Дар наслаждения

Глава 23

Желтые листья, появившиеся на деревьях, не оставляли сомнений — лето скоро сдаст свои позиции. Наступил октябрь. Небо было чистым, голубым. Лучшее время для похода в горы. Элен часто приглашали с собой друзья, но ее ничто не радовало. Никакие вечеринки — ни дружеские, ни корпоративные. Но одно приглашение она все же приняла. Маркус праздновал творческий юбилей, и Элен была важной гостьей.

Маркус в этот вечер блистал. Журналисты и фотографы слетелись к нему, как бабочки на свет. Он обладал какой-то необъяснимой властью, и удивительно было смотреть, как он заставляет их плясать под свою дудку. При этом он очень уважительно обходился со всеми, и даже самые бывалые не замечали, как попадали под чары Маркуса.

Он, со своей стороны, знал, что в долгу перед акулами пера. Ведь по большому счету своей славой он обязан публике. Он знал, что его дарование, может, и не изменит мир, но то, что он способен рассмешить миллионы людей, у него было не отнять. И этого было достаточно. Он хотел видеть вокруг счастливые лица. Такие, как у него. Его жизнерадостность никогда не угасала, он ею дышал.

Элен с удовольствием наблюдала за Маркусом издали. Даже когда он не стоял в лучах софитов, по-детски наивная улыбка не сходила с его губ. Он нес миру счастье. На время своего выступления он заставлял присутствующих забыть о проблемах и заботах. В том числе и Элен.

Она смотрела на людей в переполненном зале. Как быстро звезда такого масштаба, как Маркус Энгель, перешла в разряд ее друзей. Она к этому уже привыкла. А вот Торальф наверняка бы сказал, что она должна ценить это как нечто уникальное и тогда она была бы счастлива. По крайней мере в этом он был прав. Когда Элен была с Маркусом, она забывала, что такое грустить.

Элен захотелось взять еще бокал шампанского, и она направилась сквозь плотную толпу людей. Все оживленно о чем-то беседовали. Но среди них Элен чувствовала себя бесконечно одинокой.

Она посмотрела на Антонио, который уже довольно долгое время пытался взять в оборот очередную молоденькую блондинку. Он заметил ее и подмигнул. Элен подняла вверх большой палец. Он не успокоится, пока не заполучит эту фигуристую малышку, чтобы потом списать ее в резерв.

Элен подошла к барной стойке, возле которой стоял Маркус, бросая на нее умоляющие взгляды. Он, видимо, уже устал от всеобщего внимания. Задействовав свой шарм и локти, от дам, виснущих не только на его шее, Маркус пробрался к Элен.

Он намеренно прижался к ней, и неожиданные похлопывания по плечу от совершенно незнакомых людей прекратились. Зато Элен стала ловить на себе недобрые, завистливые взгляды. Пора было уходить.

Маркус сел рядом с ней за барной стойкой.

— Что с тобой?

Элен не ответила.

— Это из-за мужика!

Он схватил шейкер и стал изображать из себя журналиста, делая вид, что это микрофон.

— Миссис Сальм, можно отнять минуточку вашего драгоценного времени? Вы одна из самых сногсшибательных женщин в этом зале. Я просто глаз не могу от вас отвести. Простите мою наглость, но не согласились бы вы провести эти выходные в моих апартаментах?

Рот Элен расплылся в улыбке. Маркус говорил так громко, что журналисты навострили уши, надеясь услышать что-нибудь сенсационное. Маркус знал об этом.

В эту игру они часто играли. А когда репортеры просили поведать всю историю в подробностях, он уходил от ответа и говорил, что они зарвались. Они стояли как оплеванные. Маркус преподал им хороший урок того, как нужно работать.

Элен ничего не ответила, и тогда Маркус упал перед ней на одно колено. Преданно глядя ей в глаза, он произнес:

— Я поставлю тебе Моцарта… или Клейдермана, если ты их любишь. Только пойдем со мной!

Элен улыбалась:

— Почему я должна идти с тобой?

Он поднялся и прошептал ей на ухо так, чтобы другие не слышали:

— Потому что тебе сейчас паршиво и нужно со мной поговорить.

Элен удивленно взглянула на него, высоко подняв брови. От скромности он точно не умрет. А разыгрывать спектакли он обожал.

— Да, я рыцарь, который тебя спасет. Я тот, кто приведет тебя домой, преодолевая все преграды. Пойдем. Целых три дня будут наши.

Элен еще раздумывала над его предложением, как внезапно тон его стал серьезным.

