже более или менее оправилась и вместе со своими малышами живет в Дуначене. Мейрид Макноррин уехала к сестре в соседнюю долину – правда, переезд оказался для нее слишком тяжел. Сейчас у нее маленькая дочь, слишком маленькая, но уже красивая... Она родилась раньше времени.

Доминик пришел в ярость, его душила жгучая ненависть к Флетчеру. Он должен победить его на этой дуэли, но не убить. Однако если и остальная часть долины будет очищена таким же образом, едва появившееся на свет хрупкое существо не выживет. Поэтому он поклялся: если только этот ребенок умрет, Флетчер больше не увидит ни одного рассвета, даже если Доминик Уиндхэм после этого окажется на виселице.

Они обходили прохожих, вышедших на дневной моцион или за покупками, приближаясь к концу своей прогулки. Когда они вошли во двор гостиницы, она внезапно обернулась.

– Вы не должны рисковать своей жизнью на этой дуэли. Как мне убедить вас?

Доминик посмотрел на ее прямую спину, поднятый подбородок и сжатые губы. Ему так хотелось разгладить их поцелуем!

– Поймите, Кэтриона, это позволит нам выиграть время...

– Все это бесполезно, – прерывающимся голосом сказала она.

О Боже! Если бы он мог в самом деле уберечь ее долину! Но и тогда для него там не будет места, равно как и в ее сердце!

– Положение далеко не безнадежно, – продолжал Доминик, пытаясь вдохнуть в нее уверенность. – Я не говорил вам о некоторых вещах, потому что не знал наверняка, что из этого получится. Мне удалось отправить во все концы послания для миссис Макки, так что, если няня в одном из горных селений, она отыщется. Я обратился также за помощью к Розмари. Думаю, леди Стэнстед проявит благосклонность к моим заботам. Может, миссис Макки послала весточку в «Души милосердия», кто знает... Думаю, мы скоро разыщем Эндрю, и тогда нам останется только доказать, что мальчик является...

– У меня уже есть достаточно доказательств того, кем он не является. – Она отвернулась. – Но мы все равно не сумеем спасти долину.

– Почему это не сумеем? – громко спросил Доминик, и некоторые прохожие повернули лица на звук. – На нас смотрят, – сказал он. – Давайте пройдем во двор.

Глаза Кэтрионы наполнились тревогой и странной неприязнью.

– Вы ничего не понимаете! – замотала она головой. – Я узнала об этом в Дуначене, когда уехала от вас. Мне рассказали, что у Сары никогда не было ребенка. После смерти ее привезли сюда, и женщины, которые перекладывали ее в гробу, обратили особое внимание на интимные части тела, потому что их волновал этот вопрос. Тогда-то и выяснилось, что все было неправдой, неверно с самого начала. Сара умерла девственницей и похоронена в церковном дворе рядом с моим дядей. У старого помещика не осталось наследника. Здесь нет никакой ошибки.

Волна потрясения распространялась медленно и долго, словно подводное землетрясение. Доминик тщетно пытался овладеть собой.

– Так кто же тогда мать Эндрю, черт возьми?

Сопротивление ее росло – это было видно по вскинутой голове и напрягшимся плечам.

– Я не знаю, но только это не Сара. Томас действительно законный наследник, и Глен-Рейлэк отойдет в его распоряжение.

Волны, нагоняя друг друга, прибивались к берегу.

– И вам было известно это, когда мы лежали рядом в пещере Калема, на вечеринке и днем раньше, во время стычки на мосту! Выходит, все это время мы занимались бесполезным делом? Тем не менее вы ничего не сказали мне, когда я приехал в Глен-Рейлэк.

Отведя взгляд в сторону, Кэтриона беспокойно пошевелила пальцами.

– Я задала вам ненужную работу. Вы помогали мне искать бумаги, которых не существовало в природе. Я втянула вас в дело, к которому вы были совершенно непричастны. Услышав, что есть ребенок, живущий в «Душах милосердия», я не могла знать чей он. Теперь мне известно, что предположения той женщины из Эдинбурга оказались ложными. Это не сын Генриетты и не сын Сары. Мы с вами охотились за фантомом – вопрос об отцовстве Эндрю для жителей долины потерял смысл.

– Но не потерял смысла для него самого!

Доминику вдруг почудился высокий детский голос, взывающий о помощи.

– Если мы найдем этого пропавшего малыша и никто не заявит на него права, я позабочусь о нем и обеспечу ему достойное будущее.

– Это ваш подарок, не так ли? Странная идея. Но если вы такой хороший, что же произошло с Генриеттой? Почему она ненавидела вас? В вашей душе нет ничего недостойного или жестокого, не правда ли? Вы так щедры. Леди Ривол, ваша подруга Франс, сказала, что вы добрый человек. Я думаю, ей можно верить.

– Вы должны верить мне во всем, – настойчиво произнес Доминик.

Он разволновался. По ее словам выходило, что племянник лорда Стэнстеда, маленький Томас, в самом деле законный наследник, и весь этот длинный путь пройден зря, а Глен-Рейлэк никогда не будет вызволен из-под контроля Ратли. Кэтриона уже все знала, когда они занимались любовными утехами в башне замка, но почему, черт подери, она носила это в себе? Неужели думала, что он покинет ее?

– Как вы смели не сказать мне на следующий же день, когда узнали? Почему не поделились со мной этой новостью?

Ответом было молчание.

– У вас талант перекрывать все краны и лишать меня воздуха! – Он схватил ее за плечи. – Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, черт побери!

– Я действительно знаю. – Она стояла не двигаясь, и ему было дьявольски трудно отпустить ее. – Но вы ведь не в состоянии понять главного. Теперь уже незачем спасать долину. И вам все равно.

«И вам все равно». Проклятие! Гнев погас в нем, как бурун, откатившийся по песку назад, рассеявшийся в белых пузырьках.

– Нет, не все равно! Это ужасная трагедия.

