Цыганский барон

Глава 24

Как долго она спала? Кэтрин проснулась от еле слышного скрипа. Звук повторился. Наверное, ей показалось. Нет. Под дверью желтоватая полоска света. Кто-то шел в ее спальню.

Сначала она хотела спросить, кто это, но что-то подсказало ей: надо молчать. Подсознание хранило память о подобных обстоятельствах. Тогда, ранней весной тоже была ночь, Кэтрин спала в той же спальне… Стараясь не шуметь, Кэтрин пошарила рукой на тумбочке: надо чем-нибудь вооружиться. В доме и так было мало слуг, и всех Амелия отправила отдыхать пораньше, чтобы можно было поговорить, не опасаясь подслушивания. Комнаты для прислуги располагались над каретным сараем — оттуда никто не услышит ее криков.

Как сейчас не хватало здесь этих людей, чьих сплетен они опасались! Кэтрин нащупала тяжелый бронзовый подсвечник. Она тихонько засунула его под одеяло.

Дверь приоткрылась, в комнату на мгновение проник свет из холла, затем дверь захлопнулась. Кэтрин успела увидеть, что незнакомец был в плаще и шляпе. Значит, это не женщина, а мужчина, притом мужчина высокий и широкоплечий, он закрывал собой почти весь дверной проем. Но кто это? Кэтрин не поняла. Только поэтому она не стала кричать.

— Доминик? — спросила она шепотом, не зная, на что надеяться: на то, что это он или, наоборот, не он.

Зачем он пришел? Почему? Потому что любит? Потому что узнал правду?

А если ему стало известно о ребенке, как он поступит с ней?

— Доминик? — с бьющимся сердцем переспросила Кэтрин.

Незваный гость медленно приближался. В лунном свете на виске мужчины блеснул черный завиток. Он поднял руку и Кэтрин увидела занесенную над головой тяжелую железную кочергу. Кэтрин завизжала. Успела откатиться. Кочерга обрушилась на резное деревянное изголовье.

— Господи! — что есть мочи закричала Кэтрин, откатываясь в сторону, спасаясь от следующего удара. — Я люблю тебя, Доминик! Прошу тебя, не делай этого!

Трясущимися руками она подняла подсвечник и запустила им в нападавшего. Ударившись о плечо мужчины, подсвечник с грохотом упал на пол.

— Амелия! Кто-нибудь, помогите!

Мгновенно незнакомец оказался рядом, схватил ее за плечи. И тогда Кэтрин увидела его руки: мясистые руки простолюдина с толстыми узловатыми пальцами. Это не Доминик!

Облегчение и страх утроили силы Кэтрин, с неожиданной яростью принялась она бороться с пришельцем, кусалась, царапалась. Если ей и суждено умереть сейчас, то она не умрет от отчаяния. «Доминик никогда не обидел бы меня», — стучало у нее в голове.

— Кто ты? — закричала она ему в лицо. Она становилась сильна, как тигрица. Это — враг, не Доминик, не Доминик!

И вот, словно по волшебству, он оказался здесь, он услышал ее. На мгновение задержавшись на пороге, он с яростью бросился на негодяя.

— Кэтрин! — воскликнул он, и его кулак обрушился на голову мужчины. Тот упал. Противник был больше Доминика, но цыгану придавал силы гнев. Удар сыпался за ударом, шляпа слетела с незнакомца, открыв круглую голову с черными, заплетенными в косичку волосами, из разбитой губы текла кровь. Доминик разбил противнику нос, и белая рубаха мужчины пропиталась кровью.

Прибежала Амелия.

— Боже, что происходит? — спросила она. Из-за ее спины выглядывала сонная физиономия Гэбби.

Доминик достал из кармана небольшой пистолет и, наставив на человека в углу, сказал Гэбби:

— Пусть кто-нибудь вызовет констебля.

— Да, милорд, — тихо сказала служанка и исчезла.

— Кто вы? — спросил Доминик у поверженного врага.

— Его зовут Натан Кейв, — вмешалась Амелия. — Он… он работал на Эдмунда.