— Надо поговорить. За бокалом хорошего вина.

— О чем?

— О твоем ясном соколе.

Элен разразилась гомерическим смехом. Он невероятно талантлив. И очень проницателен!

Они в обнимку проследовали мимо изумленных присутствующих. Маркус — вечный ребенок, и Элен, сияющая от счастья. В сопровождении звезды ей было спокойнее. Ему рядом с ней тоже. Если бы он шел один, то стал бы легкой добычей для фанатов и репортеров.

Хижина Маркуса, как он ее называл, представляла собой чудесную стильную виллу, расположенную на возвышении, с видом на озеро и далекие горные хребты. К ней примыкали небольшой лес и маленький пруд, у которого очень любила сидеть Элен. Когда Маркус впервые пригласил ее сюда, они знали друг друга уже около года — Маркус очень опасался фальшивых друзей. Тогда Элен вовсе не впечатлило его жилище. Ей казалось, что за толстыми высокими стенами жить не очень уютно. По облику дома она поняла, что у них с Маркусом совершенно разные взгляды на комфорт. Но это не вносило дисгармонии в их общение, и Маркус, к счастью, не разыгрывал из себя звезду экрана. Вскоре Элен поняла, что существовало не так много мест, где они могли бы спокойно встретиться и поговорить.

Была поздняя осень, и день выдался замечательный. В воздухе прямо-таки пахло снегом. Воздух был чист, в небе — ни облачка. Солнце сияло изо всех сил, но уже не могло согреть.

Элен весь день пробыла на улице. Маркус, наверное последний раз в этом году, объезжал озеро на своем «харлее». Он обожал мотоциклы, и громкий рев мотора возвещал всю округу о его приближении.

Начинало смеркаться. Маркус с двумя чашками пунша подсел к Элен на скамейку на берегу пруда. На том берегу уже зажигались первые огни, когда они с пустыми чашками возвращались в дом.

Наступил вечер. Поужинав, они поднялись в музыкальный салон. Маркус сдержал свое обещание попотчевать Элен красным вином. Было ясно, что сейчас он начнет ее расспрашивать. И она оказалась права.

— Ты согласилась с тем, что все кончено?

— Да.

— Нет, не согласилась. Иначе бы так не маялась. Ты себя обманываешь.

Он поставил бокал на маленький столик и сел рядом с ней на полу.

— Надо уметь отступать. Решись же наконец!

— Да нечего больше решать. От меня ничего не зависит. — Она постаралась ответить как можно спокойнее.

— И тебя это устраивает? — спросил он с недоверием. — Мне так не кажется. Ты всегда боролась и умела быть хозяйкой своей жизни. Не опускай руки! Делай что-нибудь! Только так ты можешь что-то изменить! Или ты и впрямь хочешь плыть по течению?

Элен посмотрела ему прямо в глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Не нужно надеяться, что кто-то придет и все сделает за тебя! Так только недоразвитые поступают. А ты не такая. Возьми ответственность в свои руки!

— Маркус, я с этим уже согласилась. Пути назад нет. Он сказал, что не хочет меня видеть.

Маркус вспыхнул и поднялся с места.

— Ладно. Тогда не надо ходить с таким лицом. Забудь. Что было, то прошло.

Элен смотрела, как он идет к пианино. Она встала с кресла, подошла к Маркусу и положила ему руку на плечо.

— Извини! Он не выходит у меня из головы ни днем, ни ночью. Я бы столько могла ему сказать!

— Чтобы вернуть его? — Он листал ноты, не глядя в ее сторону.

— Нет, чтобы поблагодарить. Я никогда не говорила ему спасибо. Никогда не говорила, какой он замечательный человек. — И, обращаясь к самой себе, она добавила: — Я никогда не думала, что, если не сделаешь чего-то, бывает так больно. Это единственное, о чем я жалею.

Маркус нашел то, что искал, и поставил ноты на пюпитр.

— Я понимаю тебя намного лучше, чем ты думаешь. Знаешь, мой отец умер довольно рано. Мне было четырнадцать, и я долго старался об этом не думать. И только потом я понял, сколько не сказал ему. Но было уже поздно. Он был мертв. Это пожирает изнутри. Может очень долго не давать покоя. — Он улыбнулся и посмотрел на Элен. — Но твой-то сокол жив.

— Маркус! Я даже не знаю, где он. Прошло столько времени… И даже если бы я знала, где он, для него все уже в прошлом. Глупо было бы изливать ему душу.

— Тогда напиши об этом! Ты должна это высказать, избавиться от этого, иначе оно тебя замучает.