– Нам остаются только корабли, – сказала Кэтриона. – Мы не испугаемся и уедем с достоинством. Макноррины заселят новый мир и покорят его, пусть даже их сердца будут разбиты. Наши дети вырастут, и у них появятся свои дети, которые станут считать ту страну своей настоящей родиной и забудут путь домой. Сменится еще несколько поколений, и тогда нашим потомкам уже не будет никакого дела до этих мест. Лишь одинокий ветер будет плакать над Бен-Уайвисом, и кроншнепы разнесут свой клич над пустыми долинами. Руины старых домов превратятся в кроличьи норы и обрастут иван-чаем, а отголоски этих событий не будут вспоминаться даже во снах. – Она устремила глаза к горизонту и добавила по-гэльски короткую фразу, которую тут же перевела: – «Я не вернусь никогда».

– Мне по-прежнему запрещено сопровождать вас?

– Вы англичанин и брат лорда – у вас есть обязательства перед своей страной. Что вам делать в этих диких краях – вы же не рабочий с фермы или лесоруб! Вы интересуетесь политикой, культурой, произведениями искусства. В горах нет галерей с картинами великих мастеров. У вас не будет даже библиотеки. Вы любите азартные игры, и этого вы тоже лишитесь. Вы не сможете так жить. Скажите, ведь я права!

– Перестаньте, ради Бога, вы заставляете меня оправдываться как дилетанта! Да, я не жил в деревне, у меня нет таких навыков, как у ваших людей, но я могу научиться. Я – солдат и достаточно вынослив, меня не пугает тяжелый труд.

– Конечно, – сказала она с еле уловимой усмешкой, – вы прекрасный сильный мужчина.

– И я люблю вас. Разве это ничего не значит?

– Хватит ли вашей любви для жизни на пустынной земле? Для вас это будет лишь еще одно приключение. Взгляните на себя! Представляете, какое впечатление вы произведете на индейцев, когда они увидят вас в этой одежде? Я не вернусь никогда, – снова произнесла она. – Никогда.

Господи, о чем она говорит! Как будто дело в его костюме! Разумеется, она не знает, что голубой пиджак и эти шикарные брюки специально надеты для того, чтобы вызвать нужный эффект. Но нет, ему ее не убедить! Тихий голос постоянно нашептывал ему советы, которые он не мог просто отбросить: «Она права! Если ты уедешь, неустроенность будет постоянно раздражать тебя и сердить ее. В конце концов это неизбежно разобьет ее сердце. Подумай, действительно ли для того, чтобы построить будущее, достаточно одной любви?»

– Кэтриона, послушайте, вы ведь тоже не созданы для сельской жизни! Воспитанная в замке, вы – леди Божьей милостью! Почему бы вам не поехать со мной в Англию?

– И бросить клан на произвол судьбы? Я этого не сделаю! Между нами все кончено – теперь вы знаете правду об Эндрю, и вам незачем здесь оставаться, как незачем драться на дуэли с Флетчером!

– Я должен отомстить за Изабель и Мейрид, – сказал Доминик. – И за Дейрдру. Думаю, шотландские горцы меня поймут – уж они-то знают, что такое возмездие.

Она была ослепительно хороша в своей ярости, неподдельной, жгучей:

– Неужели вы не понимаете, что он обманет вас? Никакой честной борьбы не будет, только предательство! Вы не собираетесь убивать его. А он вас? О Дева Мария, это же верная смерть! Вы этого хотите?

Доминик усмехнулся и покачал головой.

– Я хочу снова предаваться любовным утехам, хочу, чтобы вы сняли с меня те одежды, что так оскорбляют вас. Медленно, каждую вещь по отдельности. Вы станете расстегивать мой пиджак и стягивать с меня эти чертовы брюки. А как только я останусь голым, я унесу вас в свою постель и буду неутомим, я не дам вам покоя, пока не воспламенится ваша кровь и легким не станет хватать воздуха! Пока вы не заплачете наконец и не оставите на минуту свои мысли. И тогда вы перестанете считать, что обречены.

Она была на пределе терпения, готовая взорваться как порох от вставленного запала.

– Никогда, никогда не пытайтесь соблазнять меня! Вы остаетесь потому, что хотите выкрасть ребенка! Вы собираетесь забрать Эндрю, потому что ваш собственный сын умер!

– Кэтриона, ради Бога, опомнитесь! Почему вы так настроены против меня?

– Потому, что это не ваша забота! Я сама дождусь Эндрю здесь. Что касается сделки, я не спорю: как было договорено, так и будет. Я не отрекаюсь от своих слов. Стоит вам поманить меня, как я сниму ваш пиджак и ваши брюки, позволю вашему нагому телу забрать мое, если это то, чего вы требуете; но вы не можете заставлять меня жить с вами открыто, как любовницу! Разве вы не понимаете, что меня здесь все знают?

Теперь она напоминала ему непробиваемую стену. Откуда такое неприятие, будто между ними ничего не было, будто они не дали ничего друг другу?

– Черт побери, Кэтриона, вы знаете, что я не сделаю этого и что вы не отвернете меня в сторону от моей цели. Отрицанием нашего обоюдного желания вы не заставите меня уйти. Скажите, у вас есть деньги? Как вы собираетесь платить за комнату?

– Что-нибудь придумаю.

– О Боже! Занимайте мою. Вот ключ. Ну, берите же, я найду себе другую.

Прежде чем повернуться и войти в гостиницу, она взяла у него ключ, и на ладони Доминика осталось ощущение от ее ледяных пальцев.

Сейчас она осталась в Инвернессе не из-за Эндрю, а из-за него. Она пыталась отговорить его от дуэли, потому что опасалась за его жизнь. Из какого же источника эта женщина черпала силы, чтобы их хватало на всех, и сколько безрадостных лет ждет его впереди, если она уедет? Но если он покинет свою страну, то автоматически откажется от своих гражданских обязанностей. Никогда прежде в его жизни долг и любовь не предъявляли к нему таких диаметрально противоположных требований.

– Бог мой, наконец-то! – услышал он за спиной знакомый голос. – Мне сказали, что я найду тебя здесь. Я слышал, ты нуждаешься в надежном секунданте?

Большего недоразумения просто не могло быть! Прежде чем Доминик сумел взять себя в руки, им овладело расстройство, близкое к помешательству. Он круто повернулся и увидел добродушную улыбку во все лицо, веснушки и хохолки, похожие на ястребиный пух. Лорд Стэнстед, сын и наследник герцога Ратли, только что вышел из экипажа и теперь стоял во дворе гостиницы.