— Да, — подтвердила Кэтрин, — мне знакомо это лицо.

— Эдмунд мертв, — резонно заметил Доминик, хватая Натана за грудки. — На кого ты сейчас работаешь?

Не дождавшись ответа, Доминик еще раз тряхнул Кейва.

— Так на кого, Натан?

И вновь в ответ тишина.

— Он… он, должно быть, сделал это в память о данном Эдмунду обещании, — робко заметила Амелия. — Видимо, он как-то причастен к похищению Кэтрин.

Доминик, прищурившись, посмотрел на черноусого.

— Ты и впрямь такой дурак или прикидываешься? Ты хоть понимаешь, что остаток жизни тебе придется провести в Ньюгейте, если посчастливится избежать виселицы? Ты хочешь отправиться в это веселенькое место в одиночестве?

Натан сник.

— Не пойду я в тюрьму один, — пробубнил он, уныло глядя в пол. — Не хочу я гнить в этом проклятом месте один, тем более что я только выполнял приказ. Мне эта затея с самого начала не нравилась. — Указан мозолистым пальнем в сторону двери, Кейв сказал: — Если меня туда посадят, то только вместе с ней.

— Амелия? — выдохнула Кэтрин.

— Он лжет, — срывающимся голосом сказала Амелия. — Вы ведь не станете верить ему!

Не спуская пистолета с Натана, Доминик обернулся к смертельно побледневшей Амелии.

— Выходит, вот кто стоял за всем этим! Эдмунд пошел на это ради вас, но идея была не его, а ваша, не так ли?

— Он… он старался ради меня и Эдди, но я… я тут ни при чем. — Амелия умоляюще посмотрела на Кэтрин. — Ты ведь веришь мне? Мы же подруги. Мы всегда дружили с тобой.

— Разве, Амелия? — спросила Кэтрин. — А может, ты слишком беспокоилась о наследстве твоего сына, может, желание иметь побольше, занимать положение повыше настолько заслонило для тебя все остальное, что ты готова была отправить в могилу лучшую подругу?

— Нет, я…

— Пришло время, мадам, признать правду, — проговорил Доминик, не сводя с Амелии мрачного взгляда. — Если вы этого не сделаете, поверьте, вам будет только хуже.

В голубых глазах блондинки появились слезы. Одна покатилась по бледной щеке. За ней другая.

— У меня не было выбора, разве вы не понимаете? Если бы по условию брачного контракта вы не оставили за Кэтрин ее титула и права наследования, все бы кончилось. Но раз мой сын по-прежнему мог бы стать наследником, стать следующим герцогом. Я… я должна была сделать это.

Амелия обернулась к Кэтрин и заговорила без прежнего страха, словно самое трудное было позади:

— Сегодня, когда ты рассказала мне, почему приехала, я пошла к Натану. Все должно было выглядеть как несчастный случай, словно ты упала с лестницы и ударилась головой. Я думала, что это моя последняя возможность.

Кэтрин смотрела на кузину и будто видела ее впервые.

— Все, что принадлежит мне, в той же мере твое и Эдди, я пыталась тебе это объяснить. Я надеялась, что ты понимаешь меня, но… — Голос Кэтрин дрогнул.

На лестнице послышались шаги. Констебль и его помощники зашли в комнату. Доминик объяснил им, что произошло.

— Выведите их отсюда, — приказал своим людям констебль. Натана повели, скрутив ему за спиной руки, следом вывели плачущую Амелию.

— А как же маленький Эдди? — спросила Кэтрин, как только они ушли. — Он потерял и отца, и мать. Я знаю, что Амелия заслужила тюрьмы, но малыш…

Доминик, обнимая жену, погладил ее по щеке.

— Грэвенвольды имеют владения далеко от наших берегов. Мы владеем несколькими сахарными плантациями в Вест-Индии. Если Амелия согласится уехать туда с сыном и никогда не возвращаться в Англию, я добьюсь ее освобождения.

— Спасибо тебе, — улыбнулась Кэтрин.

— Одевайся. Мы уходим.

— Куда?