— Я уже пробовала.

— И что?

— Не очень помогло. Он все равно не узнает, каково мне сейчас.

— Почему ты не отправишь ему письмо?

— Зачем так рисковать? А если оно вернется нераспечатанным? Мне только этого не хватало!

От этой мысли у нее по спине побежали мурашки. Маркус задержал на ней взгляд, а потом Элен услышала первые аккорды своей любимой «Wonderful Tonight».

— Маркус, не надо сейчас!

— Нет. Именно сейчас.

Она смотрела, как его пальцы скользят по клавишам. Светлые пряди упали ему на лоб, огонь свечей слепил глаза. Если бы публика видела его таким, то обожала бы еще больше.

— Не расскажешь мне о нем? Что в нем особенного? Что он за человек?

— Кто, Торальф?

Он перевел на нее взгляд.

— Наверное, с севера.

— Да. Там, на севере, у моря, его корни. Он и сам такой. Он тихий, как плеск прибоя, но иногда вдруг начинает бушевать, и поднимается шторм. Его волны огромной силы и в то же время непреодолимо нежные.

— Он что, слишком горячий?

— Нет. Это скорее его внутреннее неприятие всего искусственного. Это можно понять, только пообщавшись с ним. Он может быть так близок мне, что когда я на него смотрю, то кажется, что вижу свое отражение. Он не выбивает двери ногой, нет, он касается твоего сердца нежно и очень бережно. За это я готова отдать ему все самое дорогое. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю… Взгляд его темных, почти черных глаз заставил меня видеть и слышать все по-другому. Он незаметно привил мне свое видение мира. Научил меня острее чувствовать. Ты понимаешь? Это парадокс. Он научил меня тонко чувствовать! Он, который кажется таким сильным.

У нее было ощущение, что Маркус все понимает, и она ждала, что он скажет.

— Ты его боготворишь.

При этих словах она улыбнулась.

— Ну, ты преувеличиваешь. Ты же знаешь, в Бога я не верю. С ним было все так просто, так ясно. Мы могли говорить с ним об устройстве мира и видеть все сразу с двух сторон. Мы оба давали что-то друг другу, и оба стали умнее и лучше.

— Никогда не слышал от тебя подобных философских речей. Он знает, что ты так сильно изменилась?

Элен покачала головой.

— Нет. Это меня больше всего и беспокоит. Но я и сама поняла это совсем недавно. Я просто не переставала себя спрашивать, почему не могу без него дышать. Вот это и есть ответ.

Маркус понимающе кивнул.

— Что бы ты сказала ему, если бы он стоял здесь? Элен задумалась.

— М-м-м… Не знаю. Если представить себе… Наверное, я бы не смогла сказать ни единого слова. Очень боялась бы сделать ему такой большой комплимент.

— Давай представим, что у тебя есть только этот шанс и все. Тогда ты точно взяла бы себя в руки. — Его глаза блеснули. — Представь, что я — это он!

Элен недоверчиво на него взглянула.

— Ладно, ладно. Может, я задую свечи, чтобы ты могла лучше его представить?

— Не надо. — Элен усмехнулась. — Все-таки вы оба блондины.

— Ну хорошо, если ты так хочешь. Просто расскажи мне.

— Ты слишком любопытный.

— Да, это есть. Но я хочу тебе помочь. Тебе нужно с кем-то об этом поговорить. Думаю, мне не нужно напоминать, что это останется между нами.

— Хорошо. Только, чур, не смеяться!

Он поднял правую руку.

— Слово шута! Я буду нем как рыба. Ты знаешь, как мне это будет трудно.

Элен размышляла, что она хотела бы сказать Торальфу. Вот так сразу? Она посмотрела на Маркуса. Нет, это слишком личное. Она покачала головой и заглянула в его добрые глаза. Он спросил:

— Что такое? Почему ты молчишь?

— Я не могу. Не могу думать о нем и видеть перед собой тебя. Мне становится смешно.

Маркус всплеснул руками.

— Спасибо вам, миссис Сальм! — Он передразнил ее: — Когда вижу тебя, мне становится смешно.

Элен попыталась сказать, что не это имела в виду, но он остановил ее.

— Я знаю, что ты этим хотела сказать. Но ты ведь о многом хочешь рассказать ему, правда?

Она кивнула.

— Тогда вот что…

Он поднялся и вышел в соседнюю комнату. Когда Маркус вернулся, в руках у него был диктофон.

— Вот, держи. — Он протянул его Элен. — Пойди в комнату для гостей и попробуй. Но если передумаешь, я всегда к твоим услугам.