Усилием воли Доминик подавил гнев. Не сомневаясь, что лицо его не выражает ничего, кроме любезности, он протянул Стэнстеду руку.

– Я не знаю, какой дьявол сообщил тебе последние новости, но если ты будешь одним из моих секундантов, я это только приветствую. Так прекрасно, что мы встретились!

Улыбка Стэнстеда расползлась еще шире.

– Как говорится, земля слухом полнится. Ах ты негодник этакий! Мне сказали, у тебя дуэль с каким-то Джерроу Флетчером? Здесь его не любят. Если ты отправишь его на тот свет, то, видимо, окажешь большую услугу Инвернессу.

– Я не буду отправлять его на тот свет, – возразил Доминик. – Пойдем в гостиницу, и я все тебе расскажу. Но сначала скажи, за каким лешим ты сюда примчался?

Стэнстед нахмурился, и веснушки на его лице сразу потемнели. – Я-то? – Он, явно смутившись, отвел взгляд. – Э-э... вскоре после твоего отъезда я подумал, не поехать ли тоже в Эдинбург, захотелось повидать Розмари, как ты догадываешься. В «Душах милосердия» я ее не нашел – там говорят, что моя жена уехала, а куда – не знают. Предположительно она отправилась на север.

– О Боже! – Доминик расхохотался, не в силах сдержать смех. – Ну что ты мямлишь, Стэнстед! Изображаешь благородство и терпимость? Говорил бы уж прямо! Ты думал, что Розмари со мной, так ведь?

– Да. – Стэнстед явно чувствовал себя неловко. – А разве нет?

– Я понятия не имею, где обретается твоя супруга, мой дорогой, но здесь ее точно нет. Вот почему тебе не придется драться со мной на своей собственной дуэли.

– Тогда я должен вознести хвалы Господу Богу! – Улыбка вернулась на свое место, но смущение по-прежнему оставалось заметным. – Друг мой, прости меня за вопрос, но ты никак напудрился и что ты сотворил со своими волосами?

Кэтрионе нужно было возвращаться в Глен-Рейлэк и готовиться к переселению, но она не могла уехать прямо сейчас. Если привезут Эндрю, она должна быть здесь, хотя этот несчастный ребенок, сам того не ведая, создал ей немало трудностей. Она рисовала себе его – младенца, подмененного эльфами, – таким, каким он запомнился ей с первой встречи в Эдинбурге. Чернобровый мальчуган бурлил эмоциями, даже слишком для такого крошечного тельца. Так чей же он сын? И почему его мать отказывается от него? Может, она умерла и его подобрали на улице? Есть ли у него кто-нибудь, кроме няни, в этом мире?

И вторая причина, мешавшая ее отъезду, была связана с Домиником. Похоже, он скорее готов был пасть от руки Флетчера, чем отказаться от своих намерений. Она не могла оставить этого ненормального англичанина, но и не могла жить с ним, делить с ним ложе.

Хотя все его вещи перенесли в другую комнату, запахи остались и доставляли ей немало мучений. Она тосковала по его острому уму, жаждала его силы и тепла его тела. Однако все это она уже отвергла, так как ни его забота, ни страсть не могли дать ей того, что она хотела.

Теперь он знал, что она обманула его. Каким-то образом ей удалось убедить его, что они не могут отправляться вместе в изгнание. Конечно, возможность для встречи оставалась – для прощальной встречи любовников. В положенное время он навестит ее и, согласно известным правилам полусвета, оставит ей дорогой подарок – так искушенные английские джентльмены ублажали перед разлукой своих наложниц, цинично, но цивилизованно. Потом она сможет продать его подарок, чтобы оплатить себе проезд и купить что-то для новой жизни.

По условиям их соглашения она должна прийти к нему, если он попросит. Но вряд ли он это сделает. Итак, она оказалась одна, совсем как в вакууме, и все стало так же нереально, как сон, так же несбыточно, как фантастические истории о диких зверях, сбрасывающих шкуру, чтобы обратиться в человека и соблазнить красавицу. Такой зверь, будь то тюлень, медведь или бизон, как только с него соскальзывает мех, обретает мужскую красоту и может завлечь любую смертную девушку. Он ослепляет ее своей животной натурой и уносит в ночь. Но тот же тюлень, медведь или бизон всегда возвращается в море, лес или холмы и оставляет красавицу с израненной душой, тоскующей по короткому очарованию.

Кэтриона знала, что так же будет вечно томиться по утраченному волшебству. Ее раны не перестанут кровоточить до самой смерти, соки будут медленно выходить из нее, как из дерева с корой, пробитой рогами быка. Она увянет точно так же, как листья этого дерева.

«Ох уж эта смышленая малышка Кэтриона! У нее не будет много ошибок в жизни, но те, которые она совершит, окажутся очень большими».

И действительно, она совершила одну ошибку, которую ничем не возместить.

«Я стану неустанно соблазнять вас. Вы влюбитесь, и вам захочется сдаться. Ваше сердце будет разбито, я вам гарантирую».

И это сбылось тоже. Она влюбилась, и теперь сердце ее было разбито.

Утром, как и планировалось, состоялся первый урок фехтования. Тренировка проходила на небольшом пятачке за специальным рынком для крупного рогатого скота. Доминик, смеясь, поддразнивал Стэнстеда редкими выпадами, как лев, позевывающий до поры до времени, но постепенно броски его становились все резче, подтверждая присущую ему силу и мощь. Стэнстед сознательно подыгрывал своему другу – мало нападал и, парируя удары, изображал усталость и одышку. В итоге получилось вполне добротное шоу, собравшее толпу болельщиков, которые им шумно аплодировали.

Днем Доминик купил пару дуэльных пистолетов и переключился на стрельбу. Кэтриона стояла в стороне и как истинная болельщица проникновенно шептала молитву, пока он с вдохновением предавался любимому занятию. Он вытягивал руку с оружием, и дуло пистолета, срастаясь в одно целое с сосредоточенным взглядом, посылало пулю в центр мишени.

