Дамский соблазн

38

— Люсьен, я знакома с Горскими, — сказала между всхлипываниями Оля, когда они въехали через ворота поместья Невских.

— Теперь понятна мне твоя реакция, — успокоился он, припарковав машину у большой передней лестницы. — А то я уже стал волноваться за тебя.

Мужчина помог девушке выйти из машины, которая так ослабла от чрезмерного эмоционального волнения; ее шатало из стороны в сторону, как будто она была пьяной. И так же решил ее отец, когда увидел, в каком состоянии ее жених привел домой.

— Ты, что опять пила? — начал кричать Павел, когда сделал ложные выводы только по внешнему виду дочери. — Я тебя просил не тусоваться с Никой. Это она на тебя так плохо влияет! И куда она тебя в этот раз затянула? Вроде еще рано для ночных клубов и стриптиз-баров! Где вы с ней бухали?! У нее дома?!

Оля была поражена словам отца, которыми он ее встретил. Ей хотелось развернуться и быстро уйти из собственного дома, ничего не объяснив родному отцу, чьи жестокие слова ее страшно обидели.

— Павел Федорович, она не пила она, — вмешался в разговор Люсьен. — Она вообще не пьяна. С чего вы решили?

— Как с чего? Она шатается, как тополь на ветру. Если бы не ты, то ее ноги бы подкосились, и она бы упала на пол.

— Папа, я не пила! — крикнула Оля, очень обижена на отца. — У меня душа болит, а ты мне — напилась! Здесь у людей такое горе случилось, а всем вокруг наплевать!

И с этими словами она снова принялась лить слезы. Павел сильно испугался, подойдя к собственной дочери.

— Оля, что случилось? — спросил он взволнованным голосом, отстранив ее жениха от нее и прижав бедняжку к своей надежной груди. — Расскажи мне, что приключилось такого страшного, девочка моя, из-за чего моя дочурка проливает горькие слезы.

— Мы видели обгоревший дом недалеко отсюда, — сказал Люсьен, следуя за невестой и ее отцом в гостиную. — И одна местная сплетница поведала нам все, что там произошло со всеми теми страшными вещами и последствиями того ужасного пожара.

— А! — воскликнул Павел, садясь с дочерью на диван. — Пожар, который произошел примерно полгода назад. Это было страшно.

— Страшно?! — воскликнула Оля, удивлена такой спокойной реакцией собственного отца. — Да там погибла молодая девушка, моя ровесница, папа! А ты говоришь «страшно»?! Там девочка Зоинька осталась без матери и с изуродованным лицом и с изувеченной душой, и с разбитым сердцем. А ты говоришь «плохо»?! Зоинька даже плакать не может, когда об этом у нее спрашивают. Она ведет себя, будто это не с ней произошла эта страшная трагедия. А ты — «плохо»!

— Олечка, ты исказила мои слова, — стал оправдываться Павел. — Выхватила из контекста. Неправильно меня поняла.

— Все я правильно поняла — все вы, мужики, — черствые и бессердечные! — воскликнув эти слова, она вырвалась Павла и побежала наверх, в свою бывшую комнату, где она жила, пока не покинула родительский дом.

Павел последовал за дочкой. Перепрыгивая через три ступеньки, он мигом уже был в комнате дочери. Девушка сидела на кровати и плакала. Он сел рядом с ней.

— Девочка моя, расскажи своему папе, что тебя так беспокоит, — попросил он ее, обняв за плечи. Она не оттолкнула его. Это было хорошим знаком для него. Поэтому он продолжил выпытывать у нее:

— Ты всегда так делала, пока не покинула дом. Вспомни, как маленькой ты меня обнимала своими маленькими ручонками, прижималась ко мне всем телом, будто только вот этими объятиями я мог развеять все твои страхи и беды.

— И тебе действительно удавалось это сделать, — сказала тихо Оля, прислонившись еще ближе к отцу.

— Ну, что произошло с моей Заинькой? — стал ворковать Павел с дочкой. — Чего она проливает горькие слезы?

Когда папа назвал ее «Заинька», Оля сразу вспомнила, что так нежно называет Коля свою дочь. Это заставило снова ее разрыдаться.

— Папочка, как я могла об этом забыть? — корила себя Оля, рыдая горькими крокодильими слезами, обвиняя себя за то, что забыла о трагедии, которая произошла с девочкой в тот день, когда ей об этом сообщила бабушка Горского. — Я так долго дулась на то, что он меня оскорбил, что с тем всем забыла о самом главном — помочь девочке. Как я могла, папа? Я такой бессердечный человек!

— Ну, что ты доченька! — утешал Павел плачущую дочь, прижимая к себе. — Твое сердце очень хорошее и искреннее.

— Нет, я эгоистка. Меня так захватили собственные обиды, что я совсем обо все остальном забыла. Что со мной такое происходит, папочка? Я в последнее время что-то очень часто стала о самом главном забывать. А ведь Зоинька не может ждать. Ей нужна операция. Срочная, а то она так и останется с обожженным лицом.

— Оленька, девочке обязательно сделают операцию. Я тебе обещаю. Я об этом позабочусь. Не волнуйся ты так, милая моя. Вытри слезы со своего личика, — он стал вытирать пальцами мокрые капли с ее лица.

— Сегодня! Надо уже сегодня, прямо сейчас поехать в клинику! Договориться об операции. Но в какую? Куда надо обращаться? Я абсолютно ничего об этом не знаю, папочка.

— Не волнуйся, Олечка, я обо всем договорюсь. Все сам устрою. У меня есть везде связи.

— А деньги… много надо будет денег… Потому что Коля еще до сих пор не накопил нужную сумму. Господи, какие мы, украинцы, все-таки черствые! И я в том же числе! Ведь такой маленькой зайке можно было бы насобирать денег уже через неделю, например, в Англии, Франции… Даже в той же России люди бы откликнулись на такое горе сразу же! А здесь уже более полугода прошло со времени, когда произошла трагедия. Девочка потеряла маму, родной дом, получила страшную травму, а людям этого оказывается мало!

— Олечка, не расстраивайся ты так, — просил Павел, который от горьких слез и боли дочери уже сам готов был расплакаться каждую секунду.

Еще после того, как Оля вспомнила, что девочка потеряла маму при пожаре и осталась сиротой, Павел сразу вспомнил тот день, когда Бог забрал его жену при родах, оставив его только что родившеюся дочь, Олечку, полу сиротой. Она так и не увидела свою маму ни разу. Ни разу она не почувствовала материнского тепла, материнской улыбки и материнской любви.

— Пап, ты плачешь? — спросила удивленно Оля, когда посмотрела на отца, который стремясь скрыть собственную слабость, стал вытирать собственные слезы, которые скатились против его воли.

— А у кого ты, думаешь, такой плаксой уродилась? — перевел Павел все в шутку, чтобы рассмешить дочь и себя заодно.