Элен лежала на спине со скрещенными за головой руками. Маркус неплохо придумал. Может, действительно следует поразмыслить, что бы она могла сказать Торальфу. Кто знает, станет ли он вообще придавать этому какое-либо значение. В конечном счете, он все равно никогда этого не услышит, и, наверное, Маркус прав: можно будет навсегда закрыть эту тему.

Она много раз нажимала кнопку записи и сразу же отключала. Не так просто разговаривать с тем, кого на самом деле здесь нет. Наконец Элен почувствовала, что готова. Она нажала кнопку, и красная лампочка просигнализировала, что запись идет.

— Мой дорогой Торальф! Я столько раз спрашивала себя, что у нас пошло не так. Возможно, финал был бы не таким печальным, если бы мы были более открыты друг с другом. Я бы могла столько тебе сказать! Но никогда не говорила. Потому что боялась признаться в своих чувствах к тебе, потому что толком и не осознавала этого, когда мы последний раз виделись. Но я все-таки хочу, чтобы ты это узнал. Не для того, чтобы склеить то, что разбилось. А просто чтобы поблагодарить тебя за недолгое, но такое чудесное время, которое ты подарил мне. Я знаю, что ты очень глубокий человек. Тех немногих, кого подпускаешь к себе, ты очень хорошо умеешь слушать. Ты даришь им все свое сердце. Кто еще на такое способен?.. Мне очень нравится, как ты живешь. Как будто каждый день — последний. Тебе всегда хочется дышать полной грудью, тебе бесконечно интересен этот мир. Ты умеешь наслаждаться жизнью. Я видела, как блестят твои глаза, сколько в тебе огня, когда ты ухаживаешь за соколами. И тот же самый блеск я замечала в них, когда ты смотрел на меня, когда едва слышно шептал мое имя. В эти минуты я была уверена, что ты любишь меня. Мне нравится и то, как ты меня любишь. Как ты медленно и нежно прикасаешься ко мне, смотришь на меня все понимающими глазами, как обнимаешь сильными руками. Меня привлек не твой необычный талант и не успех, о котором ты не проронил ни слова. Привлекли меня твоя человечность, твой дух и твое чувство юмора. Его мне всегда будет не хватать. Ты показал мне, насколько полнее может стать жизнь, если впустишь другого человека к себе в душу. Ты выпустил наружу эмоции, которые я очень долго хранила в себе. Ты показал мне, что я могу быть лучше. Что я могу быть самостоятельней… Однажды ты сказал, что ничего не бывает слишком рано. Неправда, бывает! Потому что мы растратили наши силы. Никогда не было слишком поздно, но очень часто было слишком рано. Пока что я еще не могу отпустить тебя. Наоборот: чем дольше я тебя не вижу, тем яснее понимаю, как без тебя пусто. Не важно, что будет дальше, мыслями я всегда с тобой. И если ты когда-нибудь передумаешь, я буду тебе рада. Не важно, где и когда это будет, ведь теперь я знаю: один миг может перевернуть всю жизнь.

Последнее предложение Элен договорила с большим трудом. Она встала с кровати и подошла к окну. Ярко светила полная луна. Торальф бы точно сказал, не полнолунию ли Элен обязана тем, что ей наконец удалось упорядочить свои мысли.

Час она провела в размышлениях, снова и снова прослушивая запись. Да, он был именно таким. Больше нечего добавить. Сначала она сомневалась, стоит ли отдавать запись Маркусу. А потом подумала, что здесь ничего такого нет. Ей не нужно стыдиться своей любви. Кто знает, может, с ней когда-нибудь случится что-то подобное. Некоторые вообще не знают этого ранящего, но такого прекрасного чувства.

Босиком Элен прошла по коридору и поставила диктофон на пороге комнаты Маркуса. В эту ночь она спала без сновидений.

Утром она вбежала в залитую солнечным светом кухню. Маркус сидел за столом и завтракал. Увидев ее, отложил в сторону газету.

— Тебе, по-моему, лучше, — сказал он, внимательно глядя на нее.

— Да, я почти справилась. Во всяком случае, эти мысли сидели у меня в голове уже очень долго.

Он сжал ее руку.

— Я хочу тебе кое-что показать. Это будет днем, а потом у меня встреча в Мюнхене.

Они уселись в машину, и Элен не имела ни малейшего представления, куда они поедут. Через полчаса они остановились у кладбища, где, как она знала, были похоронены многие известные люди. Он взял ее под руку, и они вместе пошли между могил. Маркус обращал ее внимание то на одно, то на другое надгробие. Большинство из них были очень скромные. Наконец они остановились там, где был погребен отец Маркуса.