К вечеру прибыли чопорные мужчины, секунданты Флетчера, чтобы условиться о приготовлениях, вместе с лордом Стэнстедом и Аланом Фрезером, представляющими сторону Доминика, они обсудили все детали. Поединок должен был состояться в среду на рассвете. Флетчер согласился с единственным требованием Доминика – о месте проведения дуэли, для этого предлагалось устье Мори, где у берега будет стоять лодка, чтобы победитель мог безопасно скрыться. За Флетчером остался выбор оружия. Он остановился на шпаге, и Доминик согласился.

Весь Инвернесс был в курсе предстоящих событий, и к назначенному утру каждый житель выучил наизусть проклятия и пророчества старой Изабель Макноррин: «Чтоб твой дом рухнул и сам ты сгинул! Но не клинок пронзит тебя и не пуля. Тяжелые камни сдвинутся со своих мест и низвергнутся на твою голову. И каждый колокол зазвонит сам по себе, вынося тебе приговор. Будь ты проклят, Джерроу Флетчер! Могила твоя уже выкопана, однако не явился еще человек, который обозначит день и час. Но этот человек идет».

Кэтриона не знала, что означают последние слова, но она, как и большинство россширцев, верила, что Флетчер не умрет и даже не будет ранен во время этой дуэли. Поэтому, чувствуя себя непобедимым, он будет смело преследовать свою цель.

Все эти дни она жила в страхе и однажды проснулась от собственного крика. Ей приснилось, будто Доминик смертельно ранен и беспомощно лежит на земле, а Флетчер кончиком шпаги оставляет кровавые следы на его прекрасном теле. «Ты будешь умирать, как собака, – говорит Флетчер, – и просить у меня пощады, но ты ее никогда не получишь!»

В холодном поту она вылезла из постели, подошла к окну и уставилась невидящими глазами на Инвернесс. Она не замечала ни скопления крыш, ни остроконечного купола городской тюрьмы позади домов, ни бездумно взмывших в небо корабельных мачт за устьем реки, а только думала, думала... Когда-то она считала себя смелой и однажды даже решила, что сможет перехитрить англичанина. Дважды за ее короткую жизнь ей казалось, что она любит, и оба раза это завершилось смертью.

Древние суеверия предков проснулись в ее крови, снова напомнив о словах Изабель. «Но не клинок пронзит тебя и...» Если б можно было сейчас пойти к нему и признаться в своих страхах, объяснить, что этот яркий сон может оказаться не менее вещим, чем страшные пророчества. Но стоило ли ядом своих сомнений отравлять его уверенность? И не поможет ли это, напротив, свершиться тому, чего она больше всего боялась? Нет уж, лучше ей оставаться вдали от него – верный слову чести, он не станет требовать от нее выполнения их безумного договора.

Между тем, пока Доминик покорял город своим фехтовальным искусством, а Флетчер исходил злобой, Глен-Рейлэк никто не трогал, и это означало, что план Доминика сработал.

За это время они встретились только раз, случайно столкнулись лицом к лицу в коридоре, недалеко от ее комнаты. В первый момент Доминик остановился и отпрянул. Взгляд его сделался темным. Желание застучало, как бой барабана, и беззвучное эхо сотрясло воздух между ними.

– О Боже, мне уже впору требовать выполнения нашей сделки! – криво усмехнулся он. – Я весь заполнен жаждой! Вы не представляете, как мне нелегко сдерживаться!

– Представляю, – проскрипела Кэтриона сквозь внезапное удушье. Лишь отчаянным усилием воли она заставила себя продолжить: – Обещайте мне, что вы откажетесь от этого поединка, и приходите ночью. Я встречу вас с радостью.

Он шарахнулся к стене, словно его отбросила неведомая сила.

– Я не торгую собой! Будь я проклят, если стану заниматься любовными делами под такое обещание, которое куда больше годится для чеканки монет.

– Это предложение выковано из яркого червонного золота и дорогого стоит. Для меня нет ничего более драгоценного!

Руки его протянулись к ней, уже не подчиняясь ему, длинные пальцы коснулись ее щеки.

– Я не маню вас на таких условиях, которых нет в соглашении, хотя страсть снедает нас обоих. – Он улыбнулся. – Мы с вами ужасно упрямая пара, не правда ли?

– Вы решительно не согласны отказаться от дуэли?

– Несмотря на Изабель и ее пророчества. Несмотря на все, что я знаю о Флетчере. Вы хотите, чтобы я, как трусливая собака, поджал хвост и побежал прятаться?

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. От прикосновения кончиков его пальцев горела душа, пылали губы и плавилось тело.

– О, я не должна нарушать незыблемость ваших устоев, Доминик Уиндхэм. – Кэтриона вздохнула. – Из уважения к вашему слову чести я больше не буду убеждать вас. – Желание стало еще сильнее, делая ее слабее. – Приходите ко мне, если хотите. – Она потупила глаза. – Без всяких условий.

– Вы решили вконец разбить мое сердце? – Доминик провел указательным пальцем по уголку ее губ. – Условия всегда существуют. Я не смогу выполнить свои, пока не уничтожу этого подонка. Проклятие! Соблазн бьет меня по коленкам. Я не выдержу, если не уйду сейчас же. – Тут он круто повернулся и исчез в коридоре.

Кэтриона распахнула дверь в свою комнату и бессильно повалилась на кровать, а в голове ее мелькнуло: «Из всех атрибутов любовных игр отказ – самое худшее, что только может быть!»

– Черт бы его побрал! – недовольно ворчал Стэнстед. – Что за дурацкая экзотика! Кто в наше время дерется на шпагах?

Доминик посмотрел на него и засмеялся:

– Французы, мой друг.

Инвернесс погрузился в дремоту длинных сумерек. По набережной, по специальным дорожкам для прогулок, парами прохаживались леди. Над головами у них молча кружили чайки, словно призраки моряков, погребенных в пучине. Единственной парой, оказавшейся здесь случайно, были двое мужчин – они уже давно слонялись без всякой цели по улицам города. Сын герцога нес кожаный футляр с двумя дуэльными шпагами.

– Да, выбор необычный, – продолжал Доминик. – Зато легче ранить и меньше вероятности убить, если, конечно, не ставить такой задачи. Флетчер оттачивает свое мастерство с парижским маэстро, как я слышал. Хотел бы я взглянуть, каков он с клинком в руке. Впрочем, удаль его я уже видел.