— Ко мне домой. Это недалеко. Довольно с тебя неприятностей на сегодня.

— А как же Эдди?

— Я останусь с мальчиком, — предложила Гэбби.

Они ехали в карете Грэвенвольда, и стук копыт гулко отдавался на пустынной мостовой. Из таверны доносились смех и пьяное пение. Из-за угла показалась ранняя пташка — девушка-молочница с тяжелым бочонком молока. Начинался новый день.

Через несколько минут экипаж приехал на Ганновер-сквер, Доминик помог сойти Кэтрин. Рука об руку они вошли в дом. Горел камин. В гостиной на столике стоял поднос с холодной закуской, мясом, сыром и вином. Доминик успел послать сюда весточку, чтобы к их приезду все было готово.

Сонный привратник принял у них одежду и удалился. Кэтрин обратилась к мужу:

— Я понимаю, день у нас обоих выдался трудным, и все же нам надо поговорить. Прости меня за все неприятности, что я тебе причинила и… давай кое-что обсудим.

— Ты права, любовь моя, мы непременно поговорим, но… не сегодня. Не после всего, что тебе пришлось пережить. На сегодня довольно уже того, — с мягкой улыбкой закончил Доминик, — что ты в безопасности и мы вместе.

Что-то в нем изменилось. Из глаз исчезло выражение загнанного зверя. Он казался ближе и доступ-пес, он вновь стал таким, каким она встретила его тогда, в таборе.

— Что с тобой, Доминик? — спросила Кэтрин. — Ты не заболел? Ты странно себя ведешь.

Доминик блеснул белозубой улыбкой. Той самой, от которой у Кэтрин всегда замирало сердце.

— Моя жена ждет ребенка. Что может сильнее повлиять на мужчину?

— Ты знаешь? — испуганно воскликнула Кэтрин.

— Я знаю и очень этому рад. Спасибо тебе, любовь моя, — добавил он, крепко целуя жену в губы.

Не дав Кэтрин опомниться, Доминик подхватил се на руки и понес наверх, в спальню, перескакивая через ступеньки.

— Что… что ты делаешь? Куда ты меня тащишь?

— В постель, жена моя, в свою постель, чтобы довершить то, что было начато. Хотя, похоже, дело уже сделано и так, — хитро улыбаясь, сказал Доминик и нежно поцеловал жену в лоб.

У дверей спальни Доминик, вдруг вспомнив о чем-то, стал серьезным.

— Я знаю, почему ты уехала, — сказал он. — Я знаю, что ты боялась, что я могу причинить ребенку вред.

— Ты был таким чужим, таким неласковым, — тихо сказала Кэтрин. — Я не знала, чего от тебя ждать.

— Я вел себя как безумец, но рано или поздно я должен был прийти к решению. Видит Бог, как мне стыдно.

— Я видела, что ты настроен против наследника. Когда тот человек зашел ко мне в комнату, я подумала, что это ты. Я думала…

Доминик побагровел.

— Что?

— Я увидела его волосы, такие же черные и вьющиеся. Он был высоким и широкоплечим…

Доминик прижал ее к себе.

— Не смей больше говорить об этом. Мне страшно думать, что я заставил тебя так страдать.

— Но когда я увидела его руки, — сказала Кэтрин, уткнувшись лицом Доминику в плечо, — когда я догадалась, что это не ты, в тот самый миг я поняла, что уехала зря, что ты никогда бы меня не обидел.

Доминик прижал ее крепче.

— Ты даже не представляешь, как я сожалею о том, что говорил тебе и что сделал. Если бы я смог все изменить, но, увы… Со мной жить нелегко. Я собственник и эгоист, и характер у меня не сахар, но в тебе — вся моя жизнь. Мое сердце принадлежит тебе. Ты для меня — все, и тебя я не смогу обидеть никогда в жизни, поверь.

— Доминик, — сквозь слезы прошептала Кэтрин.

Он заглянул ей в глаза так, будто смотрел в самую душу, с любовью, с заботой, с нежностью.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Моя любимая, я так сильно тебя люблю.