Теперь Элен поняла, зачем они сюда приехали. Только ее удивило, что в этот солнечный день у Маркуса меланхолическое настроение. Таким она его никогда не видела.

— О чем ты думаешь, когда смотришь на эти могилы?

— О том, что всех нас это ожидает. — Элен не знала, к чему он клонит.

Маркус кивнул.

— А о чем еще?

Элен подумала.

— О том, что после нас немного остается.

— Да! Вот и я о том же. Очень мало остается. И от человека, и от его дел.

Элен указала на могилу очень известного актера.

— Слава, которую кто-то имел при жизни, превращается в ничто, испаряется.

Маркус снова кивнул.

— А мне вот еще что приходит на ум. Ты где-нибудь видела, чтобы эпитафии хвалили покойных за то, какими они были людьми? Нигде ведь не написано, что этот человек был сильным, смелым, щедрым, добрым. А когда-нибудь здесь появится и твоя могила, правда?

— Да, наверное. Да.

— И никто не напишет на ней, что Элен была очень гордой женщиной. Что она была неуязвима. Что ради этого она пожертвовала своей любовью. Все не важно, ведь она — герой. Какой итог! Достойно восхищения!

Теперь Элен поняла, но все-таки сказала:

— Ты меня не заставишь!

— Я этого и не хочу. Я просто предупреждаю, чтобы ты не сделала той же ошибки, что и я. Когда раскаиваешься в чем-то, а человека уже не вернуть. Я знаю, как это. Сорок лет назад я поступил очень глупо. Не делай так же. Будь лучше меня!

Они молча шли обратно к машине.

— Эй, ты где сейчас?

Элен взглянула на него недоверчиво.

— Не волнуйся, я не собираюсь принуждать тебя.

Взгляд Элен блуждал по макушкам окрестных деревьев.

— Я сейчас где-то в Эмиратах.

Маркус только кивнул, и к этой теме они больше не возвращались. Они договорились поужинать за городом. Маркусу пора было на встречу. Элен уже закрывала дверцу, как вдруг вспомнила:

— А где кассета?

— Лежит на пианино.

Она снова посмотрела на него с недоверием.

— Не бойся. Я же не Антонио. Я не сделал себе копию и не установил скрытых камер. Думаю, между нами по этому поводу полная ясность.

Элен испугал его решительный тон.

— Извини! Это очень личное, я такого никогда никому не говорила.

Он кивнул, соглашаясь.

— Я знаю. А твоему соколу можно позавидовать.

Элен приехала в ресторан в назначенное время и удивилась, что ее встретила только хозяйка. Сначала она решила подождать в холле, подумав, что Маркус, должно быть, еще в тренажерном зале или у себя в офисе. Но и через двадцать минут он не появился. И Элен отправилась разыскать кого-нибудь, кто мог бы ей как-то это объяснить.

В доме Маркуса, казалось, не было ни души.

Элен прошла в музыкальный салон и из окна взглянула на стоянку. Его машины там не было.

Она уже хотела уходить, как вдруг заметила на пианино большой белый конверт рядом с кассетой. Она осторожно его вскрыла. Оттуда выпал маленький золотой камертон. Она достала из конверта аккуратно сложенный лист бумаги.

Дорогой мой воробушек!

Извини, что не смог порадовать тебя своим присутствием. Я хочу увидеться с тобой только после того, как ты преодолеешь в себе этот страх. Потому что иначе ты упустишь свой главный шанс. Мне очень больно было бы на это смотреть!

Этот путь очень непрост, но он того стоит. Ради такой цели нужно хорошенько постараться. Не будь глупой!

Ты можешь пройти этот путь сама, но я надеюсь, что тебе поможет мой талисман. Ты знаешь, что камертон всегда помогает мне звучать в унисон с публикой. А тебе он поможет звучать в гармонии с самой собой и исполнить свою мечту.

Ты мне еще будешь нужна. Поэтому возвращайся поскорее, пусть даже ты вернешься сказать, что уходишь! Я разделю с тобой и горе, и радость.

Твой попутчик

В конверте лежал билет «Арабских авиалиний». К нему была приклеена желтая бумажечка.

«Открой секрет, как ты умеешь так искренне любить» — было написано на ней. Почерк Антонио.

Элен шла к машине, сжимая камертон в руке. Она улыбалась. Маркус очень хорошо умел поддержать ее. А вот Антонио… У него, должно быть, тоже есть сердце.