– Видел? – Конопатое лицо запрокинулось вверх, когда над ними прокричала чайка. – И когда же?

Доминик отбросил отвратительные воспоминания и сказал:

– Это не важно.

Стэнстед не стал настаивать на своем вопросе, но через минуту он заговорил снова, и в голосе его было заметно напряжение:

– Послушай, Уиндхэм, я хотел сказать... словом, я понимаю, что у вас с Розмари...

– Твоя жена никогда не была моей любовницей, друг мой, поверь мне.

– Я верю! – Сын герцога покрылся румянцем. – Я этого и не предполагал. Прелюбодействовать с женой друга! Это просто немыслимо!

– Однако же по приезде ты так думал.

– Да, потому что она всегда хотела тебя. Даже тогда, когда позволила мне...

– Позволила – что, сэр? – уточнил Доминик.

– Ну, то, что предполагают брачные отношения. – Румянец на щеках Стэнстеда заполыхал еще беспощаднее. – Мы делали это достаточно часто, даже в Эдинбурге в то победное лето, когда ты тоже был там.

Слушать детали Доминик не хотел, однако сам факт его немало удивил.

– Скажите на милость, какой шустрый! Черт подери, оказывается, ты темная лошадка! А я-то думал...

– Я люблю ее. – Стэнстед печально вздохнул. – Думаю, и она рада бы полюбить меня, но ей мешают чувства к тебе. Это просто какая-то одержимость. Розмари не может ничего поделать с собой, вот почему я предположил, что она преследует тебя здесь. И еще я боялся, что ты можешь поддаться. Я знаю, ты не стал бы делать этого намеренно, но согласись, такие вещи случаются, не правда ли?

– Стэнстед, ради Бога, похорони эту мысль навсегда! Розмари в самом деле очень страстная особа, к тому же она очаровательна и умна. Но я ей все равно не поддался бы!

Они приближались к гостинице, где находилась Кэтриона – сердце его желания. Может быть, она уже легла спать, истощенная заботами, и теперь, наверное, лежит, свернулась на той же постели, которая недавно служила им, подобрав свои грациозные ножки, разметав по подушке темные волосы. Доминику мучительно захотелось оказаться сейчас с ней. Желание ослабляло его защиту, подтачивало его решимость, однако он не мог уничтожить ее печали. Тогда они расстанутся опаленные, обугленные любовным огнем. Какой может быть выбор, когда желание и обязанности вступают в единоборство!

– Я очень беспокоюсь за Розмари, – продолжал твердить свое Стэнстед. – Скажи, куда она уехала?

Они вошли во двор гостиницы.

– Не волнуйся, все будет в порядке, – успокоил его Доминик. – Розмари сумеет о себе позаботиться. Твоя жена выдающаяся женщина, поверь мне, а сейчас, если ты не возражаешь, я пойду к себе – мне нужно выспаться. Завтра утром мы встретимся лицом к лицу с Джерроу Флетчером.

– Майор Уиндхэм? – Мальчик протянул Доминику листок. Тот быстро прочитал записку, потом передал своему другу.

– Нэрн? – спросил Стэнстед. – Где это?

– Около пятнадцати миль по побережью. Нужно ехать.

– Сейчас? – Сын герцога поставил футляр со шпагами к стене и запустил пятерню в свою рыжую шевелюру. – Пятнадцать миль? Тебе же нужно выспаться!

– Высплюсь в дороге. Это нужнее.

– А что, если там ловушка?

– Я даже уверен, что ловушка, – не стал возражать Доминик. – Но мы поедем в любом случае.

Они наняли в гостинице лошадей и, не задерживаясь, покинули город. Постепенно человеческие голоса и уличный шум отдалялись, превращаясь в слабое жужжание. Звуки, разлетающиеся как искры, медленно плыли в сторону морского берега, струящийся воздух в сверкании закате слепил глаза, мешая езде. Впереди тускловатым жемчужным отливом светилось Северное море. Между долиной Нэрна и дельтой лежали голые торфяники, справа от которых громоздились горы. С этих высот более семидесяти лет назад принц Чарли вел своих шотландских горцев к гибели.

Почти у самого края берега между камнями бежал небольшой ручей, с веселым журчанием вливающийся в Мори. Вдали, за водной гладью, сквозь медленно проплывающую дымку в розовом небе просвечивала горбатая линия Черного острова. Доминик взирал на все это с какой-то противоестественной, обостренной почти до абсурда живостью, будто впервые видел воду, холмы и каждую трепещущую былинку. Морской воздух приникал к лицу, поглаживая кожу, как ласковая рука ребенка.

Силок. Где-то здесь прячется ловушка с пружиной. Если он попадет в капкан, так и умрет на этом берегу и больше никогда не увидит Кэтриону. Может, для нее это будет даже лучше? Погрустит немного, потом уедет на новую землю и встретит там новую любовь. Как он мог тешить себя напрасными надеждами, как мог думать, что сумеет расшевелить ее своей страстью? И какое уважение он снискал бы у нее, если бы даже добился этого? Поехал бы он в Канаду или Кэтриона с ним в Англию – все одно: кто-то из них погрешил бы против долга и чести, разрушив в конце концов любовь, превратив радость в горечь. Поэтому он заставит себя не ходить к ней этой ночью для ее же блага.

Доминик понимал, что для него было бы лучше покинуть Шотландию еще раньше, но ему казалось, что он не перенесет этого. И потом, он не мог увиливать от дуэли, даже если Флетчеру не суждено погибнуть от его клинка. Ну что ж, утром они сойдутся здесь, и жизнь покажет, верны ли пророчества Изабель. Он не собирался умирать, но если и умрет, станет ли Кэтрионе от этого легче?

День догорал, и к тому времени, когда они со Стэнстедом добрались до Нэрна, стало совсем темно. Они подъехали к небольшой гостинице. Невысокий квадратный дом с каменными стенами производил гнетущее впечатление. Доминик соскочил с седла и постучал.

Наконец дверь открылась, и показалось белое лицо женщины. Она держала за ошейник большую собаку.

– Миссис Макки у вас остановилась? – спросил Доминик. – Меня уведомили, что она здесь.

– Здесь таких нет, сэр. – Женщина оглянулась через плечо и, всматриваясь в глубь дома, крикнула: – Джордж, ты слышал что-нибудь о миссис Макки? Может быть, она живет где-то поблизости?

Изнутри дома немедленно последовал отрицательный ответ. Доминик показал женщине листок и настойчиво спросил еще раз.

– О, это какая-то ошибка, сэр, – сказала она. – Адрес наш, но мы не отправляли никакого послания.

– А есть здесь кто-нибудь с ребенком? Черноволосый мальчик лет полутора?

– О, вы разыскиваете ребенка? Был. Да, сэр, теперь я припоминаю. Мальчик и женщина. Утром они заезжали сюда, но и часа не пробыли. Я даже не запомнила их имен. Макки – кажется, вы так сказали?

– Не знаете, откуда они приехали и куда собирались?

– Нет, сэр, – женщина развела руками, – честное слово, нет. Даже удивительно, кто мог писать вам?

Доминик раскланялся и, извинившись за беспокойство, вышел.

– Это еще не западня? – спросил Стэнстед, протягивая Доминику его поводья.

– Нет, это охота на диких гусей в облаках или поход к лисьей норе по прошлогоднему следу. Нам лучше вернуться домой и разойтись по постелям – как-никак утром мне предстоит драться на дуэли.

Обратно ехали уже не так быстро, лишь иногда переходя на рысь. Тревожное предчувствие подталкивало Доминика к размышлениям. Кто написал записку? Флетчер? Но зачем? Заставить его проскакать тридцать миль в ночи, чтобы измотать перед поединком? Только ли? Может быть, Флетчер хотел напомнить ему, что он знал про посещение «Душ милосердия» и про Эндрю? Что, если он тоже гоняется за миссис Макки? И почему, черт возьми, Флетчеру так важно найти ее теперь, когда уже выяснилась правда о рождении этого покинутого ребенка?

Они приближались к небольшой сосновой роще, за которой лежал спящий Инвернесс. Уже показались зубчатые руины замка над верхушками крыш. Когда роща осталась позади, гулкий стук копыт в тишине усилил ощущение опасности. Окружающий мир, казалось, приготовился предъявить убийцу. Усталые лошади нервно зафыркали, прижимаясь к обочине. Лошадь Стэнстеда трусила еле-еле, будто это была не дорога, а хрупкий фарфор или яичная скорлупа.

Доминик осадил лошадь. Почему, черт подери, Флетчер послал их в Нэрн по остывшему лисьему следу? Просто чтобы выманить из города? Для чего? И вдруг его осенило – Кэтриона! О Боже, только не это! Они со Стэнстедом отсутствовали более трех часов. Он быстро взглянул через плечо:

– Стэнстед...

Сильнейший удар в грудь вышиб из его легких чуть не весь воздух. Лошадь занесло в сторону, и на развороте Доминик увидел, как его друг опрокинулся на спину, сваленный невидимым противником. Сын герцога, едва успев вскрикнуть, тяжело рухнул на землю. Поводья натянулись подобно нитям воздушного змея. Лошади пустились было вскачь, но их мгновенно остановили материализовавшиеся из темноты люди.

Доминик упал и покатился по дороге. Боже праведный! Засада! Самый простой способ расправиться с врагом, описанный в тысяче книг! Веревка, протянутая на заданной высоте, безотказно выдергивает всадника из седла. Он потянулся к ноге и выхватил нож, но было уже слишком поздно – знакомая фигура с ястребиной грудью встала поперек дороги, а сзади из темноты выросла группа косматых мужчин. Стэнстед, стоя на коленях, силился подняться; лицо его выглядело изумленным. Один из горцев вышел вперед и без предупреждения обрушил кулак на рыжую голову. Вскинув руки, Стэнстед упал как якорь, брошенный в воду, его голова беспомощно ударилась о землю.

– Ну что, не нашли ребенка? – спросил Флетчер. – Очень жаль.

Доминик убрал нож. Численное превосходство противника было неоспоримо.

– Значит, вы знаете, где он?

– Вообще-то мне все равно. – Флетчер сплюнул. Впотьмах его злобно улыбающееся лицо выглядело чудовищно гротескным. – Соболезную вашему приятелю. – Он взглянул на Стэнстеда. – Нехорошо получилось. Неудобно будет перед его отцом, но ничего не поделаешь. Не стоило ему встревать в это дело!

– Так что, может, будем драться сейчас? – намеренно спокойно спросил Доминик. – Какой смысл откладывать дуэль до утра!

Подбородок Флетчера взметнулся вверх, как откидная ступенька экипажа.

– Ах, дуэль! Но вы не сможете прибыть на место. Так какая ж это дуэль, если я приеду один? Доминик Уиндхэм предстанет перед всеми как трус. Да-да, именно так!

– А вы не боитесь этих свидетелей? – Доминик показал на горцев.

– С какой стати! Ни один из них не знает английского. Они не понимают даже, о чем мы говорим. Теперь вы будете моим гостем: я приготовил для вас очень милый темный подвальчик. Хотя я действительно прихватил с собой шпаги и пистолеты, это оружие несколько грубовато. Я придумал более изящный способ. Вам нравилось торчать шипом у меня в боку?

– Мне бы больше понравилось другое, – прошипел Доминик. – Быть штыком в вашем сердце.

– Вы напрочь лишены воображения. Вы не представляете, что вас ожидает среди роз, в целом рассаднике роз. Их лепестки заполонят ваше горло, а корни набьются вам в кишки. Вонзившиеся шипы перекрутятся в теле и проникнут в каждую мышцу. Вы будете кричать, Уиндхэм, и попытаетесь уничтожить себя от боли.

– А потом? – хладнокровно спросил Доминик. – Что вы будете делать потом с моим телом? Бросите в какой-нибудь аллее? Надеюсь, вы не оставите его там, где гуляют женщины и дети? Воображаю, какое это вызовет у них отвращение!

– Так вам по душе эта игра? Хотите доказать, какой вы смелый?

Доминик улыбнулся, чтобы скрыть леденящий холод, пробиравший его до костей.

– А кто понесет ответственность?

– Ответственность? За что?

– Я полагаю, сэр, что мои изуродованные останки рано или поздно обнаружат, будут ли они брошены гнить в куче мусора или плавать в дельте реки. Тогда кто-то будет обвинен в убийстве. Последним, с кем меня видели, был лорд Стэнстед. – Доминик кивнул в сторону рыжей головы, неподвижно лежащей на булыжниках. – Не думаю, что его отец оставит это без расследования! Вряд ли он захочет, чтобы его единственный сын был впутан в такое темное дело. Флетчер злобно ощерился:

– Ах да, ведь вы покрывали его самку, не так ли? Прекрасная темноволосая леди Розмари – она так пеклась о вас в Эдинбурге! Выходит, у ее мужа есть мотив, и вы на сей счет можете не беспокоиться! Мои парни отнесут его в гостиницу и скажут, что нашли его безбожно пьяным, чем наделают в городе много шума. Так у одного из ваших друзей появится алиби.

– А у кого его не будет?

– В вашем очаровательном окружении? – Флетчер поковырял под ногтями кончиком своего ножа. – Только у одного человека – у вашей любовницы, Кэтрионы Макноррин.

Доминик в бешенстве сжал зубы. Он собрал всю свою волю, пытаясь удержаться и тут же не броситься на Флетчера, не избить его так, чтобы тот уже не смог подняться. Он может дотянуться до него и наверняка причинит ему серьезные повреждения, прежде чем на помощь придут его телохранители, но тогда ему уже не суждено узнать, что этот мерзавец сделал с Кэтрионой.

– Несчастная, обманутая девушка, – пробормотал Доминик. – Она все еще предана мне?

– Не знаю, не знаю. – Флетчер сложил нож и убрал его в карман. – Да это и не имеет значения. Она будет совсем невменяема, когда ее найдут с ножом в руке возле вашего тела. Может, ее и не повесят, если, конечно, выяснится, что вы сделали с ней. Ваши извращенные вкусы всем известны, разве не так? Да, Кэтриона Макноррин будет страдать от надругательства. Без сомнения. Она обречена истекать кровью. Она будет сильно травмирована, возможно даже, необратимо. Если обнаружится, что она потеряла рассудок от всех этих ужасов, суд может ее оправдать. Хороший адвокат может доказать, что убийство совершено в целях самозащиты, но я что-то не уверен, что она сможет позволить себе хорошего адвоката. Доминик задыхался от ярости. Он мог легко вонзить свой нож – и Флетчер в ту же секунду был бы мертв. Но что, если этот негодяй уже схватил Кэтриону и она, связанная, спрятана в таком месте, где ее никогда не найти? Если это так, ей придется голодать в темноте до самой смерти и думать, что он покинул ее.

Вот почему Доминик спокойно держал руки по швам, когда Флетчер кивнул горцам. Они приблизились и принялись молотить его кулаками куда ни попадя – обездоленные мужчины из разорившихся кланов таким способом зарабатывали себе на хлеб.

Потом они поволокли его, избитого, по спящим улицам Инвернесса. Доминик старался расслабиться, чтобы сэкономить силы. Стэнстеда унесли раньше.

Между раскачивающимися пледами наемников некоторое время мелькали дома и темные закоулки, и наконец Доминика втащили в какой-то двор. Кто-то зажег лампу, и от нее побежали темные тени. Свет упал на неровные плиты у него под ногами. Двор со всех сторон окружали высокие шершавые стены без окон – вероятно, это был какой-то склад. В центре двора находился квадратный каменный колодец.

Горцы бросили Доминика возле колодца и, когда подошел Флетчер, отступили назад.

Флетчер не раздумывая ударил пленника ногой – и через ребра несчастного прошел огненный смерч.

– Хотите узнать, где она?

Сбоку сверкнула молния – это горец с каштановыми волосами пронес зажженные факелы.

Доминик оперся спиной о стенку колодца и, подняв глаза, посмотрел в лицо извергу.

– Разве это имеет значение, чего я хочу?

– Она здесь. – Флетчер оскалился. – И сейчас вы ее увидите.

Рукоятка над колодцем повернулась, цепь задребезжала, накручиваясь на скрипучий ворот и поднимая бадью. Доминик оторопел. В голове у него пронеслась безумная мысль – неужели Кэтриона заточена в этом запущенном колодце, в темноте и сырости, опутанная водорослями? Но нет, она вышла из склада, прямая и гордая, с двумя охранниками по сторонам. Руки ее были связаны сзади, но она, несомненно, оставалась пока невредимой.

Доминик возвел глаза к небу, чтобы поблагодарить Господа, и тут холодная вода хлынула на его лицо и плечи. Он судорожно глотнул воздух и встряхнулся, не в силах подавить дрожь. Флетчер отошел в сторону, но один из горцев остался стоять над ним, держа нож у горла.

– Боже! – воскликнула Кэтриона и что-то быстро сказала по-гэльски мужчинам, окружившим Доминика.

Один из них стал ей отвечать на ее родном языке. Она выругалась и, кивнув на Флетчера, заговорила быстрее.

– Скажите им, что у меня в Англии есть деньги! – крикнул ей Доминик. Грязная вода стекала ему в рот, и он в раздражении смахнул ее. – Я могу оставаться здесь, это не имеет значения, но все мое золото будет принадлежать им, если они прямо сейчас отведут вас в безопасное место.

– Тсс! – улыбнулась ему Кэтриона, словно призрак из наползающей тьмы. – А то я вас еще раз выкупаю!

– Никакой тайной сделки не получится, мадам, что бы вы им ни лопотали на своем паршивом языке. Харрис переведет мне каждое слово. – Флетчер показал на невысокого шатена.

Кэтриона вскинула голову.

– Неужели? Видите ли, на западе собственные представления о чести. Эти люди понимают, что такое личная ссора и право на отмщение, но они никогда не признают несправедливость и зло.

Доминик поднял глаза на шатена:

– Харрис, умоляю вас, переведите им, ради Бога, сэр. У меня есть золото для них всех и для вас, если мисс Макноррин будет увезена сейчас в безопасное место! Их наняли только для одного – доставить меня Флетчеру. Они не нарушат своего обещания, пусть их это не волнует.

Шатен пожал плечами, но один из горцев подошел к нему взял его за локоть. Они начали быстро говорить что-то по-эльски.

– Никаких сделок! – зашипел Флетчер. – Харрис, отдайте им деньги и отпустите их, как мы договорились. Остальное их не касается.

Вперед выступил еще один шотландец, держа руку на рукоятке своего ножа. Слова на его родном языке полились легко и свободно. Кэтриона снова подключилась к разговору, то живо доказывая что-то, то умоляя. Горец отвечал, и голос его звучал жестко.

Харрис внимательно слушал, а затем повернулся к Флетчеру и сказал:

– Эта женщина требует, чтобы они освободили Уиндхэма и больше не били его. Взамен она предлагает остаться в плену. А этот шотландец отказывается, потому что у них был договор с вами. Но они считают, что честная борьба вполне уместна. Если вы победите своего врага, они уйдут, и вы можете делать с пленниками что хотите. Если проиграете, эти двое будут освобождены.

– Здесь не может быть честной борьбы, – вмешалась Кэтриона. – Доминик Уиндхэм ранен.

Харрис, не обращая на нее внимания, продолжал свои объяснения:

– Наши люди слышали пророчества и уверены, что с вами ничего не случится, но они хотят, чтобы майор Уиндхэм получил шанс испытать судьбу. Женщина тоже будет присутствовать, пока борьба не закончится.

– Черт бы вас побрал! – Флетчер в сердцах даже сплюнул. – Мы же договаривались! Разве мои деньги ничего не значат?

– Поосторожнее, мистер Флетчер! – выступила вперед Кэтриона. – Иначе мы продолжим разговор о чести, гордости и золоте. В таком случае слова этих мужчин будут значить гораздо больше!

Лезвие ножа кольнуло Доминика в шею.

– Проклятие! – Грубый камень колодца впился ему в спину, когда он попытался стянуть свой мокрый пиджак. – Мистер Харрис, прошу вас, уговорите их. Оставьте нас вдвоем с Флетчером. Можете привязать мне одну руку за спину, если хотите, черт побери, только позвольте мисс Макноррин уйти. Это ее не касается.

Харрис опять переговорил с горцами, затем покачал нечесаной головой.

– Они хотят посмотреть борьбу. Они не позволят ей уйти. И она не уйдет.

Боже, сумеет ли он победить? А что, если нет? Доминику стало нехорошо. Кэтриона вряд ли представляла, что ее ожидает в случае его поражения, и все-таки, несмотря на пророчества и побои, ему выпал неплохой шанс! Может, Флетчер и хорошо владеет клинком, но это сражение ему не выиграть.

Флетчер в задумчивости прошелся по двору.

– Честная борьба? Очень хорошо. – Он неожиданно засмеялся. – Принесите шпаги!

Горцы, стоявшие рядом с Домиником, отступили. Свет блеснул и пропал, когда Флетчер рассек воздух своей шпагой. Затем он быстро подхватил другую. Доминик ухватился за деревянную стойку, на которой крепился ворот, и стал медленно подниматься. Каждая мышца противилась, сжимаясь от боли. Зеленые полоски водорослей прилипли к коже, слизь текла по лицу и шее. Он смахнул их рукой и отбросил в сторону.

– Стало быть, дуэль состоится? – небрежно произнес Доминик, чувствуя вспыхнувший в глубине души огонь надежды. – Нельзя ли мне тоже получить шпагу?

Что-то взметнулось, на секунду ослепив его, и боль пронзила ладонь – необычная, будто его ударил раскаленный докрасна молоток, раздробив кости, распыляя плоть. Стиснув зубы, чтобы не закричать, Доминик из последних сил уцепился за деревянную опору.

– Ваш клинок, сэр! – громко сказал Флетчер. – Мы можем начинать?

Гордой походкой он отошел назад и снова засмеялся.

Доминик прокрутил свою шпагу в левой руке, непроизвольно прижав правый кулак к груди. Зажав большим пальцем брызнувшую кровь, он вытащил носовой платок. Потребовалось немалое усилие, чтобы обернуть его вокруг раненой ладони и завязать узел зубами. Повязка мгновенно промокла. Как он теперь будет сражаться, черт подери?

Кэтриону посадили на скамью между двумя большими сильными горцами, остальные отодвинулись, чтобы не загораживать ей поле битвы. Что-то белое мерцало в воздухе возле ее головы. Доминик внезапно уловил сладкий аромат – странный контраст со смрадным запахом колодезной воды, намочившей ему спину и грудь. Розовый куст! Она сидела около ползучей розы, окружавшей ее, как кружевом, своими лепестками.

Флетчер начал быстро двигаться перед ним, то наступая, то отходя назад, глаза его блестели, как у безумного. Ястребиная грудь сотрясалась от исступленного смеха. Сумасшедший! Даже для отличного фехтовальщика, имеющего дело с покалеченным противником, он вел себя чересчур уверенно.

– Итак, мы начинаем дуэль, джентльмены! – проскрипел Флетчер. – Поверьте, майор, мне будет приятно увидеть, как вы попотеете, прежде чем отпущенное вам время закончится. Вы можете делать что угодно, просить у меня пощады, если хотите, можете даже пытаться победить меня – но помните, я все равно останусь цел! – Он круто повернулся и сделал неожиданный выпад.

Доминик едва успел отклониться в сторону. Разумеется, он умел фехтовать левой рукой, но не против мастера, не против человека, проходившего стажировку во Франции. Правая кисть его, обвязанная платком, беспомощно висела вдоль тела, жар прокалывал руку и туманом заволакивал мозг. Однако Доминик по-прежнему не терял надежду, потому что без нее он был обречен, а вместе с ними и Кэтриона.

Флетчер совершил новый выпад. Доминик неловко принял удар, но снова вывернулся.

– Надеюсь, вы успели пообщаться со Всевышним, мистер Флетчер?

– Зачем? – Флетчер взмахнул шпагой и срезал пуговицу с рубашки Доминика. – Никакой клинок не убьет меня – так сказала старая колдунья.

– То было проклятие, а не благословение.

Флетчер с надменным видом отошел назад, позволяя Доминику немного восстановить силы. – Я неуязвим, майор Уиндхэм, а вот вы – да! – Он согнул свои узкие плечи и загадочно улыбнулся: – Что, если лезвие моей шпаги отравлено?